Темная магия оставляет шрамы

Гермиона переворачивает страницу и снова устраивается удобнее, перехватив в руке корешок книги, после чего опускает сухую ладонь на холодные ступни. Бросив быстрый взгляд на небольшое гнездо с ореолом магии тепла, парящим над ним, девушка снова старается вернуть свое внимание чтению. Птенец меньше ест и чаще спит, и Гермиону это беспокоит. С утра пораньше ей удается накормить его несколькими каплями молока, но этого определенно мало, потому что пташка словно намеренно не позволяет себе лишний раз поесть. Будто сиротливый птенец знает, что остался в этом суровом мире один, и помощи принимать ни от кого не хочет. Гермиона нервно нажевывает нижнюю губу. Она понаблюдает за ним еще несколько дней. Если ничего не изменится или станет хуже — ей придется снова воспользоваться услугами одного человека, а ей этого ужас как не хочется. Не в силах удерживать свое внимание на чтении, Гермиона кладет закладку между страниц и, закрыв книгу, поднимается с места. Она снова подходит к столу, на котором лежит гнездо, и наклоняется, убрав за уши волосы. Птенец болтрушайки дышит поверхностно и часто, крошечная грудная клетка вздымается и опускается слишком импульсивно. Он дрожит. Гермиона взмахивает палочкой, опуская пучок тепла ниже к гнезду, но кроху все равно трясет. Чувство тревоги колет за ребрами. Гермионе почти физически становится больно от мысли, что с этим птенцом может что-то случиться. Что-то невидимое, неосязаемое витает вокруг нее. Гермионе кажется, что это что-то вредит птенцу болтрушайки, но не знает, как от этого избавиться. Гермиона слегка вздрагивает, когда слышит шум двигателя у ворот дома, и, выпрямившись, оборачивается. Дейзи уезжает. Она третий раз уже говорит о том, что едет в Нору к Джеймсу, но Гермионе тяжело ей поверить. Джинни с Гарри на работе, Молли с Артуром сидят с Альбусом и Лили, но в доме Поттеров, а не в Норе, Гермиона знает, потому что спрашивает об этом подругу. Либо Дейзи плохо продумывает очередную ложь, либо просто не задумывается о том, что пользуется одной и той же отмазкой из раза в раз. Гермиона знает, куда уезжает Дейзи. Из Мунго она получает на свое имя два письма за последнюю неделю, третье себя не заставит ждать. После небольшого скандала Август Сепсис старается держать Гермиону в курсе событий, пусть и делает это немного чопорно, холодно и скупо. Он говорит о том, что Дейзи не будет знать об осведомленности Гермионы по поводу каждой встречи до тех пор, пока она сама не будет готова говорить об этом. Гермионе такая идея не нравится, но Август настаивает на том, чтобы встречи отца и дочери оставались только между ними. Говорит, что так нужно. Гермиона его не понимает, но решает довериться. Последний раз довериться ему. Делает она это не по причине того, что некомпетентный целитель импонирует ей, вовсе нет. Она делает это ради Дейзи, потому что после этих визитов она возвращается счастливее, чем уезжает. Гермиона не слепая. Она все видит. Дейзи тяжело переживает разрыв своих первых серьезных отношений, пусть и старается держаться так, словно все в порядке. Гермиона всех подробностей их взаимоотношений не знает, да и не видит смысла досконально изучать личную жизнь дочери, но состояние своего единственного ребенка видит целиком и полностью. Гермиона, разумеется, слушает ее рассказ в тот самый день, когда Тедди Люпин внезапно появляется на пороге их дома и сыплет в магическую защиту на воротах заклинания. Дейзи говорит коротко, немного скомкано и сухо. Она часто прячет взгляд или старается смотреть куда-то в сторону, а не маме в глаза. И всеми силами пытается сделать так, чтобы голос не дрожал. Гермиона тогда обнимает Дейзи, крепко прижав к груди, гладит ее волосы и шепчет единственно правильные слова о том, что все пройдет. Не «наладится», не «будет хорошо», а именно «пройдет», потому что вся наша жизнь и есть олицетворение этого слова. Она проходит. Проходят события в ней, как плохие, так и хорошие, проходят моменты, минуты, мгновения… Чувства. Все со временем проходит. Все, что мы сами готовы отпускать. И она просит дочь все это отпустить. На следующий день Дейзи просит у мамы разрешение добраться до Норы на автомобиле, и Гермиона отвечает согласием. Едва багажник скрывается за пределами ворот, Гермиона стазу проверяет наличие одной вещи в своей сумке. Она не удивляется, что не находит свою идентификационную карточку из Мунго. Останавливать или порицать дочь Гермиона не хочет. Она знает, что у Северуса с дочкой присутствует невидимая связь, которую ей самой не удается почувствовать даже спустя столько лет. Эта связь особая. Исключительная. Она поражает Гермиону впервые еще в тот момент, когда Дейзи только три года. Почти не общаясь с родителем, она уже имеет эту незримую нить. Со временем все меняется. Связь становится крепче, и это поражает. Поражает, как сильно родитель может любить своего ребенка. Поражает, как чисто ребенок может любить своего родителя в ответ. Гермиона понимает, что Дейзи нужно просто побыть хоть немного рядом с отцом. Ей даже не обязательно говорить, что именно происходит в ее жизни, Северус исцеляет ее одним только своим присутствием, не представляя себе, что Дейзи умеет делать точно так же. Стеклянная дверь слегка скрипит, снова приоткрываясь от ветра. Дейзи удобнее перехватывает тарелку, покоящуюся на ее согнутой коленке, и кладет еще кусок яблочного пирога в рот. Северус смотрит на тонкую витиеватую полосу пара, исходящую от десерта, и делает глубокий вдох. Пахнет Рождеством, пахнет домом и… Гермионой. Он сглатывает. — Гермиона? — вскидывает он брови, указывая вилкой на десерт. Дейзи оборачивается к родителю и смотрит ему в глаза. Северус говорит редко, коротко, чаще всего одним или двумя словами, но Дейзи и этого оказывается достаточно. Август Сепсис предупреждает ее об особенностях в поведении ее родителя, но опускает подробности. Дейзи и не чувствует потребности в них. Все дело в том, что она просто головой понимает, что есть во всем этом что-то такое, что она не должна знать. Это что-то принадлежит только ее родителям, поэтому она не настаивает на подробностях. Она просто хочет, чтобы ее семья вновь воссоединилась. Если для этого нужно время, она готова ждать. Единственное, в чем она правда нуждается, так это в присутствии обоих ее родителей в своей жизни. Пусть сейчас они по отдельности, но… Дейзи чувствует, что это лишь временно. Она уверена в этом. — Да, — кивает она на десерт. — Обычно всей готовкой Моди с Эванжелиной занимаются последнее время, но яблочный пирог мама делала сегодня ночью, — смотрит она на родителя. — Она спит плохо, дела себе придумывает, чтобы полегче было. Северус смотрит на дочь, в глазах которой десятки вопросов. Она не станет их задавать, Северус знает. Она же… копия его самого. Мужчина опускает взгляд вниз, берет вилку и, отломив кусочек, кладет его в рот. На языке чувствуется приятная кислинка от яблок и сладость от сахарной пудры. Северус закрывает глаза, медленно пережевывая десерт. Она по-прежнему готовит его с той же теплотой, что и раньше. Любовь моя, как мне тебя не хватает. Дейзи снова смотрит во двор и жует яблочный пирог. С папой находиться правда легче, всю эту неделю ей выносить проще только благодаря ему и маме. Дейзи не заговаривает с родителем о том, что происходит в ее личной жизни, потому что не считает эту ерунду стоящей темой для разговоров. Она рассказывает ему о тренировках с тетей Джинни, о Джеймсе, о бесконечно работающем дяде Гарри, о том, что Альбус и Лили теперь дружат, закапывая наконец свой крохотный топор войны. Рассказывает о маме. О том, как она всю неделю старается выходить птенца с тополя в саду, который остался совсем один после рождения. Северус особенно внимательно слушает все, что Дейзи рассказывает