Темная магия оставляет шрамы

Дейзи наливает в чашку горячий какао из чайника, который ставит перед ней секундой ранее Моди, и хмурится, сжимая губы. Она снова бросает взгляд на часы. Обычно в это время мама уже спускается к завтраку. Дейзи даже слегка просыпает сегодня, но ее еще нет. — Моди, — оборачивается она, — ты маму не видела? Она проснулась? Эльфийка кладет на стол тарелку омлета с ветчиной и чуть двигает ее к девчонке по скатерти. Дейзи замечает, что этим летом Моди совсем становится слаба здоровьем. Ее сестра Эванжелина чувствует себя лучше, хотя на деле приходится ей старшей сестрой. Это, пожалуй, неудивительно. Эванжелина пусть и служит всю свою жизнь бедной семье, переходя от поколения к поколению, ее хозяин всегда был к ней добр и снисходителен. Он проживает почти целую сотню лет, отдав себя науке, а двери в свое сердце ни одной даме так и не открывает. Вместо этого он дарит свое милосердие единственному живому существу, которому есть до него дело. Эванжелине. Моди тяжелее, это глупо отрицать, пусть и сравнивать жизни двух сестер не следует. Эльфийка отдает всю себя добросовестной службе семейства Снейп, но работа у нее неблагодарная большую часть жизни. Воспоминания о прожитых годах постепенно стираются из памяти Моди, именно плохие воспоминания. Она почти ничего не помнит, потому что… Потому что их было много. Служба на Тобиаса, отца Северуса, для Моди, наверное, самый сложный период в жизни. И только с приходом Гермионы в жизнь Северуса все меняется. Однако прошлое не сотрешь, как ни пытайся. Эльфийка с ним живет. Моди служит семейству Снейпов уже пятое поколение, поскольку связана магическим контрактом по мужской линии и переходит от отца к сыну. И вот сейчас, кажется, происходит то, на что никто не рассчитывает: род Снейпов может оборваться, потому что единственной наследницей всего является Дейзи. Поэтому Моди и угасает. Медленно, постепенно, год за годом. Но угасает. — Она с раннего утра в отъезде, душа моя, — мягко улыбается эльфийка. Дейзи замирает с вилкой в руке. Мыслей в голове взмывает разом ввысь целая стая. Она поехала к папе?.. — Она говорила, — осторожно спрашивает Дейзи, — куда отправилась?.. Моди ставит не с первого раза чашку на стол, но Дейзи не успевает помочь ей, эльфийка все равно привыкает делать все сама. — Нет, душа моя, — спокойно и плавно произносит она. — Но с утра она обычно на машине только в одно место срывается. Она поехала к папе. Дейзи с тревогой сглатывает и начинает копаться вилкой в своем завтраке. Душа не на месте. — Спасибо, Моди, — глухо отзывается Дейзи, глядя вниз. — Я поняла тебя. Эльфийка кивает и уже собирается уходить, чтобы позволить Дейзи позавтракать наедине с собой, как вдруг вспоминает об утренней почте и, спохватившись, тянется к большому карману фартука. — Дейзи, чуть не забыла, — охает она, — у меня есть письмо для тебя. Снейп откладывает вилку и нетерпеливо ерзает на месте, ожидая, пока Моди достанет конверт. Она не представляет, от кого может быть это письмо. Эльфийка протягивает ей почту, и Дейзи, бегло поблагодарив ее, тянет ее к себе. — Это от тети Джинни, — шепчет она себе под нос и, вскрыв бумагу, вынимает сложенные вдвое лист. Джинни пишет о том, что сможет сегодня провести с ней тренировку, как они и планируют изначально, только прибудет она к обеду, потому что ей нужно будет перегнать автомобиль дяди Гарри ему в Министерство. В постскриптуме Джинни упоминает о том, что прибудет не одна. Джеймс будет с ней. Дейзи облегченно выдыхает, когда читает эту строчку. Она много думает о том, что происходит в эти два месяца ее жизни, и ее пугают эти перемены. Пугают так сильно, так неконтролируемо, что ей просто не подобрать слов. Только одного человека из всех она сейчас хочет видеть. Джеймса. Потому что она хочет поговорить с ним. Сказать то, что давно должна была. Дейзи даже позволяет себе улыбку. Отложив письмо, она понимает, что к ней возвращается аппетит. На пустой желудок ни на какие тренировки не ходят. Собравшись с силами, она съедает положенную ей порцию завтрака и почти моментально чувствует прилив сил. Чтобы не тревожить лишний раз Моди, она сама убирает все за собой со стола, использует бытовое заклинание, чтобы помыть посуду, и просто занимает себя вещами по мелочи, чтобы потянуть время. Это помогает. Дейзи почти пулей выскакивает из дома, когда слышит шум двигателя, и взмахивает палочкой, снимая защиту с ворот. Светлая магия взмывает ввысь безликой рябью, позволяя четко видеть прибывающих гостей. Снейп чувствует, как потеют ладони, когда она видит Джеймса на пассажирском сидении спереди. Он сначала не замечает ее, обращается к матери, что-то ей рассказывая, и Дейзи не может заставить себя отвести от него взгляд. Ты все эти годы не отворачивался от меня, хотя я вела себя, как круглая дура. Джинни замечает ее первая и машет рукой, широко улыбаясь. Дейзи слегка вздрагивает, но тут же берет себя в руки, машет ладонью и улыбается в ответ. Тренировка — это, разумеется, хорошо, но для Дейзи сегодняшний приезд крестной оказывается важнее, чем все остальные. Джинни неловко паркуется и глушит двигатель рывком. Дейзи непроизвольно морщится, потому что так и ремень можно оборвать. Кто же так резко сцепление выжимает? Механическая коробка передач — дама капризная. — Ох, Мерлин, — сетует Джинни, вылезая из машины. — Последний раз я за руль сажусь, — обещает она, — и всё… К Салазару ваши маггловские примочки, буду только трансгрессировать или на метле передвигаться. Дейзи едва сдерживает смешок, прикрывая губы пальцами. Ее всегда забавляет, как Джинни ругается на маггловские технологии. Джеймс как-то шутит о том, что она явно не в своего отца пошла, потому что дедушка Артур сам не свой по жизни до не волшебного мира. — Привет, дорогая, — успокоившись, улыбается она, открывая для объятий руки. Дейзи тянет руки в ответ. — Здравствуй, тетя Джинни, — заключает она ее в объятия. Дейзи смотрит за спину крестной. Джеймс выходит из машины следом, несильно хлопая дверью. Он сегодня в одной футболке, без толстовки, хотя обычно снимает ее только в том случае, если солнце печет, как в Аду. На нем черные шорты и его любимые потрепанные кроссовки. Он щурится на солнце и чуть кивает ей, поджимая губы в слабой улыбке. Дейзи выпускает крестную из объятий и делает тоже самое в ответ. Джинни старается делать вид, что не замечает, какие они оба неловкие в этот самый момент. Она буквально видит в девчонке себя много лет назад, а в собственном сыне… О, Мерлин, с ума сойти можно. — Я еще не в форме, тетя Джинни, — внезапно прерывает поток ее мыслей Дейзи, указывая себе за плечо. — Я на пару минут, хорошо? Встречаемся на заднем дворе. Джинни кивает, возвращаясь в реальность, и чуть улыбается. — Хорошо. Она оборачивается, глядя на сына, но тот уже опускает взгляд вниз, следуя в сторону участка. Джинни порой кажется, что она слишком долго не замечает очевидных вещей. Взаимоотношения Джеймса и Дейзи им с Гермионой всегда были очевидны: дружба сквозь года с самых пеленок. И только сейчас она видит другую сторону медали. Этим летом что-то правда происходит. Джеймс чаще видится с Дейзи, она сама все реже общается с дочерью Билла и сыном Люпинов. Джинни никогда не задает вопросов сыну о его личной жизни, потому что даже не считает, что в его возрасте такое понятие вообще возможно. Она упускает из виду очевидную вещь: первую влюбленность. Долгую, чистую, самую сильную. Отличающуюся бешеной привязанностью по сравнению со многими другими, которые будут после нее. Если ее сгубить, если отвергнуть… Это понесет последствия глубоко внутри. Джинни свою первую влюбленность сначала прячет в себе, потому что боится получить отказ, и только потом, когда она понимает, что все остальные — не то… Она начинает нести свою любовь к нему, как знамя. Гордо поднимает над головой и не боится больше своего сердца. Джинни смотрит на него открыто, всепоглощающе и чисто. И Гарри ее видит. В тот самый день в гостиной после матча. Видит. Именно так Джеймс смотрит на Дейзи. Джинни словно видит прошлое через призму будущего. История повторяется. Снова. Джинни вздыхает, перехватывает в ладони ключи от машины и следует за сыном в сторону дома. Она уже собирается крикнуть, чтобы позвать Гермиону и поприветствовать ее, раз уж она сама не выходит, как вдруг в заднем кармане шорт начинает нервно вибрировать телефон. Джинни морщится, вынимая гаджет, и смотрит на экран. Ее ассистент с работы. — Да, Энди, я слушаю, — отвечает она на звонок. — Только в двух словах, ладно? У меня выходной, так что… Поттер почти сразу напрягается, внимательно сосредоточившись на звонке. Она хмурит брови. — Джеймс, — шикает она, окликнув сына. Парень оборачивается, и Джинни передает ему сумку, указывая рукой в сторону кухни, мол, забрось туда, будь так добр. Едва Джеймс скрывается за дверью, Джинни оборачивается, опустив ладонь на лоб, и с ужасом слушает своего ассистента. Дейзи в этот самый момент грациозно скользит вниз, проходит мимо разговаривающей по телефону крестной и через столовую мчит на задний двор. Она сразу берет свою метлу, сушит ладони, опустив их в тальк, и надевает кожаные перчатки без пальцев для тренировки. Закончив с приготовлениями, она садится на крыльцо и кладет рядом с собой метлу, опустив локти на разведенные в стороны колени. Дейзи делает глубокий вдох, наслаждаясь тишиной, и опускает взгляд на свои руки. Она задерживает дыхание, когда касается подушечкой указательного пальца потрепанного кожаного материала. Дейзи эти перчатки таскает на тренировках систематически. Ей предлагают другие, ей дарят другие, но она их не носит. Всё просто. Эти перчатки — подарок. Подарок от Тедди на их первое совместное Рождество. Дейзи с дрожью вздыхает, закрывая глаза. В груди начинает собираться тугой комок, когда под веками вспыхивает тот самый день в библиотеке. Сухость в полости рта, бешено стучащие в