На борт Туманницы я поднялась на удивление собранной. Голова, и та болеть перестала. Ланто не подвёл — корабль был готов к отбытию, команда завершала последние приготовления, в почти неестественной тишине перемещаясь по палубе. Разумно было вернуться в каюту, отоспаться перед дорогой, раз уж моё присутствие в ближайшие часы не понадобиться, но что-то внутри упорно не желало уходить. Дерево, смола, морская соль. Я облокотилась о борт, вглядываясь в пока что близкие портовые огни. Не так много осталось времени. Острова Вольного архипелага один за одним прощались со мной, но успевала ли проститься я? Так ли просто это, так ли быстро, как кажется поначалу, и не страх ли грядущей тоски не давал лечь?
Усмешка привычно искривила губы. Всё решено уже давно. Старая ведьма, спасшая мою жизнь, не заявила прав на ответную услугу, тут я не соврала. Ведьма оказалась хитрее. Передала своё право сестре — или как правильно назвать русалку, всплывшую недалеко от Туманницы в северных морях? Неестественное до отторжения существо с мощным хвостом и острыми зубами предложила мне свои услуги в обмен на выполнение уже двух ответных. За себя, и за родственную сущность — русалка точно описала как ведьму, так и подробности нашего знакомства — от её слов старый шрам на груди, не беспокоивший меня много лет, разболелся.
— Взаимовыгодно, — слова человеческого языка давались полурыбе с трудом, мешала неприспособленное для речи строение челюсти, — Тебе новая жизнь. Мне новая жизнь. Свежая кровь.
Первые мысли после такого вступления у меня были далеко не обнадёживающими. Однако, всё оказалось не так страшно. Русалка вывела мой корабль из ловушки Мёртвого моря у Храма, показала дорогу в северные просторы, к своему дому. Только никто не говорил, что дом этот будет полон мира и спокойствия. В Прибрежье, стране растянувшейся вдоль незамерзающего морского побережья, не первое десятилетие тлел конфликт. Спорили за территорию морские духи — стихиали — и люди — молодая раса, начавшая осваивать морские воды. Не один из соперников не хотел отступать, уступать, идти на компромисс. Сражения и стычки не затихали.
— Никто не станет слушать существо другого вида, — вне воды, на палубе, морская жительница теряла всю грацию, стучала хвостом по полу как разъярённая кошка, — Нужен посредник.
— Я, при всём уважении, человек. Может из другой части света, но человек. Не сработает.
— Нет, — теперь она, уронив голову на плечо, щурила глаза, будто не в тумане проходил наш странный диалог, — Не человек, не дух. Полукровка. Гибрид.
— Это каким же образом…
— Кровь, — русалка перебила, — Ты дашь нам кровь, столько, сколько понадобится. И некоторые другие элементы себя. Может не раз. Поэтому — две услуги. Мы создадим дитя, наделим жизнью.
Люди Прибрежья не соглашались на подобные эксперименты, да и непредвзятости от потомков людей Прибрежья было не дождаться. Дотянуться о других было сложно. В конце концов, северяне умели защищать себя куда лучше моих сородичей — в том числе от существ иной природы — такая уж жизнь. А я чем-то понравилась странным существам, и они решили забрать долг. Мне, в целом, было не жалко. Вынашивать и воспитывать свой эксперимент они не просили, а кровь… Мало ли, где и почему мне приходилось её проливать. Я согласилась. Только связываться с чем-то новым, не закончив дела, не хотела. И духи согласились. Провели мой корабль через границу у Маяка, дали время и обещали проводить назад. В родных морях русалочьих хвостов я не видела, но нарушать слово было не в моих принципах. Я вернулась, чтобы дать шанс на иное будущее команде, и чтобы проститься с опостылевшим, если честно, настоящим.
Туманница, игнорируя угрозу Империи, прошла вдоль берега Сейбы. Я с трудом узнавала в рядах сонных мачт и скрытых зеленью холмов родной порт. Зато различила старый полуразрушенный каменный причал — в детстве я на спор проплывала под ним задержав дыхание. Над ним, выше по холму, на фамильном кладбище, спит моя мать. Спускаться на берег не хотелось. На Кэно и Аллерии случалось слишком многое. Эти города — огромные, открытые всем ветрам и встречающие любых гостей — были добры ко мне, но никогда не становились большим, чем место короткого отдыха. Они отпускали меня легко, без боли и тоски.
