Темная магия оставляет шрамы

Гермиона выныривает из воды и, схватившись за бортик ванны, резко набирает в легкие воздух. Часто заморгав, девушка старается отдышаться и трет лицо ладонями, протирая глаза. Глухая тишина давит на уши. Кажется, вода попадает. Тряхнув волосами, девушка прикладывается затылком к бортику ванны и закрывает глаза, шумно выдохнув. У нее все дольше получается задерживать дыхание под водой, еще немного, и ей удастся побить собственный рекорд. Порой ей в голову лезут дурные мысли в такие моменты. Впервые такое случается много лет назад, в ее самый первый вечер в поместье в качестве молодой хозяйки дома. Если в тот период безысходность положения порождает в ней дурные мысли, то сейчас… Гермиона открывает глаза, глядя в потолок. — Хватит, — шепотом выдыхает она самой себе и, оттолкнувшись от бортиков ванны, встает на ноги. Капли воды стекают по влажной коже, оставляя на бежевом коврике мокрые следы. Гермиона наспех вытирается, взмахивает палочкой, невербально высушивая непослушные волосы и закручивая их в пучок на макушке, и надевает футболку со спортивными штанами. Стрелки часов показывают четверть восьмого. Утро Гермионы снова начинается раньше пяти, потому что спит она в одиночестве крайне плохо. По этой причине ей приходится снова занимать себя всякой ерундой, чтобы убить бесполезное время. В доме чудовищно тихо. И этой тишиной Гермиона сыта по горло. Тихонько спустившись вниз, Гермиона хватает с туалетного столика почту. Склонившись, девушка откладывает Ежедневный Пророк, потому что ей нет до него никакого дела, несколько рекламных брошюр и письмо от Блейза с результатами квартального отчета. Она знает, что там именно он, поскольку сама его просит на прошлой неделе держать ее в курсе, раз уж в офис ей путь заказан. Пальцы ее правой руки едва заметно дрожат, когда Гермиона видит в руках последнее письмо. Почерк незнакомый, адрес тоже. Бумага слишком дешевая, видно, что отправитель не держит возле себя в доме прислуги, да и воск для сургуча ему сродни рождественской утки в клюквенном соусе. Гермиона чуть хмурится и, облизнув губы, хватает со столика нож для бумаги, вскрывая конверт одним легким движением. Вытащив сложенный вдвое листок, Гермиона его разворачивает, глядя вниз. На желтоватой бумаге незнакомым отрывистым почерком написано всего два слова. «Не сдавайся» Зачем-то перечитав послание трижды, Гермиона вертит листок в руках, рассматривая его с обеих сторон, а после снова хватает со столика конверт и рассматривает свой домашний адрес. Кто мог прислать это письмо? Северус писем ей не пишет с того самого дня в апреле, Дейзи пользуется мобильной связью, а почерк Джинни она среди сотни других узнает без колебаний. Гермиона быстро анализирует события последней недели. Ответ приходит моментально. — Рольф, — тихонько бубнит она себе под нос, закатив на мгновение глаза. Бесплатная консультация по совету жены и в качестве бонуса лист с мотивацией. Потрясающий сервис психологической помощи от магозоолога. Девушка фыркает, а затем тут же начинает корить себя за собственные мысли. Ох, Мерлин, отчего же я к нему так строга? Он лишь… попытался помочь. Поджав губы, Гермиона снова поднимает лист с посланием. «Не сдавайся». Если бы все было так просто. Если бы слова могли обладать волшебной силой исцеления. Проклятье, как было бы проще жить. «Не грусти» — и нет у тебя хронической апатии, тянущейся циклично почти шесть лет с перепадами в глубокую депрессию. Очень было бы полезно исцеляться с помощью пары слов. Гермиона опускает руку вниз, закрывая глаза. — Ладно, — шепчет она самой себе, — что он там говорил? Что-то про уборку. Внутри себя и, — она чуть морщится, стараясь вспомнить, — и доме?.. Кажется, да. Так и сказал. В доме. Гермиона открывает глаза и оглядывается в просторном холле. Взгляд зацепляется за новые статуи по обеим сторонам лестницы. Девушка морщится, глядя на них. Порой она не понимает, почему выбирает именно их. На третьем месяце хочется поменять все в доме, а статуй это желание касается в числе первых. Теперь две греческие нимфы не кажутся Гермионе утонченными и возвышенными. Выбранные скульптуры выглядят вульгарными и безвкусными. Гермиона отбрасывает мысль о том, что думает она так, чтобы заглушить другую открытую рану глубоко внутри. — Уборка, — снова повторяет она. Гермиона понимает, что нужно выбрать какую-нибудь комнату, чтобы просто начать. Взгляд падает на дверь в столовую и кухню. Девушка качает головой: там нечего убирать. Комната с фортепиано? Гостиная? Подсобка для зелий? Или… Библиотека?.. Она так и стоит на месте, глядя на двери издалека. Гермиона не может заставить себя пошевелиться, чтобы войти в эти комнаты. Они все горят им. Горят Северусом. Их общими воспоминаниями, семейными вечерами, горячими губами на шее. Мерлин, нет… Нет-нет-нет. Это слишком тяжело. Гермиона не может заставить себя войти туда, поэтому она принимает решение подняться на второй этаж. Гостевое крыло она даже не удостаивает своим вниманием. Спальню Северуса не рассматривает за вариант, до своей спальни ей нет дела, а одну из комнат в конце коридора игнорирует напрочь. Она горит ярче всех. Эта комната. Слишком много сил вкладывается в ее ремонт, слишком много нежности полыхает в ее стенах, слишком много ожиданий не оправдывается. Гермиона понимает, что может войти только в одно помещение. Захватив с собой рулон черных пакетов, она перехватывает его в руке. Аккуратно надавив на ручку, девушка толкает от себя дверь. Волосы дергаются назад, когда на нее веет спертым теплым воздухом. Уборку в комнате Дейзи эльфики проводят дважды в месяц, пока она в Хогвартсе, и систематически топят камины, даже летом. Несмотря на жару за окном, большой дом