Росстань

Кирилл, таща за собой Митю, несколько раз обошел колонну учеников, шагающих через лес к автобусной остановке. Он взволнованным, ищущим взглядом пробегал по ученикам и учителям, в глубине души лелея надежду, что Вера окажется среди собравшихся, что Павел попросту ошибся. Дважды Кириллу даже показалось, что в толпе блеснули знакомые золотистые волосы – но всякий раз это была не та, кого он так отчаянно искал. Веры не было нигде. Значит, сбылись худшие его опасения. – Пап, мы же к маме теперь поедем? Митя, которого Кирилл крепко, боясь отпустить даже на пару шагов, держал за руку, знать себе радовался тому, что наконец-то "Логос" остался за плечами. Он и представить не мог, какие бродили мысли в голове у отца, который сдавленно, через силу, улыбался, свободной рукой трепля сына по волосам. Что если всё-таки вирус успел заразить тех, кто был в холле? Митю с Алисой Воронцов специально выводил через кухню, но что если он сам уже потенциально опасен для собственного ребенка? И другие дети... и Галина Васильевна, и Елена с Виктором? Что если, развозя по домам школьников, оказавшихся рядом с разбившийся пробиркой, они начинают новую эпидемию, невольно помогая делу фашистов? Ну а как быть? Уже и не вспомнить, сколько точно детей было в холле, кто именно из учеников. А даже если вспомнишь и начнешь отделять одних от других, поднимется паника. Боже мой, ну почему всё пошло не так? И Кирилл мог винить в этом лишь самого себя. Как он не распознал вовремя, что за Уваров перед ним? Хотя даже в этом случае дети забрали бы эту злосчастную машинку... Подарок сыну на День Рождения. Подарок со смертельным вирусом внутри. Судьба иронична до безумия. – Пап! – Митя, устав задавать вопросы, остававшиеся без ответа, нетерпеливо задергал отца за рукав. – А ты маме не позвонишь? Она будет ждать нас и испечет наш любимый пирог... "И положит мне туда яду", – мысленно закончил фразу Кирилл, горько усмехнувшись. По словам Яны, Снежану только-только выписали из больницы. Взваливать на нее ребенка? Но и оставить Митю с собой Кирилл при всем желании не мог – опасность того, что он носитель вируса, слишком велика. И он должен вернуться в школу, он не может оставить Веру, пусть даже Елена, как раз занятая звонком в МЧС, вызовет туда миллион спасателей. Кирилл боялся, что если его не будет поблизости, случится что-то страшное: даже сейчас, удаляясь с каждым шагом от "Логоса", он ощущал, как сердце болезненно ныло, словно Вера ждала его там, под землей, засыпанная камнями, но всё еще живая. А стоит ему удалиться – и порвется связующая их нить, нарушится контакт, благодаря которому он может поддерживать в возлюбленной жизнь, – и ничего будет уже не исправить. Кирилл, так и не ответив сыну, поднял глаза на шагающую впереди Машу – она, подобно ему, тоже уже не раз обежала всю колонну, а теперь вновь поднесла к уху мобильник, пытаясь кому-то дозвониться. Нетрудно угадать – кому. Володи, как успел заметить Кирилл, тоже не было среди эвакуировавшихся. Кажется, пазл наконец-то начал складываться. Кирилл вчитывался в очередную контрольную, борясь с желанием влепить ученику двойку за невозможный почерк, в котором все иксы и игреки мутировали до неузнаваемости, а для нахождения минуса приходилось играть в известную телеигру для детей под названием "Давайте поможем Даше найти чего-то там". Они с Митей одно время частенько ее смотрели. Настроение было препаршивое. А какое оно будет, если, около полуночи, наконец закончив письменную работу, которой щедро одарила своего завуча Елена, ты идешь, нет, даже летишь в комнату к своей любимой девушке, надеясь провести с ней всю ночь напролет – и видишь выходящего оттуда повара! Да не просто повара, а повара довольного, как кота, который только что вылакал кринку сметаны и теперь жмурится, пригревшись на теплом солнышке. Сами собой возникли нехорошие мысли в голове, заскребли на сердце коготки ревности. Кирилл разрывался между желанием припереть Соколова к стенке и, схватив за воротник, выпытать, что он забыл у Веры в комнате в такое время, и гласом