Темная магия оставляет шрамы

Она стоит неподвижно. Стоит и смотрит перед собой, едва заметно поджав губы. Северус смотрит на нее во все глаза. Смотрит так, что внутри все сжимается. Кажется, словно сама Вселенная в эту самую секунду сужается до размеров этой комнаты. Исчезают люди, материки, целые континенты, весь эпицентр жизни оказывается здесь. Жизни Северуса. Они смотрят друг на друга, не замечая ничего вокруг. Северус даже забывает о том, что всего пару мгновений до этого находится в комнате не один. Август и сам лишается дара речи. Он не понимает, как это вообще происходит. Как они могут так друг друга чувствовать. Испытывая глубоко внутри странное ощущение вмешательства высших сил, Август на негнущихся ногах начинает огибать комнату, не говоря ни слова и не сводя с них двоих абсолютно обескураженного взгляда. За эти месяцы ему удается узнать Северуса, но его эмоций сейчас он совершенно не понимает. Состояния его супруги тоже. Они словно в этот самый момент находятся на иной, понятной только им двоим волне. Неудивительно. За столько лет брака они буквально становятся одним человеком. Гермиона медленно начинает идти вперед, взгляда от Северуса не отводит ни на мгновение. Август синхронно с ней продолжает двигаться в сторону двери. Северус смотрит, как она плавно направляется к нему. С каждым шагом ему все лучше удается ее рассмотреть. Под всегда прекрасными карими глазами девушки залегли тени, уголки ее губ слегка опущены, но осанку она по-прежнему держит безукоризненно, а голову прямо. Создается впечатление, словно она заставляет себя держать подбородок чуть вздернутым. Из последних сил. Август головой понимает, что нужно покинуть палату, позволить им остаться наедине и, главное, махнуть рукой на правила и всякие часы посещения. Третью установку он выполняет, а вот первые две… Август остается в проходе двери в палату, наблюдая за прямой, точно игла, спиной миссис Снейп. Гермиона подходит к Северусу и останавливается возле него на расстоянии вытянутой руки. Внешне она никак не показывает, какие эмоции испытывает в это мгновение. Берет пример с Северуса, она за столько лет и не такие привычки у него перенимает. Сам Северус впервые на своей памяти не может контролировать свои чувства. Его взгляд выражает так много. Мерлин, так много, что этому просто не подобрать слов. Я так сильно по тебе тосковал, Гермиона. Мерлин лишь свидетель тому, как сильно. Гермиона смотрит на Северуса, широко раскрыв глаза. Болезненная худоба постепенно уходит, за этот месяц ему становится лучше, что ее не может не радовать. Темные волосы мужа длиннее обычного. На вечно гладких щеках небольшая щетина. В его глазах столько эмоций, что Гермиона сбивается со счета. Она сглатывает и неосознанно впивается короткими ногтями в свои ладони. Гермиона едет сюда с сотней вопросов в голове, с неспокойным сердцем и тяжелой головой. Однако, едва переступив порог этой комнаты, она чувствует… Обиду. Гермиона не понимает, что с ней происходит. Не понимает, что происходит с ним. И с ними обоими. Она даже не знает, с чего начать. Опустив взгляд, Гермиона делает несколько небольших шагов вперед и выходит через распахнутые стеклянные двери в сад, ступая босоножками по короткой зеленой траве. Ей становится чуть проще, едва она выходит на улицу. Свежий воздух оказывает почти магическое воздействие. Ее даже не пугает дождь, потому что он пока мелкий. Гермиона останавливается спиной к дверям и лицом к тополю, слегка приподняв вверх голову и закрыв глаза. Она чувствует взгляд Северуса на своей спине, знает, что он по-прежнему стоит в дверях. И ей хочется… Ей так хочется… Закричать. Да так, чтобы глотку сорвать, чтобы связки повредить, чтобы уши заложило, чтобы вышло наружу одно большое всё. Всё, что она так долго в себе держит. Но… — Дейзи решила не ехать в Британию, — не открывая глаз, начинает она, — но ты это и сам понял, я думаю. Северус едва заметно дышит, делая шаг вперед и чувствуя под ступней мягкую влажную почву. Он не сводит своего взгляда со спины Гермионы. — Возобновила тренировки с Джинни, — все еще не поднимает она веки, — она у нас часто за это лето бывает, — Гермиона сглатывает, — всегда берет с собой Джеймса. Северус делает еще небольшой шаг вперед. Сердечный ритм нарушается. Ты же здесь не для этого, Гермиона. Ну же, обернись. Посмотри на меня. Ты уже догадалась, я знаю, ты же у меня такая умная. Такая умная, любовь моя. — Кажется, этим летом слишком многое меняется, — продолжает она, — у нее открываются глаза на многие вещи, а я… Гермиона оборачивается и открывает глаза, намереваясь продолжить мысль. Как только мир становится сероватым, слишком резким и ярким, Гермиона понимает, что Северус стоит в трех шагах от нее. И все слова снова встают поперек глотки. Десятки, сотни несказанных за эти месяцы слов. Гермиона смотрит на Северуса и снова прокручивает в голове обрывки воспоминаний апрельского дня. Почему я ничего не помню? Почему меня так потянуло сюда, к тебе, когда я осознала неполноценность своих воспоминаний. Гермиона теряет эту цепочку мыслей, едва замечает ту самую эмоцию на лице Северуса. Чуть приподнятые брови, едва сжатые губы. Он сожалеет. О чем ты молчишь? Помоги мне разобраться, я одна не справляюсь! Северус просто не может подобрать слов. Он хочет сказать, многое сказать, но ему кажется, что все слова будут слишком пустыми, слишком неправильными и глупыми. Северус хочет защитить ее, но в итоге оставляет ее совсем одну наедине со своей печалью. Где-то на окраине Британии гремят небеса, обещая в скором времени принести сюда дождь посильнее. Ветер усиливается, треплет выбившиеся из пучка волосы Гермионы, и она неосознанно убирает пряди за уши. Горячие вопросы обжигают пищевод, двигаясь то вверх, то вниз, что вызывает приступ тошноты. Однако самые важные слова срываются с языка непроизвольно. — Северус, я люблю тебя, — чуть дернув плечами, негромко произносит она, склонив голову вправо. За все эти годы она ни разу ему не солгала. Она чувствует прилив бешеной усталости и опустошенности от осознания собственной беспомощности положения. Гермиона не понимает своих порывов в поездке сюда, боится порой саму себя и совершенно не понимает, как ей быть дальше. Он молчит, он к ней не подходит, он опять, он снова… Комната за спиной Северуса начинает плыть. Гермиона сглатывает обреченность и, скрестив на груди руки, обессиленно качает головой из стороны в сторону. Она снова и снова задается таким простым и таким сложным вопросом. Зачем я только приехала?.. Она почти не чувствует собственного тела, когда заставляет себя идти. Обида и обреченность забиваются в каждую клеточку ее тела. Гермиона проходит мимо Северуса, и их плечи оказываются в нескольких миллиметрах друг от друга. По телу пробегает дрожь и Гермиона распахивает глаза, схватив губами кусочек воздуха. «… Почему он не плачет?..» В сознании Гермионы вопит голос. Ее собственный голос. Она механически делает еще несколько шагов к стеклянным дверям и неосознанно поднимает голову. Гермиона ловит взгляд Августа Сепсиса, который все это время стоит в дверях. Она останавливается непроизвольно, и Август, глядя ей прямо в глаза, качает головой из стороны в сторону. Что он хочет этим сказать? Она зря пришла? Она поступает глупо? Нарушает эти чертовы правила? Что? Что ты хочешь мне этим сказать?! Ненависть к Августу просыпается моментально, словно в бочку с керосином бросают зажженную спичку. Гермиона в который раз убеждается в его некомпетентности, малодушии, бесхарактерности и черствости. Она ненавидит этого человека. Она ненавидит его за то, что он не позволяет ей видеть Северуса. Она ненавидит его за то, что его слова оказываются правдой. Она ненавидит его за то, что он прав. Она ненавидит… Гермиона задыхается от горящих в глотке слов, которые наконец поднимаются вверх. Она не выдерживает больше, сдается. Развернувшись на пятках, она снова с силой впивается в ладони ногтями и набирает в легкие воздуха. — Почему ты здесь?! — так непривычно для самой себя громко восклицает она. Северус стоит под дождем на том самом месте, где стояла изначально она. Гермиона мечет из глаз молнии, она злится. Она сильно, безумно сильно злится. Сделав еще шаг вперед, Гермиона останавливается на границе стеклянных дверей. — Почему это так повлияло на тебя, если… — задыхается она