ему о Гермионе. Слушает и всеми фибрами души беспокоится о том, как она справляется. Он не видит ее почти целый месяц, и эта разлука вызывает приступы смертельной тоски. Несмотря на все это, Северус прислушивается к словам Августа. Он прав. — Пап, — негромко зовет Дейзи. Северус оборачивается. Дочь смотрит на него в ответ, и Северус понимает, что она колеблется. Что ведет сама с собой внутреннюю борьбу, потому что не знает, стоит ли задавать вопрос. Она определенно откладывает его все предыдущие встречи. Северус на подсознательном уровне чувствует, что она хочет узнать, поэтому морально готовится в тому, что исчерпает все свои силы на ответ. Дейзи ставит тарелку с вилкой на стол и обхватывает согнутую коленку руками. — Почему ты здесь, а не мама? — на одном духу выпаливает она, собрав в кулак всю свою храбрость. Дейзи боится собственных слов, беспокоится за реакцию, потому что не знает, чего ждать, но… Северус оставляет тарелку на столе и кладет руку себе на грудь. Набрав в легкие воздуха, он чувствует, что надолго его не хватит. Надо дать ей понять. — Она здесь, — хрипло произносит Северус и делает круг указательным пальцем на грудной клетке. — Вся… Северус старается сказать еще одно слово. Только одно слово, больше ничего. Он прилагает усилия, распахивает губы и… Молчит. Зияющая чернота распахивает пасть и с болью впивается ему в глотку и солнечное сплетение. Северус почти задыхается от этого, орет внутри от внезапной вспышки отложенной агонии, но ни один мускул на лице не выдает его состояния. Он ненавидит себя за невозможность объяснить все своей дочери. Она имеет право знать. Однако он не может. Обессиленно откинувшись на спинку кресла, Северус с дрожью выдыхает, закрыв глаза. Дейзи слегка хмурится, стараясь его понять. Привстав на месте, она устраивается удобнее. — Пап, я… В дверь три раза стучат, и слова замирают в глотке. Дейзи оборачивается, когда дверь открывается, и на пороге стоит целитель. Август кивает, глядя на девушку, и даже не представляет себе, какой разговор только что прерывает. — Простите за беспокойство, но время для посещений окончено, — произносит Август. — У мистера Снейпа процедура через несколько минут. Дейзи сглатывает и кивает, рассеянно поднимаясь с места и расправляя на себе светлую футболку. — Я уже ухожу, — не глядя на Августа, произносит Дейзи, делая шаг к родителю. Она наклоняется и слегка сжимает его холодные пальцы в своей ладони. — Я скоро приеду снова, — шепчет она, — обещаю. Северус открывает глаза и кивает. Он не может заставить себя произнести сейчас хоть что-то, но от прикосновения чернота внутри него снова сжимается, трусливо подрагивая тугим комком глубоко внутри. Он сжимает пальцы дочери в своей ладони. Дейзи уже распахивает губы, чтобы сказать самое главное, но Август, который все еще стоит на пороге, кашляет, привлекая к себе внимание. Дейзи снова не говорит нужных слов и, слабо улыбнувшись, отпускает руку родителя, направляясь к выходу. Она кивает Августу, проходя мимо него, потому что не хочет разговаривать с ним. Целитель вызывает у нее раздражение, и собственных негативных эмоций по отношению к нему девушка не понимает. Наверное, у них с Гермионой просто смежные чувства. Август Сепсис не дает им возможности быть хотя бы на минутку подольше в палате человека, который крайне для них обеих важен. — Мисс Снейп! — прилетает Дейзи в лопатки, и она нехотя сбавляет шаг, закатывая глаза. Придется с ним говорить. Август догоняет ее и останавливается на расстоянии вытянутой руки, когда Дейзи поворачивается к нему на пятках. Она в очередной раз отмечает, как сильно целитель похож на ее родителя. Только внешне. Исключительно. Характер целителя прескверный. Какой-то слишком мягкий и слабый. Дейзи он не нравится. — Как прошла встреча? — интересуется он. Дейзи нетерпеливо вздыхает, скрещивая на груди руки. — Скоротечно, — коротко огрызается она, глядя в темные глаза Августа. Целитель вины своей не чувствует. Есть определенное время для посещений, правила не он придумывает. Ему бы только понять, узнает ли девчонка что-нибудь такое, что может помочь ему самому. — Ваш отец дал вам какую-либо информацию о… — Как долго мне скрывать от мамы свои визиты? — прерывает его Дейзи, сильнее скрещивая руки. — Я устала лгать, такое поведение не в моих правилах. Август кладет руки в карманы халата, начиная позвякивать ключами. Говорить ей о том, что Гермиона в курсе, он, разумеется, не станет. Эта информация принадлежит исключительно им двоим. Долгожданный вопрос со стороны Дейзи встает ребром. Август жмет плечами. — Вы можете рассказать ей, — отвечает он. — Уверен, она воспримет эту новость с должным пониманием. — Пониманием? — прыскает Дейзи. — Да вы же буквально запрещаете маме видеть папу, — со злостью выплевывает она, глядя ему в глаза. Август спокойно выдерживает натиск нестабильного в поведении подростка. О, прекрасно, второй член семейства Снейп меня ненавидит. Что ж, на все воля Мерлина. Целитель с должным профессионализмом кивает. — Это необходимо, мисс Снейп, — спокойно реагирует он. — Это часть… — Лечения? — прерывает его Дейзи. — Терапии? — издевательски интересуется она. — Понятия не имею, где вас обучали, но вы мне не нравитесь. Слова слетают с языка легко и просто. Дейзи не сдерживается в выражениях, если человек как-то негативно воздействует на нее или ее семью. Щеки начинают краснеть от прилива злости. Она уже готовится наговорить еще каких-нибудь нелестных слов, но… — Вы можете рассказать о ваших визитах маме, — негромко произносит он. — И вы имеете полное право относиться ко мне так, как вам захочется. Очередная колкость замирает на корне ее языка. — Просто знайте, что я помогу вашему отцу вернуться домой, — кивает он. — И сделаю для этого всё, что в моих силах. Не предоставляя ей возможности для ответа, Август кивает и, развернувшись, направляется в сторону палат пациентов. Дейзи смотрит на его удаляющуюся спину, короткий хвост темных волос и развевающиеся полы белого халата и ей впервые становится стыдно за свои слова, сказанные в порыве злости. Он же действительно старается помочь нашей семье. Дейзи морщится от злости на саму себя, разворачивается и следует в сторону выхода. До дома она добирается, по ощущениям, за пару минут. Мысли крутятся без конца в голове, она старается разобраться в событиях последних дней. Дейзи обозначает себе несколько четких целей. Первое: рассказать маме о том, что она уже четвертый раз бывает у папы без ее ведома. Второе: извиниться за то, что без спроса берет из ее сумки идентификационную карточку. Третье: покаяться за вранье, к которому она не привыкла. И четвертое… Самое, наверное, главное. Постараться понять, что имеет в виду папа, когда говорит, что она вся здесь. Кто она? Что всё? Вопросов столько, что гудит голова. Дейзи тормозит возле ворот поместья и глушит двигатель. Она какое-то время сидит в машине, глядя на дом через прутья ворот. Нужно только набраться смелости сказать маме об этом. И увидеть ее боль от осознания, что она лишена возможности просто обнять папу. Она кладет основания ладоней на глаза и шумно выдыхает, собираясь с мыслями. — Ладно, — кивает она сама себе, — ладно, — повторяет она. — Просто взять и сделать. Взять и сделать. Закрыв за собой дверь, Дейзи проходит ворота и направляется в сторону дома. Она не застает Гермиону ни на кухне, ни в столовой, ни в библиотеке, ни в спальне. Недолго думая, Дейзи идет на задний двор и видит косынку мамы среди цветов пышной клумбы. Дейзи ускоряется. Она решает не тянуть. Пока решимость горит в ней, она пользуется этой возможностью. Гермиона слышит шаги и оборачивается, щурясь на солнце. На ее лице непроизвольно начинает играть теплая улыбка. И Дейзи начинает презирать себя за скрытность еще сильнее. — Привет, милая, — утирает