разума, убеждающим, что негоже так вести себя отцу семейства, а по совместительству педагогу и завучу. "Логос" – школа маленькая, закрытая, быстро полнится слухами, ударяющими по репутации. И пока Воронцов терзался от внутренней борьбы, виновник беспокойства благополучно скрылся и догонять его уже на первом этаже, в крыле прислуги, было как-то глупо. Следовало, конечно, зайти к Вере и всё сразу выяснить. Но в Воронцове заговорило самолюбие и обида, помноженная на усталость и нежелание скандала. Он решил отложить выяснение отношений до утра – и просчитался. За ночь Кирилл глаз не сомкнул, весь извертевшись в большой, пустой постели – он уже отвык засыпать один. Не помогла даже рюмка коньяку, которую он позволил себе выпить. Три рюмки. Встал Кирилл задолго до завтрака, устав от бесполезных попыток уснуть, и сел проверять контрольные, хотя у него было "окно" вместо первого урока и утром он вообще планировал отправиться вместе с Верой на пробежку. Но настроения для занятий спортом не было никакого, и хотя Кирилл жаждал увидеть любимую и наконец объясниться, внутри страшился услышать правду. Вера не тот человек, который будет изворачиваться и лгать. Она просто скажет – всё, Воронцов, наша сказка закончилась, отныне мы бежим разными дорожками. Кирилл был не готов к этому. Сказать по правде, сомневался, что будет вообще когда-либо готов, потому что чувства к Вере, казалось, проросли в глубины его души, и вырвать их можно было только вместе с ней. И вот, теперь он безуспешно пытался заняться делом, мучаясь от неизвестности и тревожных предчувствий. И ежеминутно ругая себя за то, что не может прямо сейчас пойти к Вере. Давно ли он стал таким слабым и уязвимым? От раздавшегося в дверь стука сердце обмерло – и тут же забилось и радостно, и взволнованно. Воронцов давно уже научился угадывать, что к нему пришла именно Вера, даже смеялся, говоря ей, что у него проснулось поистине собачье чутье, позволяющее заранее узнать, когда же появится любимый хозяин. Вера пришла сама. Значит, пора узнать всё. И быть готовым посмеяться над собственными подозрениями – или же потерять любимую. – Открыто, – Кирилл, тем не менее, даже не повернулся. А ему и не нужно было. Конечно же, он не ошибся, это была Вера. Ее легкие шаги, аромат свежего воздуха и весны, что она принесла с собой – наверное, возвращалась с той самой пробежки, на которую он не пошел, ее дыхание, которое защекотало ему щеку, отчего сердце пропустило пару ударов, ее руки, медленно, нежно коснувшиеся напряженных плеч. – Ты отчего не был сегодня на пробежке? На улице просто чудесно! Почки уже набухли, вот-вот раскроются. Знаешь, лес будто в зеленой дымке – как предчувствии рождения новой листвы. А птицы поют так, словно охмелели от своего счастья... А ее голос – мягкий, грудной, завораживающий: так Вера разговаривала только с ним. Кирилл еле поборол желание повернуться и, притянув девушку рукой за талию, усадить к себе на колени – и уткнуться лицом в ее волосы, вдыхая их аромат, прикрыв глаза, забыв на пару минут обо всем на свете. – Не было настроения. Кирилл с большим трудом отстранился, решив держать дистанцию. Она была ему необходима, чтобы мыслить здраво. Вера поняла – что-то не так. Подхватив еще один стул, она поставила его сбоку от стола и опустилась на него. – Что стряслось, Кирилл? – ее голос вмиг сделался серьезным, встревоженным, но оставался вместе с тем доверчивым, открытым для бед и проблем любимого мужчины. Сосчитав до десяти и собравшись с мыслями, Кирилл наконец поднял на нее глаза. Вера еще не переодевалась с пробежки. Легкая спортивная куртка, сейчас расстегнутая. открывающая под собой футболку, над воротом которой была видна белоснежная шея и ключицы. Сколько раз Кирилл прижимался к ним губами, нежно целуя... Волосы девушки вокруг головы были схвачены повязкой, но одна прядь падала на щеку, вызывая желание убрать ее, при этом украдкой коснувшись щеки. Он часто так делал на пробежке, когда они с Верой ненадолго останавливались, чтобы отдышаться или же полюбоваться пейзажем – и друг