словами. Оно в ней горит. Оно в ней просыпается. Перед глазами вспыхивает комната с белыми стенами. В ушах стоит собственный крик. Белая вспышка света ослепляет ее мысли и позволяет видеть намного больше. По всей нижней части тела от пупка до кончиков пальцев ног прокатывается секундная волна неприятной боли, но моментально уходит. — Если это я носила под сердцем нашего сына?! — тычет она себе пальцем в грудь и изломляет губы в плаксивом оскале. — Это я несколько часов терпела схватки, я умоляла их ответить мне, почему он не плачет! В глазах кипят слезы, Гермиона смаргивает их и делает снова шаг к Северусу. Он чувствует на себе такой непомерный груз вины, что сутулятся плечи. Северус старается заставлять себя дышать, но получается у него через раз. — Почему ты здесь, Северус, а не я, — снова тычет она себе в грудь. — Почему ты оставил меня одну?! Ее голос дрожит, всю ее трясет, слова горят в ней, она выплескивает то, что так долго в себе глушит. Она обязана быть сильной ради дочери, однако у всякого существует предел. Гермиона его достигает. — Почему ты не прикасаешься ко мне?! — кричит она. — Почему ты снова молчишь о том, что тебя мучает?! Она кладет ладонь на лоб, старается вернуть себе нормальное дыхание, не чувствует в намокающих волосах капли дождя и не понимает, как тяжелеет ее одежда. Ноги становятся ватными, трясутся колени. Ее разрывает обида. Ее бьет дрожь. — Мы с тобой еще тринадцать лет назад договорились, что не будем молчать ни о чем, что касается нас! — жгучей обидой восклицает она, снова поднимая взгляд. — Все эти годы мы соблюдали договор! Почему сейчас это происходит, Северус?! Почему?! — Гермиона… Она вздрагивает от собственного имени. Вздрагивает и задерживает дыхание, широко распахнув глаза ему навстречу. Северус делает неровный шаг к ней. — Это я сделал это с тобой, — выдыхает он признание. — Это моя вина. Моя вина, что все так вышло… Его голос, Мерлин. Его голос. Она столько раз представляет себе все эти месяцы, как он скажет ей хоть что-нибудь. Она слышит его голос в своих снах, в своих воспоминаниях. Гермиона только так и справляется все это время. И вот сейчас он говорит ей об этом, а она даже не слышит самих слов. Только голос. Родной, дорогой сердцу голос. Она с дрожью вздыхает, переминаясь с ноги на ногу. — О чем ты говоришь? — шепчет она, не доверяя голосовым связкам. Дождь усиливается. Едва припарковавшись, Рольф Саламандр уже видит на стоянке рядом старенький шевроле, за хозяйкой которого так спешит все это время. Выбравшись их машины, он непроизвольно сильно хлопает дверью и срывается к дверям нужного корпуса. Он надеется, что пожилой волшебник на вахте не ошибается и его потрясающая маггловская вычислительная машина тоже. Не обращая внимания на дождь, Рольф резко дергает на себя входную дверь и чуть не сбивает с ног какую-то медсестру с пациентами. Бегло извинившись, он пропускает их вперед и тут же набирает скорость, почти бегом добираясь до стойки регистратуры. — Добрый день, — запыхавшись, выдает он. Марианна вздрагивает, поднимая взгляд. У нее сегодня утро совершенно не задается, и нетерпеливые гости, которые сваливаются, как снег на голову в августе, ей совершенно не прибавляют хорошего настроения. Она вынужденно улыбается. — Добрый, — кивает она. — Чем могу помо… — Мне нужен… — не дает ей закончить Рольф и чуть хмурится, снова вспоминая фамилию. Он пользуется потрясающим советом Полумны проговаривать имена про себя, пока не доберешься до нужного места, но сбивают его с мысли пациенты у входа в здание. Он морщится, нервно постукивая пальцами по стойке. — Целитель… Целитель, который числится за мистером Снейпом, — наконец находит он решение. Марианна чуть вскидывает брови. — Целитель Сепсис? — уточняет она. — Верно! — весь расцветает на глазах Рольф, облегченно выдыхая. — Август. Август Сепсис и… мистер Снейп, он здесь?.. Марианна совершенно не знает этого человека, но что-то слишком большим объемом информации он обладает. Она хмурит брови. — Кем вы ему приходитесь? — настороженно спрашивает она. — Не ему, — отрицательно качает головой Рольф. — Я помогаю его жене, Гермионе Снейп. Я видел ее машину, она здесь. Марианна совершенно ничего не понимает, рассеянно поднимаясь с места. Она непроизвольно открывает и закрывает рот, не зная, что ответить. — Мне нужно к ней и ее мужу, — тараторит Рольф, — и Август Сепсис мне нужен. Я все объясню позже. Пожалуйста, дайте мне знать, где они! Марианна поражается решительности в голосе этого человека. Кажется, он прибывает сюда не просто так. У него глаза горят осознанием чего-то такого, что непременно стоит сообщить всем им. Последний раз такой взгляд Марианна видит у Августа в тот день, когда на терапии рисования Северус рисует свой боггарт на зачарованном холсте. Она непроизвольно доверяет этому человеку. — По коридору до конца, последняя дверь слева, — указывает рукой она. Рольф задыхается от благодарности. — Спасибо! — искренне произносит он и тут же срывается с места. Магозоолог бежит по белоснежному коридору так, будто у него отрастают за спиной крылья. Никогда в жизни он, наверное, не был так рад тому, что разгадывает загадку состояния пациента. Заприметив в дверях мужчину с темными волосами в белом халате, он сразу понимает, кто это такой. Он сбавляет шаг, чтобы попытаться восстановить дыхание, но это мало помогает. Его разрывает от осознания ситуации, с которой сталкивается чета Снейп. Еще не остановившись, Рольф набирает в легкие воздуха. — Здравствуйте, целитель Сепсис, — тараторит он, — мне нужны… Август выставляет в сторону указательный палец и тихо шикает, не отрывая взгляда от людей, стоящих в саду перед ним. Рольф сначала хочет настоять на своем и продолжить, но непроизвольно бросает взгляд туда, куда смотрит Август. И замирает рядом с ним. — Черт возьми, — одними губами произносит Рольф, широко распахнув глаза. Северус не замечает, как с кончиков волос капают дождевые капли. Он слышит, как собственное сердце с глухой, редкой дрожью бьет по ребрам, стараясь заковать в проржавевшие кандалы слабеющую скорбь. Слабеющую, потому что какая-то ее часть отзывается в Гермионе, откликнувшись на зов глубинных глухих воспоминаний, которые пытаются вернуться к ней. — Если бы у меня был шанс изменить… прошлое, — смотрит он на нее и сжимает губы, покачав головой из стороны в сторон. — Я погубил тебя, — шепчет он, — и нашего сына, поэтому я… Гермиона непонимающе моргает, ей не хватает воздуха. Непогода усиливается, а они ее не замечают. Стоят на расстоянии пары метров и не видят больше ничего вокруг, только друг друга. Он понимает, что ему нужно рассказать ей. Август прав. — Я забрал ее у тебя, — нервно сжимает он пальцы рук. — Забрал всю боль, Гермиона… И он рассказывает. Август и Рольф стоят в дверях, не в силах пошевелиться. Август смотрит на то, как говорит Северус. Он почти ничего не слышит, потому что шум непогоды играет свою роль, но ему и не нужно слышать. Он знает, что Северус рассказывает. Магозоолог наблюдает за тем, как часто поднимаются и опускаются плечи стоящей к нему спиной Гермионы, и не представляет себе, как она смотрит на Северуса, что чувствует, что думает обо всем этом. Северус рассказывает ей обо всем. Он начинает с того самого дня в Мэноре. Говорит о том, что слышал ее крики, знал, что это она, но не мог этому помешать, ведь в противном случае годы работы двойным агентом были бы поставлены под страшную угрозу. Говорит о том, что полноценное осознание случившегося в тот день приходит к нему через много лет. В тот самый момент, когда они прибывают на обследование к Августу в первый раз. И осознает только тогда, насколько глубокие шрамы оставляет темная магия. Затем он говорит ей, что случилось на самом деле в тот апрельский день. Подробно, но опуская детали. Он не может позволить ей понять целиком и полностью, что именно они оба переживают в тот момент. Гермиона не перебивает его, слушает внимательно, сосредоточенно. Когда Северус заканчивает, небеса гремят снова. Они стоят оба мокрые, но внутрь не заходят, да и не до этого сейчас совершенно. Северус стоит с опущенной вниз головой, все его тело бьет мелкая дрожь. Гермиона не чувствует собственного тела, когда осознает всё, что происходит. Вот почему все ждут от нее все это время другой реакции на случившееся. Они хоронят своего сына после