глотке, ушах и груди сердце. Ледяные ладони. И ватные ноги. — Вставай, — сорвавшимся голосом просит Дейзи, протягивая руку и хватая его за запястье. — Тед, вставай. Ну же… Дейзи слышит, как он всхлипывает. Глубоко, горько и искренне. Он не с первого раза поднимается на негнущиеся ноги и не может заставить себя поднять голову. Наклонившись, Тедди закрывает лицо дрожащей ладонью. — Тед… — тянется она к нему, чтобы убрать руку. Он не сопротивляется, позволяя ей это сделать, после чего поднимает взгляд. У Дейзи на мгновение сердце сжимается от того, что она видит. У него рассечена нижняя губа, в свежей ранке наливается алая капля крови, вокруг рта покраснение, на правой скуле. Джеймс не сдерживал себя, это заметно сразу. Однако больше всего Дейзи поражает даже не это. Ссадины-то она часто видит в течение своей жизни. И Тед, и Бо, и Роджер всегда с кем-то цапаются все эти годы. Особенно, Тед. Дейзи никогда не винит его за это. Это его гены, отцовское наследие. Дейзи лишь пытается сдерживать его. Мама рассказывает ей однажды, как с этим справлялась мать Тедди — Нимфадора. Дейзи была уверена, что справляется не хуже почившей родственницы. Теперь она понимает, что ошибается. Что-то Дейзи подсказывает, что к своей жене Римус так никогда не относился. Дейзи слышит много рассказов о родителях Тедди за прошедшие годы, хорошие в основном. Только одна история больно колет ее куда-то под ребра: факт того, что во время войны дядя Римус готов был оставить Дору, которая носила под сердцем их общего сына, потому что хотел присоединиться к Золотому Трио в поисках крестражей. Римус Люпин поднимается в глазах Дейзи в тот момент, когда она слышит о том, что он вовремя принимает правильное решение. Возвращается к своей семье. Дейзи старается мыслить здраво и вернуться к их разговору, но она снова оказывается сбитой с толку. И виной всему его слезы. — Прости меня, — на выдохе произносит он, изломляя губы и качая головой, — Мерлин, прости меня, Дейз… Тедди обхватывает ее лицо ладонями, намереваясь притянуть к себе. Дейзи это моментально отрезвляет. Жалость уходит по щелчку пальцев. Нет, она не верит ему. Это стандартная, отработанная схема у них, которая работает все эти годы. Поправка. Работает до этого момента. Тедди всегда так делает, когда они ссорятся. Он злится, говорит ей порой то, что ни один человек слушать не заслуживает, а затем тянет к себе. Целует, сбивчиво прошептав слова о прощении, и думает, что все в порядке. Это теперь так не работает. Плотно стоя на ногах, Дейзи берет запястья Теда в свои руки, не позволяя ему притянуть ее к себе. Они замирают напротив друг друга. Всего несколько сантиметров разделяют кончики их носов. Дейзи Снейп лихорадочно смотрит в глаза Тедди Люпина, сжав в плотную полосу губы. Нет, Мерлин, нет, почему же я раньше этого не понимала? Эти отношения, эти поступки, слова, действия… Это ненормально. Они лишь изводят друг друга. Особенно, в последний год. Она смотрит ему в глаза. И распахивает губы. — Нет, — чуть кивнув, шепчет она. Тедди сначала замирает от ее ответа, а после смаргивает слезы и смотрит на нее. С сухими глазами, напряженно сведенными на переносице бровями и… алой щекой, на которой наливается ушиб. Мерлин, я правда это сделал. Я ее… — Я тебя люблю, Дейз, — признается он, совершенно не понимая слов, о которых говорит. Дейзи немного нервно, невесело фыркает, опуская его руки вниз, потому что больше не хочет, чтобы он к ней прикасался. — Вертела я твои слова, — спокойным голосом начинает она, — на черенке своей метлы, — и чуть улыбается уголком губ. Тедди трет лицо ладонью, смазывая кровь на губе, но не замечая этого, и нервно пропускает сквозь пальцы волосы. — Дейзи, прошу тебя, — сглатывает он, — не надо… У нее в глазах столько всего, а Тедди Люпин осознает, что ничего в них прочесть не может. Не получается. Он все смотрит на нее, а у него не выходит. — Я люблю тебя, — снова повторяет он, делая полшага вперед. Дейзи синхронно с ним делает шаг назад. — Не любишь, — просто отвечает она. — Тебе нравится сама идея любви, — она на мгновение замолкает, глядя куда-то вверх, — или я слишком много думаю, а на деле ты просто привык, что я никуда не денусь. Она без тени страха снова смотрит на него, игнорируя горящую кожу на щеке. — Так не бывает, — качает она головой, — поэтому перестань обманывать себя, — Дейзи сглатывает. — Всё, Тед. Люпин сглатывает. Слова давят на уши, вызывая звон в перепонках. Он кривит губы в полуулыбке, качнувшись на месте, и утирает рот тыльной стороной ладони, словно намеренно причиняя себе боль в который раз, когда касается разбитой губы. — Ты не зовешь меня Тед, — замечает он. — Теперь зову, — коротко отзывается она. Люпин делает шаг назад и трет лицо обеими руками. Да так сильно, что краснеют скулы, а под веками искры взрываются. Остальные слова доходят в подсознание. Дейзи говорит, что всё. Она делает то, о чем и Бо, и Роджер все эти годы его предупреждают. Тедди, видимо, действительно в глубине души был уверен в том, что она с ним навсегда, но… это же Дейзи. Дейзи Снейп. Девушка, которая дорожит своей жизнью и имеет достоинство, которое теперь решает наконец отстаивать. Розовые очки бьются стеклами внутрь. Это причиняет ей боль, но открывает глаза. Дейзи Снейп с ним рвет. — Вот так просто? — разводит он в стороны руки. — Раз? — Раз, — соглашается она. — Как пластырь? — Да, как пластырь. Рывком. Чтобы все разом сковырнуть, и пусть рана кровоточит, пусть смердит, пусть эта тупая боль вымывает свежей кровью всю грязь, которая под этим пластырем скапливается за все прошедшие годы. — У нас с тобой давно все через одно место пошло, — облизывает Дейзи губы. Тедди снова делает шаг вперед. — Дай мне шанс, — просит он, протягивая к ней руки. — Стой на месте, — устало произносит она, и он, почему-то, слушается. Слушается и снова смотрит на ее алую левую щеку, затем на круги под глазами, на дрожащие ресницы и темные брови, сведенные на переносице. Я устала. Устала от тебя. Устала от себя, пока я с тобой. — Этого больше не повторится, — срывается у него с языка. Дейзи Снейп сглатывает. Впервые за всё это время она прокручивает их отношения в голове без бешеных чувств, бушующих в груди. Смотрит на них трезво и здраво. Они только ссорятся. Ссорятся, скандалят, хлопают дверями, орут друг на друга, оказываются непроизвольно со своими скандалами в центре внимания, а потом… Мирятся. Иногда он с размаху впечатывает ее в стену коридора замка, пока там никого нет, и горячо, опасно, глубоко целует, выбивая из себя и из нее всю дурь. От таких поцелуев потом губы несколько дней болят, а подбородок зудит от щетины. Порой они запираются в каком-нибудь классе после отбоя, накладывают оглушающие и мирятся так, что дрожат парты. Дейзи всегда после таких воссоединений оказывается в синяках по всему телу. То он неаккуратно сажает ее, и она свозит бедром угол стола, то слишком резко и импульсивно берет инициативу в свои руки, но и это не самое странное. Дейзи не помнит ни одного раза их интимной близости, чтобы это было нежно, просто потому что хочется, плавно и неторопливо. Они всегда занимаются этим, когда оба до чертиков озлоблены. Когда молнии из глаз мечут, когда никому лучше стороннему под руку не попадаться, потому что характеры обоих — гремучая смесь из пороха и динамита. Но… Дейзи видит страшную разницу, когда смотрит на главный пример для подражания в своей жизни. Ее родители. Гермиона спокойным характером не отличается. Она умеет отстаивать свои права, добивается того, чего хочет. Она страшно упрямая, порой импульсивная и всегда говорит то, что думает. Северус так совершенно в категорию сангвиников не входит. Он знает свои возможности и умело ими пользуется, но не любит глупых людей, терпеть не может повторять что-то, не выносит льстецов и совершенно не умеет признавать свою неправоту. Они оба страшно противоположные по духу люди, но… Дейзи знает, что они друг друга по-настоящему любят. Дейзи ни разу не видит, чтобы папа повышал на маму голос, говорил хоть одно оскорбительное слово или устраивал скандал. Дейзи видит, как папа относится к маме. Как к самому невероятному подарку судьбы. Вот в чем их разница. Колоссальная, бешеная разница. Северус, не раздумывая, лучше предпочтет смерть, чем позволит Гермионе почувствовать боль, а Тед… — Дейзи… — Не трогай меня. Тедди бросает руки вдоль тела, понимая, что он бессилен. Она принимает решение, ему остается только его принять, потому что еще неизвестно, что будет завтра. Только Дейзи решать, сохранять все случившееся в тайне или нет. Сам Тед уже понимает, что первым делом напишет Вики с просьбой увидеться. — Я думаю, тебе есть, куда идти, — внезапно произносит Дейзи, опустив взгляд. Тедди почти вздрагивает, чувствуя неприятный холодок вдоль позвоночника. Она будто читает его мысли, хотя все это можно списать на банальное совпадение. Люпин ощущает, как холодеют руки. Она знает, догадывается или предполагает? Тед вздыхает. — О чем ты? — шепотом выдыхает он. Дейзи нервно заправляет волосы и направляется к выходу из гостиной, рассчитывая закончить этот разговор и поставить точку. Всё. — Я тебя провожу, — поднимает она взгляд. Тедди свой внезапно прячет, и для Дейзи все становится красноречивее всяких слов. Однако даже этот факт не помогает ей до конца поверить во все то, что происходит у нее эти годы под носом. Дейзи все еще рассчитывает, что это неправда. И продолжает обманывать себя. Это все потому что розовые очки бьются стеклами внутрь. — Не против?.. Дейзи вздрагивает и часто моргает, возвращаясь в реальность. Она поднимает взгляд и оборачивается. Рядом с ней стоит Джеймс и уже определенно не первый раз зовет ее. Дейзи рассеянно кивает. — Садись, конечно, — наконец отвечает она. Дейзи кладет сложенные ладони между коленок и смотрит перед собой. Джеймс садится с ней рядом в ту же самую позу. Они молча смотрят перед собой. Это