С Цитрой вышло сложнее всего. Остров, который я привыкла считать домом. Шипящий варварский язык, из забавы превратившийся в лучший способ выражать мысли. Диковатые ритуалы, удивительные в своей честности, простоте и действенности. Запах тёплого песка, тропической зелени. Холодная бусина Ди, когда-то встреченного мной в теле старого друга. Джин, много лет не дававший мне почувствовать одиночество, подаривший мне корабль и вернувший семейное кольцо. Джин с проседью на висках.
Затопленная Мэри. Пропажа, появление и новая, на этот раз окончательная смерть дядюшки. Не случившийся договор с отцом, и всё равно доставшаяся ему Империя. Айше Нантенайя. Даже Герман Глёйнхе, чтоб ему. Мне было, что вспомнить. Жизнь, даже если говорить только об основных моментах, всегда была насыщенной, яркой. И она — нет смысла отрицать — сформировала меня. А теперь я хочу уйти. Забрать то, что мне необходимо, и идти дальше. К чему — видно будет. Только бы не стоять на месте, не останавливаться, не замирать. Не становиться… как Герман.
Необходимой оказалась эта последняя встреча, прощание со всем, что было мне дорого и важно — со всем вплоть до родного звёздного неба. Нужно завершать дела перед тем, как уходить, так ещё Джин говорил. И заканчивать сборы. Не так много, оказывается, нужно, чтобы чувствовать себя собой: моя Туманница, экипаж, знающий во что собирается влезть, револьвер с запасом цитрийских пуль, фамильное кольцо. Вроде бы всё? Как бы ни так. Хватало для минимума — чтобы перестали трястись руки. Сейчас я спокойна, уверена, готова действовать, несмотря на сохранившуюся усталость.
Ещё на Цитре, во время незапланированного долгого отдыха, я поняла, что чего-то не хватает. Глупо, но история с Кэно повторилась почти в точности. Разве что Джину не понадобились Кости, чтобы попросить меня ещё раз рассказать свою историю с самого начала.
— Хочу послушать, — усмехался он, — У всех свои причуды, Кларисс, так ведь.
— Ты как будто на картину любоваться собрался, — я хотела пошутить, но вышло до одури правдоподобно. Мой старый друг смотрел один в один как опытный коллекционер искусства.
— Отчасти так и есть, — глаза Рокотомала сверкнули, — Можно сказать, я восхищаюсь твоим творением. Хорошая история.
Чуть погодя он добавил, задумчиво, что несмотря на всю красоту получившегося у меня жизненного творения, он часто не может отследить причины моих действий. Слишком много разума, расчётливости, удачи. И через чур непоследовательные, неординарные приключения. У меня для подобного недостаточно вдохновения, сказал. Я и сама успела почувствовать это, хотя так и не подобрала нужное определение. Лёгкость? Веселье? Может немного безрассудства в дополнение к моему везению? В любом другом случае я бы упёрлась, решив, что без названия пытаться определить суть явления глупо, но не в этот раз. Так уж вышло, что с этой сутью я была знакома. Как ни называй, сводилось всё к одному.
Немного странно — с другими, включая тех, кто повлиял на меня куда значительнее, — хватило прощания. Искренних, но слов. Не подействовало только на одного человека. Возможно, дело как раз в том, что влиять на меня у него не получалось, и мы стали хорошей командой именно компенсируя недостатки друг друга. В любом случае, углубляться в размышления я не собиралась. Работает — и ладно. Мне нужно было собрать всё, необходимое в новом путешествии. Может быть, Симону тоже будет лучше за северными морями.
О том, чем занимается бывший капитан, я узнала не сразу. Джин махнул рукой на непутёвого сына, вплотную занявшись подготовкой Айше, и смог сказать только то, что после потери Святой Мэри, на Цитре он не появлялся. Как раз этому я не удивлялась — Симон не любил родной остров, на который слишком часто попадал в роли спасённого. Искать на Цитре, Исте и, я надеялась, в Империи, не стоило. Кое-какие слухи пришли с Аллерии. Там моего бывшего капитана видели относительно недавно — и в совершенно невменяемом состоянии. Знакомый из островного архива, по старой памяти делящийся со мной информацией, если быть совсем точной, использовал слово «безумный». Видимо, потеря корабля, одиночество и беспросветность будущего выбили его из колеи куда больше, чем можно было подумать. Хотя… он всегда был слегка более депрессивен, чем необходимо для беспокойной морской жизни. Финал не удивителен — Симон затерялся в крупных портовых городах Аллерии.
