Against them all

За кухонным столом уже и так больше народу, чем может поместиться: общие друзья Билла и Адама — Карл и Кент, внезапно Бьорн Густафссон, которого я видела живьем лишь однажды и то в театре, Вальтер, Густаф и, собственно, сами Билл и Адам. Все стулья в доме, включая табуретку, которая служит мне прикроватной тумбочкой, заняты. Куда там меня звали присоединиться? — Эммм, — оглядываю собравшихся с совершенно бестолковым видом. Адам и Густаф встают одновременно, предлагая свое место, но Билл машет рукой — сидите, мол. — Я и в комнате угоститься могу, только еды наберу, — пожимаю плечами и топаю вокруг стола за чистой тарелкой. — Да перестань, — Билл качает головой, посмеиваясь. — Тут половина твоих братьев, все здоровые мужики. Мы что, не уместим за столом одну худенькую девчонку? Садись ко мне или к Адаму. Эээ… Куда? На колени? — Или ко мне, — опять же вызывается Густаф. Вальтер молчит, пытаясь максимально слиться со стеной. И краснеет. Закатываю глаза. Строго говоря, я б и сама к нему не села. Это было бы неловко — возможно из-за слишком небольшой разницы в возрасте. Бррр! Как будто в этом есть какой-то подтекст. Брезгливо морщусь. Оглядываю оставшихся трех «братьев». Выбрать Адама было бы логичнее всего. Но стоит только представить, что его пьяная засыпающая морда ткнется мне в плечо и не дай бог обслюнявит его — как мне сразу хочется опорожнить желудок. Из Билла и Густафа второй кажется наиболее трезвым. Но с ним, как ни странно, у нас и наиболее формальные отношения. То есть я, конечно, привязана к нему и помню, что он мог ущипнуть меня за нос, когда я была мелкая, а еще помогал собирать паззлы. Однако он рано женился, быстро съехал из дома, и росла я вроде как без него. Да и, честно говоря, Гус может рявкнуть так, что шуткой это не покажется. Подрастая, я стала маленько его побаиваться. Правда я никогда в этом не признаюсь. Билл единственный, на чьих коленях мне хочется сидеть, но и к нему нельзя. Во-первых, я не представляю как можно есть, пить, болтать и смеяться у него на руках и при этом делать вид, что тебе все равно. Как минимум я буду переживать не тяжелая ли я, не слишком ли громко жую и дышу, не слишком ли часто моргаю, не слишком ли по-идиотски смеюсь, не краснею ли, как выглядят мои волосы сзади… Наверняка со стороны будет казаться, что я умственно отсталая. Или — что еще хуже — втрескалась. Кто-нибудь может случайно заподозрить правду. А во-вторых, Адам загнобит меня своими подколами, дай ему только повод. — Ей противно, — комментирует Карл, наблюдая за мной с интересом. — Взрослая девушка на коленках у братца? Это даже звучит как-то болезненно, плюс вы все не особенно приятные ребята, — шутливо обводит друзей пальцем. — Особенно ты, — указывает на Билла. — Фу. Так что, Лулу, не стесняйся выбрать кого-нибудь, кто тебе хотя бы не родственник. Карл демонстративно отклоняется на стуле и хлопает себя по колену. Довольно мерзенький жест, учитывая что мы даже не приятели. — Кончай уже ломаться, — Билл торопит меня слегка возмущенно и, схватив за руку, плюхает к себе на колени. — Какая разница? Так удобно? — спрашивает, но не дожидаясь ответа, придвигается со мной к столу. Адам аж хрюкает со смеху. — А ты заткнись и даже не смотри на нее, чудовище косматое, — Билл предупреждает Карла не всерьез, ухмыляясь, но мне все равно приятно. — Это моя сестра, хрен бы тебя побрал. Тьфу. — Меня бы это не остановило, — тот игриво подмигивает мне, потирая руки совсем как муха. — Если бы я ей приглянулся. — Так может, тебя бы остановил я? — вполне дружелюбно предполагает Густаф, отправляя в рот хлебную палочку. — Серьезно, парень, — вступается Адам, утирая проступившие от смеха слезы. — Найди себе ровесницу и убедись, что она мне не родня. Ровесницу? Не удержавшись, громко прочищаю горло. Карл, если я правильно помню, младше Билла на год или два. — Душнилы, — объявляю настолько невозмутимо, насколько вообще возможно у Билла на коленях, и все, включая его, ржут. — Кент, передай мне тамалес, пожалуйста. Мое присутствие не позволяет компании сплетничать о женщинах, так что сперва разговор логично сводится к новоприобретенному игроку «Хаммарбю», затем к политике премьера, затем возвращается к жилищу Билла и, наконец, вплотную подбирается к «Игре престолов» и как здорово было бы это объединить: собираться у него, когда позволяет время, и смотреть по две-три серии за вечер. Мое присутствие быстро меркнет на фоне насущных тем. Вот и Билл обращает на меня не больше