другом. Определенно легче разговор от этого не становился. Кирилл ведь понимал, что он теряет – и это вызывало у него всё больший протест. – Это ты мне скажи, – как можно более равнодушным тоном проговорил Воронцов. – С каких это пор по ночам к тебе ходят местные повара. Или пожелания к меню нельзя высказать в другое время, кроме как в полночь, а то ватрушки превратятся в тыквы? Он вглядывался в лицо Веры, страшась найти там чувство вины, а затем и решительное: "Да, это именно то, о чем ты подумал". Вначале Кирилл ничего не мог распознать: девушка будто надела непроницаемую маску. Но затем на ее губах заиграла улыбка, озарившая всё лицо. В глазах мелькнула озорная усмешка. – Воронцов, ты что, ревнуешь? – Ну, может, я слишком старый и отстал от жизни, конечно, – Кирилл вплеснул в эти слова как можно больше желчи, – но как-то столь поздние визиты повара в твою спальню как минимум видятся мне подозрительными. Вера же в ответ улыбнулась еще шире – так, что Кириллу совсем расхотелось язвить. Девушка встала и потянула его к себе за руку. – Кирилл... Кирилл, ну, встань! Развернись ко мне, ну давай, – она всё еще улыбалась, в глазах играли смешинки. Проклиная себя за внезапное отсутствие самолюбия, Воронцов подчинился – хотелось бы сказать, что невольно, но на деле – радостно. Когда он встал напротив девушки, смотря на нее сверху вниз, Вера внезапно сделалась очень серьезной. – Кирилл, – она так произнесла его имя, будто оно было частью какого-то заклинания, – у нас у обоих есть свои тайны, которые мы пока не можем открыть друг другу, чтобы не пострадали другие люди. Я уважаю твои и доверяю тебе. И мне очень важно... чтобы и ты уважал мои. И доверял мне. Но я вот что могу сказать тебе прямо сейчас – я никогда тебя не предам. Вера смотрела на него так же, как когда-то давно, перед Новым годом, раскрыв тайну своего дара. С любовью и мольбой. Ее руки осторожно, точно девушка всё еще страшилась испытать новое видение и новую боль, коснулись его лица, медленно провели по скулам, спустились вниз, очертив линию губ. Из-за своих способностей для Веры любое прикосновение становилось особым, почти сакральным действом, и порождало в душе Кирилла ответный трепет. Только с Верой он по-настоящему стал ценить, каково это – иметь возможность, нет, даже честь прикасаться друг к другу. Такое обыденное раньше действие превратилось теперь в нечто поистине волшебное. – И нужен мне только ты, – голос девушки понизился до шепота. – Такой вспыльчивый, иногда даже несносный. Как оказалось, ревнивый... – в глазах ее вновь блеснули лукавые искорки. И Кирилл слышал в голосе Веры, чувствовал через прикосновение ее ладоней и пальцев, теребивших слегка отросшую щетину, что возлюбленная его не обманывает. Что он зря даже сомневался в ней, что между ней и Соколовым ничего нет и быть не может, потому что она любит только его, Кирилла. И что ему просто нужно дать ей время и доверие для ее тайн. – Я знаю, Вера, – прошептал он, встречая ее взгляд и наконец тепло улыбаясь ей в ответ. – Мне следовало еще вчера поговорить с тобой. А я вечно... Она приложила палец к его губам, не давая предаться самобичеванию, и за это Кирилл тоже всегда был ей благодарен. А затем Вера прильнула к нему всем телом, положив голову на плечо. Прося его любви, его крепких объятий, его поддержки. И как же Кирилл был счастлив подарить ей всё это. Контрольные были забыты, повязка нетерпеливо сдернута с головы Веры, потому что пальцы ждали возможности наконец-то окунуться в золотистые пряди. Один поцелуй следовал за другим, из нежных и медленных становясь более глубокими и жаркими, скоро на полу оказалась и легкая куртка... Кирилл очнулся, только когда Вера, с усилием оторвавшись от него, уперла руки ему в грудь и сбивчиво прошептала: – Завтрак... мы уже... почти опоздали... Точно же. Завтрак. А еще душ. И непроверенные контрольные. И грозная Елена в учительской. – Придется наверстывать этой ночью, – проговорил Кирилл, поднимая с пола куртку Веры и галантно накидывая ей на плечи. Затем он поднес к губам руку девушки и поистине