рождения, а она этого даже не помнит. Не помнит так, как должна. Однако ее сознание все равно не в силах сейчас в полной мере принять случившееся. Оно находится под заклинанием, которое лишь дает брешь, позволяя Гермионе увидеть пару кусочков мозаики. — Северус, — делает она к нему еще один шаг, — как же ты не понимаешь?.. Она сглатывает, утирая капли с лица и не понимая, дождь это или собственные слезы. — Нельзя изменить прошлое, — качает она головой, — оно уже случилось. Северус поднимает взгляд, испытывая страшную усталость от наконец открывшейся тайны. — Война давно прошла, двери в это прошлое закрыты, — смотрит на него Гермиона. — Ты был мне нужен, — умоляюще сводит она на переносице брови. — Ты был мне так нужен все это время, Северус… Она заводит обеими руками мокрые волосы назад. — Как же ты не понимаешь, — слабо улыбается она, чуть приподняв вверх голову, когда останавливается от него на расстоянии вытянутой руки. — Ты и моя печаль, и моя радость, и мой страх, и моя злость… Северус, ты — все мои чувства, — признается она. Северус старается держаться, но выдержки не хватает. Он так смертельно скучает по ней все это время. По ее голосу, ее коже, ее рукам, ее объятиям… Северус не касается ее с апреля этого года. Это просто невыносимо. — Но главное, — сглатывает она, — ты — моя любовь. Северус смотрит ей в глаза и хочет только одного: выбраться из этого порочного круга. Найти путь решения. Сгрести ее в охапку, прижать к себе и дышать ею. Дышать и… Быть с ней. Быть. С ней. — Я люблю тебя, — шепчет она, — я хочу к тебе прикасаться, — блестят ее глаза, — я хочу вернуть тебя. Она смаргивает снова накатывающие на глаза слезы. — Родной, вернись ко мне, — одними губами произносит она и осторожно переминается с ноги на ногу, намереваясь протянуть руку. Не отталкивай меня. Прекрати меня отталкивать, я без тебя не справляюсь. Северус почти не может противиться порывам собственного сердца, тела и разума. Всё тянется к ней. Каждая его клеточка, каждая пора. Он с дрожью выдыхает, чуть склоняя вниз голову, и с болью кусает внутреннюю сторону щеки. — Тебе придется снова пережить все это, Гермиона. Придется пропустить через себя все то, что я забрал у тебя в тот день. Воспоминания будут свежие, — смотрит он на нее с безграничным сожалением. — Вся боль взорвется внутри, она вернется к тебе, если я прикоснусь. Я хотел защитить тебя, но совершенно не подумал о будущем. Я совершил импульсивный поступок, как и ты когда-то. Гермиона немного нервно несколько раз кивает. — И пусть, — выдыхает она. Сердце с болью бьет о ребра. — Мы же будем вместе, — чуть улыбается она уголком губ. — Мы все переживем, Северус, — и склоняет голову в сторону. — Ладно? Бешеная нежность взрывается в сердце Северуса, когда она так делает. Мерлин, как он скучал по ней. Мерлин… Он недолго молчит, а после сдается и кивает в ответ. — Ладно, — шепотом выдыхает он. Северус сжимает и разжимает ладонь, а после медленно протягивает вперед руку ладонью вверх. Гермиона опускает взгляд, наблюдая за тем, как на его светлую кожу падают дождевые капли. Его пальцы дрожат. Гермиона поднимает свою руку. Сглотнув, она плавно ведет ее вниз. До его ладони остается не больше трех сантиметров, когда она вдруг замирает, чувствуя, как холодные иголки начинают мягко касаться ее кожи. Волосы на руках встают дыбом. Северус внимательно за ней наблюдает, подняв взгляд. Гермиона облизывает губы и чуть приподнимает руку, чтобы удостовериться в своих предположениях. Так и происходит. Едва она отводит ладонь, покалывание прекращается. Стоит ей опустить руку чуть ниже, невидимые иглы впиваются больнее. Северус сглатывает. Он уже привыкает жить с этой болью, он не стал бы ее обрекать на это даже с непростительным у виска. Гермиона не до конца понимает, что ее ждет. Северус выносливее ее, это стоит признать. Боль, конечно, в равных долях будет поделена пополам, но… — Ты уверена? — не может не спросить он. Гермиона поднимает взгляд. И в нем столько уверенности, столько доверия и искренней привязанности, что ответа не требуется. Все происходит за одно мгновение. Едва небеса над их головами гремят повторно, Гермиона делает последний шаг к Северусу и, вытянув вперед руки, прижимается к нему всем телом, обвивая руками шею. Он дергается от неожиданности, но это забывается в следующее мгновение. Это происходит. Тела их обоих словно изнутри начинают светиться, магия заклинания разрушается, выпуская яркую белоснежную вспышку на весь дворик и… Рольф в поисках опоры ставит ноги на ширине плеч и хватается за предплечье Августа, который едва не валится с ног. Марианна вздрагивает, с ужасом оглядываясь по сторонам, когда стены Мунго начинают вибрировать, и хватается за чашку, которая почти падает на пол. В классе рисования у группы оранжевых браслетов дрожат стаканы с водой, кисточки в них бьются о бортики. Пациенты встревоженно смотрят вокруг, впиваясь пальцами в мольберты. Медсестры закрывают уши руками, присаживаясь на корточки, а некоторые пациенты встают в дверные проемы, хватаясь за косяки. Пожилой волшебник на вахте выходит из своего домика под дождь на гудящую землю, стягивает с седых волос белоснежную шапку, крестится, широко распахнув глаза навстречу дрожащему зданию, и бегло нашептывает под нос молитву. Никогда за всю историю существования Мунго столько людей одновременно не замирают в тревожном ожидании. Кто-то обращает свой взгляд ввысь, вспоминая Всевышнего, кто-то стоит с крепко зажмуренными глазами, в ужасе представляя себе свой конец. Птицы с криками взмывают ввысь с территории Больницы Святого Мунго, а все потому что… Она взрывается в них. Взрывается в них обоих. Ударная волна проносится по всей территории больницы, эпицентром которой являются Северус и Гермиона, тесно прижавшись друг к другу. Северус крепко обнимает ее, уткнувшись носом в волосы и зажмурив глаза, пока Гермиона впивается ногтями в футболку на его лопатках с такой силой, что белеют ногтевые пластины. Сотни игл разом впиваются в ее плоть невидимым оружием. Сначала боль поражает конечности, у нее каменеют руки, пальцы ног, ступни, голени, бедра. Агония поднимается выше, стекается от шеи и живота к самому центру и наконец попадает в сердце. Гермиона задыхается от этого, широко раскрыв глаза и распахнув губы. Они просыпаются в ней. Воспоминания оживают в сознании, серые картинки приходят в движение, окрашиваются всеми цветами, существующими в этом Мире. Она видит все потерянные моменты так, как и должна была видеть. Несносный запах одеколона Северуса, который вызывает у нее приступ тошноты. Тот самый момент в ванной, когда Северус сидит возле нее, протягивая сумку с туалетного столика. Ее осознание, что стоит сделать тест. Дрожащие руки от ожидания и… Долгожданный плюс. Смена гардероба, строжайшая тайна от близких, перепады настроения. Ее бешеный аппетит, вкуснейшее мясное рагу с огромными ломтями белого хлеба. Ее внезапное желание сделать ремонт везде, где только можно. Вечера вдвоем с Северусом, когда они выбирают мебель для детской. Ссоры на пустом месте с ее стороны, извинения за плаксивое состояние. Та ночь, когда она просит его свозить ее на пляж, чтобы походить по холодному песку. Запах океана. Ладонь Северуса в ее руке, утопающие в холодных песчинках ступни. Бесконечный ремонт, сотни видов красок и стройматериалов. Уставшие взгляды домовиков-доставщиков, которые бывают в поместье с завидным постоянством хозяев дома. Арахисовый цвет стульчика для фортепиано. Перекрашенные книжные полки, стол в столовой и все стулья. Снос стены между комнатами в гостевом крыле. В корне измененная планировка сада. Кустовые розы по всему участку. Заново отстроенная беседка. Детская. Мгновение, когда малыш впервые дает о себе знать. Наполненные бесконечной любовью глаза Северуса, который говорит о том, как сильно они ждут его появления. Слезы на глазах. Разрывающие в клочья счастье и… Апрельский день. Гермиона переживает заново тот самый момент. Чудовищную боль в животе, поджатые пальцы ног, огонь в глотке. Старающаяся держать все под контролем Розамунд, тепло на спине, исходящее от ее тела. Дергающиеся на каждой кочке колени, схватки с интервалом в несколько минут, бесконечная дорога в Мунго. Наполненный искренним страхом взгляд Северуса в зеркало заднего вида. И наконец… Момент, когда сердце сжимается. «… он не