даже летом внутри остается холодным, потому что стены каменные. Гермиона входит внутрь и прикрывает за собой дверь. Комната дочери такая же, какой они оставляют ее в конце августа, когда собираются на поезд. Даже невидимка Дейзи по-прежнему лежит на туалетном столике. Эванжелина очень ответственно подходит к личным границам каждого жителя этого дома. Да, уборку она делает, но вещи со своих мест никогда не перекладывает, если ее об этом не просят. Гермиона хватает пальцами невидимку с желтым камушком и вертит ее между пальцами. Она покупает этот набор для дочери, когда той идет девятый год, и внезапную любовь к желтому цвету у Дейзи не понимает, но и не осуждает. В тот год у нее много всего желтого появляется. Гермиона это списывает на детскую гиперфиксацию, и со временем понимает, что оказывается права. К четырнадцати ее отпускает это некоторое подобие на одержимость, и девушка считает, что все дело в первой влюбленности, которая сбивает с нее спесь. Любовь творит с людьми страшные вещи, а если она еще и первая… Гермиона чуть хмыкает от собственных мыслей, вспоминая себя в возрасте дочери. В Виктора влюблена она не была, лишь слегка очарована. Влюбляется она, если честно, лишь однажды, и это чувство растет вместе с ней, проецируя эмоции на Рона. Однако по-настоящему она любит всего раз в жизни. И только это чувство помогает ей не сдаваться и не опускать руки. Не записка от магозоолога, а глубокое чувство к собственному мужу. Гермиона даже подумать не может в свои двадцать четыре, к чему приведет ее собственная наивность, однако вот она здесь, в этом доме, замужем уже четырнадцатый год, и сердцем понимает одну очень важную вещь. Жить с человеком и жить человеком — вещи разные. И если в первый год брака она живет с Северусом, то сейчас… Она живет им. Гермиона разматывает рулон, отрывает один пакет и встряхивает его. Можно сделать уборку в комнате Дейзи, пока она не вернулась. Вещественную уборку. Это давно уже комната тинейджера, но под кроватью дочери по-прежнему валяются детские игрушки, покрытые тремя слоями пыли, потому что она вечно о них забывает. С этого можно начать. Ей ведь не обязательно выбрасывать вещи, можно просто отправить их на чердак. Согласившись с собственными мыслями, Гермиона встает на коленки и, наклонившись, тянется рукой под постель дочери. Ожидаемый беспорядок не заставляет себя ждать. Гермиона вытаскивает мягкую игрушку мышки, у которой раньше было почетное место на полке. Теперь она собирает килограммы пыли. Мягкая игрушка отправляется в пакет первой. Продолжая склоняться, девушка вытаскивает все новые и новые призраки прошлого. Ох, Мерлин, куда же время так бежит? Она же только вчера спала с ней в обнимку! Мусорный пакет продолжает наполняться. Задумавшись о праздных вещах, Гермиона совершенно ничего не замечает, поэтому вздрагивает всем своим существом, когда отворачивается от постели, чтобы почесать нос из-за пыли, а на пороге комнаты видит внезапного гостя. — Дейзи, — на придыхании произносит Гермиона, расширив глаза. Она стоит в дверях, руки вдоль тела висят, смотрит на нее открыто и чисто своими большими, темно-зелеными глазами. Смотрит так, будто ей все еще четыре года, а не семнадцать. Мерлин, семнадцать! — Мам, — сводит она брови на переносице, когда произносит это так, что сжимается сердце. Гермиона поднимается на негнущиеся от радости ноги и в несколько широких шагов подбегает к дочери, заключая ее в крепкие объятия. Дейзи зарывается носом матери в шею, потому что теперь они одного роста, и закрывает глаза. Дейзи чувствует, как от мамы исходит холод, который она пытается заглушить вспышкой счастья. — Солнышко мое, — гладит дочь по спине Гермиона, зажмурив глаза, после чего выпускает ее из объятий, — дай я на тебя посмотрю, — обхватывает она ее лицо ладонями. Гермиона бегает лихорадочно влажными глазами по лицу Дейзи. Она слегка осунулась, снова теряет в весе, но набирает мышечную массу, а еще подрастает на два пальца точно и вновь отращивает волосы. — Дейзи, как ты выросла, — улыбается сквозь слезы Гермиона, когда гладит ее по щеке, — такая сильная и красивая, доченька! — поджимает она на мгновение губы. Дейзи обхватывает прохладные пальцы мамы, продолжая прижимать ее руку к своей щеке, и смотрит ей в глаза. Гермиона за вспышкой счастья действительно пытается скрыть тяжелые переживания другого характера глубоко внутри, но у нее плохо получается. — Мам, — сверкая зелеными радужками, смотрит она внимательно в глаза матери. Гермиона ловит пронзительную зелень и не может удержать зрительный контакт. Она совсем не успевает подготовиться к разговору. Всего через пару мгновений или пару минут Дейзи начнет задавать вопросы. И первый из них будет: «А где папа?» Гермиона не знает, что ответить на это. Мерлин все в этом мире подери, она правда не знает. Гермиона старается улыбнуться. — Милая, я ждала тебя только к обеду, — начинает суетиться Гермиона, чтобы пустым разговором заглушить вещи посерьезнее. Осторожно опустив руку от лица дочери вниз, Гермиона тут же старается занять руки и прячет взгляд. Схватив наполовину заполненный пакет, девушка неоднозначно машет свободной рукой в воздухе. — Уборкой решила заняться? — сделав шаг вперед, осторожно начинает прощупывать почву Дейзи. Гермиона вытаскивает старый ксилофон из-под кровати и бросает его в пакет. — Да, я… — нервно заводит она за ухо прядь волос, а после вдруг резко замирает на месте, глядя на дочь. Ох, Мерлин, она же буквально врывается без позволения в ее личное пространство и начинает убираться, хотя ее об этом не просят. Может, для Дейзи дороги эти старые игрушки, и она намеренно не убирает их из-под большой кровати. — Я просто верну все назад, милая, — опустив на пол