кончик носа Гермиона. — Как в Нору съездила? — Мам, — произносит Дейзи, останавливаясь недалеко от нее, и, на мгновение потупив взгляд, вынимает из кармана идентификационную карточку. — Я не была в Норе. Гермиона облизывает пересохшие губы и, сняв с рук перчатки, поднимается на ноги. Она видит виноватый взгляд дочери, ее редкое, поверхностное дыхание. Моя бедная девочка, я так хочу, чтобы все это поскорее закончилось, ты слишком многое взваливаешь на свои плечи. — Прости, — искренне выдыхает Дейзи, глядя Гермионе в глаза. — Прости меня, мам, пожалуйста. Прости, что молчала об этом. Прости, что без спроса брала карточку. Прости… Гермиона делает пару шагов вперед, и у нее сердце разрывается видеть дочь в таком состоянии. Это лето выдается слишком тяжелым, а ведь еще только конец первой недели июля. — Я была у него четыре раза, — выдает все на одном духу Дейзи, глядя на то, как мама медленно идет к ней. — Сегодня была четвертый. Буквально несколько часов назад я была у него, говорила с ним, мы съели по куску яблочного пирога, который ты готовила ночью… Мам, прости меня, что я не сказала, я… Она не успевает наговорить еще всяких глупостей, потому что в следующее мгновение оказывается в маминых объятиях. Гермиона крепко прижимает дочь к себе, закрыв глаза и уткнувшись носом ей в волосы. Дейзи просовывает ладони под ее руками и опускает их на лопатки, слегка сжимая нагретую солнцем ткань маминой футболки. Гермиона с дрожью вздыхает. Северус говорит, взаимодействует с дочерью, снова ест наш яблочный пирог. Я не могу видеть его, но могу знать, что ему становится лучше. Значит, Август прав. Хорошо, я готова ждать. — Я знаю, милая, — шепчет Гермиона. — Я все знаю, — сильнее обнимает она дочь. Она чувствует, как Дейзи напрягается на мгновение, а затем расслабляется в ее руках, сильнее заключая в объятия. Непроизвольно построенная стена из тайны рушится на глазах, и им обеим становится от этого легче. Дейзи, почему-то, даже не удивляется, что так происходит. Мама всегда знает. Если не знает — чувствует. На то она и мама. — Я просто подумала, что тебе так будет, — Гермиона подбирает слова, — чуть легче. Если ты не будешь знать… …как мне тяжело без него. Гермиона не договаривает. Дейзи сжимает в пальцах футболку мамы, покачиваясь в ее объятиях. Ей хочется забрать всю мамину боль себе. Всю до последней крупицы, если бы это было возможно. Порой Дейзи забывает одну очень важную вещь: о мире, в котором она живет. В волшебном мире, в котором даже невозможное осуществимо. Гермиона выпускает дочь из объятий и гладит ее по щеке, утирая слезу. — Как он? — негромко спрашивает она. Дейзи с дрожью вздыхает. — Скучает, — глядя в карие глаза родителя, отзывается она. Гермиона кивает, убирая ей за ухо прядь темных волос. Такая юная и такая взрослая. Моя маленькая большая девочка. — Только… пока нельзя к нему, — чуть качает головой из стороны в сторону Дейзи, не зная, как мама воспримет эту информацию, — ты знаешь, да?.. — Да, — соглашается она, грустно улыбнувшись уголком губ. — Знаю. Дейзи несколько раз кивает, не зная, что еще сказать. Разве что… Мысль поражает ее моментально. Только мама сможет ей помочь понять это. Только она и никто больше. — Мам, он сказал мне кое-что сегодня, — начинает Дейзи. — Что именно? — чуть нахмурившись, интересуется она. Дейзи кладет ладонь себе на грудную клетку и чертит указательным пальцем круг. — Он сказал, что она вся здесь. Гермиона непонимающе хмурится, наблюдая за движением. — Что это значит? Дейзи жмет плечами. — Не знаю, — сознается она. — Думала, ты сможешь помочь мне понять. Гермиона озадаченно моргает, облизывая вновь пересохшие губы. Она здесь… Вся. Дейзи снова непроизвольно чертит круг по светлой футболке, словно проговаривая эти слова мысленно вместе с мамой одновременно. — Я не знаю, — признается Гермиона. — Но мы сможем разобраться, — заверяет она. — Нужно же только немного времени, да? Дейзи слабо улыбается. — Да. Гермиона приобнимает дочь за плечо и оставляет на виске поцелуй. — Пора домой, — произносит она. — Проверим птенца и поужинаем, ладно? — Ладно, — кивает Дейзи. Они медленно направляются к дому. Обе они не говорят вслух, как сильно рады тому, что между ними вновь нет никаких секретов. Разве что только один. Один секрет, который унесут с собой в могилу Джеймс и Дейзи. Секрет, который появился в тот самый день в гостиной, когда внезапный гость наведался в поместье без приглашения. — Ты дала имя этому птенцу? — интересуется Дейзи, стараясь начать новую тему для разговора. Гермиона чуть улыбается. — Нет, — дергает уголком губ она. — Есть варианты? — Да, — соглашается она. — Санни. — Как солнышко? — спрашивает Гермиона. — Как солнышко. Гермиона улыбается, поднимаясь на крыльцо. — Санни, — повторяет она. — Мне нравится. Статус птенца в доме меняется сразу, как у него появляется имя. Теперь он является новым членом семьи, ведь каждый становится в ответе за того, кого приручает. Дейзи кормит его из пипетки молоком, и он съедает даже больше, чем обычно, чему не может нарадоваться Гермиона. Она чувствует себя ответственной за жизнь этого маленького магического существа и хочет всеми силами вернуть его к жизни. Гермионе становится самой чуть легче от того, что болтрушайка постепенно идет на поправку. Будто эта синяя птичка — эпицентр этого непростого для их семьи периода. Северус идет на поправку, Гермионе становится лучше от этих новостей, Дейзи пропитывается светлой энергией ремиссии собственных родителей, и сам птенец встает на путь лечения. Дейзи хорошо спит этой ночью, с утра с улыбкой завтракает в компании мамы и эльфов, а после решается немного почитать, а после обеда потренироваться, чтобы вернуться в норму и выбить из головы все тяжелые мысли. Свои же проблемы она все равно не решает до конца. Гермиона снова уходит в сад, ведь там оказывается ее непосредственная отдушина, а Дейзи усаживается в библиотеке с чайником чая и одной из книг маггловского писателя Дэна Брауна, который привлекает Дейзи своими рассказами о приключениях Роберта Лэнгдона. Едва она утопает в сюжете, в дверь библиотеки дважды стучат. Дейзи поднимает взгляд. — Дейзи, дорогая, — появляется на пороге Моди, — к тебе гости. Ком в глотке появляется моментально. Внутренние ощущения сложно обмануть. — Кто? — кашлянув, интересуется Дейзи. Моди не успевает ответить, потому что за ее спиной возвышается худой силуэт человека, которого девушка меньше всего сейчас хочет видеть. Дейзи закрывает книгу, хлопнув страницами с глухим звуком. — Спасибо, Моди, — отзывается Дейзи. Эльфийка кивает и пропускает гостью вперед. Виктуар Уизли входит в библиотеку и замирает недалеко от порога с вздернутым подбородком, ожидая, пока прислуга закроет за собой дверь, чтобы оставить их наедине. Дейзи смотрит в синие глаза француженки с холодной стойкостью. — Чему обязана внезапным визитом? — безразлично интересуется Дейзи. Виктуар сжимает и разжимает руки, висящие вдоль тела, глаза девушки лихорадочно бегают по лицу некогда лучшей подруги, она пытается собрать мысли в единую цепочку, но у нее не выходит. Виктуар не контролирует собственную злость. — Tu ne sais pas rien! — надрывно выкрикивает она, сжав кулаки. Дейзи вскидывает брови, глядя куда-то в сторону, после чего бросает книгу рядом с собой и поднимается на ноги, скрещивая руки на груди. Потрясающе. Каким-то волшебным образом она еще и оказывается в чем-то крайней. — На языке смертных выражайся, будь так добра, — саркастично выплевывает Дейзи. — И да, день добрый, Вики, как поживаешь? — склонив голову, наслаждается она моментом. Виктуар будто ее не слышит. — Ты ничего не знаешь! — с ярко выраженным акцентом произносит она. Первый признак высшей степени злости. Дейзи знает. Дейзи слишком многое знает и о ней, и о многих