плачет…» Момент, когда легкие отказываются перерабатывать кислород. Мгновение, когда душевная боль заглушает физическую. Их сын умирает еще до своего рождения. Их сын. Малыш, которого они ждут девять лет. Гермиона не слышит себя, не понимает, что делает. Она вдыхает и кричит. Выдыхает и кричит. Кажется, будто у нее отказывает собственное сердце. Глухие рыдания душат ее, мешая дышать. Она цепляется за шею Северуса из последних сил, а он крепко держит ее, прижимая к себе. И не позволяя упасть. — Я люблю тебя, — дрожащим голосом бесконечным потоком шепчет он ей в волосы с крепко зажмуренными глазами, не понимая, как слезы бегут по щекам. — Я тебя люблю, Гермиона, прости, я люблю тебя, это все моя вина, я тебя люблю… Он чувствует, что у него непомерно сильно дрожат ноги, поэтому опускается вниз, не выпуская ее из объятий, и они сидят на мокрой траве, крепко держась друг за друга. Гермиона воет ему в плечо, выпуская на волю завязанные в узел оглушенные заклинанием чувства, а он все шепчет, шепчет, шепчет-шепчет ей в волосы слова, которые должен был произнести еще несколько месяцев назад. Серые облака все сильнее плачут. Кажется, будто сами небеса оплакивают смерть их сына. Гермиона находит в себе силы расцепить пальцы с его футболки, поднимает тяжелую голову и обхватывает лицо Северуса, прикасаясь к его лбу своим. Дождь уже льет, как из ведра, а они по-прежнему его не замечают. Он смывает их слезы, старается смыть печаль и глубокую скорбь, прилагая все возможные усилия. — Не твоя… — едва слышно произносит она, урывая моменты между всхлипами, — не твоя это вина… Северус, — глухо всхлипывает она, глядя ему в глаза, — родной мой… — Гермиона… Он гладит ее по волосам, изломив губы в плаксивом оскале, и наконец чувствует, как боль находит выход. Северус глухо всхлипывает. И впервые за много лет позволяет себе заплакать. На пороге палаты, тяжело дыша, стоят целитель и магозоолог, не в силах поверить в увиденное. Кажется, словно вся больница Святого Мунго тоже молчит. Замирает. Никто не двигается. Во всех сердцах одновременно появляются одни и те же чувства. Страх. Изумление. Вера в невозможное. Август опускает ладонь на сердце, шумно выдохнув, и это помогает Рольфу хоть немного вернуться в реальность. — Я — Рольф, кстати, — едва шевеля языком, произносит он, по-прежнему не отрывая взгляда от двух людей, сидящих в обнимку под дождем. — Целитель Сепсис, — не своим голосом отзывается Август. Рольф чуть жмет плечами. — А, рисоваться званиями будем? — спокойно спрашивает он. — Тогда я — магозоолог Саламандер. Август сначала никак не реагирует, а затем хмурится, оборачиваясь к новому знакомому. — Магозоолог?.. Рольф машет рукой. — Долгая история. Августу, что удивительно, такого объяснения оказывается достаточно. Он кивает и снова смотрит на чету Снейпов во дворике под кроной тополя. В голове просто не укладывается. Это настолько уникальный, редкий случай за всю его карьеру, что он точно останется в его памяти до конца жизни. — С ума сойти, правда? Рольф полностью разделяет его позицию, пусть и не говорит об этом вслух. Август кивает. — Правда. И из-за серых облаков осторожно пробивается первый солнечный луч. Марианна встревоженно подбегает к Августу и спрашивает, что происходит. Целитель лишь указывает ей вперед, и девушка, не доверяя собственным глазам, изумленно охает, приложив ладонь к губам. Август просит ее позаботиться о пациенте и его супруге, а также просит принести его перо с чернильницей и пергамент. Что-то целителю подсказывает, что теперь всё будет по-другому. По-правильному. Марианна обещает, что так и сделает. Рольф рассказывает в двух словах о том, кем приходится Гермионе, и что вообще тут делает. Глотая слова, забавный магозоолог рассказывает что-то о болтрушайке, ссадине на лбу и старой потрепанной визитке. Август не понимает и половины, но все равно кивает и выражает магозоологу благодарность. Без него у него, пожалуй, ничего бы не вышло, ведь с миссис Снейп общий язык Августу так и не удается найти. Ближе к вечеру предположения Августа оказываются правдивыми, и он со спокойной душой направляет совой письма с новостями в дом Поттеров и в поместье Снейпов. Гермиона без сил засыпает в палате Северуса, свернувшись комочком с левой стороны постели. Северус просит Августа войти в положение, но тот и не собирается выражать даже слова против. Вместо этого он предлагает альтернативный вариант. Северус его внимательно слушает, а после соглашается обсудить это утром в присутствии Гермионы. Этот день многое меняет, вынуждает пересмотреть свои взгляды на многие вещи. Этим вечером Август Сепсис впервые за долгое время возвращается домой. Он гладко бреет лицо, стоя перед зеркалом, принимает душ и, взглянув на себя еще раз, взволнованно вздыхает и собирается с силами. Едва переступив порог ванной, он уже видит ее стройный силуэт возле кухонной тумбы. Август проходит вперед, вытирая полотенцем волосы, и заторможено смотрит ей в спину. Он просто не привык, что в доме есть кто-то, кроме него. Она переворачивает стейк на сковороде и оборачивается, услышав за спиной шаги. — Средней прожарки? — интересуется Марианна, чуть улыбнувшись уголком губ. Август коротко кивает и впервые не может не улыбнуться в ответ. Едва солнечные лучи лижут горизонт, главный целитель и его правая рука прибывают в Мунго. Август тут же проверяет почту и, кивнув самому себе, идет в палату, которая находится в конце коридора. Осторожно постучав, он не торопится открыть дверь. Северус делает это сам. — Доброе утро? — вопросительно произносит Август. И он, недолго подумав, кивает, едва дернув уголком губ в улыбке. — Да, — выдыхает он, — да, наверное, теперь доброе… Август улыбается в ответ и протягивает ему письма. Северус их принимает. — Завтрак по расписанию, — кивает целитель, — выходите, как будете готовы. Либо поговорим до завтрака. — Я уверен, что разговор состоится до него, — соглашается Северус. Недолго помолчав, он смотрит назад, а после обещает Августу, что даст ему знать, и закрывает дверь, возвращаясь к себе. Гермиона уже не спит, она проснулась в середине ночи, вскочив от очередного кошмара, и так больше и не смогла заснуть. Она сидит в том самом кресле, в которое всегда присаживается, когда навещает его в прошлые месяцы. Северус проходит вдоль постели и садится в свое, держа в руках письма. Гермиона переводит на него печальный взгляд. — Это был Август? — тихо задает она вопрос. — Да, — сразу отвечает он. — Принес ответные письма. — Ответные? — не понимает она. Северус протягивает ей два свежих конверта. Медленно двигая пальцами, девушка пытается вскрыть письма, но у нее плохо получается. Северус буквально сразу встает со своего места, садится возле ее ног на колени и помогает их вскрыть. Достав два листа, он протягивает их ей, заранее зная, что там будет написано. Гермиона держит письма в одной руке, второй нашаривает пальцы Северуса, покоящиеся на ее коленке, и несильно сжимает их в прохладной ладони. — Джинни пишет, что обо всем позаботится, — чуть хмурится она. — Что присмотрит и за домом, и за Дейзи, — она поднимает взгляд. — Что она имеет в виду?.. Северус просто смотрит на нее с бесконечной любовью и сжимает пальцы Гермионы в ответ. Она понимает все без слов и кивает. — Ладно, — негромко произносит она и слабо улыбается. Они выходят из палаты через несколько минут, рука в руке, и направляются в общий зал, где их уже ожидает целитель и его правая рука. Август взволнованно смотрит на своего пациента и его супругу. Северус и Гермиона переглядываются, и она кивает. Сделав пару шагов вперед, Гермиона закатывает рукав правой руки, протягивая ее вперед. Марианна сразу понимает, что происходит, поэтому передает предмет своему наставнику. Гермиона Снейп позволяет Августу Сепсису надеть на свое запястье красный браслет. Она добровольно идет на курс реабилитации в стенах Святого Мунго. Вопрос о раздельных палатах даже не поднимается, Гермиона хочет находиться рядом с Северусом, и это понимает каждый. Они оба просят в качестве посетителей впускать только Дейзи, потому что ни с кем другим они пока не готовы разговаривать. Август соглашается. Дейзи приезжает во второй половине дня. Джинни без проблем передает ей ключи от их с Гарри машины, потому что полностью ей доверяет. Девчонка едва удерживает на весу огромную сумку с вещами