пакет, Гермиона уже собирается наклониться, — извини, я… — Мам, брось, — в два шага подходит к ней Дейзи, отодвигая ногой пакет, и импульсивно берет ее за руку, несильно сжимая пальцы. Гермиона смотрит на худые пальцы дочери и почему-то не может отвести от них взгляд. Кожа Дейзи прохладная и немного влажная, кончики пальцев едва дрожат. Она замерзла? Ее что-то беспокоит? Гермиона чуть хмурится. Почему она здесь так рано? И почему прибыла одна?.. — Это же просто вещи, — негромко добавляет она. И Гермиона осознает, что она совсем глупая, а вот ее дочь… Ее дочь бесконечно мудра. Гермиона поднимает взгляд. Дейзи смотрит на нее открыто и прямо. В глазах дочери нет того, что Гермионе приходится видеть изо дня в день. Нет жалости, нет сочувствия, которое у нее уже нет сил выносить. Дейзи прячет эти эмоции глубоко внутри, совсем как отец, а внешне совершенно не выглядит так, будто ее что-то волнует. — Почему ты мне не сказала? — она говорит тихо. — Я имела право знать, — тонкие пальцы в ладони Гермионы становятся мокрыми. — Ты не должна… Дейзи замолкает на полуслове, сглатывает комок эмоций, умоляя всевышнего, чтобы он позволил ей закончить с достоинством, и чуть вздергивает подбородок, по-прежнему не выпуская руки матери из своей. — Не должна выносить это в одиночку, — снова сглатывает она и сводит на переносице брови. — Я же не слепая, неужели ты думала, что я не узнаю?.. Гермиона хочет хоть что-то сказать, но не может найти в себе силы, чтобы выдавить хотя бы слово. Проклятье, Дейзи, милая, когда же ты успела стать такой взрослой? Она поджимает губы и качает головой, намереваясь спрятать взгляд на ее плече, и Дейзи дает ей такую возможность. Дейзи чувствует ладонями хрупкие выступающие крылья лопаток мамы, когда кладет руки ей на спину. Она очень сильно потеряла в весе, и это не есть хорошо. Кажется, она совершенно ничего не ест на фоне всего, что происходит. Дейзи принимает решение взять все в свои руки почти моментально. Выпустив маму из объятий, она собирается с мыслями и делает глубокий вдох. Она справится, всегда же справлялась. — Тедди пока у Поттеров вместе с Виктуар, — теперь наступает очередь Дейзи заполнять и атмосферу тихой спальни бессмысленными словами. — Я с ним потом поговорю, а пока идем завтракать. Дейзи уже намеревается выйти из комнаты, легонько потянув маму за собой. Гермиона поднимает взгляд. Ей совершенно не хочется портить дочери единственное лето, которое у нее осталось. Сейчас она срывается раньше обозначенного времени из компании, в которой хочет быть, а потом?.. Гермиона не хочет красть ее время. — Милая, тебе не обязательно… Она резко оборачивается, темный волнистый водопад волос падает за спину. — Я тебя не оставлю, мам! В каждой ноте звенит сталь. Дейзи скрывает дрожь в собственном голосе всеми возможными силами, и Гермиона ужас как это ценит. Как и те слова, что она говорит. Гермиона чувствует, как бегут вдоль позвоночника мурашки. Однажды она не оставляет маленькую девочку, которая теряется на этажах в Министерстве, а теперь… Теперь она является частью ее души. Гермиона чуть кивает, потому что в глотке стоит ком, мешая говорить. Она сжимает на мгновение челюсти так, чтобы прикусить внутреннюю сторону щеки и прийти в себя. Дейзи уже не маленькая девочка, но Гермионе все никак не отвыкнуть видеть в ней кроху с щербатой улыбкой. Она уже взрослая. — Как ты узнала? — негромко спрашивает Гермиона, разомкнув сухие губы. Дейзи смотрит маме в глаза прямо, потому что не боится говорить правду. Ей не боится. — Джеймс никогда не умел держать язык за зубами, — немного безысходно жмет она плечами. — Идем, — снова тянет она ее за собой, — пора завтракать. Гермиона даже не злится. Только не понимает, почему именно, потому что обычный человек с нормальной реакцией начал бы бить тревогу по такому серьезному вопросу, но Гермиона… Просто принимает информацию, как данное. — Доброе утро, Моди! — вмиг преображается Дейзи, стоит ей войти на кухню. — Доброе утро, Эванжелина! — Ох! — от неожиданности роняет на пол кастрюлю Моди и резко оборачивается. — Душа моя! Дейзи! Ох! Пожилая эльфийка ковыляет ко входу и, стоит девчонке присесть на корточки, заключает ее в объятия с бешеной нежностью. Эванжелина едва дожидается своей очереди и также обнимает дочь хозяев с бесконечным трепетом. — Мы ждали тебя только к обеду! — начинает тараторить Моди, суетливо вытирая кончиком фартука слезы. — Только к обеду! — повторяет она. Дейзи заразительно смеется и забавно морщит нос, зажмуривая глаза. — Приготовить завтрак я смогу себе и сама, — наконец произносит она, — можете с Эванжелиной не беспокоиться. — Будет тебе, девочка! — фыркает Эванжелина. — Все приготовим горячее и свежее! Что будешь, золотце? Дейзи, все еще сидя на корточках, оборачивается через плечо, глядя на маму, стоящую на пороге кухни. Эльфийки синхронно поднимают головы и даже немного вздрагивают от неожиданности. Хозяйка не заходит настолько долго на кухню, что кажется лишь наваждением. — Мам, ты что будешь? — спрашивает Дейзи. Гермиона неопределенно жмет плечами, скрещивая руки на груди, и слабо улыбается. — Выбирай все, что захочешь, — просто отвечает она. На деле Гермиона просто не может дать ответ. Как можно сказать, что ты хочешь на завтрак, когда у тебя есть только желание? И с приемом пищи оно никак не связано. От одной только мысли о Северусе в животе сжимается ком. Ох, Мерлин, дай ей сил объяснить все Дейзи. — Нам тосты с беконом, — поворачивается она обратно к эльфийкам. — Панкейки с творогом и омлет, — мягко кивает она. — Я займусь панкейками, а мама тостами, договорились? Моди и Эванжелина переглядываются. Хозяйка будет… есть? Как хорошо, что Дейзи возвращается домой. Кажется, у всей этой