Найти одного не слишком знаменитого бывшего пирата на вольном архипелаге — задача не простая. Тем более, что начали мы с центра Аллерии, и качественно её прочесали, а обнаружился пропавший капитан Мэри на Кэно, в городе на противоположной от Талькаты стороне острова. Захолустье, рыбацкие лодки, мелководье у берега, годящееся только для шлюпок и серая мгла, растянувшаяся до горизонта. Погода испортилась незаметно, но, кажется, необратимо. Свежей, однако почти летней ночью, после прощания с Германом, я стояла у борта, наслаждаясь теплом и яркими ароматами тропического острова. Спустя двое суток, потребовавшихся Туманнице, чтобы обогнуть остров, я, на том же самом месте, мёрзла под мелким моросящим дождём.
Разлитая в воздухе хмарь, конечно, прибивала неприятные запахи рыбного порта, но спрятаться от неё возможным не представлялось. Мёрзла вся команда, даже отсыревшие паруса выглядели тусклыми. Можно было укрыться в каюте, сварить кофе, подождать новостей с книгой — но я продолжала стоять на верхней палубе. Ланто, и тот бросил попытки вразумить меня. Стоя у борта и вглядываясь в неразличимый берег, я чувствовала хоть какую-то причастность к происходящему, а в уютной комнате мгновенно накатывала тревога. Причины слегка переживать у меня, в общем-то были.
По дороге сюда я думала, что Симон может не заинтересоваться моим предложением. Не поднимется на борт Туманницы, и всё. Или — что даже хуже — попробует переубедить, предложит остаться у архипелага и продолжить старую жизнь. У него, ладно уж, были шансы уговорить меня, а разбираться с обманутыми русалкой и ведьмой мне вовсе не хотелось. Ланто моих тревог не разделял. Считал, что с мнением потерявшего всё и погрязшем в спиртном человека, раз уж он зачем-то нужен, считаться не резон. Привести силой и поставить перед фактом. Я с помощником соглашаться не спешила — оставляла этот вариант на рассмотрение в крайнем случае — не честно ведь, всему экипажу право выбора дать, а Симону нет. Аллериец тихонько усмехался, говоря, что вся моя дружелюбность — до первого отказа. Я пожимала плечами. Симон мог и согласиться, так же сразу, не раздумывая.
Спор с Ланто, тем временем, разрешаться не спешил. Пока мои люди добрались до корабля, пока закончилась партия с Германом, пока мы доплыли назад — Симон снова исчез. И никто из жителей деревни, где он обретался последние полгода, не мог сказать куда и когда он делся. Кто же станет следить за странным нервным пьяницей, когда работа стоит? Так что мои люди снова рыскали по окрестностям, а я оставалась на Туманнице и ждала новостей. Заодно начинала злиться. Время, подаренное мне для прощания с родными краями, подходило к концу — я кожей чувствовала нетерпение стихиалей. А чёртовы привычки Симона, от которых он не спешил избавляться, в который раз спутывали мне планы.
«Ну ничего, — хихикал в голове противный голос пожилого дворецкого с Сейбы, — Посмотрим, как он переживёт дорогу через Мёртвое море без единой бутылке на борту». Конечно, как только у бывшего капитана появляется новая цель и просыпается интерес, он сразу берёт себя в руки. Но как же не вовремя! Раздражает. Я оттолкнулась от перил и развернулась, резко выдыхая сырой воздух. Решила убраться-таки с дождя. За бортом со стороны берега промелькнули вёсла шлюпки.
***
— Не могу понять, жива ты или нет. Не могу, честно. Но пообещай, что останешься сейчас со мной. Пообещай. Пожалуйста.
Дождь, как назло, усилился. Тучи поглотили и без того низкое серое небо, верх и низ смешались, и никто не смог бы найти границу облаков и продрогшей земли. Исчезла последняя память о жаре южного моря.
Зябко. Холод легко проникает под одежду. Море бьётся о камни, истёртые тысячелетиями прибоя. Вода в сапогах, на одежде, в волосах. Вода повсюду, а Симону, кажется, совсем хреново. Губы незаметно оказываются на запястье, у самой ладони. Касание осторожное, нежное, интимное почти, а продрогшая рука слегка дрожит.