целомудренно запечатлел на ней поцелуй. И тут же, хитро прищурившись, добавил: – В двойном размере. И в том многообещающем взгляде, которым он окинул любимую, уж точно не было ничего монашеского. Вера чуть покраснела и отвернулась к двери, чтобы скрыть смущение, которое она упорно продолжала испытывать, несмотря на то, что их роман продолжался уже месяц. Кирилл же только счастливо рассмеялся: ее реакция всегда его и умиляла, и забавляла. Девушка, которая уже взялась было за ручку двери, вдруг повернулась к нему, быстро приблизилась и поцеловала в щеку, напоследок серьезно взглянув в глаза и чуть кивнув. Она ничего не говорила, но Кирилл понял, что Вера напомнила ему: "Доверяй". Наблюдая за тем, как она скрылась за дверью, он задумчиво провел рукой по щеке, еще чувствовавшей тепло мягких губ. Уже не в первый раз Кириллу казалось, что иногда во взгляде Веры мелькает какая-то затаенная, глубокая печаль. Вот и сейчас что-то было такое и в ее глазах, и в ее легком, почти невесомом поцелуе. Какие же тайны лежали тяжелым грузом у нее на сердце? Какие предчувствия мучили ее даже в моменты истинного счастья? Похоже, только теперь Кирилл наконец начал всё понимать... По всей видимости, тайные расследования, связанные с подземельем, а значит, и с нацистами, были не только у Веры с Павлом. Но и с Володей... И именно поэтому своего любимого теперь не могла доискаться и Маша. – Маш, не дашь мне телефон? – попросил Кирилл. – Мой сел, зарядить времени не было. Девушка протянула ему аппарат. Губы ее вздрагивали, в глазах поблескивали едва заметные слезинки. – Возьми... но только почему-то связи нет. Наверное, потому что мы в лесу. Кирилл по памяти набрал заветный номер, взволнованно прижал телефон к уху, и... бесполезно. Маша была права – связь действительно не работала. Странно. Ведь они не забрались в глубины леса, а идут по дороге к автобусной остановке. Здесь всегда ловился сигнал. – Это я виновата... – пробормотала Маша. – Я обвиняла его в том, что он не заботится обо мне с Максимом! И Володя пошел за антидотом. Пошел вниз, к ним... А Вера, наверное, пошла за ним. – Ты в этом уверена? Точно уверена? – со слабой надеждой в голосе спросил Кирилл. Может, Маша всё же ошиблась? И Вера уехала по делам, скажем, в город. – Нет, – девушка помотала головой. – Вера расспрашивала меня о Володе, и когда я сказала, что его давно нет – быстро куда-то ушла. И одета была в спортивную одежду, за спиной рюкзак... Всё понятно. Кирилл чуть не застонал. Вера пошла за Володей в подземелье. Ну, черт побери, почему он обо всем этом ни сном ни духом? Уважал ее секреты... если бы не уважал, то держал бы рядом, не позволил лазать ни по каким чертовым катакомбам! Вера бы проклинала его за подобный деспотизм, но была бы сейчас здесь! А не там, под завалами. Неизвестно, живая ли еще... Живая. Кирилл это чувствовал, будто его сердце билось как одно на двоих. Пока она еще живая... Но только он всё дальше и дальше от "Логоса", связь истирается и вот-вот лопнет, как до предела натянутый канат между двумя скалами. Нужно отвезти сына к матери, он истосковался по ней. Хватит мучить мальчишку, хватит мучить бывшую жену – всё-таки некогда любимую. Если она увидит сына сейчас, то, возможно, даже быстрее поправится, забота о нем будет ей в радость. Но только если Кирилл сам доставит Митьку к ней – может застрять там надолго. Хорошо если на день, а не на долгие месяцы, потому что окажется в тюрьме сначала за похищение сына, затем – за убийство Крылова. Пока еще докажут, что это была самооборона. Даже если Яна выживет, то не факт, кто сдержит обещание. Да и сейчас она не в том состоянии, чтобы вообще кому-то помогать. А вот что Елена подбросит поленьев в огонь, в этом Кирилл даже не сомневался. Она с таким видом глядела на его рубашку с ободранным рукавом и пятнами крови, будто он еще кого-то успел заколоть отверткой. Для нее презумпции невиновности в отношении его более не существовало. И Вера тогда погибнет. Кирилл знал – не успеет он, значит, не успеет никто. А нужно помочь еще и Наташе с Надюшкой, и