Ученье

      В одном Архимагистр Новант был прав в своём предложении Санспринсу в тот злосчастный день: с тех пор Клод Бонифаций страдал всё больше. От своего безвыходного положения, от косых взглядов, от чувства, что он не должен здесь находиться и от несправедливости судьбы. Порой казалось, это слишком много, чтобы правда всё это чувствовать. И как ни силился он забыть то утро, в голове при первом же упоминании всплывали и отблески раннего солнца в кабинете Архимагистра, и каждая складка на его печальном лице, и тот неестественный и тем пугающий взгляд господина Санспрингса.       Прошло уже пятнадцать лет. Клод надеялся, что ему больше не придётся иметь дело с фамилией Санспрингс. Начинался новый учебный год, и Клод готовился записывать в журналы адептов фамилии новичков из знатных семей, удосужившихся отправить своё чадо на учёбу подальше от дома. Каждый год процесс приёма этих новеньких был болезненным не только из-за утомляющей бумажной волокиты. Сами ученики, сплотившиеся за пять лет обучения новициями, всегда отвергали приезжих, предоставляя их самим себе и порождая обстановку напряжения в учебных комнатах.       Вот и в этот раз, когда Клод шёл по коридору и уже слышал громкие разговоры новообращённых адептов, он знал, что говорят в основном старожилы Академии. Когда он вошёл, привычно хлопнув дверью, он заметил картину не необычную, но всё же отталкивающую. Адепт, чьего лица Клод не помнил, сидел на столе, а ноги прямо в сапогах держал на стуле. Около него стоял странного вида ученик, казалось, слишком старый, чтобы быть адептом. Именно от сидящего на столе адепта и исходил весь шум: он рассказывал какие-то полупохабные анекдоты, и все смеялись. Однако, когда магистр Бонифаций вошёл в аудиторию, все, особенно знающие нервозность профессора не понаслышке, разбежались по своим местам. И только наглый адепт и его странный товарищ не сдвинулись с места. Слишком старый адепт смотрел на Клода в упор, и тот решил, что имеет дело с нездоровым человеком. Юноша же, не спуская улыбки с лица, обернулся через плечо и осмотрел своего профессора с ног до головы. После чего демонстративно отряхнул грязь с сапог прямо на стул. Клод подошёл к нему вплотную.       - И вы считаете подобное поведение приемлемым для воспитанного члена общества?       - Да, считаю, – ни секунды не колеблясь, ответил юноша. – Я хотя бы являюсь членом этого общества. А вы преподаёте историю искусств, которая никому во всём чёртовом Ордене не сдалась. Да ещё и делаете это в такой… протёртой во всех местах и дурно пахнущей мантии. И с лицом, как будто вас в мел окунули.       Мальчишка залился скрипучем смехом, но никто не спешил его поддержать. Клод начал багроветь даже сквозь слой пудры, но стоило ему сделать лишь рывок в сторону наглого адепта, как его немного старый друг встал между ними, не отрывая своего затупевшего взгляда от магистра.       - Фамилия. Твоя и твоего дружка, – почти прорычал Клод, усаживаясь за свой стол.       - Это Самсон, – мальчишка указал на старого адепта. – А я Дюксем… Дюксем Санспрингс.       Клод задержал перо над журналом и медленно поднял взгляд на юнца. За его гримасой надменности и издёвки трудно было разглядеть те идеальные черты, которыми обладал его родитель. Но всё же вне всяких сомнений это был именно сын того господина, что однажды чуть не отобрал у Клода право на жизнь.       - Самсона со мной отец прислал. Сказал, он будет меня оберегать от всяких недоразумений, – Санспрингс закинул ногу на ногу. – Но ты пока можешь начинать свою лекцию, Клод. Что? Что-то не так?       Клод отчитал вступительную лекцию и записал в журнал все новые фамилии. После занятия он поспешил в кабинет Архимагистра. С того злополучного дня многое изменилось: Новант был вынужден подать в отставку в силу возраста, и на смену ему пришёл его сын Лексис, такой же добрый и понимающий, как и его отец, как часто бывает в семьях, переполненных неподдельной любовью. Новый Архимагистр был младше даже самого Клода, но использовал это качество с пользой. Молодой энергичный возраст делал его искусным управленцем, узнающим обо всём даже до того, как что-то произойдёт.       И в этот раз Лексис был в курсе насчёт приезда младшего Санспрингса. Он успокаивающе усадил Клода в кресло, когда тот, разгорячённый, обратился к нему за советом. «Выпейте чаю, магистр, – убаюкивающим баритоном говорил Архимагистр. – Не переживайте, мы найдём выход из положения. Конечно, с этим мало что можно сделать, наши руки связаны. Но если подумать? Дюксем здесь всего-то на два года. Что такое два года в сравнении с жизнью, а?», – и молодой Архимагистр тепло улыбнулся.       