С координацией у капитана всё слишком хорошо для пьяного, глаза как и раньше больные, но не мутные, и мне в голову закрадывается мысль, что старый друг с Аллерии мог не так уж ошибаться со своим заключением.
— Совсем холодная, прямо как море. И пульса нет. Всё же призрак, да, Клари? Дух глубин, посланник той стороны…
— Нет, — улыбаться почти физически сложно, да и неубедительно выходит. Сложно отрицать связь с водой, когда стоишь в ней по пояс, опираешься спиной о высокий гладкий камень, а шлюпку из-за таких же валунов поодаль не видно. Будто и нет ничего, кроме волн вокруг.
— Не важно. Правда, плевать. Только останься, ладно?
— Заметь, ты сам об этом попросил, — теперь лицо его светлеет.
Очередная волна в обход камня бьёт по ногам, подталкивает вперёд, случайная галька поднятая со дна режет ладонь. А в глазах напротив — всё тот же шторм. Буря, ураган, морская бездна, пучина, раскрывающая объятья встречному путнику.
— Так лучше.
В какой-то момент мы падаем, бывший капитан всё же не пушинка, и стоять на своих ногах при этом не хочет совершенно. Одежда мгновенно промокает насквозь, неприятно липнет к коже, за шиворот набивается мелкий песок, а Симона, кажется, лихорадит. Штормит уже весь мир. Тепло сверху, холод снизу и чёртовы острые камни. Когда буря накрывает с головой, становится плевать.
— Теперь пойдём со мной. Пожалуйста.
Руки всё ещё обжигающе холодные, вода доходит до пояса, но волны успокаиваются. Жжёт мелкие ранки соль. Какой-то частью головы я всё ещё пытаюсь представить, как такая просьба выглядит со стороны Симона.
— На тот свет? — усмешка. Примерно так и выглядит, да.
— Просто пойдём.
Он слушает. Протягивает руки ко всё ещё чувствительным запястьям, мешает развернуться, но идёт. Ещё всего три шага от берега, что может пойти не так.
— Идём.
Глубина поглощает, воздух замирает в лёгких, а чужое сознание предательски утекает сквозь пальцы. Кажется, он ещё и об несчастный камень при падении ударяется. Головой. Ланто совершенно невежливо ржёт.
На борт — сначала шлюпки, а после и Туманницы, Симона затаскивают без сознания. Я очень надеюсь, что ему полегчает без помощи потусторонних сил — и так перед ними слишком много неоплаченных долгов. Корабль неспешно разворачивается, и желания оборачиваться к берегу не возникает. На мачтах, будто слыша мысли, разгораются лиловые и голубые холодные огоньки. Теперь точно пора.
***
Морось успокаивается, запас воды даже в тропических тучах, к счастью, не безграничен. Дело сделано, завершено всё, что можно завершить. Мне снова не хочется покидать палубу. Курс точен, большая часть команды видит уже не первый сон, бессознательное тело Симона устроено в каюте — и заперто. Для профилактики. Нечеловеческие холодные огни подсвечивают мачты и снасти, но вместо обычного в такой ситуации ужаса перед потусторонним, вызывают умиротворение. Мне вообще удивительно спокойно. Тихо. Ничто не мешает наслаждаться привычными морскими нотами, обычно растворёнными в дневных шуме и суете.
Скрип корабля, ветер, размеренный шорох раздвигаемых волн. Кажется, не мы идём сквозь водный простор, а море идёт на нас. Ещё немного — и такая же беззвучная волна поднимется, накроет и утащит вниз — придётся продолжать путь по дну. Всю обшивку поцарапаем. Я тихонько смеюсь. Какие только мысли не лезут в голову тёмной ночью. А страха всё равно нет. Слишком легко вдруг стало дышать, как только закончилось последнее важное дело. Приятное чувство отдыха, передышка перед началом чего-то нового.
Ночь и правда безлунна. Однако, вздумай на нас действительно подняться волна, мы бы заметили. Звёзды тоже дают свет, а сейчас над чёрной водой они мерцают тысячами. Небосвод завораживает. Ночь слишком хороша — никак не удержаться от искушения закрыть глаза хотя бы на минуту. Конечно, покой нарушается тотчас же. Предупреждающе моргают огни святого Эльма, ровный плеск волн сменяется хлюпаньем и шлепком чего-то мокрого рядом. Совсем как рыба. Высказывать мысль вслух, однако, не стоит, и я молчу, только слегка губы кривятся. В темноте едва ли заметно.