ситуации может быть благоприятный исход. Не просто может быть, а обязан. Дейзи всегда была и есть тем самым клейким звеном, которое связывает Северуса и Гермиону незримой нитью. Все наладится. Обязательно. — Я беру на себя омлеты, — тут же оживляется Моди. — Бекон, считайте, уже готов, — поддерживает Эванжелина, хватая с нижней полки сковороду. Гермиона отталкивается плечом от косяка двери и входит в кухню. На ее губах играет легкая улыбка, когда Дейзи протягивает ей пакет с хлебом. Они не говорят пока об этом. Темы для разговоров витают во время готовки завтрака совершенно разные. Моди и Эванжелина засыпают Дейзи вопросами, а она охотно им отвечает. Эльфийки не затрагивают личные темы девчонки, но у них и без этого за целый учебный год ее отсутствия накапливаются вопросы. Эльфийки подвоха не чувствуют или делают вид, что его нет. Напряжения в воздухе не витает, но грех не признать: все дело в Дейзи, которая может разговорить хоть мертвого, если это в ее интересах. На деле Дейзи просто не хочет оставаться в тишине. В этом она крайне похожа на мать. — Проходите в столовую, мы сейчас все принесем, — снимая с плиты сковороду с скворчащим жареным беконом, произносит Эванжелина. Моди уже суетится с посудой, часть из которой перехватывает Дейзи. Гермиона с детства прививает дочери полезную привычку помогать и людям, и эльфам, и другим магическим существам. Дейзи быстрым взглядом огибает столовую. Кажется, что все также, но это только кажется. Дейзи замечает новые оттенки мебели, даже намеренно задерживает ладони на ручках, чтобы почувствовать гладкую свежую поверхность определенно не первого слоя лака. Они садятся на те же самые места, как и всегда, совершенно не сговариваясь. Гермиона садится по правую руку от центрального стула, Дейзи садится рядом с ней. Девушка чувствует, как коленки слегка касаются поверхности стола, стоит ей наполовину приподняться на носочки. Она действительно снова вырастает за этот учебный год. — Пророк датирован апрелем, — замечает Дейзи лежащий на столе номер газеты. Складывается впечатление, что за этим столом очень давно никто не сидит. Дейзи держит все наблюдения при себе, собирает побольше информации. Расчетливо и, в некоторой мере, холодно. По-отцовски. — Моди, унеси его, пожалуйста, на растопку камина в библиотеке, — просит Дейзи, когда эльфийки выносят завтрак. — Кажется, он тут завалялся. Эльфийка бросает быстрый взгляд на хозяйку, но Гермиона только едва заметно качает головой из стороны в сторону. Так, чтобы было понятно только Моди. Она понимает. Поклонившись, Моди и Эванжелина выходят из столовой, оставляя их наедине. Дейзи тянется к большому блюду и кладет в тарелку Гермионе порцию омлета. — Спасибо, — чуть улыбается она и берет в руки вилку. — Бекон? — вскидывает брови Дейзи, указывая на соседнюю миску. Она снова дергает уголком губ. — Конечно. Дейзи кладет несколько кусочков бекона на край тарелки и придвигает поближе к маме стопку с панкейками, от которых исходит приятный пар, витиевато закручиваясь волчком вверх. Она берет в руки вилку. — Надо поесть, — чуть усмехается она, усаживаясь удобнее. — Приятного. — Приятного, — эхом отзывается Гермиона. Дейзи склоняется над тарелкой, опустив взгляд, и начинает резать омлет на мелкие кусочки. Она не голодная, совершенно, черт возьми, не голодная. У нее голова ломится от мыслей, и связаны они со всем тем, что происходит в стенах этого дома. Со всем тем, что от нее долгое время скрывается. Дейзи кладет в рот кусочек омлета и тщательно его пережевывает. Она чувствует, что мама копается в тарелке, но мыслями она тоже очень далеко отсюда. Дейзи понимает, что ее беспокоит. Не знает только, как помочь ей. Есть только один способ это узнать. И она его знает, научилась благодаря родителям. — О чем ты молчишь, мама? — поднимает Дейзи взгляд. Говорить вслух. Ладонь Гермионы с зажатой вилкой замирает в воздухе, и сразу становится заметно, как начинают подрагивать зубчики. Она кладет вилку в тарелку, нервно облизнув губы. Ох, Мерлин, как же ей сказать обо всем этом? Как ей сообщить о том, что происходит с Северусом, если она и сама ответа не знает? Гермионе кажется, что Дейзи принимает новость о потерянном ребенке очень правильно. Так, как воспринимает ее сама Гермиона. Вот только она не думает, что такую же реакцию увидит после новостей о Северусе. Одно дело, когда узнаешь о смерти, с которой никак не был связан. Люди умирают каждый день, это стоит признать. Совершенно другое дело, когда с треклятой скорбью сталкивается близкий тебе человек. Это вещи совершенно разные. — Папа… — Гермиона сглатывает и оборачивается к дочери. — Папа в Мунго, Дейзи. Она смотрит Дейзи в глаза и старается увидеть ее состояние. Гермиона собственных рук не чувствует, ей вообще кажется, что родное тело ей не принадлежит, оно какое-то ватное. Ресницы девчонки едва заметно дрожат, после чего она коротко кивает. — Я знаю, — сглатывает она. — Знаешь? — не верит своим ушам Гермиона. Дейзи снова кивает. Тетя Джинни рассказывает ей в двух словах, что происходит, и, разумеется, упоминает о том, что на фоне случившегося Северуса сильно ломает. В тот момент Дейзи задыхается от волнения, ей не хватает сил даже сделать полноценный вдох. Слезы душат ее, но она не показывает виду, потому что рядом Джинни, а Дейзи Снейп своих шрамов другим не показывает. Сейчас ей чуть проще говорить об этом. Не легче, проще. Однако Дейзи держится стойко. Ради мамы. — Да, — соглашается она. — Я хотела бы навестить его, можно? Гермиона чувствует себя так, будто сердце пронизывается сотнями игл. Ох, Мерлин, на свои переживания Гермионе глубоко плевать, потому что теперь она видит, как тяжело ее дочери. Гермиона непроизвольно сводит на переносице