ОТРАЖЕНN|ИЕ

      — …нись! Проснись же! — чьи-то руки встряхивают меня, цепляясь за мои плечи, знакомый, но хрипловатый голос болезненно вворачивается в уши. Кое-как разлепляю глаза, пытаюсь привыкнуть к хмурому сумраку и разглядеть, кто передо мной. Увидев и осознав, резко сажусь и сама вцепляюсь уже в её плечи:       — Света?! Ты как?! Что с тобой? — я оглядываю её лицо и её саму, подмечая детали. Светлые волосы грязны и растрёпаны, щёки, кажется, впали, под глазами залегли глубокие тени и видны размазанные и засохшие пятна крови. Домашняя простая одежда грязна и подрана, висит лохмотьями, сквозь прорехи видны ссадины и глубокие царапины, едва ли не сплошняком покрывающие словно восковую кожу.       — Я попалась, — отвечает подруга серьёзно. — И попалась похуже тебя. Хорошо, хотя бы успела тебя вовремя заметить и разбудить… Времени у нас не слишком много. Скажи, у тебя есть кошка?       — Есть, — отвечаю с недоумением.       — Отлично. Тогда убегай и, как подальше убежишь, кошку зови.       — Куда убегать? Зачем? — Света вздыхает.       — Смотри, — она указывает рукой куда-то в сторону, я слушаюсь и гляжу, куда она показывает. — Видишь, свет пробивается из-за руин? Тебе туда. Как только станет светлее, начинай кошку звать. Если она к тебе привязана — добежишь и спасёшься.       Я замираю, словно околдованная: то, что Света назвала руинами, выглядит почти точь-в-точь как та нарисованная в лифте полуразрушенная башня, а вокруг тянутся во все стороны голыми тёмными ветвями редкие кривые деревья, опутанные свисающей серыми рваными лохмотьями паутиной. Разве что летучих мышей и тыкв нет — здесь для этого слишком мертво… Вздрагиваю, отвожу взгляд и задаю подруге мучающие вопросы:       — Почему ты говоришь мне бежать самой? Разве тебе не надо выбираться? — Света горбится и становится словно ниже и тоньше, её серьёзный собранный взгляд заволакивает тоской.       — Слишком поздно для меня, — говорит она глухо и губы кривятся в горькой усмешке. — Да и некому больше вытаскивать… Мой Тишка совсем ещё маленький был для такого, да и привязаться не успел. Не перебивай, — она резко поднимает ладонь перед моим лицом, видя, что я хочу что-то сказать. — Твоя кошка мне никак не поможет. Для этого ей нужно рядом быть там, в реальном мире, но вы обе от меня далеко. Да и… взгляни на меня внимательнее. От меня уже почти ничего не осталось… — её голос шелестит опавшей листвой, когда она подносит ко мне руки. Бледные ладони ложатся в мои — и я действительно вижу.       Израненная, восковая белая кожа рядом с моей смотрится неживой и уставшей. И пускай с трудом, но мои ладони можно увидеть сквозь её — словно через туман. Я шокированно сжимаю их в тщетном порыве согреть и удержать — но они тем самым туманом выскальзывают сами собой.       — Видишь, — просто говорит Света, глядя в моё лицо. — Ты не можешь меня удержать. Я больше не привязана к реальному миру, я не смогу вернуться.       — Я не верю… — мой голос сам собой падает до хриплого шёпота. — Это неправильно, так не должно быть!       — Так есть. Прости, но тут тебе останется только смириться. — Она встаёт на ноги одним текучим движением, я тяжело поднимаюсь вслед за ней. Под ногами шуршат мёртвые, давно опавшие листья — не радостно-оранжевые, а полуистлевшие, растерявшие все краски, крошащиеся и пахнущие гнилью разложения.       Я нерешительно касаюсь плеча полупризрачной девушки — и в этот момент откуда-то издалека раздаётся еле слышимый треск — словно разбивается стекло.       — Тебе пора бежать, — негромко говорит она и отводит взгляд, устремляя его вдаль, туда, откуда донёсся треск. Блеклый сумрак начинает густеть и темнеть; сжав зубы, я с трудом удерживаю слёзы. Рвано выдыхаю и кратко, но крепко обнимаю подругу.       — Если получится, я постараюсь успеть, — быстро проговариваю я рядом с её ухом и, разжав объятия, срываюсь с места настолько быстро, насколько могу. Ноги несут меня к развалинам, а следом догоняет-доносится практически шёпот:       — Не получится.       Я бегу изо всех своих оставшихся сил, изредка цепляя на себя рассыпающуюся в невесомую труху паутину. Стеклянный треск звучит громче, весомо приближается. Я не рискую обернуться — помню, чем это заканчивается. Ветви деревьев колеблются, смазываясь во взгляде и превращаясь всё в те же коварные текучие символы. Ругаюсь сквозь зубы и впериваю взгляд в башню, больше не смотря по сторонам — я хочу добежать и вернуться, а не остаться тут без возврата. Свет из-за башни всё ближе; он рассеивает жуткую тьму, отпугивает, не даёт приблизиться… Но до него всё же ещё нужно добежать. Стылый ужас дышит прямо в спину, я чувствую, как тянутся мглистые плети, как пытаются зацепиться и задержать неестественно-тонкие длинные когтистые пальцы. Страх подгоняет, но силы иссякают.       Понимая, что ещё чуть-чуть — и я вновь попадусь, выдыхаю на бегу. чувствуя себя невероятно глупо:       — Бася, Басенька! Иди ко мне, красавица, лапушка моя!       