Он был как нельзя прав насчёт положения, в котором оказался не только Клод, но и вся Академия. Дюксем Санспрингс был полной противоположностью брата. Шумный, назойливый, невероятно самовлюблённый. Он олицетворял собой карикатурный образ исхадемца, который рисуют в соседнем Новоплеме. Особенно он измывался над магистром Бонифацием, будто это было его главным стремлением в жизни. Если ему случалось приходить на занятия к Клоду, он непременно вытворял какую-нибудь шутку; требовал наивысшей оценки за работу, которой не выполнял; считал уместным стучать по столу и проливать на профессора чернила. И каждый раз это заканчивалось его скрипучим смехом. Клод же все нападки терпел с мученической стойкостью, лишь закрывая глаза, чтобы не дать себе совершить ещё одну ошибку.       Год из-за этого тянулся необычайно долго, и даже визит в Академию главы Храма Архитектора из столицы, из самого Хавенпика, не смог украсить серые будни. Магистр Бонифаций даже подумывал о том, чтобы взять отпуск на следующий год и уехать лечить нервы в Деунгрин, что до этого презирал и считал пустой тратой времени.       Как бы Клод хотел, чтобы в Кровавую Ночь его мысли были так же наивны и светлы. Он проснулся от криков на улице. Казалось бы, обычное явление для студенческого городка в конце учебного года, но в этот раз всё было громче и резче. За окном было светло, как днём, и пахло дымом. Клод запахнул поверх ночной рубашки кафтан и решительным шагом направился к будке часового Академии. Но на месте никого не оказалось. В коридоре звуки раздавались ещё с большей гулкостью. Снаружи будто шла ожесточённая осада. Но ведь этого не могло быть? Ведь армия Исхадема отбивает любые попытки Новоплема посягнуть на священные горные земли. Ведь не было даже слухов о надвигающемся нападении. Тогда почему же ученики не в своих кроватях, а судорожно бегают по коридорам, как мыши, ищущие укрытия?       Клод оказался в центральном зале, и тут ему на плечо упала чья-то рука. Это был Архимагистр Лексис. Его совсем ещё молодое лицо потрескалось от морщинок, а выражение глаз было полно решимости, и в этот момент Клод впервые увидел в нём именно сына своего наставника, а не молодого и ещё неопытного главу Академии.       - Магистр, хорошо, что я вас нашёл. Мне нужна помощь. Нужно отвести учеников в безопасное место.       - Да что происходит?       - То, чего все боялись. Это подпольное общество мятежников всё же существует. И они нанесли свой удар.       - Это всё мятежники? – Клод всё ещё не верил происходящему, а потому в его голосе не было спешки.       - Да. Мы их недооценили, а они переплюнули даже бунт при Лжепророке: напали сплочёнными силами, мощно, и ночью. Давайте же! Они хотят попасть в королевскую крепость, наверняка знают про тайный проход через Цитадель.       - Если они прорвутся, они доберутся и до писаний.       - Вы правы. Хорошо, охраняйте архивы. Можете взять себе в помощь кого-то, только не из учеников! Они очень напуганы.       С этими словами Архимагистр скачками убежал, как только могут бегать молодые, в глубь зала. Клод посмотрел ему вслед, и какое-то липкое тяжкое чувство засосало у него под ложечкой. Он развернулся и уже в ускоренном темпе направился к лестнице. Два блестящих сапога скользнуло за ним, выйдя из тени…       Клод спешил, иногда прискакивая на одну ногу, не решаясь перейти на бег. Вот первый пролёт, второй… Впереди ещё два. Клод всё замедлял и замедлял шаг. Сердце как будто раскололось на множество маленьких частей и стучало по отдельности в каждом уголке тела. Глаза закрывала пелена, дыхания не хватало. Нет, на очередном перекрёстке он свернул. Здесь, совсем недалеко, его покои. Совсем маленькие и бедно обставленные, но зато…       Мучаясь одышкой, Клод вошёл в комнату и почти уже закрыл дверь. В проёме застыло озлобленное лицо. Чёрные волосы, чёрные глаза и получились бы правильные черты лица, не будь оно так искажено гневом. Воспользовавшись слабостью уставшего Клода, Дюксем Санспрингс стукнул его дверью о голову и вошёл внутрь. На нём была простая одежда, а на рубашке краской выведена буква «С». Он подошёл к Клоду, упавшему на пол от удара, и носком сапога стукнул его по лицу.       - Что, сука, думал переждать? Какой же ты никчёмный, правду говорят, что Огрешенные – низшие создания, – Дюксем надавил подошвой на окровавленную щёку профессора. Тот откашлялся.       - Зачем… – голос Клода сделался неестественно писклявым и задрожал.       В ответ – ещё один удар прямо в нос. Дюксем облизал губы и отвернулся.       - Это тебе за всё, – добавил он.       В нерешительности юноша отошёл к окну. Где-то далеко в сознании Клод подумал о том, что это шанс для ответного удара. Но руки будто набились свинцом, кровь затекла в рот и душила. Он так и лежал неподвижно, и Дюксем снова подошёл к нему.       - Теперь я заживу новой жизнью. Мне дадут ещё один шанс. Мне! А не поганому уродцу!       Что есть силы, Дюксем стукнул Клода в живот. Затем ещё раз, ещё раз. И приговаривал: «Ты же не только брату жизнь сломал. Ты всем жизнь сломал!». Когда он выбежал из комнаты, Клод уже ничего не видел и не слышал.