необычное молчание, это та самая тишина, которую ты совсем не знаешь, как пресечь. Это та самая тишина, за которой скрывается столько слов, что пространство вокруг почти рябит. Они не говорят о случившемся с того самого дня, хотя им надо. Обоим это надо. Однако они молчат. — Мерлин, это просто ужасно! — вынуждает их вздрогнуть голос Джинни, вылетевшей из дома. — Ребята, мне срочно нужно отлучиться по работе, — она нетерпеливо переступает с ноги на ногу. — Это ненадолго, обещаю. Дейзи взволнованно оборачивается. — Что случилось? — хмурит она брови. Джинни красноречиво ругается под нос, когда снова не может сладить с маггловским сенсорным мобильником, и переводит взгляд на крестницу. — Игра через две недели, а мой охотник со сломанной ногой валялся на поле в разгар тренировки, — шлепает она ладонью себе по бедру, — мне надо на поле, проследить, чтобы травму ликвидировали с магическим вмешательством, но без последствий. Дейзи поджимает губы, глядя на крестную, и чувствует на себе взгляд Джеймса. Джинни снова чертыхается и, закатив глаза, двумя резкими движениями кладет телефон в задний карман. — Я должна быть там, — выдыхает она. — Постараюсь очень быстро. В пекло ваши маггловские движки, — указывает она себе за спину, подразумевая машину супруга, — я каминной сетью доберусь. Справитесь тут без меня? Дейзи согласно кивает синхронно с Джеймсом. — Конечно, без проблем, — отвечает она. Скомкано бросив слова прощания, Джинни почти пулей мчит на кухню и исчезает в языках пламени, оставляя в поместье двух домовиков и двух подростков. Дейзи снова смотрит перед собой, обхватив себя руками. Ветер треплет ее темные волосы. Становится прохладнее, такая погода обычно только радует. Небо серое, солнце скрывается за облаками и в глаза не слепит, а ветра почти нет. Дейзи следует радоваться возможности летать в такую погоду, но… Она не летает. Вместо этого она сидит рядом с человеком, с которым слишком многое нужно обсудить. Однако она просто не знает, с чего начать. Джеймс не знает, куда девать собственные руки. Он обычно в толстовке всегда ходит, а сегодня черт дернул не взять ее с собой, потому что с одиннадцати утра солнце нещадно печет. Следовало подумать о будущем. Такая жара стоит обычно перед дождем. И серые тучи, плавно плывущие с севера Британии, являются тому подтверждением. Джеймса погода интересует в данный момент меньше всего и собственный дискомфорт тоже. Он беспокоится за Дейзи, он только о ней все эти дни и думает. Она больше недели после того самого дня с разборками в гостиной не дает о себе знать. Джеймс спрашивает мать о том, когда они могут поехать в поместье Снейп к Дейзи на тренировку, а Джинни только жмет плечами, объясняя, что пока нет времени. Только не уточняет, у кого именно. У нее самой или хозяйки поместья, состояние которой кажется совершенно непредсказуемым с апреля текущего года. Как бы то ни было, вот и она. Та самая встреча, о которой Джеймс грезит несколько дней подряд. Только сказать он ничего не может по поводу случившегося, да и не знает, что говорить в таких случаях. Разве что… — Может, полетаем?.. — чуть повернувшись, предлагает он. Дейзи от неожиданности предложения вскидывает брови. Тревога за «тот самый» разговор уходит на второй план. Она чуть оборачивается к нему. — Полетаем? — часто заморгав, переспрашивает Дейзи, рассчитывая, что ей послышалось. Джеймс жмет плечами. — Ну да, — кивает он. — С метлы свалюсь — не беда. Дейзи фыркает. — Брось… — Да я шучу, — успокаивает он, положив руку на сердце, — или нет, — тут же добавляет он. — Может, у меня талант?.. Ты же знаешь, кто мои родители. Дейзи внезапно перестает воспринимает предложение Джеймса за неудачную шутку. Мерлин, а ведь правда. Она ни разу, ни единого, черт возьми, раза не думает о том, почему сам Джеймс не летает. Его мать была ловцом и охотницей, а теперь капитан команды. Его отец ловец. Его дед ловец. Да у него это не просто в крови, это часть его самого. Она моментально начинает корить себя за такую чудовищную невнимательность. Дейзи смотрит на Джеймса и поджимает губы. — Мама, правда, на Лили надежды возлагает, — не замечая заминки, продолжает рассуждать Джеймс, глядя куда-то перед собой. — Альбус скорее земли поест, чем на спорт согласится, а со мной что-то немного момент упущен, я думаю, хотя… Он неопределенно чешет указательным пальцем подбородок. — Кто знает? — чуть кивает он. Дейзи чувствует, как сердце начинает биться быстрее. — Джеймс, ты же прав, — шепчет она, ощущая прилив адреналина. — Что? — наконец смотрит он ей в глаза. Не в силах усидеть на месте, Дейзи оборачивается к нему всем телом, подогнув под себя ногу, и обхватывает его за предплечья. От внезапной тактильности у Джеймса перехватывает на мгновение дыхание, но он не показывает виду, лишь бросает быстрый взгляд на ее тонкие, но сильные руки. — У тебя это в крови! — радостно сообщает она. — Ты почему ни разу за эти годы не поднимал этой темы? Потому что тебе было не до меня. Будем честны, Дейз, тебе и до себя-то дела не было. А вслух лишь… — Не знаю. Дейзи с огнем в глазах смотрит на Джеймса и снова сжимает его предплечья пальцами, после чего закрывает на мгновение лицо руками. — Мерлин, какая же я идиотка, не подумала ни разу, — раздосадовано бубнит она в ладони и убирает их вниз. — Я тебя научу. Джеймс от неожиданности забавно таращит глаза. — Серьезно? — не верит он своим ушам. — Да! — радостно восклицает она. Никогда бы он не подумал, что Дейзи станет учить его летать на метле. Дейзи заразительно улыбается и вскакивает с места, направляясь в тот самый «Домик для метл». Она придумывает это название еще в семь лет, потому что не соглашается называть это место каким-то там сараем. Джеймс подходит к ней, заинтересованно заглядывая внутрь. Дейзи взмахивает палочкой, и из кончика взмывает ввысь шар света, начиная плавно покачиваться в воздухе и освещая небольшое помещение. Джеймс завороженно задерживает дыхание. Здесь хранятся все метлы Дейзи с того самого дня, как она принимает решение связать свою жизнь с квиддичем. На стене висит маленькая метла. Такая крошечная, что диву даешься: как на такой вообще можно уместиться. Джеймс понимает, что это за метла. Она была первой. Тот самый подарок от его матери на четвертый день рождения крестницы. Джеймс чуть поджимает губы, рассматривая помещение дальше. Он заинтересован, сильно заинтересован. Дейзи до сегодняшнего дня ни разу не приводит его сюда. Это ее обитель, ее маленький большой алтарь. Сюда даже Гермиона не заходит, что уж о других говорить. Вдоль стен стоят пять метл. Шестая остается на крыльце. Джинни дарит крестнице метлы каждые два года, учитывая растущий организм. Она умудряется найти ей даже «Нимбус 2000», хотя их после войны вообще не производят. Дейзи что-то тараторит, пока Джеймс блуждает в своих мыслях. — Вот, держи, — вырывает она его из размышлений. Джеймс не верит собственным глазам. — «Нимбус 2014», — таращится он. — Шутишь что ли?.. Она же… Джеймс не находит слов. Эта метла была в свое время крайне для нее важна. На ней Дейзи делает мертвую петлю на решающем матче четвертого курса. Был декабрь, трескучий мороз, все игроки едва сидели на метлах, а она… Она летает в тот день так, что на зависть даже птицам. Джеймс помнит тот момент. Он стоит на трибуне и во все глаза смотрит на нее. Моргнуть даже боится, упустить хоть что-то. Это был его первый курс в Хогвартсе, первая зима, первая попытка наладить с Дейзи контакт в стенах школы. Он словно сейчас видит ее горящие зеленые глаза, белые отмороженные щеки и сведенные на переносице брови. Ее победа принесла две сотни очков Хаффлпаффу. Преемник Оливера Вуда в тот день впервые вслух говорит о том, что ему печально, раз такой игрок учится не на Гриффиндоре. После этого легендарного матча Дейзи Снейп получает семь приглашений на Святочный Бал. И все парни получают отказ. — Чего ты застыл? — улыбается она. — Это просто метла, — жмет она плечами, — как и все предыдущие. Джеймс нерешительно протягивает вперед руки. — Держи, — передает она метлу. — Она тебе по росту подходит и по комплекции. Если неудобно будет, дам тебе ту, на которой сейчас летаю. — Но это же, — задыхается он словами, — это… — Просто вещи, — заканчивает она за него, глядя ему в глаза. И ей так хочется сказать ему. Сказать так много, Мерлин все в этом мире подери. Но… — Идем, — старается она улыбнуться и заглушить печальные мысли. — Это не так сложно, как кажется. Дейзи действительно настраивает себя так, будто она тренер. Старается продумать, как обучить Джеймса азам полетов, чтобы он ничего себе не сломал. Да, в Хогвартсе есть уроки полетов, но они настолько базовые, что вызывают презрительный смешок. Джеймс не говорит ей о том, что справляется с ними по щелчку пальцев. Ему просто кажется, что это легко для всех. Дейзи открывает в изумлении рот, когда он со второй попытки проделывает спайку простых упражнений в нескольких футах от земли, и загорается энтузиазмом еще сильнее. Джеймс словно расцветает на глазах, когда взмывает ввысь. Дейзи сначала беспокоится, а потом понимает, что напрасно это делает. Джеймс чувствует себя на метле также, как и она: точно рыба в воде. Она седлает метлу следом, и они начинают наперегонки носится точками по серому небу, играя в пятнашки. Девчонка смеется заливисто и чисто, пикирует без тени страха и инстинкта самосохранения, а Джеймс словно пропитывается ее энергией и сигает следом, мастерски удерживая равновесие. Поднимается постепенно ветер, тучи сгущаются, но они не обращают на это внимания. Дейзи никогда в жизни не чувствовала себя с кем-то рядом настолько счастливой, как в этот самый момент. Она непроизвольно вспоминает тот день в котловане, когда они с Джеймсом убегают из дома и катаются на картонках по песку. Мерлин, сколько же лет прошло? Кажется, Дейзи во второй раз испытывает те же эмоции, что были в тот день. И получает она их снова