даже... даже Александру. Пусть даже для того, чтобы его тоже доставили в тюрьму. – Галина Васильевна, – он вернул телефон Маше и нагнал идущую впереди завхоза. – Можно вас кое о чем попросить? – когда она устремила на него свой взгляд, Кирилл продолжил: – Когда дойдем до остановки – сможете довезти Митю до дома? Я дам адрес, там будет моя бывшая жена. Просто я собираюсь вернуться в школу со спасателями. Мне очень нужно вернуться, там могут понадобиться каждая пара мужских рук. А Митьку мне больше некому доверить... Наверное, смотрел он так умоляюще, что суровая Галина кивнула, видимо, поняв истинную причину. – Ну раз спасателям так будут нужны именно ваша пара рук... – начала было она, но не успела договорить. К сожалению, не только Галина Васильевна поняла всё. Митя, резко дернувшись, вырвал свою руку из отцовской. – Митя, ты чего? – Я так и знал! – закричал мальчик, весь дрожа. По его лицу катились злые слезы обиды. – Я так и знал, что ты бросишь нас с мамой. И уйдешь к ней, к Вере Дмитриевне! – Мить, ну ты всё не так понял!.. Ты же хотел увидеть маму, поживешь пока у нее... – Всё я понял! Мы тебе больше не нужны, ты будешь жить с ней! Ну и иди к ней, и пусть у вас будет сто других детей! Ты нам с мамой тоже не нужен!.. И мальчик бросился с протоптанной тропинки в лес. Кирилл стиснул зубы и сжал кулаки. Хотелось зарычать, как дикому зверю. Боже мой, как же он устал от всего этого! Эта истерика Мити была сейчас совершенно лишней. Кирилл в отчаянии взглянул на Галину Васильевну. – Боюсь, вы пожинаете плоды собственного эгоизма, – она, как всегда, не жалея собеседника, говорила чистую правду. – Не реши вы за мальчика, с кем ему быть, он тоже уважал бы ваш выбор. – А вот нотации мне читать не надо! – рявкнул Кирилл и бросился вслед за сыном. Митя мог убежать куда угодно, а лес – не безопасное место для маленького ребенка. Вокруг стало совсем сумрачно – закрытое тучами небо быстро приближало вечер. Странно, что до сих пор не пошел дождь, воздух по-прежнему был наполнен духотой, которую, казалось, уже можно было резать ножом. К счастью, пока редкая, молодая листва давала возможность видеть далеко, и Кирилл быстро нагнал Митю, который упал, перебираясь через трухлявое бревно, и теперь лежал на земле, уткнувшись лицом в мягкий мох, вздрагивая от рыданий. Кирилл попробовал помочь ему подняться – мальчик оттолкнул его руки, но потом сам сел на землю, подтянув себе коленки. Одна штанина порвалась, но, кажется, порезов и ссадин не было. – Эк ты неловко упал, – покачал головой Кирилл. – Не в кровь хоть расшибся? Не сломал ничего? Дай посмотрю. – Нет! – Митя отодвинулся от него. – Ничего я не поломал! И мне не больно! Он перепачканными ручонками стирал с лица слезы, которые всё катились и катились из глаз нескончаемым потоком. Не больно – ногам, может быть, и не больно... – Мить... – Кирилл со вздохом опустился рядом, поняв, что сын не собирается больше убегать. – Я должен серьезно с тобой поговорить. – Не надо говорить!.. Я всё... всё уже понял, – глотая слезы, слово за словом выдыхал Митя. – Ты любишь ее... Веру... Дмитри... Спазмы в горле мешали ему говорить, он стал пытаться вдохнуть – безуспешно. Кирилл быстро запустил руку в карман к мальчику – к счастью, ингалятор оказался на месте. Страшно представить, что они бы делали сейчас без него, посреди леса во время эвакуации. – Дыши! – Кирилл приложил трубку к губам Мити. – Вот так. Дыши... вот молодец... – когда дыхание у сына более-менее выровнялось, Кирилл обнял его и обрадовался тому, что мальчик в этот раз его не оттолкнул. Опять его вина. Митя же пошел на поправку, дыша чистым воздухом соснового бора, где стоял "Логос". Уже несколько месяцев, как у мальчика не было приступа астмы! Но нервный срыв сделал свое злое дело. Они сидели какое-то время молча – Кирилл гладил Митю по голове, прижимая к себе. На побледневшее лицо мальчика мало-помалу возвращались краски. Он не пытался отодвинуться, но и не отвечал, как это обычно делал – крепко обнимая отца и утыкаясь лицом ему в рубашку. Следовало