— Здравствуй, Кларисса, — русалка шипит почти по-змеиному, длинным упругим хвостом обвивая перила. Её синеватое тело переливается под ночным светом, белые волосы липнут к голой спине с заострёнными плавниками, а скалящаяся улыбка портит остатки впечатления.
Я неспешно разворачиваюсь к гостье, левой рукой привычно удерживая саблю. Смотрю на морское чудовище — кошмар из сказок для всех непослушных детей побережья, по совместительству — мой проводник за Маяк. Киваю. Русалка, старательно игнорируя законы людской физики, извивается, не нуждаясь в твёрдой опоре. Шепчет что-то гортанное на своём подводном языке. Наши путеводные огни один за другим меняют цвет на белый.
— Прелестно, — я усаживаюсь на ступени, гостья укладывается рядом. Длины её хвоста хватит, при желании, чтобы застелить лестницу трижды.
— Поговорим? Мы так давно не виделись…
— Я как раз сегодня вспоминала о тебе. В целом о таких, как ты, — стёклышки в бусах привычно укладываются в пальцы.
— Молодых, прекрасных и бессмертных? — она снова поднимается, не в состоянии усидеть неподвижно ни единой минуты, начинает раскачиваться на хвосте. Перила недовольно щёлкают.
— Не сломай мне корабль, — существо послушно спускается на палубу, — О якобы несуществующих. В вас ведь редко верят даже те, кто видел. Списывают на разыгравшееся воображение. Не обидно?
— Человечешки смешные, — когда русалка пытается улыбнуться, уголки её рта расходятся под неестественным углом, обнажая острые зубки, — Нам не важна вера, только то, способны ли вы с нами… взаимодействовать. Ты можешь, Кларисса.
— Такой договор. Я держу своё слово, — морская тварь приближается на полкорпуса, узкие звериные зрачки дёргано расширяются. Выглядит жутковато, конечно. Меня совсем не удивляет, что северяне неохотно идут на контакт со своими морскими соседями.
— Договор… Ни больше, ни меньше. И что, ты совсем не жалеешь? Что родилась и останешься не одной из нас, а всего лишь… человеком? Знаешь, я ведь могла бы тебе с этим помочь. Будет почти не больно.
— Не в этой жизни, — да уж, этих милых существ просить о помощи Симону определённо не стоит. Север мне понравился, но вот обзаводиться хвостом не хотелось бы.
Я поднимаюсь. Перебираюсь через хаотично шевелящиеся кольца хвоста, возвращаюсь к своему любимому месту, смотрю на воду.
— Ты права, — русалка разочаровано вздыхает за спиной, — Людям в своей жизни, стоит оставаться людьми. Можно сделать, как я предлагала, превратиться в кого угодно, но это будет не настоящая судьба, чужая.
— Звучит неприятно, — подробности чужой метафизики сейчас мало меня волнуют. Я неспешно раздумываю над людской. Интересно, хватит ли моих цитрийских навыков, чтобы пригласить моего старого друга для Симона? Ди — лекарь, это, конечно, необычно, но чем море не шутит… Хотя, может капитан и сам справится. Удар камнем по голове, говорят, ещё и не от такого безумия помогает.
— Да, — холодные влажные ладони ложатся на плечи, когти предусмотрительно втягиваются, не желая навредить, — Но люди смертны, и после смерти свободны от тяжести тел. Они могут выбирать, а я подожду.
— Как знаешь. Но лучше оставь меня, и придумывай развлечения для моих будущих потомков.
— Такая безразличная Кларисс, и такая догадливая. Море всегда будет ждать детей твоей крови. Ты заслужила кое-что на память. Потомки будут носить твоё имя. По крайней мере его часть, Кларисса, самую тобой нелюбимую. Все они будут Рис. До встречи.
Снова всплеск — и посторонние звуки стихают. Усиливается ветер, затягивают горизонт тучи, холодает. Путь для корабля открыт. Я улыбаюсь. Что ещё остаётся? Будущее будущим — такого далёкого, как в предсказанием стихиаля, я всё равно не застану. Но у меня остаётся ещё одна спокойная ночь. И всё, что будет после.
Я ещё долго стою на мостике. Дышу. Сторонний же наблюдатель с любого из Вольных островов может видеть, как Туманница растворяется в темноте.