с Джеймсом. Поттер летит с ней рядом, черенок к черенку, лавирует в воздушном потоке и даже не чувствует холода, хотя сегодня в одной футболке. Улыбка не сходит с его лица, он испытывает бешеный прилив эндорфина и только в это самое мгновение, кажется, понимает свое предназначение в жизни. У него это в крови. Любовь к спорту. Любовь к квиддичу и… — Рук не чувствую! — старается перекричать ветер Дейзи. — Спустимся? — Давай! — кивает он. Они приземляются почти одновременно, едва расцепляют онемевшие пальцы с черенков метлы и, не сговариваясь, валятся на спину, после чего их одновременно распирает смех. Джеймс зажмуривается и шлепает ладонью себе по грудной клетке, испытывая бешеное счастье. Они все мокрые, лежат в траве с онемевшими пальцами, к которым никак пока не возвращается чувствительность, в глотке прохлада и сухость, глаза хочется зажмурить еще сильнее и почесать переносицу, потому что натирают очки. Но такие счастливые. Дыхание все еще не восстанавливается, но эффект полетов играет свою роль, придает уверенности и храбрости. Дейзи небрежно поворачивает голову вправо, глядя на Джеймса. На его спутанные темные волосы, разметавшиеся по лбу, на ямочку на щеке от улыбки, пульсирующую вену на шее. — Джеймс… Он словно чувствует ее взгляд на себе, поэтому поворачивается за долю секунды до того, как она зовет его по имени. Карие радужки Поттера встречаются с зелеными радужками Снейп. Она смотрит на него и понимает, что ей больше не страшно. — Ты не маленький, Джеймс, — произносит она. — Я никогда не считала тебя таким, — честно сознается она, — я была глупой… Правда глупой. Джеймс сглатывает, глядя то в один ее глаз, то в другой. Он не перебивает. Боится, что ему это только кажется. Джеймс думает, что, если закроет хоть на мгновение глаза, Дейзи снова исчезнет. Он опять проснется в своей комнате один, пока в гостиной внизу будет слышатся гомон из голосов трех подростков, которые решают списать его со счетов. — Ты понимаешь порой больше меня, — не останавливается она, — видишь вещи, на которые я закрываю глаза, — Дейзи недолго молчит. — Вещи, которые стоило заметить еще очень и очень давно. Она не конкретизирует, но Джеймс понимает и сам. Дейзи привстает на локтях, чтобы сесть, и Поттер тут же садится рядом, не выпуская ее из виду. Она наконец говорит ему то, что он сам пытается сказать ей столько лет. Дейзи Снейп наконец его слышит. — Ты дорог мне, Джеймс. Признание случается само. Вот так. Просто. В нужном месте, в нужное время. — Ты был частью моей жизни еще до того, как в нее пришли другие, — сглатывает она. — Теперь другие уходят, и я… …виню себя за то, что была так с тобой груба. Дейзи нервно заводит за уши волосы и на мгновение закрывает глаза, после чего набирает в грудь воздуха. — Пообещай мне кое-что, пожалуйста… — Что угодно, — тут же отвечает он слегка хриплым от долгого молчания голосом. Дейзи поднимает взгляд. — Обещай не уходить из моей жизни, — на одном дыхании произносит она. — Я просто не могу… представить себе, что тебя в ней нет. Мамины клумбы за спиной Джеймса плывут перед глазами и черты его лица тоже. Дейзи даже не замечает, как закипают слезы. — Пожалуйста, — но ее голос тверд. Джеймс хватает губами кусочек воздуха и чуть качает головой. — Не уйду, — шепчет он, — Дейзи, я же всегда рядом. Всегда рядом с тобой. Вдоль позвоночника пробегают мурашки и утопают где-то в ямочках на пояснице. Дейзи чувствует, как сильно ее тянет к нему. Не как в детстве. Это что-то другое, что-то совершенно для нее новое. В грудной клетке разливается приятное тепло, нет тех бешеных мотыльков в животе, которые были у нее с Люпином. Она чувствует… Спокойствие. Защиту. Безопасность. Осознает, что с ним ей не нужно притворяться, не нужно стараться. С ним она может быть… Собой. Дейзи прикрывает глаза и чувствует, что он наклоняется к ней все ниже и ниже. Она чуть склоняет голову в сторону и задерживает дыхание. Тепло Джеймса врывается в ее личное пространство. Кончики их носов почти касаются друг друга. С камина на кухне слышится треск летучего пороха и языков пламени. Дейзи подается назад и прячет взгляд, стараясь сглотнуть пульс. Джеймс чуть кашляет и тоже отодвигается назад, пропустив между пальцами влажные спутавшиеся волосы. Из столовой доносятся звуки шагов. — Я вернулась, ребятки, — с порога приветствует их Джинни. — Кстати, Дейзи, а где Гермиона? — указывает она себе за спину. — Я ее и с утра не видела. Дейзи кашляет и убирает за уши волосы, после чего поднимается на ноги. — Она… — Дейзи недолго молчит, глядя на крестную. — Она в Мунго. Джинни, до того момента расслабленная, моментально становится серьезнее и непроизвольно сводит на переносице брови. — Ох, — выдыхает она, — вот оно что. Теперь понятно. Думает Джинни определенно о чем-то своем, Дейзи понимает это сразу. Она терпеливо ждет, опустив руки в задние карманы спортивной формы. Пальцы все еще покалывает, но и это еще не все. Холодает. Тучи все сильнее сгущаются. — Прости, милая, — извиняется Джинни, — там все затянулось, я три часа там проторчала и… — Да не страшно, мы все равно потренировались, — спокойно замечает она. Джинни озадаченно хмурится, глядя на Дейзи. — Мы? — не понимает она. — Да, — кивает девушка. — Джеймс превосходно летает, — смотрит она вниз. Джеймс поднимается с земли следом и, подтянув шорты, встает рядом с Дейзи. Проклятье, за этот месяц он словно снова вырастает на пару дюймов. Они с ним теперь буквально одного роста. Джеймс смотрит на маму и чуть улыбается уголком губ. — Правда? — кладет она руку на сердце, принимая со всей ясностью свою ошибку. Джинни так сильно оказывается увлечена работой, семьей, прочими заботами, двумя еще совсем маленькими по ее меркам детьми и тренировками с единственной крестницей, что упускает из виду самое главное. Ее старший сын. Сын, с воспитанием которого, как она всегда думает, Джинни ошибается из раза в раз. Джеймс стоит перед ней. И Джинни смотрит на сына с совершенно другой стороны. Взрослый, сильный, высокий и мужественный. В его жилах течет их с Гарри кровь. Предрасположенность к спорту передается и ему, а она даже не задумывается об этом все эти годы. Проклятье. Я так невнимательна к собственным детям, которые, на деле, уже совсем не малыши. Они взрослые. Все они. За работой мы с Гарри упускаем все самое важное. — Нам есть, что обсудить, Джеймс? — чуть улыбается Джинни. Парень кивает и улыбается в ответ. — Думаю, да, — соглашается он. Джинни с бесконечной теплотой смотрит на сына и поджимает от переполняющих эмоций губы. Время бежит без оглядки. Буквально вчера она на последнем сроке беременности изнывает от боли в отекших лодыжках, сидя на постели в немагической Британии, и уговаривает Гермиону взять себя в руки, доучиться на курсах и вернуться в свою семью, а сегодня… Сегодня их дети, такие взрослые, стоят перед ней со своей жизнью, своими решениями и своими ошибками. — Тогда мы поедем, — выдыхает Джинни и, спустившись с крыльца, целует Дейзи в висок. — Мне еще это маггловское средство передвижения на место доставить нужно. Джинни уже направляется в сторону дома, а Дейзи стоит на месте и не может заставить себя пошевелиться. Она понимает, что ей нужно снять с ворот защиту, что нужно проводить их, но она не может никак не отреагировать на то, что почти случилось. Джеймс хотел поцеловать ее. Мерлин. Она нерешительно смотрит на него, а он уже, оказывается, смотрит на нее в ответ. Смущение так некстати вспыхивает на щеках. Адреналина в крови больше нет. Дейзи отводит взгляд первая. — Тебе пора. — Да. Недосказанность витает в воздухе. Они медленно направляются к дому. Дейзи снимает защиту с ворот, выпуская гостей. Джеймс трет предплечья ладонями, когда садится в машину. Кажется, он жалеет, что не взял сегодня свою толстовку. Дождя не миновать, не зря же уже поднимается ветер. Джинни машет рукой, когда трогается с места. Дейзи машет в ответ. Джеймс чуть кивает ей на прощание и тут же начинает смотреть перед собой. Снейп провожает взглядом автомобиль, стоя возле ворот и обхватив себя руками. Странное чувство внутри не дает ей привести в порядок мысли. Только когда машина становится точкой вдалеке, Дейзи разворачивается и направляется в сторону дома. Она рассеянно выходит на задний двор и садится на крыльцо, глядя перед собой. Она видит, что у нее дрожат ладони, поэтому трет их и скрещивает на груди, поежившись от ветра. Мыслей так много, что ее даже слегка подташнивает. Она впервые чувствует себя так, как сейчас. Этого с ней не случается раньше. Взгляд Джеймса не идет у нее из головы. Его тепло в ее личном пространстве тоже. — Может, я заболела, — озвучивает она свои мысли, опустив кончики пальцев на губы. Грохочет небо, и с серого полотна медленно начинают падать на землю крупные капли дождя. Дейзи запрокидывает голову вверх и закрывает глаза, наслаждаясь дождливым спокойствием. Может, он поможет ей привести себя в норму. Ведь она даже не замечает, что дело уже идет к вечеру, а мама все еще не возвращается домой. — Или заболею, если не пойду в дом, — сама себя отчитывает Дейзи и поднимается с места. Оставив свою метлу и метлу Джеймса в «Домике для метл», Дейзи еще пару мгновений смотрит на них, а после взмахивает палочкой, погасив шар света, и закрывает за собой дверь. Дождь усиливается. Капли дождя барабанят по лобовому стеклу, а дворники все хуже справляются, и Джинни морщится, склоняясь вперед, потому что совсем не разбирает дороги. Джеймс сидит со скрещенными на груди руками рядом, приложившись виском к стеклу и глядя на протекающий вдоль дороги унылый и серый пейзаж. — Светофоров к две тысячи семнадцатому наставили повсюду, как в мире магглов, ужас какой, — причитает Джинни, сбавляя газ. Автомобиль тормозит возле пешеходного перехода, и Джеймс смотрит безучастно на неоновую вывеску в придорожном кафе напротив. Слова в рамке яркими цветами гласят: «Ты живешь только сегодня. Делай