других. К ясновидящему ходить не нужно, чтобы понять, о ком идет речь. Однако Дейзи все равно злит, что Виктуар заявляется в дом ее родителей со скандалом с самого порога. — А ты знаешь? — дернув уголком губ в полуулыбке, отзывается Дейзи. — Знаю! — рычит Уизли. — Ты не понимаешь его, не слышишь! Дейзи замечает, как краснеют щеки Виктуар с каждой последующей секундой. Кажется, она прибывает в дом ее родителей с конкретной целью разговора. Они почти три недели не видятся, а последняя встреча ставит здоровенную точку. По крайней мере, для Дейзи. — Да о чем ты вообще? — устало вопрошает Снейп, всеми фибрами своего существа испытывая жгучую неприязнь ко всему этому разговору и ситуации в целом. Просто в глубине души у нее все еще живет последняя крупица надежды, что все это неправда. Что все это происходит не с ней, а с кем-то другим. Дейзи просто оттягивает тот самый момент. Момент, когда в легких перестанет хватать воздуха. Момент, когда жгучая правда оставит ожоги у нее под кожей. — Не прикидывайся, Мерлина ради, — шипит Виктуар. — Как ты могла такое ему сказать! Дейзи прищуривается, делая неровный шаг вперед. — О чем ты… — голос подводит. — Можешь не оправдываться, — рычит Виктуар, — Тедди все мне рассказал. За ребрами щемит от услышанных слов. Дейзи почти чувствует на щеке горячую и обжигающую волну, призраком опустившуюся ей на кожу. Пугает ее даже не это. Ее поражает тот факт, что она слышит это от Виктуар. — Он рассказал тебе? — не верит она своим ушам. Виктуар фыркает, впиваясь ногтями в ладони. — Конечно, — с некоторой жестокостью смотрит она подруге в глаза. — Мы же друзья. Дейзи кривит линию губ. Мерлин, ей так противно от всего, что происходит, что в узел сжимается желудок, а ноги становятся ватными. Почему я раньше не замечала всего этого? Как я могла быть настолько слепой? — Мы и с тобой подруги, — надрывным голосом произносит Дейзи, — да только я тебя не посвящаю в ссоры с Тедом, потому что они наши, — непроизвольно тычет она себе пальцем в грудь. — Зачем ты вечно лезешь в наши отношения?.. Виктуар снова старается фыркнуть, но выходит у нее не так хорошо, как в начале. Она отводит взгляд, не выдерживает пронзительной дьявольской зелени Снейп, боится ее. Француженка делает полукруг по комнате. — Ты сама не своя это лето, — выставив руку, выплевывает Вики, потому что ничего другого, видимо, сказать не может. Дейзи трясет. Она уверена, что Люпин рассказывает обо всем случившемся Уизли через свою призму. Приукрашивая, как он любит. Дейзи уверена в том, что Тед не говорит Вики ни слова о том, что поднимает на нее руку. Она готова поставить целое состояние на это. Просто она знает, что эта ставка будет оправдана. Дейзи сглатывает. Мысли выстраиваются в сознании шеренгой домино, начиная падать одна за другой. Вики не будет на ее стороне даже в том случае, если она расскажет ей обо всем сама. Она будет на стороне Теда, потому что с ней происходит то, что случается с самой Дейзи два с половиной года назад. Виктуар влюблена в Теда так сильно, что делит мир только на черное и белое. И Дейзи для нее сейчас определенно не на светлой стороне. Дейзи Снейп смотрит на Виктуар Уизли и понимает только сейчас самое главное. Она теряет свою подругу не этим летом, все это начинается еще несколько лет назад. — Я надеялась, что это лето поможет нам с тобой, Вики, — решается на этот разговор Дейзи. — Надеялась, что все будет, как раньше, — она жмет плечами. — Кажется, я ошиблась… — Да, ошиблась, — моментально оборачивается к ней Вики, сверкнув глазами. Дейзи сглатывает. Она пытается наскрести злобы в закоулках души, но у нее не выходит. Она понимает, что обрывает окончательно связи со своей единственной в жизни подругой. На злость просто не хватает сил, за ребрами долбит отчаяние. Мысли путаются. — Вики, почему ты так говоришь? — в ее голосе появляются те самые нотки, которые она сама ненавидит. — Почему все наши разговоры крутятся вокруг Теда этим летом, если я всеми силами пытаюсь говорить о нас? Я выгляжу жалкой. Почему я пытаюсь все наладить? Виктуар смотрит на нее холодно. Синие глаза, обрамленные светлыми ресницами, не выражают ни капли участия. Потому что я все еще думаю, что это неправда. — Его поведение со мной не должно тебя касаться, — пытается продолжить Дейзи. — У него такое воспитание! — гремит Виктуар, размахивая руками. — Тетя Андромеда сама растила его, она вложила в него только лучшее… И у Дейзи внутри что-то щелкает. Что-то резко, навсегда отключается глубоко в душе. Может, все дело в том, как Вики говорит о нем. Возвышенно, слепо и самозабвенно. Или что именно она о нем говорит. Однако это помогает Дейзи спрятать глубоко внутри себя ту самую версию ее самой, которая пытается что-то вернуть. Спрятать и на железную решетку повесить огромный замок. — Мне неинтересно, Вики, — подняв руку, прикрывает глаза Дейзи. — Закроем эту тему. Дейзи трет виски пальцами, закрыв на мгновение глаза. Этот разговор пока ни к чему конкретному не идет, а вот на нервы действует очень сильно. Снейп задумывается уже о том, чтобы спросить у нее напрямую, но… — Он от тебя уйдет, — с некоторой издевкой произносит Виктуар. … она сама ей помогает. Пальцы Дейзи замирают на висках, она прекращает делать круговые движения. В библиотеке звенит тишина, даже их дыхания почти не слышно. К глотке подкатывает ком. Дейзи чувствует в кончиках пальцев неприятное покалывание. Опустив руки вниз, она поднимает взгляд. Вдох. — К тебе? Два удара сердца, опущенные на мгновение веки. Короткий вдох на другом конце комнаты. — Может, и ко мне. Щелчок за ребрами. Дейзи боялась этого момента. Боялась так сильно и так долго, что представляет себе в красках совершенно другие ощущения, но… Вместо него приходит глухое, мгновенное принятие. Она же знает обо всем этом. Знает давно, просто старается все это время убедить себя в обратном. И вот наконец наступает момент, когда она прекращает тратить неимоверное количество сил на пустые попытки обмануть саму себя. Приходит спокойствие. Спокойствие и принятие собственных и чужих суждений. Джеймс был прав. Он все эти годы был прав. — Я никого не держу, Виктуар, — она даже позволяет себе слабую улыбку. — Пожалуйста, если тебе станет легче, — она жмет плечами, покачав головой. — Пожалуйста. От перемены настроения подруги Виктуар хмурится и скрещивает на груди руки, делая шаг в ее сторону. Она уже собирается что-то сказать по этому поводу, но Дейзи только поднимает отчего-то потяжелевшую руку и прикрывает на мгновение глаза. Виктуар послушно замирает на месте. — Что ты… — задыхается она словами. — Ругань бессмысленна, — произносит Дейзи, — решим все, так сказать, на берегу, — разводит она в стороны руки. — Я на тебя зла не держу. Виктуар резко выдыхает и чуть топает ногой. — Но ты должна! — ничего не понимает Уизли. Дейзи отрицательно качает головой. — Нет, не должна. — Еще как должна! — в растрепанных чувствах восклицает Виктуар и тянется к сумке, висящей у нее на плече, после чего копается в ней пару секунд. — Вот! — протягивает она ей пачку бумаги. Дейзи бросает на нее взгляд. — Что это? — безразлично интересуется она. — Прочти, — тряхнув рукой, дрожащим голосом требует Виктуар. Дейзи какое-то время стоит неподвижно, а после тянется вперед и принимает из рук Уизли пачку. Увесистой стопкой бумаги оказываются письма. Десятки писем, бережно перевязанных пудровой лентой. Снейп развязывает ее, не замечая, как она падает на пол. Она видит имя отправителя. Тедди Люпин. Дейзи меняет письма одно за другим. Медленно, неторопливо. Смотрит на одно и то же имя отправителя, одно и то же место отправки и одинакового получателя. Тедди пишет Виктуар в Шармбатон весь последний учебный год. Дейзи продолжает просматривать письма с полным безразличием, но за одно из них взгляд