брови домиком, едва качнув головой. — Конечно, — шепчет она. — Конечно, милая… — Мы можем поехать сразу после завтрака, пожалуйста? — бравада иссякает, в голосе появляется предательски дрожащая нотка. Гермиона знает, что Дейзи будет ей бесконечно признательна, если она не обратит на это внимания. Она слишком хорошо знает свою дочь, поэтому так и поступает. Она кивает, перехватывая вилку пальцами. — Хорошо. — А за руль можно? — не дает себе передышку Дейзи, а сама прекрасно понимает, почему именно. Она в тишине просто не выдержит. Ее поглотят собственные мысли, пережуют сырой и проглотят без соли. Гермиона видит себя в попытках дочери заглушить звенящую в столовой тишину. Она быстро находится с ответом, чтобы ей было легче. — Ты же получила права в прошлом году, — чуть жмет она плечами. — Можешь, конечно. Дейзи немного нервно кивает и сглатывает, снова переминаясь на месте, чтобы сесть удобнее. Гермиона видит ее защитную реакцию так, словно она из плоти, крови и живой материи. — Хорошо, — отрывисто произносит она. — Теперь мы разобрались со всем, да? Гермиона опускает взгляд вниз. Нотки в голосе дочери причиняют ей боль. — Кажется, да, — старается весело отозваться она. — Тогда приятного аппетита еще раз, — склонившись, нервно тыкает в бекон Дейзи и кладет его в рот, начиная импульсивно пережевывать. Дейзи нарочно звенит вилкой, немного шаркает подошвами кроссовок по полу и поправляет волосы, только бы создавать хотя бы иллюзию шума. Гермиона копается в тарелке, слушая все это, и у нее сердце разрывается на куски. Ее дочери больно. Больно от того, что происходит с ее родителями. Гермиона пытается заставить себя поесть ради Дейзи, смотрит на остывающий желтоватый омлет и горячий бекон, но у нее даже слюна во рту не скапливается. Если в самом начале, едва они сели, она думает, что у нее получится, теперь она в этом не так уверена. Ком слез встает в глотке. Она на мгновение забывает о своем горе по супругу, вся ее энергия взрывается вокруг печали Дейзи. И это так сильно ранит ее, так глубоко, безжалостно пускает под кожу когти, что Гермиона не выдерживает вспышки. Зажмурившись, она со звякающим звуком роняет вилку в тарелку и прикладывает ладонь ко рту, едва слышно всхлипнув. Какой позор, Мерлин, я не могу съесть чертов кусок омлета даже ради дочери. — Мам, — бросает вилку следом Дейзи и, повернувшись, немного нервно хватает ее за плечи, разворачивая к себе, — мам… Голос Дейзи дрожит, когда она импульсивно притягивает ее к себе, заключая в объятия. Гермиону потряхивает от всего, что происходит, она обвивает руками дочь и прижимает ее к себе, комкая в пальцах тонкую ткань ее хлопковой светлой футболки. Гермиона утыкается носом в темные волосы дочери, скрывая плаксивый оскал и зажмуривая глаза. — Все наладится, — едва слышно и отрывисто произносит Дейзи, поглаживая ее лопатки. — Знаю, что звучит так себе, но я точно знаю это, — она на мгновение замолкает, а после робко выдыхает: — ладно?.. Дейзи сильнее обнимает маму. Так, будто хочет забрать всю ее боль себе. Так, словно от этого зависит ее собственная жизнь. — Ладно, — отзывается Гермиона, глухо выдыхая ответ в волосы. И Дейзи понимает, что сейчас скажет слова, которые произносит крайне редко. Обычно она показывает эти слова, но сейчас хочет сказать их вслух. — Мам, я люблю тебя, — шепчет она. Гермиона немного судорожно выдыхает, покачиваясь на месте. Ей становится намного легче от того, что Дейзи рядом. — И я люблю тебя, доченька. Кажется, Гермиона забывает о том, что полезно иногда поплакать. У нее не было ни единой слезинки с того самого дня в начале апреля, когда следы от ее ногтей отпечатываются на мягкой обивке заднего сидения автомобиля Северуса. Она понимает, что впервые осознанно плачет после случившегося. Впервые за два с лишним месяца. Дейзи позволяет маме выплакаться, гладит ее по лопаткам и слегка покачивается на месте. Когда эмоциональная боль уходит, приходит некоторое подобие спокойствия и умиротворенности. Вместе с ними приходит уверенность в словах дочери о том, что все наладится. И Гермиона съедает половину порции омлета. Моди нарадоваться не может этому, но Эванжелина ее одергивает, потому что боится спугнуть долгожданную плавную ремиссию состояния хозяйки дома. Вместо этого она заворачивает девочкам с собой тосты с беконом и наливает в термос чай, когда Дейзи упоминает, что они покидают дом. — Я в фольгу еще завернула, чтобы теплыми были, — с любовью протягивает сэндвичи Моди, когда она выходят за пределы ворот, и Дейзи снимает сигнализацию с автомобиля. — Спасибо, Моди, — тепло улыбается Дейзи, глядя на эльфику. В больших ярких глазах Моди плещется сочувствие, которое она не может скрыть. Дейзи ее не винит за это, но и выносить сочувствие в свой адрес не хочет. Забрав сэндвичи, она садится на водительское сидение, кладет еду назад и пристегивает ремень безопасности. — Радио работает? — интересуется Дейзи. Гермиона впервые иначе смотрит на дочь в этот самый момент. Она взрослая. Она все понимает, всегда понимала. Просто сейчас я наконец признаю это. — Три станции, — поддерживает тему Гермиона. — Есть диск с Ланой Дель Рей, если хочешь, — она недолго копается в бардачке, — а еще… — Лана подойдет, — кивает она, — включай любую, — бросает она быстрый взгляд на обложку, — я все песни наизусть знаю из этого альбома. Дейзи поворачивает ключ в зажигании и трогается с места. Они надевают солнечные очки, открывают окна, и Гермиона прибавляет громкость, позволяя песне про красивых людей с красивыми проблемами заполнить каждый уголок салона автомобиля. Гермиона отмечает, что Дейзи хорошо держится за рулем, хотя весь учебный год не водит автомобиль. Хотя… Кто знает? Может, у нее была возможность