сейчас то, на что не решился бы завтра». Джеймс приподнимает голову, завороженно глядя на мутные из-за дождя на стекле слова. — Ох, потрясающе, — шлепает по рулю Джинни, — Гарри еще и бак нам почти пустым оставил. Придется заехать на заправку. Благо она рядом. Джеймс что-то бубнит в знак согласия, а сам все думает об этих словах на неоновой вывеске. Они проезжают не больше полумили, когда Джинни останавливается на заправке и выходит из машины. — Я быстро, только оплачу, — обещает Джинни и закрывает водительскую дверь. Подняв над головой какой-то журнал, она бежит под дождем на заправку. Джеймс тяжело дышит, глядя перед собой. «Делай сейчас то, на что не решился бы завтра». Он вытирает влажные ладони об шорты и делает глубокий вдох. Быстро глянув в здание и заприметив рыжую макушку матери, Джеймс открывает дверь, выходит из машины, и бегом пускается по прямой дороге в обратную сторону под проливным дождем. Непогода усиливается. Дейзи снова смотрит в окно, когда грохочет гром, и берет в руки чашку с чаем. Эванжелина приносит ей ужин и чай, не задавая лишних вопросов. Дейзи кивком благодарит ее, но к горячей еде не прикасается. Кусок в горло не лезет. Она сидит в библиотеке, потому что не хочет подниматься к себе, но за книгу не берется. Ей просто комфортно в этой комнате. Сделав глоток чая, она ставит чашку на место и делает небольшой круг по комнате. Сердце не на месте, и она не понимает, что с ней происходит. Таких ощущений у нее не было в жизни, она не знает, как на них реагировать. Папа однажды рассказывает ей, как теряет душевный покой. Такое происходит, когда он понимает, что мама для него — нечто большее, чем он сам. Когда понимает, что любит ее. Дейзи нервно усмехается, утерев губы тыльной стороной ладони. — Черт, — непроизвольно ругается вслух Дейзи и снова обнимает себя руками, продолжая ходить по комнате вдоль книжных полок. Не может быть такого, что она влюблена в Джеймса. Так просто не бывает. Сколько ей понадобилось лет, чтобы понять, что она любит Тедди? Много лет. К тому же, даже не факт, что это была именно она. Эта ваша любовь. Ведь у нее так и не получается за эти годы сделать то, о чем рассказывает ей папа. «… ты так полюбил маму, что это изменило твой патронус?» Дейзи берет со стола волшебную палочку и нервно перехватывает ее между пальцами. У нее не получается вызвать телесного патронуса за эти годы, как только она ни старается. Она перебирает десятки, сотни воспоминаний с Тедом, но ничего не выходит, вот только… Может, потому что это было совсем не то, что нужно?.. Дейзи задумывается. Что, если недели тренировок не приносят ей результатов, потому что эти воспоминания совсем не радостные? Что, если она просто не была счастлива, а лишь опьянена этим чувством слепой влюбленности?.. Она закрывает глаза. В мыслях вспыхивают воспоминания, связанные с Джеймсом. Как он клеит ей пластырь на разбитую коленку. Как они придумывают спектакль для родителей из старых носков и банки риса. Как катаются на картонках в карьере. Как лежат вдвоем под снегопадом. Как летают вместе на метлах. — Экспекто патронум! Светлая голубоватая магия вырывается из кончика палочки, вызывая в пальцах дрожь, и Дейзи с замиранием сердца смотрит на то, как она группируется, вращается волчком под потолком библиотеки. Отблеск показывает очертания, и Дейзи задыхается от восторга. По пространству библиотеки скачет крохотный зверек с большими ушами и пушистым хвостом. Дейзи не сразу, но понимает, кто это такой. Маленький фенёк. Один из видов лисиц. Малыш фыркает, затевает свою песню и носится по воздуху, бегая вокруг своей хозяйки. Дейзи вертится, не поспевая за ним, и улыбается широко и открыто, не в силах поверить в случившееся. Ей удается вызвать своего телесного патронуса. В конце шестого курса, но удается. И она понимает, почему раньше у нее не получается. Она прокручивает те самые «счастливые моменты», которые представляет раньше. Святочный Бал, который она так ждет. Тедди сопровождает ее, на них все смотрят. Девчонки скалят зубы, другие парни ревнуют, сжимая губы. Ей кажется, что она окрылена счастьем, а на деле он лишь рисуется ею перед другими, словно заявляя: «Посмотрите. Она выбрала меня». Ее важная игра в квиддич на четвертом курсе. Тедди, Бо и Роджер тогда красят лица, чтобы поддержать ее. Дейзи в тот момент считает, что он гордится ею, болеет всем сердцем и душой. На деле Теда даже не было на игре. Физически-то был, но вот по факту… Бо пытается растолкать друга после вечеринки с утра, но его попытки оказываются безуспешными. Бо уговаривает Роджера помочь ему, они красят друг другу лица, а Теда с помощью чар доставляют на трибуну и чудом не попадаются с этой катастрофой декану их факультета. Так что Люпин просто спит на ее игре. Дейзи вспоминает все новые и новые моменты. И везде находит что-то такое, что объясняет неудачи в попытках вызвать телесного патронуса. А Джеймс… Правильный человек, неправильное время. Она не успевает развить мысль до конца, потому что в окно несколько раз стучат, от чего она сильно вздрагивает, и магия патронуса рассеивается в пространстве библиотеки. Дейзи оборачивается, глядя в окно, ведущее в сторону выхода с участка. Кто-то вошел на него. Но как?.. И мысленно Дейзи тут же дает себе по лбу с размаху. Она по рассеянности забывает наложить чары, когда провожает Джинни и Джеймса. Опасливо подобравшись к окну, она тут же удивленно вздыхает и кидается на колени, чтобы открыть его. — Джеймс! — не верит она своим глазам, и на губах начинает играть немного сумасшедшая улыбка. Он весь мокрый, запыхавшийся, футболка полностью прилипает к торсу, с темных волос стекает каплями вниз вода. Дейзи фиксирует раму и кладет руки вниз, во все глаза на него глядя. — Ты как сюда добрался? — ничего не понимает она. — Ты что, трансгрессировал? Джеймс все еще тяжело дышит, но теперь тоже улыбается. — Нет, — сообщает он, утирая каплю дождя с носа. — Мама на заправке остановилась, и я… — Ты бежал сюда? — непроизвольно прерывает она. — Да. Сердце бьется в груди, как бешеное. Дейзи не знает, что сказать, что сделать. Ее изнутри эти незнакомые чувства возвышают до небес. — Джеймс, ты весь мокрый, — смотрит она на него. А улыбки сдержать не может. Не получается. — Да это все мелочи, — машет он рукой, все еще загнанно дыша. — Я люблю дождь. И бегать люблю… Сейчас. Короткий вдох и дрожь по всему телу. — И тебя люблю, Дейзи. Грохочут по карнизу капли дождя. На горизонте за стеной ливня вообще ничего не видно. А он смотрит на нее открыто и чисто, пропитывается немым вопросом в зеленых глазах девчонки, которая от неожиданности забывает, кажется, о том, как вообще нужно дышать. — Правда? — она сияет. Она никогда еще так ему не сияла. — Правда, — сглатывает он. — Не потому что ты загонщица сборной, не потому что ты красивая, — немного неловко выражает он мысли. — Я люблю тебя и когда ты смеешься, и когда ты грустная, и когда злишься, — старается надышаться он дождливым воздухом. — У меня нет каких-то условий или причин, я просто… Джеймс убирает назад мокрые волосы и утирает капли с лица ладонью. — Я люблю тебя, потому что ты — это ты. Дейзи чуть приоткрывает рот от услышанного. Кажется, ее глаза становятся еще больше, чем обычно. Джеймс не успевает встревожиться из-за этой паузы, потому что в следующее мгновение Дейзи высовывается из окна под льющий с неба ливень и, сцепив пальцы на футболке Джеймса на груди, тянет его к себе. Джеймс Сириус Поттер боится поцелуя с Дейзи Снейп всю свою сознательную жизнь. Может быть, потому что слишком сильно его хочет. Или потому что он так сильно, глубоко и искренне любит ее столько, сколько помнит себя, что согласился бы заключить пари со Смертью, чтобы ее поцелуй стал последним, что он испытает в жизни. Однако на страх сейчас не остается ни сил, ни возможностей, поэтому она целует его. И Джеймс Поттер, закрыв глаза, ей отвечает. На улице бушует непогода, но это мало кого интересует, потому что подкованные жители магической Британии знают, что утренняя жара стоит не просто так. Не зря несколькими часами ранее молодая медсестра Марианна просит пациентов взять с собой на утреннюю прогулку панамы, чтобы не напекло голову, а к обеду подготовить свои зонтики. Марианна всегда справляется со своими обязанностями лучше остальных. Она с полной уверенностью так считает. Она дарит больнице Святого Мунго всю свою жизнь, потому что перешагивает ее порог, когда ей даже нет еще шестнадцати. Марианна здесь уже больше десяти лет, и свою работу она любит всем сердцем и душой, потому что верит в то, что это ее предназначение. Помогать людям, попавшим в сложную жизненную ситуацию. Для нее всегда был один единственный пример для подражания. Едва она впервые видит ведущего целителя на первой экскурсии для интернов магической больницы, у нее перехватывает дыхание. Она читает работы Августа Сепсиса с тринадцати лет, все до единой. Начиная с очерков и заметок дневников и заканчивая полноценными энциклопедиями по разным отраслям магической медицины. Он совмещает в своей работе то, что другие целители долгие годы встречают фырканьем и отрицанием: маггловские методы лечения и магию. Едва он занимает свой пост высшего целителя Мунго, медицина в магическом сообществе совершает резкий скачок. Марианна восхищается им всем своим сердцем, но и не только это держит ее в больнице так долго. Она ставит крест на друзьях, на личной жизни и поездках в родной дом. Всю себя Марианна отдает работе. Работе с ним. Она не навязывается, просто находится рядом, и ей отрадно на душе даже от этого. Годы идут, а он все также один, все еще живет своим призванием и не хочет размениваться на вещи более человеческие. Например, на обычное семейное счастье. Долгие годы он совершенно не задумывается над этим, но сейчас пациент Августа — Северус Снейп — впервые заставляет его увидеть это под новым углом. Семья не может быть красивой, как