зацепляется сам. Этот конверт потрепан сильнее остальных, пусть и получен позже большинства. Дейзи вынимает сложенный вдвое лист и разворачивает его. «… дорогая Ви… ужасно скучаю… тебя увидеть… скорее бы Рождество… всегда твой…» Снейп читает урывками, но этого оказывается достаточно. Теперь она понимает еще причину, по которой Вики точит на нее зуб. Они же снова с Тедом остаются в Хогвартсе в этом году на Рождество, а она остается одна с родственниками на все праздничные дни. Однако погоды сейчас это уже не сделает. И ей бы разозлиться, ей бы выпустить пар, ей бы заорать во всю глотку, но… Дейзи ничего этого не хочется. Она не вешает вину на Виктуар целиком и полностью. Она вообще ее не винит, хотя ей бы следовало. Ее единственная подруга ведет личную переписку с ее парнем прямо у нее под носом. Винить Дейзи хочется только себя за то, что раньше не замечает всего этого и не пресекает. Ей жаль только одного. Времени. Злость так и не приходит, в душе укрепляется спокойствие. Приходит принятие мысли о том, что весь этот месяц она напрасно себя одергивает. Все происходящее правда, можно перестать себя обманывать. — Ладно, — кивает Дейзи, возвращая ей письма. — Спасибо, что посвятила. Виктуар озадаченно хлопает глазами, забирая их обратно. — Ничего не скажешь даже? — старается держать марку Уизли. — А смысл? — жмет она плечами. — Потешить твое стервозное эго? Придется оставить его голодным, — смотрит она в синие глаза француженки. Виктуар сглатывает, понимая, что у нее просто не остается козырей. Она последний в собственных дрожащих руках держит. Дейзи смотрит на Виктуар и впервые замечает некоторые очевидные, на первый взгляд, вещи. Ее плечи поникшие, уголки губ опущены, носки ступней смотрят друг на друга. Обычно Виктуар держится стойко при всех окружающих, кем бы они ни были. Кажется, она впервые видит другую сторону Уизли. И понимает еще одну важную вещь: весь образ Виктуар — лишь фасад, просто маска. Она держит все в себе, ничем сокровенным не делится даже с Дейзи. Всякий раз посещая Ракушку, Дейзи видит взаимоотношения Виктуар со своими родителями. Билл отдает большее внимание работе и сыну Луи, который учится круглый год в частной школе для мальчиков, Флер души не чает в младшей дочери Доминик, которая тоже учится в магическом пансионе, только для девочек. Младший брат и сестра Виктуар почти не живут дома, а сама Вики гостит только на Рождество и приезжает летом. Дейзи почти ничего не знает о Луи и Доминик, но видит, что родители дают им больше любви даже на расстоянии, чем старшей дочери, которая находится в доме. Поэтому Виктуар такая. Вечно третья, хотя первый ребенок в семье. Она чувствует себя самой младшей, отбирает все, что плохо лежит, лишь бы… Привлечь к себе внимание. Лишь бы быть центром всего. Идеальное несовершенство в своих глазах и несовершенный идеал в глазах других. — Знаешь, почему я не стану скандалить, Вики? — решается сказать свое последнее слово Дейзи. Уизли неопределенно жмет плечами, вздернув подбородок. — Потому что у меня есть то, чего нет у тебя, — смотрит она ей в глаза. — Доверия с родителями. Она видит, как Уизли едва заметно вздрагивает. Ты сама развязала эту войну, я лишь себя защищаю. — Я не боюсь им ничего рассказать, — чуть улыбается Дейзи. — У меня нет секретов от них. Я знаю, что найду поддержку, получу совет и не наткнуть на осуждение, — она на мгновение замолкает. — У тебя этого нет, Вики. Этим мы с тобой и отличаемся. Не цветом волос или глаз. Не телосложением. Мы отличаемся тем, что мои родители из года в год стараются беречь мой покой на душе, а ты изо дня в день борешься с хаосом. Виктуар молчит, сжав губы, и смотрит куда-то вниз. Дейзи заводит за уши волосы. — Так что… Да, делай все, что посчитаешь нужным, — жмет она плечами. — Я препятствовать не стану. Потому что я могу сделать то, на что ты не можешь осмелиться… — Вики, — зовет Дейзи, и Уизли поднимает взгляд. — Я тебя прощаю. … простить себя. Уизли сглатывает тугой комок в глотке. У нее не хватает сил выдавить из себя хоть каплю злобы или саркастичности. Она идет сюда, чтобы поставить ее на место, чтобы оборвать все связи и уйти с гордо поднятой головой и трофеем, за которым она гоняется не один год, но… Виктуар больше не чувствует этой радости от гонки. Потому что соперник останавливается возле финишной прямой и сам глушит двигатель. Уизли разворачивается и следует в сторону двери библиотеки, прижимая к животу стопку писем. Она чувствует, как бьет пульс по линии жизни, и опускает ладонь на ручку двери. — Вики, еще кое-что, — прилетает ей в лопатки. Уизли замирает, сжимая пальцами ручку, и надеется всеми фибрами души, что Снейп сейчас скажет что-то такое, что сможет раздуть из едва тлеющего уголька пожарище в ее душе. Она с надеждой оборачивается. Взгляд Дейзи выражает признательность. — Спасибо за эти годы дружбы, — кивает Снейп. — Ты была мне дорога, — сглатывает она. — Очень сильно. Виктуар Уизли чувствует, что ей нечем дышать. Она ненавидит Дейзи за эти слова еще сильнее. Ненавидит за то, что она говорит их искренне. — А теперь, по законам жанра, тебе лучше уйти из дома моих родителей, — кивает Дейзи и садится на диван, снова хватая в руки книгу и утыкаясь в разворот страницы. — Прощай, Вики, — не поднимая головы, добавляет она. Виктуар зачем-то кивает, пусть и знает, что Дейзи ее не видит, после чего дергает ручку и толкает дверь от себя, выходя из библиотеки. Она идет на кухню, туда, откуда приходит, и на душе у Вики гадко. Все проходит совсем не так, как она планирует изначально. Она смотрит перед собой, пропускает мимо ушей слова домашнего эльфа и входит в камин, набирая в ладонь летучего пороха. Вики четко, но негромко говорит название своего дома и исчезает в зеленых языках пламени. Перемещение проходит за пару мгновений, и она едва удерживается на ногах, когда оказывается в Ракушке. Схватившись в поисках опоры за стенку, Вики даже не замечает, как пачкает ее в черной золе. На негнущихся ногах Виктуар входит в комнату и обстукивает ноги об коврик, потому что это выработанная до автоматизма привычка в их доме. В соседней комнате слышатся чьи-то шаги. — О, mon émeraude, ты уже вернулась, — влетает в гостиную Флёр с сумкой на плече. — Как прошли курсы? Виктуар поднимает взгляд. В груди ломит. — Я была у Дейзи, мама, — сухо отвечает она. Флёр рассеянно смотрит в органайзер мобильника и хмурится. — Разве сегодня не четверг? — суетится она. — У тебя занятия по итальянскому. Виктуар сжимает челюсти. — Сегодня среда, — старается спокойно ответить она. — Ах! — облегченно вскидывает она руки. — Это многое объясняет. Тогда хорошо, — бегает она по комнате, забрасывая в сумку вещи. — Я буду отсутствовать до вечера, — не глядя на дочь, продолжает что-то писать в телефоне она. — Овощи разогрей сама. Флёр отправляет сообщение и, выдохнув, подходит к дочери, приподнимая ее лицо за подбородок. Женщина рассматривает ее с внимательным прищуром и поправляет прямо челку, равномерно распределяя пряди волос по лбу. — Сделай маску для лица, mon émeraude, — цокнув языком, заключает она и снова рассматривает дочь. Флёр слегка морщит брови, касаясь пряди ее светлых волос. — И для волос тоже, — резюмирует женщина. — В холодильнике в чашке под блюдцем лежат желтки яиц. Ты знаешь, что делать, — улыбается она и похлопывает дочь по щеке. Всё, убегаю, — направляется она к камину. — Bisou! Флёр уже почти добегает к камину, снова хватая телефон, как вдруг Виктуар резко разворачивается к ней, сверкнув глазами. — Мам, я всегда буду для тебя недостаточно хороша? Флёр сбавляет шаг, слегка оборачиваясь, но не прекращая писать что-то в мобильнике. — Что за вздор, ma chèrie, ты идеальна! — восклицает она. Виктуар чувствует, как в глотке подкатывает жгучая ненависть. — Ты меня