для мамы. Она даже толком не смотрит, что складывает, только бы побыстрее отправиться в дорогу. У нее дрожат руки, когда она стучит в палату и с тревогой давит на ручку вниз. Когда дверь открывается, теплый воздух бросает назад пряди ее темных волос, и она во все глаза смотрит на людей перед ней. Ее родители, ее самые лучшие, самые волшебные в мире родители, поворачиваются к ней. И Дейзи видит, что они держатся за руки. Бросив сумку на пол, Дейзи в несколько шагов преодолевает расстояние до них и обвивает шеи обоих руками, утыкаясь то в ключицу отца, то в плечо матери. Северус и Гермиона обнимают ее, крепко прижав к себе. Они не говорят. Просто стоят вот так, втроем, пропитываясь этим мгновением целиком и полностью. Дейзи не плачет, старается сдержаться. Понимает, что у родителей сейчас непростой период, и лишний раз подвергать их стрессу она не хочет. Она чувствует небывалое спокойствие в их объятиях. Дейзи выдыхает с облегчением, стоя с закрытыми глазами, и на ее губах начинает играть слабая, но искренняя улыбка. Дни медленно, но верно, начинают обретать смысл. Северус не оставляет Гермиону, всегда находится рядом. Даже если она взглядом или жестом говорит ему, что хочет побыть наедине с собой, он соглашается, но не выпускает ее из виду. Первые две недели оказываются самыми тяжелыми. Днем Гермиона держится стойко, ходит на процедуры, хорошо ест, но ночью… Ночью у нее глубоко внутри заново открывается кровоточащая рана, боль в которой ей крайне тяжело контролировать. Первые два раза она умудряется тихо вылезать из постели, провалявшись половину ночи без сна, и выходить в сад. Она закрывает за собой стеклянные двери и глушит рыдания в рукав, свернувшись комочком возле корней маленького тополя. Глушит, потому что никак не может их остановить. На третий раз Северус сквозь сон чувствует тревогу и просыпается, тут же касаясь места рядом с собой. Он находит ее почти сразу. Северус не говорит ей, чтобы она успокоилась, не говорит ей, чтобы прекратила. Он просто садится на полы халата рядом, притягивает ее к себе, обеспечивая тепло, и целует в волосы, плавно покачиваясь и позволяя ей выплакаться. Утром ей становится чуть легче. Они ходят на терапию рисования, и никто им больше зачарованные холсты не подкладывает. Гермиона, не задумываясь, рисует их домик с белыми ставнями на берегу моря, слегка склонив голову в сторону. Она представляет себе, что все остается позади, что они с Северусом перегорают эту боль и находят в себе силы жить дальше. Только представляет. Пока ей тяжело даже расстаться с мыслью о нем. Мыслью о их сыне. Гермиона не берет в руки книги. Совершенно, абсолютно. Не может себя даже заставить. Книги всегда ассоциируются у нее с чем-то хорошим, чем-то приятным и запоминающимся. Обычно она читает взахлеб, ее за уши от книг не оттянешь. Теперь она понимает, почему с апреля так мало читает. Порой она не может заставить себя прочесть даже пару страниц, не улавливает нить сюжета, не запоминает деталей. Само сознание Гермионы противиться очернять это яркое для нее занятие. Она больше себя не заставляет, а в качестве альтернативы выбирает рисование. Однако даже оно не может помочь ей целиком и полностью. Каждую ночь, едва ей удается провалиться в сон, она просыпается от кошмара. Она мечется и кричит до тех пор, пока не приходит в сознание, и в темноте не видит очертания родного лица. Это случается сегодня снова. — Тшш, — шепчет Северус, усаживаясь и прижимая ее к себе, — это просто сон. Я здесь, слышишь? Тшш… Гермиона глухо всхлипывает, истерично хватая ртом воздух, и с силой прижимает Северуса к себе, крепко зажмурив глаза. Она цепляется за его футболку, как за спасительную соломинку, которая держит ее на поверхности реальности. — Я здесь, — повторяет он. — Я здесь… Гермиона с дрожью вздыхает и постепенно успокаивается, стараясь надышаться любимым запахом. Она ведет кончиком носа по его плечу, и сердечный ритм постепенно возвращается в норму. Северус гладит ее по волосам. — Я сделаю чай, хорошо? — тихо спрашивает он. Она кивает, уткнувшись носом в его плечо. Северус убирает одеяло и, поцеловав Гермиону в лоб, свешивает ноги с постели. Девушка бросает ладонь на белую хлопковую простынь, несильно сжимая ее пальцами. Северус заваривает чай и ставит все на стол, открывая одну из стеклянных дверей пошире, чтобы впустить в комнату побольше тихого ночного воздуха. Гермиона садится в кресло, подгибая ноги, и берет в руки чашку. Шумит ветер, ветви тополя качаются, поддаваясь его ритму. Гермиона глубоко вдыхает и выдыхает, делая глоток чая. С улицы слышится знакомый писк, от этого на ее губах играет легкая улыбка. — Я думала, что он улетит, — негромко произносит она. Северус поворачивается к ней. — Кто? — Птенец болтрушайки, — отвечает она. — Я отпустила его, когда приехала к тебе в тот день, но… Он не улетел. Остался здесь. Северус прислушивается к слабому щебету. — Может, он просто к тебе привязался, — озвучивает он свои мысли. Может, это не просто птенец. Может, эта та самая незримая нить, которая связывает два этих мира. Гермиона думает о том, что синяя пташка оказывается в ее жизни не просто так. Такого не бывает, но… Ей кажется, что это он. Это ее сын за ней приглядывает. — Северус, — негромко зовет она. Мужчина вопросительно поднимает брови. — Это ты мне отправил то письмо? Северус недолго молчит, а после кивает, делая глоток чая. — Не сдавайся, — вспоминает она и недолго молчит. — Я не узнала твой почерк. Мужчина кладет чашку на блюдце. — Я тогда не мог писать сам, — вспоминает он. — Мне помогла Марианна. Гермиона едва заметно улыбается. — Она хорошая девушка, — кивает она. — Августу с ней повезло. — Не могу не согласиться, — отзывается он. Гермиона протягивает через стол руку и Северус тянется к ней, обхватывая пальцы. Он поглаживает ее костяшки подушечкой большого пальца. Несказанный вслух вопрос зудит на корне его языка уже долгое время. Он старается быть сильным. Старается ради нее. Знает, что ей тяжелее. Ей сложнее, но… Все равно не может не спросить. — Почему так случилось? — он словно задает этот вопрос не ей, а самой Вселенной. — Мы ждали этого столько лет. Почему?.. Они сидят какое-то время в тишине. Гермиона сглатывает, глядя снова на тополь, в кроне которого слышится копошение болтрушайки. Девушка сжимает его ладонь. — На этот вопрос нет ответа, родной, — наконец произносит она. — Помнишь, я несколько дней назад хорошо спала почти до утра?.. Северус кивает. — Мне снился сон, — кивает она. — Хороший сон. — Какой? — интересуется он. Девушка слабо улыбается. — Что он с нами, — шепчет она. — И я верю в этот сон, он был слишком настоящим, чтобы не поверить. Она сглатывает, облизывая пересохшие губы. — Я видела его, — слабо улыбается она. — Я слышала его голос. Целовала его ладошку. Маленькую и теплую, — Гермиона недолго молчит, вглядываясь в глаза Северуса в полутьме. — Он сказал, что скоро будет с нами. Она ставит чашку на стол и кладет на него локти, склоняясь к Северусу чуть ближе. — Тогда он просто не мог с нами остаться, — шепчет она. — Так случается… Северус закрывает на мгновение глаза, стараясь совладать с эмоциями, бурей завертевшимися в грудной клетке. Он склоняется к столу и целует костяшки ее пальцев, не открывая глаз. — Мне тяжело отпустить его, — дрожащим шепотом произносит она, — но я отпускаю, потому что знаю… Мы его с тобой еще увидим. Северус поднимает взгляд, и Гермиона обхватывает его лицо ладонью, убирая подушечкой большого пальца слезу в уголке его глаза. Она смотрит ему в глаза и несколько раз кивает, слабо улыбаясь. — Ладно? — спрашивает она, склонив голову вправо. Северус с дрожью выдыхает. — Ладно. И они тянутся друг к другу, потому что так нужно. Нужно им обоим. Северус целует ее трепетно, зажмурив глаза и опустив ладонь на затылок. Она отвечает ему, и щемящее чувство бешеной тоски по нему заглушает на мгновение все прочее. Северус поднимается с места, разорвав на мгновение поцелуй, и подходит к ней, с бешеной нежностью притягивая к себе. Гермиона обвивает руками его шею и целует снова, побуждая подхватить себя под бедра. Яркие, заснувшие за эти месяцы чувства, постепенно начинают просыпаться. Гермиона целует его снова, прогибаясь в пояснице, и Северус чувствует отдачу, от чего его сердечный ритм вновь нарушается. Он бережно кладет ее на постель, нависая