в рекламах, которые крутят по маггловскому телевидению, или как в ситкомах с наигранным закадровым смехом. Семья — это работа. Работа, за которую не платят, пусть порой и очень хочется попросить выставить за все страдания положенную компенсацию. Август часто видит семьи волшебников в стенах этого заведения, но все они вызывают у него стандартное, безукоризненное безразличие. Наигранные слезы, за которыми следует просьба скинуть несколько десятков галлеонов за общий счет на предоставленные услуги. Скандалы в духе «Здесь тебе и место». Запутавшиеся подростки и дети, которые понятия не имеют, как найти общий язык с родителями, да и не хотят его искать. Хотят только сбежать. Побыстрее да подальше. Семья Снейп рушит все его стереотипные впечатления о семьях. Каждый сам создает мир, в котором существует. И их семья создает гармонию. Марианна видит, какой интерес загорается в глазах Августа, когда их дочь прибывает в Мунго ради отца. Такого раньше в их практике просто не было. Марианна замечает и еще одну вещь, которой раньше никогда не встречает. Август не просто уделяет время своему пациенту, за эти месяцы он становится Северусу другом, а такого с ним раньше не было. Если в первые недели им движет лишь живой интерес, потому что он хочет докопаться до истины и понять первоисточник проблемы, то затем Август просто старается узнать человека. Человека, а не пациента. Он не только слушает, но и рассказывает. Временами он сутками напролет остается в Мунго и даже не едет домой. Это поражает. Может, изменив свое представление о семейной жизни, он сможет наконец посмотреть на нее иначе? Не просто как на бесполое существо, обитающее в стенах больницы Святого Мунго год за годом и временами мешающееся у него под ногами. — Мистер Сепсис? Марианна легонько стучит и открывает дверь, заглядывая внутрь. Она уже успевает привыкнуть к тому, что с утра пораньше он уже сидит у себя. Если быть точнее, спит на софе, ведь дома он теперь почти не бывает. Оставив на столе стакан с кофе и контейнеры с едой, которую она с утра готовит ему сама, Марианна убирает под шапочку выбившиеся волосы и садится на стул, аккуратно опустив на коленки худые руки. Август спит беспокойно, даже в моменты, когда торопиться некуда. Ест он тоже быстро, глотает залпом углеводный завтрак, а потом вообще забывает поесть до конца дня, и так по кругу. Марианна смотрит на его усталые глаза, разметавшиеся по подушке волосы, тонкие расслабленные губы и ей совершенно не хочется его будить, пусть она и знает, что надо. Она просто хочет о нем заботиться, не так много она просит от этой жизни. Поджав губы, Марианна легонько ведет узкой ладонью по его руке. Веки мужчины трепещут, он почти сразу просыпается, ввиду чуткого сна, и рассеянно смотрит по сторонам. — Сколько времени, — сонно тараторит он, тут же стараясь принять сидячее положение. — Начало восьмого, — спокойно отвечает она, снова опустив руки на колени. Август кивает, бегло поблагодарив ее за пробуждение, следует к раковине и тут же умывается холодной водой. Марианна в такие моменты просто молчит, сидя рядом. Она знает, что во время утреннего туалета общаться Август не любит. Закончив с процедурами, мужчина заплетает в короткий хвост волосы и, глянув последний раз в зеркало, проводит ладонью по щетине, недовольно скривив губы. Он принимает решение сегодня заскочить домой, гладко выбритое лицо — одно из его важнейших правил. Развернувшись, он немного пугается, заприметив Марианну. Она всегда сидит так тихо, что диву даешься. Действительно, как мышка. — Что-то еще? — наконец начинает свой день Август, направляясь к столу. Марианна поднимается с места, рассеянно поправив на себе медицинский халат. — Позавтракайте, пожалуйста, — произносит она. Август непонимающе хмурится. Он решает, что не до конца просыпается и что ему просто слышится совсем не то, что люди говорят на самом деле. Марианна семенит к столу и открывает пакет, вынимая оттуда несколько контейнеров. — Здесь пшеничная каша, омлет с беконом и сырники, — суетится она, — я сама все с утра готовила. Еще горячее… — Марианна… Девушка поднимает на него свои большие глаза и снова заправляет под шапочку выбившиеся пряди. Она вопросительно смотрит, ждет ответа или, может, обычной благодарности. Август сконфуженно вздыхает и указывает на еду. — Спасибо, но… — Пожалуйста, — тут же расцветает она в улыбке, нервно сцепив в замок руки перед собой. Август трет пальцами переносицу. — Марианна, я работаю. — Я знаю, — моментально отвечает она. — Но вы ничего не едите, я же вижу. Пока горячее, поешьте, прошу вас. На одних углеводах долго не протянете, вы же целитель, в конце концов, и сами все прекрасно знаете. — Вот именно, — старается пресечь он поток ее мыслей, — я сам всё прекрасно… Понимаю… Август хочет разозлиться, поставить ее на место, указать на прямые обязанности, но у него не выходит. Она с чистой душой приносит ему эту еду, готовит сама, никто ее об этом не просит, но… Он опускает взгляд вниз, не зная, что еще сказать. — Август. От звука собственного имени целитель чуть дергается и поднимает взгляд. Марианна всего пару раз за все эти годы зовет его по имени. Августа это поражает. Не тот факт, что она его зовет, а что он настолько отвык от собственного имени. — Я хочу о вас заботиться, — на одном дыхании произносит она, сильнее сжимая перед собой в замок руки. Август хмурится. — Извини?.. — Я сказала, что… хочу заботиться… О вас. Она использует все свои резервные запасы энергии, чтобы сказать об этом, это стоит признать. Август озадаченно открывает и закрывает рот, после чего садится в свое кресло. Надо что-то ответить. — Марианна, я… Она почти замирает, смотрит на него во все глаза. — Я же работаю. Марианна сглатывает. Ох, а на что я еще рассчитывала?! Сжатые в замок руки начинает покалывать от недостаточного поступления крови. Ее наследственная анемия за это ей спасибо тоже не скажет. — Я знаю, — коротко кивает она. — Вы кроме работы совершенно ничего не желаете в своей жизни видеть, да?.. Это звучит немного по-детски, почти обиженно, чистосердечно и раскованно. Август теряется от ее искренности и в этот раз правда не знает, что ответить. Девушка несколько раз кивает, сглатывая комок в глотке, и направляется в сторону выхода. — Я прослежу, чтобы мистер Снейп позавтракал и вернулся к себе, — напоследок произносит она и выходит из его кабинета, плотно закрыв за собой дверь. С остервенением смахнув с щеки стрелой упавшую слезу, Марианна идет по коридорам Мунго и старается взять себя в руки, пока следует к общему залу, куда постепенно стекаются на завтрак пациенты. Едва перешагнув порог, она сразу находит предмет своего внимания. Северус кладет в рот еще вилку с запеканкой и тщательно ее пережевывает. С утра пораньше к нему вдруг внезапно снова приходит аппетит, но вот спит этой ночью он еще хуже, чем обычно. Северус готов поставить сотню галлеонов против сикля, что все дело в беспокойном сне Гермионы. Он чувствует ее даже на расстоянии, и дело все не только в том, что за столько лет брака он узнает ее лучше, чем себя. Северус с беспокойством завтракает. Через три кусочка запеканка внезапно встает поперек глотки. Мужчина тревожно вздыхает и оставляет вилку на столе. Отодвинувшись, Северус встает с места и следует в свою палату. Едва закрыв за собой дверь, он теряет равновесие и с размаху прислоняется к ней спиной, начиная жадно хватать ртом воздух. Его не хватает. В грудной клетке словно не одно сердце, а три. И все бешено стучат по ребрам, вызывая приступ тошноты. Что-то происходит. Северус хватается в поисках опоры за край постели и кладет руку на грудную клетку, сильно сжимая футболку. Он хрипло выдыхает. Ему кажется, что он не может полностью наполнить легкие воздухом. Боль внутри вспыхивает бешеным взрывом так внезапно, что от этого подгибаются колени, и Северус глухо вскрикивает, едва удерживая равновесие. Комната перед глазами плывет. Мужчина наклоняется вперед, стараясь оставаться в сознании, как вдруг боль отступает, и дышать становится легче. Настолько легче, что он разгибается и делает несколько свободных, пусть и хриплых вдохов. Северус непонимающе озирается по сторонам, а затем замирает на месте, затаив дыхание. Глубоко внутри что-то щелкает. Он понимает, что происходит. Ох, Мерлин… Северус опускает пальцы на горло и осознает случившееся. Чтобы удостовериться наверняка, он открывает и закрывает рот, после чего в ужасе округляет глаза. Наполнив все легкие воздухом, он разворачивается к двери и, что есть силы, громогласно выдыхает: — Август! Целитель вздрагивает, находясь все еще в своем кабинете, и смотрит на дверь, пока возле рта дрожит в ладони ложка с кашей. Он думает, что ему это только кажется, но… — Август! … его имя гремит на всю больницу Святого Мунго повторно. Август Сепсис срывается со своего рабочего места, не глядя бросив ложку с кашей, и буквально летит по коридорам, зная, в какую палату ему необходимо попасть. Едва он входит, тут же видит Северуса с живыми, неподдельными эмоциями ужаса в глазах. — Август, я… — Что с вами? — подходит он пулей к нему, стараясь восстановить дыхание. — Давайте выйдем на воздух. Там душно, но дождь скоро, так что все будет… — Гермиона, она… Проклятье. Северус будто его не слышит. Смотрит перед собой лихорадочно сухими глазами так, словно только что собрал самую страшную головоломку в своей жизни. Август уже не старается вытянуть его на улицу, они просто стоят друг напротив друга на пороге стеклянных дверей, ведущих в сад. — Да что такое? — старается понять Август. — Ее было так много, — зачарованно чертит Северус круги на грудной клетке, — так много, а теперь она уходит, как… Воздух из шара. — Мистер Снейп, — с тревогой смотрит он на своего пациента. — Что уходит?.. Северус поднимает на него взгляд. Он никогда в жизни не думал, что так сильно может нуждаться в разговорах. Сейчас он нуждается, и