внимания, чем остальные: он ввязывается во все споры, периодически бросает соленую фисташку в сонного Адама, и уж не знаю, специально ли, но обе его руки постоянно находятся на виду. Я считаю это разумным. И мне нравится за ними наблюдать. А еще нравится, что пока меня не замечают, я могу расслабиться, вволю поесть и развесить уши. Приятно обнаружить, что на коленях у Билла может быть не только волнительно, но и вполне уютно и безопасно. Еще приятнее случайно узнать, что он останется в Стокгольме аж до апреля, пока обживает квартиру и озвучивает «Муми-тролля» — второе еще и убийственно мило. И мне даже не требуется спрашивать. Я стараюсь есть как можно медленнее, потому что других причин задержаться за столом у меня как будто и нет, а вот причин откланяться более чем достаточно. В рюкзаке лежит незакоченный план реферата по «Планете вирусов» Циммера и неначатая схема по остеологии. К тому же у меня имеется острое желание принять душ и накраситься перед тем, как идти смотреть квартиру. Между Биллом и столом слишком тесно, чтобы я могла встать, и при этом не подвинуть стол и не ткнуться задницей Биллу в лицо. Поэтому я осторожно ерзаю у него на колене. — Дай выйду, — добавляю шепотом. И я бы решила, что он вообще не услышал, потому что как раз участвует в живейшем обсуждении национального кинематографа и у кого там писька длиннее, но именно в этот момент Билл нежно обнимает меня под столом, разместив ладонь аккурат на моем животе. Вздрагиваю от неожиданности и оперативно этот живот втягиваю: он под завязку набит тамалес, а размером должен быть с Китай. Не хочу чтобы Билл гладил его сейчас. — Пойду к себе, — громко объявляю, и Адам, уже уронивший голову на грудь, резко просыпается. — Учеба, знаете ли, — смотрю на брата выразительно, чтобы даже не смел шутить. — Рада была повидаться. Теперь Биллу ничего не остается, кроме как отодвинуться на стуле и меня отпустить. Чувствую себя виноватой, что сбегаю от него вот так, но репутация дороже. Мне уже не три, чтобы смачно рыгнуть у него на коленях и вызвать этим всеобщее умиление. — Еще увидимся, Лулу, — Карл провожает меня елейной улыбкой. Оборачиваюсь к нему по дороге в гостиную. — Как тебе новогодняя вечеринка Эйи, кстати? Понравилась? — скрещиваю руки на груди, отвечая ему такой же улыбкой. — Ты там тоже была? — удивляется. — Конечно. Ты еще пригласил меня выпить, помнишь? С удовольствием отмечаю, как пивная бутылка Билла зависла на полпути к его рту, а Адам, разом значительно протрезвев, уставился на Карла выпученными глазами. — Так вот: все еще нет, извини. У меня парень есть. Низкий приемчик, учитывая все обстоятельства. Но эффект замечательный. «Роняю микрофон». Ухожу к себе довольная, оставив за столом тишину.

***

Во втором часу ночи я борюсь с потребностью нервно грызть ногти. Ругаюсь на себя шепотом и даже намеренно ударяюсь рукой о подоконник. Гости начали разъезжаться около десяти, но я не могу точно сказать, когда ушел Билл, и понятия не имею, где он сейчас. А между тем я уже облачилась в легинсы, которые подарила мама в попытке затащить меня на йогу, и очень короткий свитер очень крупной вязки, ибо тщательный осмотр у зеркала показал, что я все-таки не беременна тамалес и могу чуток оголиться. Кроме того я накрасилась так, чтобы не было видно, что я вообще красилась, и убрала срач на кухне. Адам благополучно дрыхнет уже не менее часа. А я жду… чего-нибудь. Билл: Лу? Ты еще не спишь, мартышка? — Ура! — радостно взвизгиваю, схватив телефон, и подпрыгиваю на кровати. Срочно умолкаю и прислушиваюсь, тихо ли в доме. Я: Еще нет. Билл: Тогда можно позвать тебя в гости? Я: Конечно. Сейчас буду. Еще раз быстренько осматриваю себя в зеркале. Все идеально, если не считать самого глупого и счастливого выражения лица, какое я на себе видела. Поджимаю губы, чтобы казаться более… Нормальной? Более спокойной. Ничего особенного. Я постоянно хожу в гости после часу ночи. Громко топать в домашних тапках было бы трудно при всем желании, но я все равно крадусь на цыпочках. Слишком боюсь. Выскальзываю за дверь, предварительно взяв ключи, и закрываю ее за собой с облегченным вздохом. В подъезде немного медлю. Или много. Переминаюсь с ноги на ногу и репетирую непринужденный разговор об интерьерах, много жестикулирую. И только когда торчать под дверью у Билла уже становится смешно и неприлично, поднимаю руку к дверному звонку. Билл открывает дверь раньше, чем я успеваю дотянуться. — Ты так мило переживаешь, — расплывается в широкой улыбке. — То