И как по волшебству, треск стекла за спиной перебивается уже знакомым звуком, прорывающимся сначала еле-еле, но по приближении к руинам — всё чётче и уверенней. Он снова дарит чувство ярких острых лезвий, вспарывающих давящую муть. Свет из-за башни вспыхивает ярче — и треск стекла почти затихает, впрочем, всё же отказываясь сдаваться: он не отступает, преследует по пятам, словно пытаясь уже не столько схватить, сколько задержать, задеть острым крошевом стекла, оставить свою метку…       Хера с два, тварина! Уже совсем близко — и я, собрав остатки сил, ускоряюсь, как могу. Сумрак почти полностью рассеивается светом, а я наконец-то понимаю, что за звук так ярко и торжествующе звучит, заглушая и прогоняя пытающуюся достать меня жуть.       Это яростный возглас кошки, защищающей своё.       Когда я понимаю это — башня с сияющим входом оказывается совсем близко. Последний рывок, пара шагов — и я влетаю в сохранившуюся арку, за которой сияет такой знакомый свет…       И резко сажусь на кровати, распахнув глаза во всю ширь. Свет от люстры, яркий и привычный, перебивает пытающиеся проникнуть за шторы тусклые лучи серого осеннего дня. Мгновенно вскочившая вместе со мной и умолкнувшая Бася смотрит прямо мне в лицо, но мне некогда. Не обращая внимания на резь в глазах и боль в перенапряжённых ногах, вскакиваю и, со всей возможной скоростью добравшись до стола, достаю из ящика смартфон. Работает… Надеюсь, я успею. Наскоро нахожу в контактах номер кадрового отдела, благо он у нас работает и по субботам, звоню и жду. Гудки идут за гудками, кажутся медленными и тягучими, желающими потратить моё время, не пустить, заставить опоздать. Когда с той стороны в конце концов отвечают, я уже нервно вгрызаюсь в ноготь.       — Слушаю? — дождавшись, говорю торопливо, буквально чувствуя, как утекают драгоценные мгновения:       — Надежда Андреевна? Здравствуйте. Слушайте, я тут до коллеги не могу второй день никак дозвониться. Не могли бы вы дать её адрес — съезжу, проверю, как она там.       — Ох. Посмотрим… Как коллегу-то зовут, торопыга?       — Светлана Александровна. Рощина. Мы с ней общаемся ещё постоянно, вы видели.       Голос женщины внезапно суровеет:       — Ты ничего не путаешь?       — Нет, — растерянно отвечаю я, не понимая, что происходит. — Света Рощина, вы её знаете…       — Слушай, давай-ка ты с шутками не в рабочее время? — Надежда Андреевна звучит из трубки снисходительно и устало. — Нет у нас такой. И не работало никогда. А та, с кем ты чаще всего общаешься — Вера Вяткина, в отделе маркетинга работает.       — Как же так… — почти шепчу.       — Вот так как-то, — неясно как услышав, серьёзно выдаёт она. — Не знаю уж, что у тебя там вчера вечером было или что тебе ночью наснилось, но такие вот факты — никакой Рощиной Светланы. Сходи доспи или похмелись — может, думать яснее начнёшь. А у меня тут работы полно, чтоб с такими запросами возиться. Пока.       — До свидания, — едва успеваю сказать я и разговор прерывается колкими короткими гудками.       Роняю руки с телефоном на колени. Не успела… Не спасла. И теперь её нет, совсем — даже памяти у окружающих не осталось… Как же так?! Это дико несправедливо. Это невероятно неправильно… Этого не должно было случиться!!! Не в силах сдержать рвущиеся рыдания, поднимаю лицо к потолку и рвано кричу, выплёскивая сожаления и боль. Такая молодая — моя ровесница, ещё бы жить и жить… Кошка без испуга прижимается ко мне и, кажется, успокаивающе мурлычет.       Сколько проходит времени, пока рыдания не иссякают, я не могу сказать. Чувствуя себя совершенно опустошённой, подхватываю Басю на руки и пытаюсь восстановить рваное хриплое дыхание. Кошка доверчиво прижимается и устало и тихо мурлычет, я чешу её за ушами, мягко глажу, попутно замечая, что моя пушистая прелесть бережёт лапки, старается сильно ими не цепляться.       — А ну-ка, хорошая моя, показывай, что у тебя там… — прошу я тихим голосом, усаживаясь поудобнее и устраивая кошку на коленях. Бася сначала жмётся и смотрит с недовольством, но всё же позволяет осмотреть передние лапы. Увиденное повергает меня в шок: несколько когтей у кошки сломаны до крови, словно она отчаянно пыталась разодрать что-то твёрдое, с трудом поддающееся. Моя же ты спасительница… В переизбытке чувств прижимаю кошку к себе, отпустив сразу же, как она начинает недовольно дёргаться.       Освободившись, Бася спрыгивает с моих колен и направляется к мискам. Привычную величественную походку ей выдержать не удаётся — прихрамывает. Надо будет сводить к ветеринару на всякий случай…       В ванную захожу совершенно спокойно — по непонятной мне причине я уверена, что у меня есть несколько спокойных дней до того, как жуткая тварь снова проявит себя. Смотрю на себя в зеркало и вздрагиваю: белки глаз полностью красные из-за сеточки капилляров, а щёки от глаз и почти до самого подбородка покрыты размазанной и уже подсохшей кровью. Кажется, мне и самой нужно будет сходить к врачу.       Тщательно умываюсь, позволяя воде унести с собой грязь и кровь, чищу зубы, капаю в глаза стоящими на полочке припасёнными каплями, расчёсываю растрёпанные волосы. Снова смотрю на себя в зеркало — что же, выгляжу уже получше. Из обычных утренних дел остаётся лишь позавтракать, а дальше придётся составлять списки, набрасывать планы и действовать.       В следующий раз я не собираюсь позволить этой твари добраться до меня.