сверху. Осторожно и нежно ведет ладонью по плавной линии ее талии, ныряет большим пальцем под футболку, касаясь теплой кожи живота, который слегка дрожит. Гермиона с шумом выдыхает, вспоминая наконец, чего была лишена все это время. Единения с ним. С человеком, который представляет для нее одно большое всё и даже больше. Стеклянная дверь чуть скрипит, поддаваясь порыву ветра. В кроне тополя наконец устраивается на ночлег птенец болтрушайки. Третья неделя протекает намного лучше предыдущих двух. Гермиона делает успехи на индивидуальной терапии, ее врач говорит, что в ближайшее время можно будет начать посещать «Круг дружбы». Северус морщится от этих новостей, а на вопрос Гермионы, мол, почему же, просто отвечает, что это глупо по многим причинам. Рассказывать о своих горестях посторонним людям. — Они не посторонние, Северус, — вдруг произносит она. Мужчина смотрит на нее с интересом. — Они такие же, как мы, — поднимает она руку с красным браслетом. — Видишь?.. Северус чуть сжимает губы и смотрит на всю эту ситуацию под новым углом. После завтрака группа «Альфа» с синими браслетами уходит на свои процедуры, группа «Бетта» с оранжевыми идет в сад, а их группа «Гамма» с красными остается в зале. Медбратья двигают столы и ставят в круг стулья. Северус не выпускает руки Гермионы из своей. Пациенты стекаются в общий круг, не проронив ни слова, как это всегда и бывает. Северус замечает, что с момента его последнего визита в «Круг дружбы» его состав довольно сильно меняется. Он больше не видит среди присутствующих пожилого волшебника и девушку альбиноса. Большинство лиц кажутся ему новыми. Или он просто не обращает на них никакого внимания до сегодняшнего момента, что больше смахивает на правду. Железные ножки с привычным неприятным звуком скребут по полу в унисон, а Северус снова поднимает стул полностью, пропускает в круг сначала Гермиону, а затем заходит сам. Они садятся на свои места. Той самой медсестры с кукольным лицом во главе круга нет на месте. Видимо, искусственную девушку отправляют выполнять другие обязанности. Медсестра средних лет с круглым лицом кладет руки на колени. — Доброе утро, — негромко, но четко произносит она плавным голосом. — Знаю, что для многих из вас эта процедура не так приятна, как хотелось бы, но… «Круг дружбы» нацелен на диалог с людьми, которые находятся в смежной ситуации. Женщина обводит взглядом присутствующих и останавливает свой взгляд на Гермионе. — Я вижу новые лица, — доброжелательно кивает она. Все пациенты обращают на нее взор. Гермиона кивает в ответ, нашаривая ладонь Северуса и сжимая ее в своей руке. Медсестра это замечает. — Как вас зовут? — интересуется она. Гермиона сильнее сжимает ладонь Северуса, и тот напрягается всем телом, готовый в любое мгновение сорваться и уйти отсюда, если Гермиона почувствует хоть малейший дискомфорт. Медсестра видит перемены в настроении этой пары пациентов. — Если вы не готовы поделиться с нами вашей историей, я не стану настаивать, — заверяет она. — «Круг дружбы» помогает, а не принуждает. Северус чуть дергает левой бровью. Что ж, эта женщина хотя бы знает, что такое личные границы, уже радует. Он чувствует, как хватка Гермиона становится менее сильной. Ее эти слова тоже успокаивают, как понимает Северус. Женщина снова тепло улыбается и намеревается перейти к следующему пациенту, но… — Меня зовут Гермиона Джин Снейп. Все сидящие в кругу снова возвращают ей свое внимание. Северус немного нервничает, но она мягко касается тыльной стороны его ладони свободной рукой и расслабляется на стуле окончательно, опустив ногу на ногу. Она говорит себе, что отпускает случившееся из сердца. Теперь необходимо отпустить это из разума. — В апреле этого года мы с мужем столкнулись с тем, к чему не были готовы, — сглатывает она. Гермиона на мгновение замолкает, облизывая губы. Это тяжело говорить. Она поворачивается к Северусу. В ее глазах читается просьба о помощи. Северус ее понимает. Нужно переступить через себя. Надо выжечь эту боль из себя, надо ее перегореть. Мы должны сделать это вместе. Северус смотрит на нее, только на нее. — Мы похоронили нашего сына, едва он появился на свет. Эти слова громом поражают сидящих в кругу. Молодая девушка, сидящая рядом с Гермионой, тихо охает, опустив ладонь на губы. В этом кругу сидят люди с красными браслетами. Все они переживают потерю, вот только все они, все поголовно, успевают прожить с покинувшим их человеком хотя бы часть жизни. Каждый в кругу понимает, что эта пара лишается даже этой возможности. Им даже не дается времени. Пуповина обвивается вокруг шеи младенца, и он погибает, не успевая даже сделать первого вздоха. — Целители не успели нам помочь, — продолжает смотреть Гермиона только на Северуса, — но это не их вина, что все так произошло. От этого никто не застрахован, — сглатывает она и оборачивается к собравшимся. — Именно это случилось с нами. Все собравшиеся молчат, глядя во все глаза на новоприбывшую пару. В глазах пациентов стоят слезы, они разделяют их скорбь, принимают ее, не говоря ни слова. Они помогают, сами того не понимая. Едва сказав обо всем этом вслух, Гермиона чувствует, как становится легче дышать. Северус испытывает точно тоже самое. Смахнув слезу, медсестра часто моргает и тихонько шмыгает носом. — Спасибо, мистер и миссис Снейп, — смотрит она на них. — Спасибо, что нашли в себе силы говорить об этом. Гермиона слегка улыбается в ответ. Северус чуть кивает, стараясь не замечать, как перед глазами плывет комната. Время в «Кругу дружбы» впервые на памяти Северуса проходит быстро. Он даже не замечает этого часа, он пролетает за одно мгновение. После того, как они рассказывают свою историю, многие пациенты открывают свою душу. Северус понимает, что был не прав, когда сказал, что толку от этой процедуры нет никакой. Облегчить сердце и душу очень даже полезно, а разделить эту боль намного проще с людьми, которые знают, что значит быть в твоей шкуре. Когда стулья начинают расставлять по местам, Северус целует Гермиону в висок, и она направляется на индивидуальную часовую процедуру с психологом, обозначая, что они встретятся здесь, когда она закончит. Он кивает, провожая ее взглядом. Северус владеет целым часом свободного времени, поэтому никуда не торопится и вызывается помочь медбратьям расставить стулья. Он ставит на место третий, когда видит в окно возле стойки регистратуры знакомый силуэт. Северус чуть хмурится, делая шаг вперед. Старый знакомый кивает Марианне и направляется в сторону этого зала. Северус проходит немного вперед, чтобы убедиться в своих догадках окончательно. Действительно, это он. Мужчина идет по коридору навстречу ему, и по глазам Северус понимает: узнал. Он непроизвольно останавливается возле Северуса, чуть прищуриваясь. Северус хмыкает. — Решил вернуться? — немного саркастично произносит он. — Заговорил? — в той же манере отзывается мужчина. Северус чуть дергает уголком губ. Нет, он правда, оказывается, такой. Ховард Шувен возвращается в Больницу Святого Мунго спустя почти три месяца. Однако возвращается. Северус помнит его нескромные слова во время «Круга дружбы» в тот майский день. Он ведь тогда правда ему понравился. За словом в карман этот мужчина точно не полезет. — Я первый задал вопрос, — не отступается Северус. Ховард фыркает и отводит взгляд в сторону, но ненадолго. — Да, — кивает он наконец. — Понял, что не справляюсь. Северус чуть кивает и недолго молчит. Ховард потерял в весе за это лето, да и видно, что злоупотребляет большую часть времени жидкостью с высоким градусом. Его правда подкосило, и теперь он сам обращается за помощью. — Почему попал сюда? — спрашивает Северус. Ховард сглатывает и скрещивает на груди руки. — Дочь потерял, — глухо отзывается он, глядя куда-то в сторону. Северус кивает. Он не знает подробностей, но в голосе Ховарда очень много безмерной печали. Даже не вяжутся эти проскользнувшие нотки с его образом неотесанного грубого парня, который определенно привык по жизни к тяжелой работе. — Как это произошло? — непроизвольно спрашивает он и тут же прикусывает язык. Северус моментально вспоминает, как Ховард вступается за него на том «Кругу дружбы», упоминая о том, что горем своим человек не делится, если к этому не готов. Ведь он даже не узнает у Ховарда, может ли он это рассказать. Шувен чуть морщится, на