бы, конечно, возвращаться, чтобы нагнать колонну учеников, но Кирилл понимал, что им нужно всё прояснить между собой. – Митя, – наконец заговорил он, видя, что дыхание сына стало абсолютно ровным и он перестал всхлипывать. – Ты должен знать, что я никогда тебя не оставлю! Ну, вот я встречаюсь с Верой Дмитриевной уже полтора месяца, но мы же с тобой и в футбол играем, и в шахматы, и я читаю тебе по вечерам, прихожу попрощаться на ночь! А когда ты приболел – ну я же не ушел к ней? Помнишь, ты снова переселился ко мне? Мальчик молчал, хмуро глядя перед собой. Кирилл вздохнул – значит, всё серьезно. Обычно Митя не разговаривал, только когда был смертельно обижен. К сожалению, у них не было в распоряжении целого дня, и Кирилл продолжил, решив перейти к самому главному. – В школе было землетрясение. Вы же с Алисой тоже ощутили толчки, помнишь? Так вот, кое-что обрушилось, и под завалами оказались несколько человек. Мы же не можем бросить их умирать там? Не можем, Митя? Кирилл пытался заглянуть ему в лицо, но мальчик отвернулся. – И среди них она? – мрачно спросил он. – А к маме бы ты не побежал! Даже если бы ее завалило. Это уже какой-то абсурд. Кирилл обхватил себя руками за голову, вцепившись в волосы, стараясь не вспылить. Он редко когда кричал на сына, считая, что если родители доводят дело до криков, не говоря уже о затрещинах, значит, плохие они родители. Но, черт побери, он тоже не железный! – Я бы побежал к любому! – на этот раз Кирилл не стал скрывать в своем голосе гнева и раздражения. – Если хочешь знать, то под завалами оказалась и Надюша! И ее мама, тётя Наташа! А может, и дядя Володя, наш повар. – Тётя Наташа же умерла... – упрямо пробормотал мальчик. Но Кириллу показалось, что в его голосе уже звучала некоторая неуверенность. – Нет, не умерла! Она была в плену у плохих людей, от которых мы убегали! И она пришла наконец в школу к Надюше, и тут случилось землетрясение. Ты не любишь Веру Дмитриевну, но разве можно желать ей смерти? Митя не отвечал, но и не спорил. Кирилл воодушевленно продолжил: – А на остальных тебе тоже наплевать? Хочешь сказать, что и мне их нужно бросить, чтобы лично привезти тебя к маме? – Кирилл против воли стал повышать голос. – Мы будем смеяться, есть пирог, а Надя, твоя подруга, будет лежать под камнями, где невозможно дышать! Где темно, больно, страшно! Что ты мне устраиваешь тут... Невесело рассмеявшись, Кирилл закончил: – Я точно никудышный отец, раз вырастил эгоиста, думающего только о себе!.. Он встал на ноги, чувствуя, что не может сейчас сидеть просто так. Его переполняли эмоции. Кирилл понимал Митю – но желал, чтобы и сын не ставил свои обиды выше жизни людей. – Неправда! – Митя вскочил вслед за ним и, вскинув голову, наконец посмотрел на отца. – Я беспокоюсь о Наде! И о тёте Наташе... и о дяде Володе... – А когда люди оказались под завалами – дорога каждая минута! Каждая, Митя! Елена Сергеевна обещала позвать спасателей, но я могу тоже помочь! Потому что сильный, потому что знаю школу! Вот мы сейчас тратим драгоценные минуты на ссору, а Надюша там, может, уже задыхается! Митя упер взгляд в землю, опять замолчав. Но Кирилл понял, что зацепил в сыне чувство вины. Митя – хороший парень, он умеет заботится о других. Он должен всё понять. – Ты... ты правда только хочешь помочь им всем? А потом приедешь к нам с мамой? – пролепетал наконец мальчик, снова подняв глаза. – Я клянусь! Ты жил почти год со мной, поживешь буквально несколько дней с мамой. Ты же скучал по ней. – Но если Наде нужна помощь... то можно я тоже пойду с тобой в школу?.. – пробормотал Митя. Нет, вот это было совершенно лишнее. – Мить, для разбора завалов нужны мужчины, а ты пока еще мальчик. К тому же все дети сейчас разъедутся по домам. Мама недавно болела, ей очень нужна твоя помощь! – Кирилл положил руки на плечи сына. – Ты будешь заботиться о ней, обещай мне? Пока я не приеду. За Надю не волнуйся, мы ее обязательно спасем. Только давай уже поспешим, мы много времени потеряли. Митя энергично кивнул головой и позволил отцу взять себя за руку. Кирилл поспешил