оказаться в пути во время зимних праздников. Она упоминает в письме, что наведывается домой к бабушке Тедди на несколько рождественских дней. Есть вероятность, что Бо и Роджер находят способ колесить по почищенным дорогам магического города и за его пределами, пока Андромеда самозабвенно думает, будто четверо подростков просто гуляют по заснеженным улицам волшебного мира. Дейзи переключает передачу и добавляет газу, но Гермиона ни капли не сомневается в ее способностях. Она откидывается на спинку сидения и наслаждается моментом. Лана поет о том, как мужчина в рубашке покоряет ее сердце, и Гермиона в который раз отмечает, как хорошо маггловская певица чувствует всеми фибрами души тонкие и витиеватые чувства своих слушателей. — Я останусь дома, мам, — внезапно произносит Дейзи, глядя на дорогу. Гермиона тянется к динамику и несколько раз тычет по кнопке рядом, убавляя громкость. Убрав за ухо волосы, она смотрит через желтовато-золотистые линзы солнечных очков на правильный профиль дочери. — А как же Тедди? — единственное, что спрашивает Гермиона. Знает, что если Дейзи принимает решение, ее уже никак не сдвинешь с намеченного пути. Она жмет плечами. — Потом, — коротко отзывается она. Больше вопросов Гермиона не задает. Понимает, что дочь на них не ответит, а ставить ее в неловкое положение Гермионе не хочется. Она чувствует материнским сердцем, что что-то не так у Дейзи в ее взаимоотношениях с Тедди. Когда девчонке было пятнадцать, она порхала от одного только упоминания Люпина. Сейчас этого трепета она не видит. Гермиона только надеется, что ей удастся поговорить с ней позднее по этому поводу. Она не хочет, чтобы сердце дочери было разбито. Однако, если такое случится, она хочет быть рядом. Гермиона не желает ей своей судьбы. Не хочет видеть ее рыдающей на лестнице в красивом платье, пока она снимает туфли, купленные на собственные сбережения по баснословной цене ради такого события. Думая о вещах насущных, связанных с ее ребенком, Гермиона даже не замечает, как вдалеке уже виднеется знакомые массивные ворота с железными прутьями. Передав свою идентификационную карточку мужчине возле шлагбаума, они трогаются с места, въезжая во двор. Гермиона коротко рассказывает, куда нужно поворачивать, и Дейзи послушно подъезжает к нужному зданию, паркуясь недалеко от двери. Заглушив двигатель, Дейзи отстегивает ремень безопасности и снимает солнечные очки, глядя перед собой. Мелодичный голос Ланы затихает, в машине воцаряется тишина, но лишь на мгновение. — Мне следует быть к чему-нибудь готовой? — задает вопрос Дейзи, по-прежнему глядя перед собой. Гермиона оборачивается и сглатывает. Ох, Мерлин, доченька, как бы мне хотелось, чтобы ты не испытывала тех болезненных эмоций, которые я вижу на твоем лице. — К безразличию, — негромко отзывается Гермиона сиплым голосом. Дейзи какое-то время смотрит перед собой, после чего на мгновение смотрит на маму и кивает. — Это несложно, я думаю, — таким же тихим голосом отвечает она. Они выходят из машины одновременно и закрывают двери. Дейзи ставит автомобиль на сигнализацию и кладет ключи в задний карман джинс. Они не успевают пройти и трех шагов, из дверей необходимого им здания выходит мужчина в белом халате. Дейзи даже чуть вздрагивает и непроизвольно останавливается. Не она одна замечает, как этот человек похож на ее отца. — Миссис Снейп, — в приветливом жесте кивает он, подходя ближе. — Доктор Сепсис, — отзывается Гермиона, слегка кивнув в ответ. — Меня не было на прошлой неделе, хотя я присылала письмо о прибытии, а сейчас… — Все в порядке, — останавливает ее мужчина. — Позволите узнать, кто сегодня с вами? Дейзи вздергивает подбородок. Она терпеть не может, когда о ней говорят в третьем лице, если она находится рядом с потенциальным собеседником. — Это… — начинает Гермиона. — Дейзи Снейп, — немного резко произносит она, останавливаясь возле врача. Август оборачивается к девушке и чуть кланяется. — А вы… — Дочь, — тут же отвечает она. Целитель на мгновение зависает, непроизвольно глядя то на Гермиону, то на новую посетительницу. Пазл в голове складывается сам по себе. Ох, Мерлин, Северус был прав. Август снова кивает и протягивает руку. Дейзи нехотя жмет ее и тут же убирает за спину. Гермиона это замечает. В ней столько черт характера и маленьких жестов Северуса, что она поражается из раза в раз. — Август Сепсис, врач мистера Снейпа, — представляется он, — прошу за мной, — указывает он на дверь здания и идет первым. Дейзи морщит нос, стоит им войти. Пахнет в белоснежной больнице почти также, как в крыле мадам Помфри в Хогвартсе. Чем-то обеззараживающим и безысходным. Они идут вдоль длинных коридоров, освещаемых плоскими лампочками под потолком. — Вам придется немного подождать в приемной, — внезапно останавливается Август. — Процедура мистера Снейпа совсем скоро закончится, — кивает он. — В вашем распоряжении кафетерий и комната отдыха. Я дам вам знать, когда можно будет идти. Дейзи смотрит по сторонам, скрестив руки на груди. Слова целителя пролетают мимо нее. — Спасибо, мистер Сепсис, — отвечает за обеих Гермиона. Мужчина кивает, оставляя их наедине. Гермиона присаживается в одно из кресел и кладет ногу на ногу, скрещивая руки на груди. Она чувствует себя неуютно в больнице постоянно, но сейчас ее тревога не касается ее пребывания в Мунго. Она беспокоится за Дейзи. Боится, что ей придется столкнуться впервые с тем, с чем Гермиона связывается из раза в раз. Со слепым безразличием ко всему живому со стороны Северуса. — Я возьму нам кофе, — внезапно произносит Дейзи, заприметив вдалеке автомат с растворимыми напитками. Гермиона коротко кивает, чуть дергая уголками губ. Она помнит этот автомат. Помнит напитки в нем, дешевый