мгновение сжимая губы. Он теряет дочь в январе этого года, но раны по-прежнему такие же свежие, как и тогда. — Лейкемия, — отрывисто произносит он. Северус замечает, как блестят глаза Ховарда, когда он поднимает на него свой взгляд. — Мы живем в мире, который до краев забит магией, хрен ее задери, но, — он невесело улыбается, — волшебство Анни не спасло. Ховард шмыгает носом и утирает его сжатым кулаком. — Ей было семь. Северус не замечает, как задерживает дыхание. На одно лишь мгновение он задумывается о том, что бы случилось с ним, если бы что-то подобное произошло с Дейзи. Одна только мысль об этом рвет его сердце на куски. — А тебя что сюда привело? — старается отвести огонь от себя Ховард. Северус сглатывает. — Сын. Ховард кивает, выражая сочувствие. — Сколько ему было? — Меньше минуты. От неожиданности ответа лицо Ховарда принимает какой-то сероватый оттенок. Волшебник он не глупый, пусть и грубоватый немного. Понимает головой, что Снейп этот лишается не только своего ребенка, но и времени, которое у него могло с ним быть. Ховард перекладывает папку с документами из правой руки в левую. — На обеде увидимся? — не то спрашивает, не то констатирует факт мужчина, протягивая вперед руку. Северус обычно рук не пожимает. Эта привычка с ним по жизни, но… Сейчас он наступает на горло собственной гордости, потому что понимает, что в этом рукопожатии нуждается не только Ховард, но и он сам. — Да, — соглашается он. И они жмут друг другу руки. За окном простирается двадцать седьмое августа, когда целитель Сепсис просит Марианну подготовить две папки документов на выписку. Девушка с искренней улыбкой бросает все текущие дела, чтобы выполнить это поручение. Гермиона ходит по комнате и постепенно собирает оставшиеся по мелочи вещи в сумку. Северус наконец получает обратно свою полностью восстановленную мантию, которую Август все это время бережно хранит в своем кабинете на вешалке. С утра пораньше он снова возвращает своему лицу привычную гладкость, и от этого вновь чувствует себя увереннее. — Кажется, я все собрала, — забирает она за уши волосы и оборачивается. — Ты готов?.. Она непроизвольно замирает на месте, и теплая улыбка трогает ее губы. Она так давно не видит его в неизменной темной мантии, что успевает даже немного отвыкнуть. Гермиона подходит к нему и проводит пальцами по пуговицам на сюртуке. — Что-то не так? — с легкой тревогой интересуется он. Гермиона поднимает взгляд. — Нет, — мягко улыбается она и касается его мягкой щеки. — Немного забыла, какой ты становишься величественный в привычном образе. Северус дергает уголком губ в полуулыбке, чуть склоняясь вниз. Гермиона ведет кончиками пальцев по контуру его лица и убирает за ухо слишком длинную для него прядь волос. — Надо мне будет тебя постричь, — замечает она и сводит на переносице брови, — а то еще пара сантиметров и будешь в хвост их забирать. Северус так непривычно для себя ухмыляется. — А потом всё, назад дороги нет, — почти серьезным тоном вещает она, — докторскую защитишь, в целители подашься… — Мерлин, умоляю, — закатывает он глаза. Гермиона улыбается и приподнимается на носочки, потянув его к себе. Она оставляет на его губах теплый поцелуй, прогнувшись в пояснице, чтобы быть ближе, и чувствует биение родного сердца. — Ладно, — опускается она на полную стопу, открывая глаза, — погостили и хватит, да? — Абсолютно с тобой согласен, — непроизвольно отвечает он. Девушка в удивлении расширяет глаза. Он что, признал ее правоту без уверток?.. Северус вздыхает. — Вырвалось, — оправдывается он, потянув ее за руку за собой. — Ох, ну да, разумеется, — улыбается она, направляясь за ним следом. Возле стойки регистратуры их ожидает Август Сепсис, опустив руки в карманы белоснежного халата, и смотрит в стекло дальней двери выхода, слегка щурясь от солнечных лучей. Марианна суетится за стойкой. — Отпускаете нас, целитель Сепсис? — глубоким баритоном интересуется Северус, когда они подходят к ним. Август хмыкает, позволяя себе улыбку, и поворачивается к ним. Марианна суетливо кладет на стойку две раскрытые папки. — Не очень хочется, — саркастично отзывается он, — но придется. — В гостях, как известно, хорошо, но… — Дома лучше, — заканчивает он за него. — Понимаю. Они недолго молчат, глядя друг на друга. Северус прибывает в это учреждение, как самый тяжелый пациент, а покидает его, как хороший друг. Август искренне надеется, что они смогут продолжить дружбу. Горе, как известно, объединяет, но… Он хотел бы разделить с Северусом и его семьей не только это. Счастье — эмоция куда более приятная. — Нужна ваша магическая подпись, — произносит Марианна, — вот здесь, пожалуйста. Гермиона и Северус одновременно взмахивают палочками, и документы светятся пару мгновений, подтверждая подпись своих владельцев. Август переводит взгляд на Гермиону, она смотрит на него в ответ. — Спасибо, — чуть нахмурив брови, отзывается она. — Спасибо за… всё. За всё, что вы сделали для нашей семьи. Она сглатывает. — И простите мою грубость, — жмет она плечами и забавно морщит нос, — я не всегда такая. Август искренне улыбается и чуть кланяется. — Вам спасибо, — отзывается он, — за доверие. Август переводит взгляд на Северуса и протягивает ему руку. И в этот раз Северус даже не колеблется. Он считает, что это добрый знак. — Не пропадай, — просит Август, пожимая его руку. — Не стану, — искренне отвечает он, сжимая ладонь целителя в ответ. Северус кивает и, выпустив руку друга, направляется в сторону выхода. Август впервые на своей памяти с таким легким и одновременно тяжелым сердцем отпускает домой своих пациентов. Он понимает, что это еще далеко не всё. В стенах Мунго царит одна атмосфера. Люди, окружающие их, понимают ситуацию, в которой они оказываются, помогают им и не задают неправильных вопросов. Сейчас им придется вернуться в свой повседневный мир. Там будут близкие им люди, друзья и родственники, которые могут не контролировать свои слова и эмоции. Им предстоит тяжелая работа, но… Август уверен, что они справятся. Конечно, справятся. — Тебе жаль, что они уходят, Август? — опустив локти на стойку, интересуется Марианна. — Тебе хотелось бы, чтобы они подольше остались? Август оборачивается. Марианна наконец прекращает прятать под шапочкой свою прелестную темную челку, и от этого она становится еще красивее. Мужчина опускает руки на стойку и целует девушку в макушку. — Да Мерлин упаси, — ухмыльнувшись, отзывается он и, похлопав ладонью по стойке, направляется в большой зал к своим пациентам. Северус выходит из здания, держа руку Гермионы в своей, и направляется в сторону машины, двигатель которой, как он думает, никогда уже не станет заводить. Гермиона удивленно поднимает брови. — Твоя машина? — не верит своим глазам девушка. — Она что, все это время была здесь? — С апреля, — подтверждает Северус, когда они останавливаются напротив нее. — Думаю, стоит ее продать. Как считаешь? Северус оборачивается, наблюдая за ее эмоциями. Девушка поджимает губы, а затем просто жмет плечами. — Думаю, да, — наконец отзывается она. — Хорошая мысль. Они недолго стоят в молчании, глядя на пыльный капот старой модели автомобиля. Ее только на запчасти продавать и в металлолом. Не стоит с такой энергетикой этот автомобиль кому-то продавать. Да и вообще, пора бы уже… — Может, трансгрессируем? — внезапно предлагает Гермиона, морща нос из-за солнца. Северус с легкой улыбкой смотрит на нее, пока внутри все распускается и цветет от искренних ярких эмоций на ее лице. — Почему бы и нет? — соглашается он. — Только придется выйти за ворота. — Да, помню, — почти сразу подстраивается она под его шаг. — А свою машину попрошу кого-нибудь перегнать и… Она не успевает закончить мысль, потому что останавливается на месте, оборачиваясь назад. Северус непонимающе тормозит следом, хмуря брови. Гермиона смотрит в небо, наблюдая за тем, как им навстречу летит какое-то синее пятнышко, радостно щебеча. Гермионе не нужно угадывать, она знает, что это такое. Магическое существо целенаправленно летит к ней. Стоит Гермионе выставить вперед руку и согнуть указательный палец, болтрушайка, немного повисев в воздухе, присаживается на него. Северус удивленно вскидывает брови. — Никогда раньше не видел, чтобы болтрушайки привыкали к человеку, — озвучивает он свои мысли. — Они боятся людей. Только не эта особь. Болтрушайка