назад, надеясь, что колонна только-только дошла до остановки и еще не все успели разъехаться. Ему всё еще нужен был доверенный человек, с которым он мог бы отправить Митю к матери. На разгоряченное лицо упали первые холодные капли. Налетел порыв ветра – зашуршали листья, закачались ветки. Между деревьев что-то сверкнуло, а спустя секунд десять загрохотал далекий гром. Судя по тучам, гроза будет неслабая. – Пап, – Митя старался приноровиться к быстрым шагам отца. – А когда ты спасешь всех – и Надю, и тётю Наташу, и Веру Дмитриевну... ты же приедешь насовсем жить к нам с мамой? Да что ж такое, снова по кругу! Заколдованному. Митя упрям в своем желании всеми способами сохранить их семью. Признаться, Кирилл бы делал точно так же на его месте, в его возрасте. Но не всё разбитое можно склеить заново. Да даже если склеишь сосуд – вода из него будет всё равно постепенно убегать или вообще станет отравленной из-за клея. – Об этом давай поговорим после, хорошо? Нужно спасать людей! Сейчас мы нагоним остальных, и Галина Васильевна тебя отвезет к маме. Давай поторопимся, сейчас как льнет... – Значит, ты уйдешь к ней, – грустно вздохнул Митя, отлично поняв недосказанное. – Как папа Алисы... и Виталика... все папы уходят... К счастью, он не делал больше попыток вырваться, закричать, убежать. Мальчик крепко сжимал за руку отца и, судя по тому, как вздрагивал от вспышек молний и звука грома, совсем не хотел остаться один в грозовом лесу. – Я не знаю, что там с папами Алисы и Виталика, но от меня ты так просто не отделаешься, – попробовал пошутить Кирилл. – Где я найду еще такого соперника по игре в шахматы? А в футбол? Вон, Вера Дмитриевна совсем ничего не понимает в футболе, даже, спорим, пенальти взять не сможет... Кажется, Митя чуточку улыбнулся. Кирилл же был озабочен. Они выбрались из леса на тропу много дальше места, где мальчик убежал. Срезали путь. По тропинке шли уже минут пять, но на ней было шаром покати. Остановка совсем близко, вон за тем поворотом. Неужели все разъехались? Что если некого будет попросить, ведь Виктор останется помогать разбирать завалы, а Елена, как директор, наверняка тоже. Получилось ли у нее дозвониться до МЧС? Капли застучали всё сильнее – а затем будто разверзлось небо над головой и оттуда хлынул нескончаемый поток. Кирилл с Митей уже не шли – бежали. Оставалось надеяться, что нового приступа у мальчика не случится. Курток не было, да при таком ливне помогли бы только особые дождевики. Оба – и мужчина, и мальчик – через минуту были насквозь мокрые. Оставалось просто не обращать на это внимание, тем более до остановки оставалось совсем немного. Дорога круто завернула... и Кирилл остановился как вкопаный. – Папа, а что здесь делают эти солдаты? – сквозь шум дождя Кирилл таки различил голос сына. Хотел бы он сам это знать. Перекрыв путь к остановке, на небольшой полянке уже разбивали свой лагерь военные, а на тропинке дежурили часовые. Увидев Кирилла с Митей, они тут же взяли на изготовку оружие. И – никаких следов колонны учеников. – Мить, постой-ка здесь, – громко произнес Кирилл, отпуская руку сына. – Только никуда не уходи! Я подойду поближе, выясню, где все. Митя кивнул и обхватил себя руками, жмурясь от стекающих по лицу капель. Кирилл осторожно приблизился к военным. Вернее, попытался приблизиться. Когда до них оставалось примерно пятьдесят метров, один из солдат, видимо, младший офицер, сделал предупредительный знак рукой. – Ни шагу дальше! – прокричал он. – Эта дорога закрыта. – Постойте, – Кирилл послушно замер. – С чего закрыта, зачем? Мне нужно нагнать учеников, они тут не проходили? – Проходили – и отправились назад в школу "Логос", – продолжал солдат. – Чего и вам советую. Сказано же – дорога закрыта! Значит, колонна успела пройти туда и назад, пока они с Митей беседовали? Проклятье, как же теперь добираться до Москвы? – Есть здесь какая-то другая дорога? – Кирилл ощущал, что в ботинках уже образовалось по два котлована с водой. – Вы не поняли, – солдат не опускал автомат, и Кирилл чувствовал себя очень неуютно от