есть, что бы это сейчас ни было, — он неопределенно обводит рукой место, где я только что исполняла брачный танец угорелого страуса, а теперь застыла как вкопанная, — это было мило. Мне понравилось. И ты выглядишь… Классно, — наконец заключает он, еще раз оглядывая меня с головы до ног. Густо краснею. Мне хочется провалиться на первый этаж. И одновременно хочется продолжать делать глупости, чтобы еще раз услышать, что он считает меня милой, что я выгляжу классно и что ему нравится, если я веду себя как идиотка. А еще больше хочется, чтобы Билл продолжал смотреть на меня вот так, приклеившись плечом к дверному косяку и забыв даже посторониться. Под этим взглядом я чувствую себя лучше, увереннее, сексуальнее. Я обожаю нравиться ему. — Можно войти? — Черт, да, — спохватывается. Грациозно отшатывается спиной к стене — и это единственный мужчина в мире, который шатается грациозно. — Погоди, давай вместе. Я хочу увидеть все с твоей точки зрения. Билл протягивает руку, и я охотно за нее берусь, не вполне уверенная, что он имеет в виду. Как только переступаю порог, он становится со мной плечом к плечу и приседает почти на уровень моего роста. То есть, довольно значительно. — Эй, — в шутку оскорбляюсь и слегка пихаю его плечом. — Пытаешься меня обидеть? — Я реально хочу увидеть все твоими глазами. Это так странно? — поворачивает ко мне голову, лицо абсолютно серьезное. Разглядываю его внимательно. Понятия не имею, водит ли Билл меня за нос, но могу и хочу сказать правду, даже если помру со стыда не продвинувшись дальше прихожей. — Нет. Я миллион раз пыталась представить, как выглядят вещи твоими глазами. Еще некоторое время он смотрит на меня молча. Изо всех сил стараюсь не разорвать зрительный контакт, и это становится особенно трудно, когда в глубине его глаз что-то теплеет, рождается что-то слишком нежное, чтобы это выдержать. Все равно что смотреть на солнце: нравится, но физически невозможно. — И как тебе? — теперь он оглядывается вокруг. И я оглядываюсь. Прихожая Билла — сравнительно узкая и длинная, как коридор. Но вообще-то здесь настолько пусто, что наш негромкий разговор отражается от стен гулким эхом. Сами они грубые, фактурные, серовато-белые. И я влюбляюсь в светильники, когда задираю голову кверху: целый ряд из больших ламп на толстых черных проводах высоко у нас над головами. — Похоже на тебя. Очень похоже. Много пространства, которое Билл целиком заполняет своим присутствием. Ничего сколько-нибудь аккуратного, но каким-то образом окружающая небрежность все равно складывается в гармоничность и красоту. — Как ты умудрился выбрать… Хоть что-то… Не будучи даже здесь? Неужели для тебя это было не важно? — Очень важно. Это мой первый собственный дом. Потому я и позаботился, чтобы его полностью переделали после предыдущих хозяев. Просто задался целью и все. Киваю, ибо дальше он может не объяснять. Билл всегда добивается чего хочет. Это мне известно давно. — Знаешь, мар… Лу. Быть тобой ужасно тяжело, — шипит, выпрямляясь во весь рост. — Давай лучше изменим твою точку обзора? Совершенно по-идиотски ржу, поднятая в воздух, и обвиваю Билла за шею одной рукой, чтобы наши лица были примерно на одном уровне. — А что за Марлу? — Думаю, ты скоро удостоишься какой-нибудь новой клички, — он прикрывает глаза и легонько трется носом о мой нос. — Любимых женщин все еще модно называть детками, кисками и малышками? Я подберу что-нибудь подходящее, когда придет время. — Хорошо, — хриплю полуживая, рассматривая его ресницы, крапинки светло-зеленых глаз, губы, которые — мне точно известно — именно такие мягкие и нежные, какими выглядят. Закрываю глаза и прикасаюсь к ним в робком крошечном поцелуе. — Не дразни меня, ладно? — тихо, утробно мурчит Билл, отвечая еще более невесомым поцелуем. — Я пьян, мне трудно вести себя хорошо. — Ладно, — еле шевелю губами и не уверена даже, слышит ли он вообще. — Я волнуюсь, Лу. Он волнуется? Открываю глаза чуть шире, сраженная этим фактом. — Хочу показать тебе каждый угол. Чтобы ты все здесь рассмотрела, оценила, потрогала, и чтобы я видел как ты это делаешь. Хочу видеть твою реакцию на все. Он гордится собой и своим новым домом — это очевидно. Ему здесь нравится, это место ему по душе — это тоже очевидно… Но с какой-нибудь минимальной долей вероятности, возможно ли такое, что ему важно, чтобы и я гордилась им? Что он ждет моего одобрения? Или мне кажется? Кажется, я верю ему. В сердце Билла Скарсгорда действительно есть место и для взрослой версии меня.