Ученье

      Внутри всё колит от боли. Сначала нет сил даже пошевелиться, но вот Клод Бонифаций прикладывает руку к животу, потом поджимает под себя ноги. Глаза будто смазаны смолой: открыть их трудно. Вокруг абсолютная тишина, какую нельзя услышать в этой жизни, и Клод ощущает себя, лежащего на полу, свернувшись, снова в утробе матери. Он всё же распахивает глаза, но тут же закрывает их обратно. Солнце уже стоит высоко в небе; кругом ни облачка, и его лучи освещают каждый уголок земли. Клод не помнит, возможно, он просыпался в беспамятстве ночью, потому что не мог он пролежать без сознания столько времени. Но всё же он жив, в этом нет никаких сомнений. Он в своей комнате, смотрит на затёртые ножки стола. Вставать не хочется.       Постепенно возвращаются звуки. Были ли они здесь всё это время, или правда весь мир притих вместе с Клодом? Нужно встать. Вцепившись рукой в живот, Клод приподнимается над полом, и от лица с хрустом отстаёт корочка крови. Голова словно отдельно от тела витает где-то в пространстве. Пришлось лечь обратно. Волосы щекочут щёку.       Он всё же встаёт на ноги, опершись тут же на стул. Из окна виднеется лишь бескрайний горизонт Долины. Раньше Клоду это нравилось: не видеть Исхадем хотя бы из своей комнаты было полезно. Но что же происходит сейчас внизу? Что случилось этой ночью?       Шаркая, покачиваясь из стороны в сторону, Клод Бонифаций идёт по коридору и ощущает пустоту мёртвых. Обычно, когда магистры покидали свои покои и уходили на занятия, комнаты будто дожидались их. Сейчас же они стоят одинокие, подавленные. Кто знает, что там, внутри?       Клод Бонифаций выходит в главный зал. Поле битвы. Так не выглядит разорённое укрытие, несомненно, здесь развернулась настоящая война знания с грубой силой. Пол в крови, прилипающей к ногам, кругом разруха и тела. Вот лежит молодой темноволосый парень в простой, но элегантной рубашке с буквой «С» на груди. Он лежит, а его глаза отражают тот же животный страх, который пятнадцать лет назад Клод видел в глазах его брата.       Странные чувства испытывает Клод Бонифаций. Из них двоих остался жив он. Он, Огрешенный, урод, неугодный член общества, и так далее, и так далее… Рядом с Дюксемом лежит другое тело. Маленькое в сравнении с Санспрингсом-младшим, но вытянутое гордо, и на него как будто падает отдельный луч света. Или это лишь кажется Клоду, ведь смотреть на Архимагистра Лексиса, молодого, но уже такого великодушного, невозможно, не придавая ему вид страдальческий и блаженный. Но Клод слишком устал и поражён трепещущей в нём жизнью, чтобы горевать над своим покровителем. Возможно, он будет оплакивать его позже. Сейчас он жив, и, не замечая лежащих в самых неестественных позах тел, Клод направляется к выходу. Что ждёт его там?       Свет, более ясный и откровенный, ещё раз ослепляет Клода, вышедшего за ворота. Что он ожидал здесь увидеть? Всё было одно, всё было похоже на главный зал Цитадели. Кровь, обугленный камень, разбитые окна… Но полный покой. Покой, похожий на натянутую до предела струну. Это не конец, это лишь передышка – то Клод знал наверняка. Он идёт вниз по улице, не имея ни малейшего понятия, куда он идёт, и наблюдает за людьми. Живыми людьми. Они убирают беспорядок у своих домов или залечивают раны. Он не может знать, что они делали прошедшей ночью и о чём думают сейчас, но он больше не чувствует на себе их взглядов. Впервые в жизни. И тут же понимает, что на его лице нет ни единого грамма пудры.       Меж двумя домами Клод замечает бескрайнюю Долину, освещённую солнцем. Может ли так быть, что в этом новом мире есть место для него? Может ли статься так, что смерти достойных людей из прошлого были нужны, потому что в конечном итоге его жизнь, жизнь Клода Бонифация, стоит куда дороже? Его уродство, его потрескавшаяся душа имеет цену для мира, уставшего от строгих правил и запретов. Его судьба будто олицетворяет собой страдания народа Исхадема, прошлой ночью решившего до крови расчесать старую рану.       Словно бабочка летит на свет лампы, Клод Бонифаций идёт меж домов к просторному и безграничному горизонту Долины. Зачем он идёт туда? Разве теперь, когда переворот наконец случился, когда тромб порвался, разве теперь нельзя остаться здесь и упиваться благами, недоступными до сих пор такому, как Клод?       Он теперь свободен. Свободен от всего. И потому он идёт туда, к светлой безлюдной Долине.