считает нас чем-то большим. Уже довольно взрослое магическое существо трясется, расправляя крылышки, и, нахохлившись, глядит на них черными глазками-бусинками. Гермиона улыбается и, выпустив на мгновение ладонь Северуса, осторожно и медленно прикасается к невероятно мягкому оперению птицы, проводя от головы до кончика хвоста. — Нам надо поехать домой на машине, — снова вкладывает она свою ладонь в руку Северуса и смотрит на него, — наш сад — его дом. Он поэтому не улетел, наверное, — жмет она плечами. — Боялся, что не найдет дороги обратно. Едва сказав это вслух, Гермиона чувствует странное ощущение в солнечном сплетении. Он боялся, что не найдет дороги обратно. Гермиона на интуитивном уровне понимает, что им необходимо вернуть его в их сад. — Да, так нужно, — уверенно произносит она. — Нужно вернуть его домой. Северус просто кивает, понимая в это самое мгновение что-то такое, что не стоит говорить вслух. Он словно и сам принимает это. Болтрушайка в их доме появляется не просто так. Это крайне редкий вид магических существ, браконьеры за такими днями и ночами гоняются, а эта пташка живет в их саду и просто магнитом тянется к Гермионе. Больше доводов и не требуется. Закинув вещи в багажник, Северус садится за руль, а Гермиона на пассажирское сидение, опустив птенца на нагретую солнышком панель. Они с легким сердцем покидают территорию Святого Мунго, направляясь домой. Путь кажется невероятно коротким. Времени уходит столько же, вот только течет оно иначе. Северус обсуждает с Гермионой разные темы, стараясь не думать так сильно о том, что ждет их дома. С утра Гермиона отправляет Джинни письмо о том, что они возвращаются, и просит ее доставить ответ уже непосредственно в поместье. Он не заставит себя ждать, да только Гермиона уже не чувствует той радости, которая царит у нее в душе с утра. Чем дальше они отдаляются от Мунго, тем сильнее она чувствует свою уязвимость. Уязвимость в кругу близких друзей. Это просто смешно. Однако Гермионе не до смеха. Когда Северус видит крышу родного поместья, на душе становится и радостно, и тревожно одновременно. Либо это его личные ощущения, либо Гермиона так на него влияет, но факт остается фактом. Ничего еще не закончено. Теперь им предстоит сделать некоторые вещи, о которых они раньше не задумываются. Припарковавшись у ворот, Северус глушит двигатель и смотрит перед собой. Ему придется поднять этот вопрос, потому что откладывать дольше просто бессмысленно и… — Нам надо разобрать детскую, — неожиданно для Северуса произносит Гермиона. Он поворачивается к ней. — Что? … потому что она озвучивает его мысли. Гермиона чуть сжимает губы, когда смотрит на него в ответ. — Разобрать детскую, — повторяет она. — Вместе, — и, немного помолчав, добавляет: — ладно?.. Северус кивает. Удивительно, как сильно можно чувствовать друг друга за столько лет совместной жизни. — Ладно. Родное поместье встречает их теплом и запахом свежей выпечки. Моди и Эванжелина, получившие письмо от Джинни Поттер, выбегают в холл приветствовать хозяев дома. Гермиона искренне радуется долгожданной встрече, Северус сдержанно приветствует их обеих. Они интересуются, желают ли хозяева отобедать, и Моди по ходу передает почту Гермионе. За столько лет она привыкает к тому, что чаще всего свежими письмами заведует она. Северус отвечает, что им сначала нужно расположиться. Когда они закончат, то спустятся к обеду. Эльфийки согласно кивают, легонько кланяются хозяину дома по неизменной привычке и скрываются на кухне. Гермиона опускает взгляд, глядя на имя адресата на конверте. — От Джинни, — кивает Гермиона и вскрывает сургучную печать, раскрывая сложенный втрое лист. — Они прибудут завтра вечером на барбекю, — кивает она, — пишет, что они все страшно соскучились и хотят поскорее увидеться. Северус принимает протянутое письмо, читает повторно и старается игнорировать долбящее в глотке сердце. Гермиона переглядывается с Северусом сразу, как они поднимаются на второй этаж. Оставив сумки возле лестницы, они оба идут в свое левое крыло, да только спальни свои проходят и сразу направляются в самый конец к правой двери. Гермиона смотрит на круглую ручку и почти не моргает. Северус сначала тоже собирается с духом, а после берет Гермиону за руку и открывает дверь. Легкое дуновение ветра приносит оставшиеся нотки от запаха свежего ремонта. Они оба мнутся на пороге, но понимают головой, что сделать это необходимо. Северус оказывается смелее. Сделав первый шаг через порог, он тянет Гермиону за собой, и она входит в необжитую спальню в светлых тонах. — Давай поскорее покончим с этим, — просит она, вынимая из кармана волшебную палочку. Северус вынимает свою. Используя невербальную магию, Северус с Гермионой чертят в воздухе руны, и мебель постепенно начинает двигаться. Разбирается кроватка, пеленальный столик, шкаф, комод и полки. Игрушки левитируют друг за другом в сторону выхода из спальни, и все направляется в подсобку в дальней части дома первого этажа, где почти никто не бывает. Всего через несколько минут Северус и Гермиона стоят в пустой комнате, отремонтированной в светлых тонах. Светлая магия помогает им разобраться со всем этим побыстрее, но легче от этого не становится. Гермиона чувствует, как в грудной клетке что-то сжимается. Она смотрит перед собой в одну точку, нервно стиснув пальцами волшебную палочку. — Что будем делать? — произносит Гермиона. По пустой комнате бежит эхо. Северус смотрит на ее напряженные плечи. — Конкретизируй, — просит он. Гермиона нервно облизывает губы. — Не знаю, — жмет она плечами. — Придумай что-нибудь. В ее голосе отчетливо слышится мольба. Просьба о помощи. Она так устает что-то решать, что-то придумывать и как-то изловчаться, что у нее уже попросту не хватает сил. Гермиона понимает, что в доме находиться тяжелее, чем она предполагает изначально. Северус подходит к ней и, развернув, прижимает к себе, обнимая за плечи. Она снова чувствует себя, как за каменной стеной, поэтому просовывает ладони у него под руками и опускает их на лопатки, закрывая глаза. — С утра мы зайдем на Косую Аллею, — негромко произносит он, и Гермиона виском чувствует вибрации его голоса в грудной клетке, — купим для младшей Поттеров сову, которую она так хотела. — Белую, да? — глухо отзывается она, не открывая глаз. — Да. Гермиона сглатывает и чуть поворачивает в сторону голову. — А потом? — интересуется она. Северус водит ладонями по ее спине. — Купим для совы клетку, — продолжает он, — и ленту с большим розовым бантом. Гермиона чуть сжимает пальцами темную ткань его мантии, побуждая продолжать. — А потом к вечеру придут Поттеры на барбекю. Праздновать мы будем не только наше возвращение, но и два их дня рождения, которые мы благополучно пропустили, — он недолго молчит. — Это надо исправить. Северус водит кончиком носа по ее волосам, продолжая поглаживать лопатки. Гермиона кивает, давая понять, что слышит, и снова слегка сжимает его мантию в пальцах. Северус набирает в легкие воздуха, глядя куда-то перед собой. — Они к нам придут, — возвращается он к рассказу, — наверняка прихватят с собой еще родственников, чтобы было проще, — он облизывает губы, покачиваясь с ней на месте. Гермиона начинает покачиваться в ответ. — Чтобы разрядить обстановку, которая будет угнетать всех сначала, зададим пару вопросов о том, как идут дела у их детей, — чуть жмет он плечами, — и притворимся, что нам интересно. Северус теснее прижимает Гермиону к себе, обнимая ее так, словно старается защитить от непростительного. — Потом дождемся, пока кто-нибудь заговорит о нашем сыне, когда младшее поколение поест и пойдет заниматься своими делами, — его голос становится тише. — Возможно, этот разговор затянется… Гермиона жмется носом в его ключицу, по-прежнему не открывая глаз. — А потом мы переживем этот вечер, — уже почти шепчет он, — и отправим всех по домам. Они прекращают покачиваться почти одновременно и замирают в пустой комнате со светлыми стенами. Гермиона поднимает вверх голову и медленно поднимает веки. Северус смотрит на нее и на немой вопрос у нее в глазах. — А потом что? — озвучивает его Гермиона. Северус чуть склоняется вниз, закрывая глаза и касаясь ее лба своим. — Потом? — переспрашивает он. Они недолго молчат, пропитываясь тишиной пустой комнаты. — Не знаю, — честно признается он, — но мы что-нибудь придумаем.