идеализировала, мама, с самого детства, — жестко произносит Виктуар. — Я совсем не такая. Руки девушки начинают дрожать. — И теперь я пожинаю плоды, — я не виновата, Мерлин, не виновата. — Каждый чертов день… — Поговорим попозже, ma chèrie, мне уже нужно бежать, — указывает она пальцем себе за спину. — Нет, мама! — делает шаг вперед Виктуар. — Ты выслушаешь меня, потому что всю жизнь я только и делаю, что слушаю тебя! Флёр бросает быстрый взгляд на дочь, оторвавшись от экрана, после чего смотрит на наручные часы и вздыхает. — Только побыстрее, d'accord? — чуть морщится она. Виктуар сжимает на мгновение кулаки, зажмурив глаза. Она не замечает, как в этот самый момент мама подключает к телефону наушники, потому что ей необходимо в срочном порядке ознакомиться с материалами финансового отчета для одной компании. Дело пахнет судебным разбирательством, ей не хочется получить подписку о запрете выезда, хотя все к этому и идет, ведь именно Флёр помогает этой организации уклоняться от налогов за неплохое вознаграждение. Она идет на это ради детей. Пансион Доминик и школа Луи стоят очень дорого, но ради детей Флёр готова и не на такое. Почти всех детей. — Я плохой человек, мама, — на дрожащем выдохе произносит Виктуар, глядя куда-то вверх, чтобы прогнать слезы. — Я плохой друг. Отвратительный друг, мама. Она сглатывает, стараясь совладать с эмоциями. — Я говорю и делаю много плохих вещей, потому что хочу, чтобы другие тоже могли почувствовать, каково это… — смаргивает она слезы, и быстрым движением утирает их с щек. — Быть в моей шкуре. Виктуар кладет основания ладоней на глаза и с шумом выдыхает, собираясь с мыслями. — Я вечно… стараюсь быть идеальной. Вечно стремлюсь к совершенству, — всхлипывает она. — Мам, я устала так жить, — сознается она. — Я не хочу выпрямлять волосы. Не хочу делать маски. Не хочу держать осанку и бояться испачкаться, — впивается она зубами на мгновение в нижнюю губу. Виктуар собирает по крупицам всю свою смелость и решается сказать маме об этом. — Я хочу снова научиться есть так, чтобы не испытывать за это непомерное чувство вины, мама, — зажмуривает она глаза до искр под веками. — Я устала пытаться быть тем, кем я не являюсь. Виктуар молчит какое-то время, не открывая глаз. Она старается нормализовать дыхание и больше всего на свете нуждается в том, чтобы мама сейчас подошла к ней и без слов заключила в объятия. Ей так не хватает материнской любви и поддержки, что этому просто не подобрать слов. Ее мама жива, находится в добром здравии, Вики живет с ней под одной крышей, но… Она не чувствует, что эта женщина — ее мать. Вики получает любовь намного чаще от другой женщины. От матери Дейзи. Так нечестно. Вики все ждет, а мама к ней так и не подходит. Она открывает глаза. Флёр стоит возле камина и с бешеной скоростью пишет в мобильнике, пока слушает что-то в наушнике. Виктуар чувствует себя так, будто у нее из-под ног выбивают почву. — Ты слышишь? — слабым голосом блеет она, делая неровный шаг вперед. Флёр резким движением убирает за ухо волосы и быстрее тычет пальцами в экран. Виктуар хочет взять ее мобильник и разбить об стену на десятки кусочков. Чтобы все разлетелось по гостиной вдребезги. — Мам, ты слышала, что я сейчас сказала? — громко произносит Вики дрожащим голосом. Флёр поднимает рассеянный взгляд от гаджета. Мысль потихоньку гаснет в ее глазах. Вытащив из уха наушник, женщина сводит на переносице светлые брови. — Извини, mon émeraude, ты что-то сказала? Виктуар сглатывает. Внутри все обваливается. — Pas rien, — глухо отзывается она. Флёр подлетает к дочери и оставляет на ее щеке невесомый легкий поцелуй, не прикасаясь к коже. — До вечера, ma chèrie, — мчит она к камину, хватая в худой кулачок пригоршню летучего пороха. — Не забудь сделать маску для волос! Языки пламени помогают ее матери снова убежать из дома и избежать разговора. Виктуар стоит одна в пустом, тихом доме, опустив руки вдоль тела. Тишина давит на уши не так сильно, как боль глубоко внутри. Виктуар принимает решение побыть на улице. Засесть в песок на пляже и остаться там до глубокой ночи, пока от холода и голода зуб на зуб не начнет попадать. Направляясь в сторону выхода, Виктуар проходит мимо зеркала. Ноги останавливаются сами. Она какое-то время смотрит перед собой, а после оборачивается, глядя на себя. Идеально прямые светлые волосы, ровная челка, равномерный тон кожи, томные голубые глаза… Виктуар вздрагивает. Слишком худое для ее роста тело, висящая на плечах футболка, острые колени, широкие поры на крыльях носа, сухие бледные губы, акне над правой бровью и на левой щеке, большая родинка на шее, оттопыренные уши, если делать хвост на голове, широкие ногтевые пластины и… Виктуар поднимает ладонь к глазам. Сажа на светлой коже идет бешеным контрастом с тем, что она из себя представляет. Идеальную. Стремящуюся к совершенству. Получающую все то, что ей хочется. Причиняющую боль другим, чтобы самой было не так паршиво. Виктуар снова поднимает взгляд на себя в зеркале. Идеальная. Идеальная. Идеальная. — Идеальная! — орет она на себя, изломив губы в плаксивом оскале. Приходит осознание, которое она так долго глушит в себе. Дейзи была права. И Джеймс был прав еще в прошлом году. Этот день наступает. Виктуар с ненавистью смотрит на свое отражение в зеркале и, закрыв лицо ладонями, падает на колени. Идеальная девочка так неидеально начинает навзрыд рыдать. Гул ее слез глушат только снующие над океаном чайки. Птицы носятся под облаками, отбирая друг у друга обед из недр океана, кричат наперебой и провожают очередной летний день, не замечая, как солнечный диск исчезает за горизонтом. Ночная тишина окутывает магическую Британию. Даже в саду поместья Снейп царит спокойствие. То ли потому что существо с воплями банши покидает их участок пару дней назад, то ли потому что все это только затишье перед бурей. То самое недоброе предзнаменование, которое чувствуют лишь некоторые люди. Гермиона просыпается в пятом часу утра, вскочив от очередного кошмара, и жадно хватает ртом воздух. Жаба душит в грудной клетке, дышать просто нечем, хотя она спит с открытыми окнами. Убрав одеяло, Гермиона забирает за уши волосы и, схватив палочку, слезает с постели. Голубой свет на конце палочки освещает ей дорогу, когда она первым делом направляется в сторону спальни Дейзи. Тихонько открыв дверь, она заглядывает внутрь и вслушивается. Дочь спокойно спит, темные волосы небрежно разметаны по подушке, дыхание девушки ровное и размеренное. Гермиона облегченно выдыхает и закрывает дверь ее спальни. В доме стоит тишина. Гермиона знает себя, просто так ничего не бывает, поэтому она семенит на первый этаж дома и идет в библиотеку. Светлый шар магии мерцает над гнездом болтрушайки, освещая небольшой участок комнаты. Подобравшись поближе, Гермиона наклоняется, взволнованно дыша. Птенец почти не шевелится, крохотная грудная клетка едва вздымается, и только движение оперения помогает Гермионе понять, что он еще жив. — Кроха, — шепчет она, опускаясь на колени. — Кроха… Гермиона не знает, что делать, она чувствует всеми фибрами души, что с ним что-то плохое происходит. Подобравшись к коробке рядом, она наполняет пипетку и снова возвращается к птенцу, стараясь его накормить. — Давай, маленький, ну же, — тревога сжирает изнутри. — Поешь, давай. Птенец даже не открывает клюв, не реагирует на запах еды, а это очень плохо. Вечером же все было в порядке, о, Мерлин! Сгорая от волнения, Гермиона понимает, что у нее просто нет выбора. Пулей переодевшись, она бережно забирает гнездо, хватает ключи от машины и с первыми лучами занимающего солнца покидает пределы поместья. Она явно нарушает правила дорожного движения, превышает скорость, но ей плевать. Зафиксировав гнездо на левитацию, она едет по утренней Британии в единственное