того, что он был нацелен прямо ему в грудь. – Никаких дорог для вас нет! В школе объявлен карантин из-за заражения вирусом. Ни один человек с ее территории не может ее покинуть, пока не будет привезено лекарство и все вылечены. Бред какой-то. Карантин – понятно, но как сюда успели добежать военные? Раньше, чем МЧС, которое вызывали Елена и Виктор. Как эти солдаты вообще узнали о вирусе? А лекарство... откуда у них лекарство от новейшего биологического оружия? Они решили закрыть школу и ждать, пока там не перемрут все? – Карантин, вы говорите? Лекарство? Да вы хоть представляете, с чем столкнулись?! – вскричал Кирилл, сжимая кулаки. – Этому вирусу нужно двое суток, чтобы прикончить человека... – Именно поэтому мы и не можем позволить, чтобы зараженные разнесли его по Москве и Московской области, – к солдатам подошел высокий мужчина. Не без труда в потоках дождя Кирилл различил на погонах большую звездочку. Значит, майор. – Бессонов, свободен, – отпустил он солдата, затем повернулся к Кириллу. – Я уже объяснил всё вашему директору, и они повернули назад. Поспешите, а то промокните насквозь и сляжете с воспалением легких. Это же ваш сын там? Непонятно почему, но Кирилла просто взбесила эта, возможно, вполне искренняя забота. Какое воспаление легких, когда есть вирус, который убьет раз в десять быстрее? – Не волнуйтесь! – словно чтобы поиздеваться, вновь закричал майор. – Наши медики уже работают над антидотом. Вам будет в скором времени оказана медицинская помощь. Кирилл спиной чувствовал, что Митя дрожит от холода. Нет, не с его астмой такие прогулки. Еще же и возвращаться в "Логос"... – У нас было землетрясение, несколько человек осталось под завалами, – прокричал он, смирившись с объявлением карантина и более не споря. – Сюда должно прибыть МЧС, директор вызывала... – МЧС не будет, – отрезал майор. – Они тоже могут заразиться. Повторяю еще раз: я уже всё это объяснил вашему директору. Через четыре часа мы вам доставим необходимые инструменты. – Нам самим не разобрать завалы! Вы обрекаете людей на верную смерть! – Кирилл невольно сделал пару шагов вперед, не заботясь о нацеленных на него автоматах. – Еще шаг – и мои люди откроют огонь! – предупредил майор. – Вы хотите, чтобы вас расстреляли на глазах у сына? – Папа! Папочка! – Кирилл ощутил, как Митя вцепился в его руку, оттягивая назад. – Папочка, не надо! Пойдем... пожалуйста... – в его глазах Кирилл различил ужас, мальчик весь трясся то ли от холода, то ли от страха за отца. Если бы не Митя... нет, Кирилл не позволит, чтобы его убили на глазах сына. Или чтобы у мальчика случился еще один приступ. И, черт бы побрал этого вояку, но он прав – ослабленный холодом организм быстрее подвергнется воздействию любого вируса. – Фашисты! – злобно бросил Кирилл в лицо майору, а затем резко развернулся и, ухватив Митю за руку, повел назад по тропе. – Ну зачем же вы так? – послышалось вслед. – Мы выполняем нашу работу. Игнатенко! Принеси куртку. Постойте, мы дадим вам теплую куртку, ваш сын же насквозь промок. Пришлось, пересиливая отвращение, остановиться. Дождаться злосчастной куртки, которую бросили им так, словно они с Митей были прокаженные. Стащив с мальчика джемпер "Логоса" и рубашку, в которых не осталось ни единой сухой нитки, Кирилл натянул на него куртку, которая доходила ему до колен. Действительно, теплая и от дождя хорошо защищает. Армейская. Но спасибо Кирилл всё равно выдавить из себя не мог. Не мог, потому что из-за этих солдат могут умереть Вера, Надюша, Наташа... А следом за ними начнет вымирать и весь "Логос". Ведь кто-то еще не заражен, но, оставаясь в школе, неминуемо подхватит витающий в его стенах вирус. Перед тем, как скрыться за поворотом, Кирилл обернулся. Сам не зная зачем. Майор всё так же стоял, наблюдая за ними. Видимо, желал убедиться, что они ушли. Кирилл не понимал, почему испытывает такую сильную неприязнь к этому человеку, будто он ничем не лучше покойного Крылова или Уварова. Возможно, Кирилл просто предчувствовал, что майор Раевский в будущем принесет немало бед лично ему.