растворимый кофе и сильно ароматизированный персиковый чай. Гермиона почти чувствует запахи, потому что воспоминания о них связаны с первым визитом ко врачу вместе с Северусом. Комната отдыха такая же. Ее проблема такая же. Сколько бы лет ни прошло, истина проста: у круга присутствует начало, но нет конца. Гермиона хмыкает. Отвратительное умозаключение, пусть и правдивое. Макушка Дейзи виднеется из-за высокой стеклянной стойки с медикаментами. Гермиона оглядывается по сторонам. Ее взгляд непроизвольно задерживается на открытой двери одного из кабинетов. Какой-то врач выводит улыбчивого пациента, о чем-то с ним разговаривая. Гермиона смотрит на них какое-то время, а затем вдруг замечает, что дверь остается открытой, а за ней… Она встает на ноги не по собственной воле, не в силах оторвать взгляда. Гермиона идет вперед и даже моргать боится, потому что порой ей кажется, что на фоне всего происходящего она иногда не в ладах с собой, и ей могут казаться вещи, которых на самом деле нет. Однако, стоит ей войти в пустой кабинет и коснуться его, сомнения исчезают. Черное потертое фортепиано совсем не похоже на то, что стоит в поместье, но… Гермиона так скучает по музыке. По музыке, которую они создают с Северусом, когда они играют в паре. По этой причине она не практикуется более двух месяцев, потому что не может заставить себя зайти в комнату с фортепиано. Здесь у нее появляется возможность, и она, зачем-то, за нее хватается. Присев на крошечный продавленный стульчик, Гермиона ласково проводит по клавишам. Она рассчитывает на выработанную годами грациозность, но нервы дают о себе знать, и один раз палец дрожит, попадая по клавише сильнее, чем нужно, от чего по просторному помещению гудит приятный звук. Ох, Мерлин, как давно я не играла. Удивительно, но звук очень чистый. Кажется, за инструментом действительно ухаживают и поддерживают его в хорошем состоянии, потому что, пусть внешний потертый вид и не внушает доверия, начинка инструмента действительно хороша. Гермиона кладет руки на клавиши. — Они здесь, — говорит в этот самый момент в палате Август, обращаясь к Северусу, когда санитар заканчивает процедуру и выходит, оставляя их наедине. — Я прошу вас отнестись к их визиту серьезнее, мистер Снейп, — он на мгновение замолкает. — Помните, пожалуйста, о чем я вам говорил. Порой… Август не заканчивает мысль, потому что его отвлекают внезапные звуки. Они совсем не похожи на банальные ноты «собачьего вальса», который у него уже в печенках сидит. Эта мелодия вызывает незнакомый ему до сегодняшнего дня трепет. Это что-то новое. Целитель замечает, как меняется лицо Северуса. — Прошу меня извинить, — поднимает он указательный палец вверх, — мы придем через пару минут, будьте готовы. Не замечая ничего прочего, Август выходит из палаты Северуса и идет на незнакомые этому месту звуки. Он замечает, как возле одного из кабинетов сбивается в кучку толпа зевак, стараясь разглядеть кого-то внутри помещения. — Разойдитесь, прошу вас, — профессиональным тоном произносит он, — позвольте мне, я только… Август был уверен, что сейчас войдет в комнату и попросит внезапного концертмейстера прекратить внеплановое выступление. Он относится скептически к собственным ощущениям до тех пор, пока не видит нарушителя душевного спокойствия пациентов и даже персонала больницы. Он замирает вместе с ними. Уверенные руки миссис Снейп бегают по клавишам плавно, но при этом торопливо, звучат пассажи и аккорды, против чистоты которых посмел бы возразить только опытный музыкант, но это не точно. Август Сепсис думает, что за фортепиано сидит мужчина, пока слышит ноты из соседнего помещения, но… Ох, Мерлин, он и подумать не может, что исполняет женщина! Он мог бы ожидать услышать от нее любую мелодию, но никак не громогласную прелюдию Рахманинова, которую, по скромному и непопулярному мнению Августа, исполнить может только мужчина. С первых же тактов Гермиона уверенно начинает владеть фортепиано; она словно парит над клавишами, будто самостоятельно поднимает струны своими бледными пальцами, вкладывая в мелодию всю свою твердость, силу и… Безысходность. Она сидит не точно посередине фортепиано, а немного справа. Так, будто кто-то сидит рядом с ней по левую руку и помогает воплощать ее замысел. Август чувствует незримое присутствие еще одного человека рядом с миссис Снейп, и ему не трудно догадаться, кто же это. Вот только по этой, наверное, причине, ритм ее сбивается, и она нетерпеливо распрямляет плечи еще сильнее, сжимая губы. Однако она продолжает играть с сильным желанием и некоторым хладнокровием, и эти качества трудно представить для этой хрупкой, на первый взгляд, женщины. Август по-новому смотрит на Гермиону Снейп. Она всегда кажется ему немного чопорной и высокомерной, ведь именно так она и ведет себя с ним каждую встречу, но сейчас, сидя на этом маленьком обветшалом стульчике так затравленно, но при этом достойно, Август с удивлением смотрит на ее полузакрытые веки и беглые движения, поражаясь тому, что именно она вкладывает в свою игру. Всю свою боль, все опустошение, всю печаль, скорбь и все то, что она завязывает в себе тугим узлом и тянет до предела, не ослабляя хватки с начала апреля этого года. Ее игра обрывается также быстро, как и начинается. В какой-то момент она просто бросает руки на клавиши, опуская вниз голову, и те с лязгающим звуком глотают мелодию, пресекая ее на корню. Плечи миссис Снейп едва дрожат, она глубоко дышит. Вдыхает носом и выдыхает ртом. Август двумя отработанными годами движениями указывает санитарам, чтобы те начинали уводить зевак. К тому времени, как Гермиона поднимает голову и оборачивается, возле входа в кабинет стоят лишь двое. Целитель Сепсис и Дейзи. Гермиона