место, где ей могут оказать помощь. Дорога не запоминается совершенно. Единственное, что успокаивает Гермиону, это те самые развалины бывшего дома Эванжелины, которые она проезжает. Припарковавшись на пустой стоянке, она выбегает из машины, направляясь к зданию, в которое, как она была уверена, больше никогда не вернется. Колокольчик над дверью звенит в утренней тишине. Из-за стойки регистрации появляется знакомая макушка. Секретарша в этом заведении, видимо, одна. — Миссис… — начинает Лесли. — Рольф на месте? — без прелюдий спрашивает она. Лесли рассеянно указывает себе большим пальцем за плечо. — Пару минут назад пришел, я могу… Гермиона не дожидается окончания фразы, проходит в кабинет и открывает дверь, не давая возможности Лесли сказать хоть слово. Рольф озадаченно оборачивается, не ожидая чье-то прибытие без стука. — Мне нужна помощь, — осторожно кладет гнездо на кушетку Гермиона и нервно заправляет за уши волосы. — Это… помните, я говорила о болтрушайке? — сбивчиво тараторит она. — У нее птенец один остался. Я пыталась его выходить, но что-то явно делала не так, — нервно облизывает она губы. Рольф без слов надевает халат и проходит к кушетке, включая большую лампу. — Я не хочу, чтобы он… — задыхается словами Гермиона и на мгновение закрывает лицо ладонью, стараясь глубоко дышать. — Просто сделайте все возможное. Я заплачу́, — кивает она. — Столько, сколько скажете. Рольф кивает и начинает осмотр без лишних слов. Гермиона тревожно вздыхает, наблюдая за ним. Саламандр осторожно берет птенца в руки, проверяет его оперение, внимательно всматриваясь, касается лапок, прикладывается ухом к крохотному телу, думая о чем-то своем. Наблюдать за профессионалом своего дела всегда интересно, но сейчас Гермиона на это не настроена. Бережно опустив птенца обратно в гнездо, он подходит к одному из своих шкафов, начиная что-то в нем искать. Гермиона держит ладонь на губах, не отрывая взгляда от болтрушайки. Малыш должен выжить. Он просто обязан жить. Опустившись на крутящийся стульчик, как возле фортепиано, Рольф закрывает Гермионе обзор своей головой, но она не находит в себе сил, чтобы что-то сказать. Она просто терпеливо ждет. Через несколько бесконечных минут по белоснежной палате эхом звенит едва уловимый писк. — Ох, — встает на негнущиеся ноги Гермиона, — ох, Мерлин… Опустившись рядом с кушеткой на колени, она смотрит на то, как птенец радостно открывает клюв во весь опор. Рольф с улыбкой кладет ему в рот пинцетом что-то маленькое и коричневое. — Что это? — интересуется Гермиона. — Сверчки и личинки, — просто отвечает он. — Молочная диета, конечно, прекрасная, но он уже в том возрасте, когда пора питаться полноценной пищей. Гермиона с облегчением выдыхает, глядя на худенькое голубое тельце. Она действительно во всем этом не разбирается. Нужно было сразу сюда ехать. Получается, она буквально морила его голодом, сама того не подозревая. Рольф с интересом смотрит на внезапную гостью. — Ему можно дать еще немного, — произносит он. — Хотите попробовать покормить его сами? Гермиона бросает на магозоолога быстрый взгляд, а после кивает и протягивает руку. Рольф передает ей пинцет и маленькую баночку с живностью. Рольф снова смотрит на девушку. Она выглядит намного лучше, чем во время их последней встречи, но… — Как вы, миссис Снейп? — спрашивает он. Гермиона на мгновение смотрит на Рольфа. — Замечательно, — чуть улыбается она. — Замечательно… Саламандр чуть кивает, но этот ответ его не сильно устраивает. Не дает ему покоя эта волшебница, у него на душе неспокойно от того, что его стандартные методы лечения никак не помогают ей, а Полумна своих догадок ему так и не озвучивает, без конца повторяя, что он и сам однажды догадается. Ему не дает покоя состояние миссис Снейп, пусть он и не является ее врачом. Однако судьба снова забрасывает ее к нему, и это уже кажется не просто знаком свыше. Рольф просто не может простить себе такую оплошность. Он давал клятву. «Не навреди». А своим бездействием сейчас он именно этим и занимается. — Как ваша дочь?.. — Я не нуждаюсь в вашей помощи, — глядя ему в глаза, спокойно отзывается Гермиона. — Я, кажется, говорила. Рольф сглатывает. — Да, говорили, — соглашается он. Они недолго молчат. Вдоволь насытившись сносным полноценным обедом, птенец еще раз пищит и устраивается удобнее, выбирая подходящую позу для сна. От сердца у Гермионы отлегло. Он будет жить. Только это сейчас важно. Сиротливый птенец выносливый. Он не сдается. Гермиона замирает от этой мысли и бросает взгляд на магозоолога. Лучшего момента предъявить за случившуюся ситуацию не представится. — Зачем вы прислали мне письмо? — строго спрашивает она. Магозоолог забавно округляет глаза. С таким выражением лица он выглядит еще моложе. — Какое письмо? — правда не понимает он. Гермиона цокает языком. — «Не сдавайся», — цитирует она. — Это ведь вы прислали. Больше некому. Рольф отрицательно качает головой из стороны в сторону. — Я ничего не присылал, — заверяет он. — Мистер Саламандр… — закатывает Гермиона глаза. — Я клянусь вам, что ничего не присылал, — положив руку на сердце, отстаивает свою правду магозоолог. Гермиона сначала с недоверием смотрит на Рольфа, а затем сдается и качает головой. Хорошо, не он. Разбираться пока со всем этим не хочется. Не первостепенной важности дело, это стоит признать. Птенец шумно забавно вздыхает, вызывая на лицах их обоих улыбку. Рольф осторожно тянется пальцем и касается мягкого синего оперения. Они словно из ваты. Мягкие, воздушные и необычайно ценные. Этого кроху беречь надо, браконьеров даже в послевоенное время много. — Вы были правы тогда, — произносит Рольф. — В чем? — смотрит она на магозоолога. — Что это болтрушайка, — кивает он с улыбкой. — Большая редкость застать этот вид вне дикой природы, — замечает он. — Вам удалось приручить его. Он поднимает взгляд. — Почему вы решили заботиться о нем? — интересуется он. Гермиона жмет плечами. — Он лишился матери, — констатирует она факт. Рольф кивает. — Вы чувствуете себя лучше от того, что заботитесь о нем? Гермиона сжимает губы. В глазах волшебницы загорается недобрый огонек. — Почему мне должно быть лучше? — непроизвольно огрызается она. — Я лишь выхаживаю его. — Но… — Не проводите на мне психоанализ, мистер Саламандр. — Рольф, — поправляет он. Гермиона кивает. — Хорошо, Рольф, — она недолго молчит. — Не надо всего этого, — просит она. Магозоолог кивает и снова кладет подбородок на скрещенные руки, наблюдая за редким явлением природы в лице болтрушайки на кушетке его кабинета. И ему бы радоваться, как всякому уважающему себя магозоологу, да у него мысли другим заняты. Он впервые за долгие годы чувствует не выполненный долг психотерапевта со своей стороны. — Уборка не помогла, — чуть кашляет Гермиона, — если хотите знать. Рольф поднимает взгляд. Гермиона свой прячет, и такие уловки ему, к счастью, знакомы. — Конечно, не помогла, вы же не заходили в комнаты, — моментально выводит он ее на чистую воду. Гермиона сжимает на мгновение губы. — Я и не зайду. — Почему? Злость моментально вспыхивает на щеках. — Это вас не касается, — смотрит она ему в глаза. — Они напоминают о ребенке? — идет Рольф в атаку. Гермиона убирает с кушетки руки, из-за чего та дергается, и птенец просыпается, открывая черные глазки-бусинки. Волшебница этого не замечает. — Да причем тут он?! — хмурится она. — Они напоминают мне о моем муже! И она вдруг понимает, что ей надоело все это. Надоело до боли и крика. — Почему все говорят о ребенке, — нервно усмехнувшись, смотрит она от бессилия куда-то вверх, — когда я не чувствую собственного сердца от того, что муж отказывается со мной видеться и не желает ко мне прикоснуться! Голос подводит, в глазах закипает соль, и она всеми силами старается сдержаться, но не выходит, и