сама судьба дает ему такую возможность, ведь процесс уже не остановить. — Август, на моих плечах лежит непомерный груз вины, — выдыхает он. Целитель сглатывает. — Почему? Северус на мгновение зажмуривается и расправляет плечи. Ему впервые за эти месяцы действительно легко дышать, да только какой ценой он получает эту возможность. — Потому что это я виноват в том, что случилось с Гермионой. Северус закрывает глаза. Его мантия шелестит по гравию, когда он без проблем попадает на территорию Мэнора, минуя защитные чары, и уверенно и сдержанно направляется к дому. Северус обычно не обращает внимания на мелочи, но сейчас видит, что дорожка гравия, ведущая к главному входу, слегка сбита в нескольких местах. Он хмурится, но не останавливается, продолжая идти вперед. Темный Лорд дает ему четкие указания в Мэноре на сегодняшний день. Направить письма новым членам Пожирателей, которые следуют к ним в свиту с разных уголков магического мира, дабы присоединиться к этой войне. Северус надеется побыстрее со всем этим закончить, лишний раз он не желает испытать на себе личную встречу с Темным Лордом. Он входит в дом и непроизвольно прислушивается. Он всегда слушает и слышит намного больше, чем другие. Такова его роль. В доме тихо. Слишком тихо. Эта тишина вязкая и тяжелая. Кажется, будто наложены оглушающие чары, и на деле в стенах этого дома происходит что-то такое, о чем лучше умалчивать в будущем. Такое уже случалось раньше. Приспешники перебили в темнице Мэнора с дюжину магглорожденных волшебников забавы ради. Их пытали, над ними измывались и только на последнем издыхании магглорожденные видели зеленую вспышку перед тем, как навсегда закрыть глаза. Таким образом Темный Лорд обещает псам, что это лишь начало, и после победы они смогут насытить свою жажду убийств целиком и полностью. Северус чувствует вдоль позвоночника холодные мурашки. Ему не нравятся эти ощущения. Ничего хорошего они не сулят. Повернув в нужное крыло, он закрывает за собой одну из дверей гостиной и садится за письменный стол, хватая пергамент и чернильницу. Едва он расправляется с первыми тремя письмами, как в комнату без стука заваливается один из пожирателей с довольной миной. Северус возводит на него холодный взгляд. — Снейп, — хмыкает пес, который явно с гигиеной знаком не так хорошо, как хотелось бы. — Люциус упоминал, что ты будешь. Северус сдержанно выдыхает, стараясь продолжать свою работу. В Мэноре задерживаться он не намерен. Судя по довольному лицу этого кретина, в доме действительно происходит что-то незаконное. У Северуса до сих пор перед глазами стоит образ того, как Нагайна расправляется со своим ужином в лице профессора маггловедения прямо на глазах у всего собрания. — Ты по делу или заскочил на шоу? — развалившись в кресле, интересуется он, вгрызаясь зубами в спелый плод яблока. Северус поднимает взгляд. — Какое еще… Он не успевает договорить, поскольку на весь Мэнор звенит ужасающий, наполненный болью крик. Никаких оглушающих чар в поместье нет. Видимо, кто-то опять измывается над магглорожденными, только периодически. Наносит увечья через раз. Северус смотрит на дверь, но ни один мускул на его лице не дрожит. — Что за цирк там снова творится? — устало и холодно спрашивает Северус. Пожиратель скалит зубы. — Лестрейндж беседует с грязнокровкой. Безумный крик повторяется снова. Боль в нем настолько отчетливая, настолько яркая и неподдельная, что холодеют ладони. Кто бы это ни был, такой судьбы он совершенно не заслуживает. Тем более, Северус не глупый, голоса различать умеет. Это девушка. Беллатриса пытает девушку. Северус старается держаться отстраненно. — Какой еще грязнокровкой? — холодно интересуется он. Пожиратель делает еще один укус и чавкает, явно наслаждаясь и вкусом, и криками, и ситуацией в целом. — Подружкой Поттера. Третий крик сопровождается сорвавшимся голосом и словами, которые не удается различить. Северус слышит лишь гул. Гул и чудовищный крик Гермионы Джин Грейнджер, которая находится в нескольких этажах от него. От ее криков сердце Северуса отчего-то с болью бьется о ребра несколько раз, заставляя чуть поморщиться. Северус сглатывает. Мне нельзя себя выдавать ни при каких обстоятельствах. Он небрежно взмахивает палочкой, накладывая оглушающее на дверь, из-за чего пожиратель раздосадовано воет и, бросив огрызок через плечо, выходит из комнаты, чтобы насладиться этой музыкой целиком и полностью. Мужчина какое-то время смотрит перед собой, после чего берет в руку перо, опускает его в чернильницу и продолжает свою работу. Северус открывает глаза. — Я не защитил ее много лет назад, Август, — наконец произносит он, — она подверглась темной магии, а я бездействовал, пока она… … подвергалась пыткам уже покойной темной волшебницы. Август обхватывает себя руками и непроизвольно сводит на переносице брови. Такими откровениями с ним еще никто никогда за всю его жизнь не делится. Это дорого стоит. И Август ценит это. Пусть он и в ужасе от того, что слышит. — Поэтому я… В тот самый день, после нашего первого приема здесь, в Мунго, когда я увидел ее шрам и осознал последствия, которые мог пресечь, но не сделал этого, — Северус задыхается словами, снова зажмуривая на мгновение глаза, — я поклялся себе, что она больше не испытает на себе боли. Он поднимает взгляд. — Август, я поэтому так сделал. Целитель сглатывает. — Как?.. Северус касается ладонью белоснежного хлопкового пододеяльника. И в следующую секунду видит тот самый день в апреле. Белую простынь под локтем затекшей руки, ладонь Гермионы в его собственной, ледяные пальцы, испарину на лбу, суету вокруг. Это длится уже несколько часов, может, больше, Северус не считает. Он только держит Гермиону за руку и обещает, что все сделает. — Я не чувствую его, Северус, — без конца повторяет она истеричным шепотом, граничащим с истерикой, когда схватки отпускают хотя бы на несколько секунд. — Я его не чувствую, не чувствую… — Еще немного, ладно? — уговаривает ее Северус. — Еще немного, обещаю… Гермиона несколько раз кивает, стараясь верить в его слова, и тужится снова, крепко зажмурив глаза. Северус в этот момент, кажется, воздает хвалы всем существующим Богам, хотя в высшие силы он отродясь не верит. Он просто хочет, чтобы с Гермионой и их сыном все было в порядке. — Всё, миссис Снейп. Всё! — раздается голос акушерки. Северус смотрит на уставшую, бледную как смерть Гермиону, убирает с ее лба влажную прядь волос и целует костяшки ее пальцев, продолжая что-то шептать ей в волосы. Он не чувствует собственного тела, но на свои неурядицы ему глубоко безразлично, потому что весь он сосредоточен на ней. Только на… — Почему… — хрипло выдыхает Гермиона. — Почему… он не плачет? Северус испуганно смотрит на акушерку, которая передает ребенка медсестрам. Трое сотрудников склоняются над младенцем, передавая друг другу какие-то предметы. Северус смотрит то на Гермиону, то на женщин, но сам ничего не понимает. Очевидно одно. Что-то не так. — Он не плачет, — во второй раз громче произносит Гермиона. Северус распахивает губы, когда одна из женщин оборачивается. Происходит диалог взглядами, который ни один мужчина, наверное, не в силах понять, даже если попытается, а потом приходит оно. Осознание. Северус видит, как Гермиона открывает в беззвучном крике рот, как ее скручивает в узел от свалившегося на ее плечи горя, и как оно причиняет ей почти физическую, ощутимую боль по всему телу. Как ни убегай от прошлого, однажды оно тебя найдет и всадит нож тебе в спину в тот момент, когда ты совершенно не будешь к этому готов. Всякое действие или бездействие влечет последствия. А вот серьезные они будут или нет — решать кому-то, кто выше всех нас, смертных. Северус чувствует, как у него подкашиваются ноги. Он сползает на колени возле ее постели, не чувствуя собственного тела, но не выпуская ее руки из своей. Последствия настигают его. Настигают именно сейчас. Это его расплата. Здоровенный такой счет за грехи военной жизни. Долгожданный ребенок, наследник рода и последняя надежда… Появляется на свет вечно спящим. — Господи, — хрипит Гермиона, а Северус не может заставить себя вдохнуть, — Господи… Гермиона глухо орет боль в подушку, уткнувшись в нее носом, широко раскрыв рот и зажмурив до искр глаза. Северус тянется к ней трясущейся рукой, обхватывает дрожащее лицо ладонью и склоняется ниже, прикасаясь к ее лбу своим. — Гермиона, — он не слышит собственного голоса, — это я виноват, — он не понимает, говорит это вслух или лишь думает об этом. — Это все моя вина. Это я не вмешался тогда в Мэноре. Это я тебя не защитил. Ты была не права, когда сказала, что так должно было случиться, и тебе никто не мог помочь. Так не должно было случиться. На твоей руке не должны были появиться эти буквы. Темная магия клинка Беллатрисы Лестрейндж не должна была оставить свои шрамы не только на твоей коже, но и глубоко внутри тебя. Ты имеешь право быть матерью, как и любая другая волшебница. Чистокровная, полукровка, маглорожденная. Не имеет значения. Все имеют на это право. Беллатриса Лестрейндж отобрала у тебя это право. А я ей не помешал это сделать. Любовь моя, я позволил ей забрать у тебя это право. — Дайте его мне, — хрипит Гермиона, протягивая свободную дрожащую руку вперед. Медсестры переглядываются, но акушерка не дает им времени на размышления. Берет младенца в голубом одеяле на руки и держит его так, будто… Будто он в порядке. Гермиона высвобождает пальцы из руки Северуса и тянет дрожащие ладони вперед. Акушерка, не в силах скрыть искренней жалости и сочувствия, кладет кулек ей на грудь и отходит на два шага назад. Северус смотрит на то, как Гермиона склоняется над вечно спящим младенцем с безграничной любовью, и ее лицо изломляется судорогой боли, когда она не сводит взгляда с его закрытых век, трепетно прижимая кулек к груди. Я должен был защитить тебя. Вина захлестывает Северуса целиком и полностью, в