она предательски всхлипывает. — Этот Август, Мерлин его подери, Сепсис твердит тоже самое! А еще зовется лучшим целителем Мунго! — злится Гермиона. — Почему никто не понимает, что это причиняет мне боль?! — надрывно спрашивает она. Гермиона не понимает даже, самой себе она задает этот вопрос или этому странному магозоологу со своим царем в голове. — Что от этого мне тяжело! — Но вы потеряли… — Замолчите вы уже! — дрожащим голосом требует она, вскакивая на ноги и опуская основания ладоней на глаза. Рольф поднимается с места следом, касаясь влажной ладонью лацкана белого халата. Он делает глубокий вдох. Сейчас или никогда. — Гермиона, расскажите мне, что вы почувствовали в тот самый момент, когда осознали, что ваш сын погиб еще до своего рождения. Гермиона вздрагивает от вопроса, как от пощечины. Слезы стынут на щеках, стягивая кожу. Она во все глаза смотрит на Рольфа. — Что?.. — Расскажите мне, Гермиона, — требовательным, совершенно незнакомым для нее тоном произносит он, — расскажите, что вы почувствовали! — Мерлин! — взрывается она. — Да что вы хотите услышать?! Я просто… Гермиона без всякого удовольствия решается на воспоминания о том самом дне в апреле, хотя слова Рольфа кажутся ей какими-то странными. Они словно доносятся до ее сознания с опозданием, какие-то видоизмененные и глухие. Она опускает руки на пояс. Апрельский день. К ней тогда приезжает Розамунд Тодд с приятной новостью о том, что они с Ритой Скитер решают связать себя узами брака. Помнит ее радостную улыбку. Задний двор, теплое солнце и… Гермиона хмурится. Солнце и… Гермиона падает в этот день, как в пропасть. Смотрит на него своими глазами снова. В памяти всплывает звон от удара нового сервиза на крыльце. Топот ног Северуса. Его мантия резко дергается, не поспевая за движениями. Почему он бежит ко мне? Она помнит испуганные глаза мужа, наполненные безумным страхом. Я все сделаю. Гермиона хватает губами кусочек воздуха, глядя перед собой в одну точку. Воспоминания меняются, словно кадры старой пленки. Ее острые колени дергаются от каждой кочки. Она чувствует затылком чье-то сердцебиение. Это Розамунд. Куда мы едем? Розамунд что-то говорит, но Гермиона слышит ее голос откуда-то из глубины. Он глухой, монотонный, она не понимает ни единого слова. Гермиона с тревогой забирает за уши волосы, делая неровный шаг вперед. Она помнит, как впивается ногтями в спинку сидения. Остается след, а она сама ломает сильно ноготь. Это машина Северуса. Она видит глаза мужа в зеркало заднего вида. Он старается смотреть на дорогу, но постоянно старается не упускать ее из виду. От него волнами исходит страх. Где сейчас его машина? Почему во дворе поместья все это время стоит только моя? Гермиона снова шумно выдыхает. Воспоминание меняется. Над головой мелькают лампочки, ее куда-то везут. Рядом бегут люди в белом. Я не отпущу твою руку, Гермиона. Я здесь, я все сделаю. Гермиона смотрит на свою ладонь. Смотрит так, будто впервые ее видит, рассматривает каждую линию, каждую фалангу пальцев, а затем опускает ладонь на плоский живот. Она ведет по приятному материалу, чувствуя страшную пустоту глубоко внутри. Сердце долбит в глотке. — Гермиона?.. Голос Рольфа доносится откуда-то издалека. В ушах стоит звон. Гермиона видит перед глазами операционную, свои ноги, синюю одноразовую одежду. Трех женщин. Собственные воспоминания играют с ней злую шутку, Гермиона видит не трех акушерок, а… Трех Мойр. Она жмурится и пытается вспомнить. Ее трясет. Вспышка света. Оглушительный, наполненный чудовищной болью крик. Чей это крик? Северус опускается на колени, не выпуская ее руки. Почему он так сделал? Сердце лихорадочно стучит в груди. Это моя вина. Это я виноват. Гермиона редко, поверхностно дышит, слепо глядя перед собой. В чем Северус себя винит? — Гермиона… Снова Рольф. Он не плачет! Память противится. Кто не плачет?.. Он не пла… Он не… Он. Гермиона хватается за голову, не чувствуя собственных ног. Что со мной происходит?! Она только что вспоминает чей-то голос. Еще был крик. Что были за слова?.. Северус опускается на колени, не выпуская ее руки. Она такая ледяная. Еще раз. Давай, ну же, Гермиона! Белая вспышка света. И Гермиона видит, как Северуса выводят из палаты, а она лежит в этой синей одноразовой одежде, пока ее ладони покоятся на бедрах ладонями вверх. Гермиона невидящим взглядом смотрит в одну точку. — Гермиона, — взволнованно произносит Рольф, касаясь ее плеча. Она вздрагивает, оборачиваясь к нему с таким взглядом, будто забывает, где находится, и кто с ней говорит. Гермиона старается нормализовать дыхание, бегает лихорадочным взглядом по лицу магозоолога, пытается взять ситуацию под контроль. — Что? — отрывисто произносит она. Рольф сглатывает. — Я спросил, что вы… — Я теряю собственного мужа, а вы талдычите мне без конца одно и то же, — огрызается она торопливым шепотом. Снова нервно заправив за уши волосы, она подходит к кушетке и бережно берет гнездо в руки, стараясь скрыть дрожь. — Спасибо за помощь, — сухо и отрывисто бросает она. — Надеюсь, больше не увидимся, мистер Саламандр. Гермиона вихрем выходит из палаты, громко хлопнув за собой дверью. Рольф в поисках опоры хватается за кушетку. Он такого никогда за свою врачебную практику, пусть и недолговременную, не видит. Рольф проводит пятерней по русым кудрям и утирает рот ладонью. Мерлин меня подери, что это только что было?.. Дверь в кабинет тихонько открывается, и Рольф поднимает взгляд. Светлая макушка жены появляется в самый нужный момент. Полумна улыбается и заходит внутрь. — Я слышала крики? — мягко интересуется она. — Это… Гермиона, — смотрит куда-то перед собой Рольф, стараясь переварить увиденное и услышанное. — Она приходила. Она… — Я слышала ее, — певуче отзывается Полумна. — Каждое слово. Лесли тоже. Если бы тут были другие пациенты, они тоже бы все услышали. Рольф нервно проходит круг по кабинету, покачиваясь назад и вперед с опущенными на шею ледяными ладонями. Полумна стоит возле двери, прислонившись плечом к стене. — Она не может быть все еще на стадии отрицания, — рассуждает он вслух, — это противоречит всем законам психотерапии. Есть же определенная процедура принятия, она работает десятки лет! Скелет горя для всех один, это прописная истина! — Любимый, ты уже встал на путь ответа на собственный вопрос, — чуть улыбается Полумна. — Если противоречит обыденным законам, значит… — Замешана магия, — заканчивает он за нее и останавливается на месте, выставив указательный палец вперед. Полумна наблюдает за тем, как бешено носятся мысли в глазах супруга. — Она не может быть на первой стадии отрицания так долго по какой причине? — сам себя спрашивает Рольф, делая полукруг по кабинету. И резко замирает на месте, широко раскрыв глаза. — Потому что ее и не было, — шепчет он. О, Мерлин… — Она не испытывает скорби от потери именно поэтому, — хватается он за волосы. — Ее просто нет… У нее нет этой боли, нет скорби! — почти кричит Рольф. — У нее ее нет! Она вся… О, Мерлин! Рольф почти срывает с себя халат, бросая его на стул. — Мне срочно надо в Мунго! Как зовут этого целителя?! Какое имя Гермиона назвала?! Полумна без лишних слов бросает супругу ключи от машины. Тот едва успевает их поймать. — Август Сепсис, — помогает она. — О клинике я позабочусь. Не забудь документы. — Спасибо, любимая, — с пылким сердцем целует супругу в щеку Рольф, вылетая из клиники. Он садится в свой пикап и надеется, что старая модель автомобиля в такой важный момент его не подведет. Рольф даже не подозревает, что всего на несколько миль отстает от старенького шевроле, который мчит в том же направлении. Гермиона едет в больницу Святого Мунго, потому что ей, оказывается, тоже нужен ответ на один самый главный вопрос. Что же случилось на самом деле в тот самый апрельский день?