мыслях гудит только одна установка, только одна цель. Избавить ее от боли, как он и поклялся себе в тот день, после первой консультации у Августа Сепсиса. Она не будет жить с последствиями боли, не во второй раз. Только не снова из-за него. Палочка выпадает из рукава Северуса, и он сжимает ее в своей дрожащей ладони. Он знает об этом заклинании всё. Он начинает искать его в тот же день, как они возвращаются от Сепсиса домой. Северус тратит почти три года на поиски, но они не приносят успеха. И тогда вопрос встает ребром. Северус снова прибегает к тому, чем зарекся никогда больше не заниматься. Он создает заклинание. Единственное правило, которое он соблюдает: он не использует темную магию, от нее один лишь вред. Он ищет источник в светлой магии, в нейтральной. Смешивает вариации разных столетий и десятилетий, проводит опыты, тратит на это несколько лет. Он, по сути, даже не предполагает, что станет этим заклинанием когда-нибудь пользоваться, но решает довести дело до конца. Однажды он использует его. Джеймс с размаху падает с метлы с большой высоты и растягивает несколько мышц в одиннадцать лет, когда тренируется с Дейзи на заднем дворе дома. Чудом он ничего себе не ломает. Северус не только лечит сына Поттера без последствий, так еще и забирает себе его боль от воспоминаний об этом и лишает этих воспоминаний Дейзи. С Джинни они договариваются о том, что это останется только между ними. Она поэтому так не хотела отправлять его в большой спорт. Материнское сердце дрожит и обливается кровью, когда она видит падение сына с огромной высоты. Через год Джинни не выдерживает и просит Северуса избавить и ее от воспоминаний. Он соглашается. Тогда-то он и понимает, что заклинание работает. И наступает день, когда его приходится использовать по назначению. Таков был его изначальный замысел. Северус взмахивает палочкой, замедляя время на несколько мгновений. Акушерки двигаются будто в замедленной съемке, по щеке Гермионы медленно катится вниз слеза, ее глаза красные, в них столько боли, столько скорби, что ею можно загубить всех волшебников Магической Британии. Он медленно прикасается кончиком палочки к ее виску и распахивает сухие губы. Процесс запускается, и сначала ничего не предвещает беды. Все проходит так, как в первый раз с падением Джеймса. Щекочущее чувство в пальцах и кисти руки, покалывание в животе, сухость во рту. На этом все должно было закончиться, но… Взрыв внутри происходит моментально. За долю секунды. Он даже не успевает вдохнуть. Реальность дрожит перед глазами, в голове проносятся события. Резко, без остановки, один за другим, как картинки, которые вертятся на карусели, образуя живую анимацию. И она заполняет каждую клеточку его тела. Эта тягучая, густая боль, огромный груз который сломил бы Гермиону, если бы он сейчас не вмешался. Ее скорбь была в несколько раз ярче, чем у него. Северус не сразу понимает, что делает свою работу слишком хорошо. Заклинание работает превосходно. Он забирает всю боль Гермионы себе. Всю. До последней крупицы. Он тогда даже представить себе не может, какими последствиями это обернется для него. — Я забрал ее боль себе, — смотрит Северус на Августа. — Всю боль. Все воспоминания о ней, — он сглатывает. — Целиком и полностью. Август не верит собственным ушам. — Когда я использовал это заклинание с мальчишкой Поттеров, было по-другому. Это был пустяк, как по мне, я пришел в себя через пару дней и без последствий, это же было обычное растяжение, а здесь… Северус облизывает пересохшие губы, глядя на действительно шокированного целителя. — Мы с ней связаны, — объясняет он, — я чувствую такой резкий скачок сил по понятной причине. Она пытается все вспомнить, — сглатывает Северус. — Я этого не хочу. Северус делает несколько шагов по комнате, закрыв ладонью рот. — Тогда почему вы лишаете Гермиону малого? — не понимает Август. — Встреч, банальных объятий, она же… — Все не так просто, — качает он головой. — Боль слишком сильная, слишком глубинная, она постоянно рвется наружу и… Август, — смотрит он на целителя, — я все эти месяцы заживо горю изнутри. Август чувствует, как по спине бегут мурашки. — Гермиона как-то попыталась прикоснуться ко мне, был конец мая, — рассказывает Северус, — она тогда мне еще яблочный пирог принесла, помнишь? — Да, — кивает он. — Едва Гермиона потянулась ко мне, я почувствовал, как она тянется обратно к первоисточнику. — Кто тянется обратно? — не понимает Август. — Ее боль, — объясняет он. — Если она ко мне прикоснется, боль вернется к ней. Северус с дрожью вздыхает. — И она снова испытает все случившееся так, словно это произошло только что. Август хватается за ручку кресла и падает в него, ощущая слабость в ногах. Вот что произошло на самом деле в тот апрельский день. Гермиона не испытывает печали именно поэтому. У нее просто нет живых воспоминаний. Есть лишь последствия случившегося. Вот почему она беспокоится исключительно о Северусе. Чувства к нему настоящие, ее беспокойство за него заглушает все прочее. Она не скорбит, потому что не ведает, о чем скорбеть. Гермиона даже не замечает блока на воспоминания о ребенке, потому что никакой печали нет. Никакой скорби нет. Никакой радости. Никаких счастливых воспоминаний о беременности, ремонте комнаты, посиделках с друзьями. Тот момент, когда малыш впервые толкнулся. Только немая картинка. Никаких эмоций. Ничего нет. Глухо. — Вы поэтому решили принять мою помощь, поэтому на терапию рисования пошли! — восклицает Август, когда все встает на свои места. — Только бы я не отправил вас домой… — Да, — соглашается Северус. — И вы поэтому так поддержали меня, когда я сказал, что ей стоит ненавидеть меня, а не вас, ведь… Я решил, что она мешает ремиссии, поэтому запретил ей приходить, а она… Она помогала! — Да, — снова кивает он. — Северус, проклятье! — восклицает он. — Так же нельзя, неужели ты не понимаешь?! Северус трет лицо ладонями. Его разрывает на несколько частей. Нет правильного и неправильного решения. Здесь только придется выбирать меньшую из двух зол. И это решение чертовски, бесконечно трудное. — Опять на «ты» переходим? — невесело ухмыляется он. — Сам же сказал, что с твоей стороны фамильярности в стенах Мунго не будет. Август встает на ноги, почувствовав прилив сил, и останавливается напротив мужчины. — Ты стал мне другом за это время, Северус, — откровенно сознается он, — поэтому сейчас я говорю с тобой не как целитель, Мерлин тебя подери, я говорю с тобой, как друг! Северус поднимает взгляд. В темных глазах Августа искренне участие. У Северуса не было друзей. Ни в школе, ни после. Были коллеги, были товарищи. Своим первым другом он считает Гермиону, а все остальные… Друзья их семьи. А вот друга только у него самого не было никогда. Северус даже не представляет, что у Августа, по сути, тоже. Может, и не зря они так друг на друга похожи. — Тебе надо сказать ей о том, что произошло, раз она уже пытается вспомнить, — начинает Август. — Вам нужно поговорить о случившемся, иначе вы забьете в свой брак последний гвоздь. Ты хоть знаешь статистику разводов после потери ребенка, Северус?! — Мерлин, умоляю, — морщится Северус. — Понял, не в те дебри мыслю, прости, — трясет головой Август, — я просто шокирован последними событиями. Август трет виски всего одно мгновение, а после поднимает взгляд, осознавая очевидное. — Северус, но это же не только ее или не только твое горе, — смотрит он на него, — это ваше общее горе. И, Мерлин, она же твоя жена… Даже больше, — задыхается Август словами, — больше, чем жена. Он хаотично машет руками, чувствуя себя чертовски странно. С одной стороны, он находит спустя столько месяцев суть проблемы, с которой сталкивается его пациент, с другой стороны, пока не может доказать своему другу, что из этого порочного круга можно выбраться. — Я такого никогда раньше не видел, а я много лет работаю и всякие семьи видел, можешь мне поверить, — заверяет он. Северус облокачивается плечом на стеклянную дверь и смотрит в сад, стараясь глубоко дышать. Сгущаются тучи, жара спадает и поднимается ветер. Кажется, будет дождь. — Расскажи ей, — делает шаг вперед Август, глядя на качающуюся крону дерева в саду, — вы разделите эту боль поровну и станет легче, — обещает он. — Со временем это превратится в светлую печаль. Он оборачивается к другу. — Но вы должны сделать это вместе, — настаивает Август. Северус смотрит на него и уже собирается что-то ответить. — Ты не сможешь вечно тянуть на себе эту скорбь, — не дает ему вставить слово Август, — она твою душу несколько раз чуть в руки Мерлина не отдала. Северус чуть морщится. — Не сможешь ты пережить ее в одиночку, пойми наконец, — приводит финальные аргументы Август. — Страдает не только твоя жена, но и твоя дочь, твои друзья. Они по тебе тоскуют, ты им нужен. Северус с дрожью вздыхает и проводит ладонью по уставшим глазам, делая шаг в сад. Ему действительно придется выбирать меньшую из двух зол. Он обещал ее защищать, но сейчас Гермиона нуждается в нем, как никогда. И он нуждается в ней. — Только перегорев этой болью вместе, вы сможете жить дальше, потому что другого решения просто нет, — Август на мгновение замолкает, с прищуром глядя в серое небо. — Всё у вас с ней впереди еще, так просто сложился пазл в вашей маленькой Вселенной. Северус поднимает глаза вверх, глядя на низко летящих над землей ласточек, снующих всюду с бешеной скоростью. Это к дождю, без вариантов. Ветки кроны тополя треплет поднимающийся ветер. — Август, только она должна узнать об этом от меня, — сообщает он и на автомате оборачивается, когда слышится звук открывающейся двери. — Поклянись, что… Он замолкает на полуслове, в изумлении приоткрыв рот и широко раскрыв глаза. Не понимая паузы, Август бросает взгляд на Северуса и, увидев его состояние, тоже поворачивается назад. На пороге палаты стоит Гермиона, схватившись за ручку двери. Гремят серые небеса. Начинается дождь.