чуть вскидывает брови, побуждая первого говорить. — Мы можем идти, — указывает он себе за спину большим пальцем. Гермиона кивает, поднимаясь с места. Лишь почувствовав в своей ладони руку дочери, она понимает, что ее бросает в холод, несмотря на то, что сердце бьется, как бешеное. Август подводит их к палате и останавливается возле дверей. — Миссис Снейп, вы сообщали дочери о том, к чему следует быть готовым? — спрашивает он. Гермиона коротко кивает. Дейзи не выпускает руку матери из своей. — Хорошо, — чуть поджимает он губы, поражаясь тому, какое же это необыкновенное семейство. — В таком случае, проходите. Едва дверь открывается, Гермиона прекращает дышать, глядя перед собой. Северус стоит в саду к ним лицом. Руки его опущены вдоль тела, но взгляд… Он смотрит не на них, себе под ноги, но Гермиона чувствует его даже в нескольких метрах. Она знает, что он слышал. Не мог не услышать. Она ведь не только для себя играет. Она играет и для него. Просит его тем самым ее услышать. Дейзи переглядывается с Августом, а затем ловит взгляд матери. Гермиона ободряюще кивает, стараясь улыбнуться. Дейзи отпускает ее руку и на негнущихся ногах идет вперед. Обогнув кресло, она подходит к стеклянной двери и, на мгновение замерев, выходит в сад. Подошва кроссовок утопает в мягкой траве. Слышится шелест кроны маленькой ивы. — Пап, — осторожно зовет она, по факту не представляя, к чему быть готовой. Она нервно сжимает и разжимает кулачки, когда подходит к нему еще ближе. Северус пока все еще смотрит куда-то перед собой, словно переваривая какую-то информацию. Дейзи на мгновение смотрит назад, глядя на целителя и маму, после чего возвращает свое внимание родителю. — Я сборную к победе привела в этом году, — внезапно произносит она, не зная, что еще говорить. — Хаффлапафф на втором месте среди факультетов был в конце года, — чуть жмет она плечами. — А еще я получила превосходно по зельеварению. Все потому что ты научил меня делать зелье «Живой смерти» по своему рецепту… А еще я… И она замирает, оборвав фразу, когда его взгляд на мгновение становится не таким отчужденным, а осознанным. Северус поднимает голову и смотрит на свою дочь, не отрывая взгляда. На длинные темные волосы, глубокого цвета зеленые глаза, аккуратный вздернутый нос и плотно сжатые губы. Северусу так хочется сделать это. Так хочется вдохнуть полной грудью, разомкнуть губы и позвать ее по имени, но у него не хватает сил. От света дочери боль внутри ухает меньше, и агония становится терпимой. Ох, Мерлин, она же мое сердце, вот почему боль ее боится. Зацепившись за эту мысль, Северус делает полшага вперед и, прикладывая неимоверное количество усилий, чуть тянет вперед руки, стараясь приподнять их вверх. Дейзи замечает это моментально, прерывисто вздыхает и, не сдержавшись, всхлипывает. — Пап… Она сводит на переносице брови и, раскинув руки, бросается в его объятия, обвивая руками шею. Гермиона ахает от неожиданности, опуская ладонь на грудную клетку и делая пару шагов вперед на негнущихся ногах. От бешеного выплеска эндорфина в крови начинает биться быстрее сердце, будто заново запуская механизм на полный оборот. Август слегка приоткрывает рот, когда Северус закрывает глаза, утыкаясь щекой в волосы дочери и поднимая руки, чтобы коснуться ее острых лопаток. Гермиона не замечает, как в глазах сами собой закипают слезы, а на губах начинает играть немного сумасшедшая, но искренняя улыбка. — Август, — сквозь слезы выдыхает Гермиона. — Август, вы… Ох, Мерлин!.. Она не находит слов, чтобы выразить свою благодарность, только прерывисто дышит, улыбаясь и даже посмеиваясь сквозь слезы, пока прикладывает пальцы к губам. Ее сердце оживает от того, что она видит. Северус идет на контакт с Дейзи. Значит, и у нее тоже сегодня наконец появляется шанс оказаться в его объятиях. Только сам Мерлин знает, как сильно Гермиона скучает по нему. Как сильно, невозможно, безумно скучает. — Ох, Мерлин, — снова выдыхает она нервный смешок, — мне надо срочно умыться, — утирает она щеки тыльными сторонами ладони. Гермиона никогда в жизни, наверное, не была так счастлива от того, что заплакала. — Нет, миссис Снейп, не уходите, — просит Август. — Вы должны остаться. — Я не хочу, чтобы он видел мои слезы, — кивает она. — Только не сейчас… — Но он идет на контакт, — не уступает Август. Гермиона нетерпеливо вздыхает, снова утирая слезы. — Я понимаю, но… — Вам необходимо быть сейчас здесь, — настаивает целитель, — это важно. Подобные слова целителя впервые имеют вес для Гермионы. Обычно к трепу Августа она не прислушивается, потому что все всегда сводится к тому, что «каждый переносит это по-разному», но сейчас Гермиона впервые видит существенный прогресс, поэтому… Уступает. — Хорошо, — коротко кивает она. Гермиона утирает лицо и делает глубокий вдох, после чего смотрит в сад и взгляда от своей семьи оторвать не может. Она замечает, как Дейзи что-то негромко говорит в плечо родителю. Гермиона видит это по едва шевелящимся губам Дейзи. В какой-то момент она выпускает Северуса из объятий и поднимает голову. Она снова о чем-то спрашивает отца, после чего указывает в дверной проем рукой и ловит взгляд матери. Гермиона почти подрывается на месте, намереваясь выйти в сад, но буквально через секунду Дейзи уже идет обратно, немного остервенело вытирая щеки. Едва дочь подходит, Гермиона замечает ее покрасневшие глаза. В их семье каждый друг друга стоит. Даже слезы они друг другу показывают настолько редко, что за все эти годы их можно сосчитать по пальцам. — Прости, мам, — подходит к ним наконец Дейзи, — но он не хочет, чтобы ты подходила. Гермиона ощущает, как внутри у нее что-то непоправимо, навсегда ломается, и острые концы врезаются ей в легкие. Она непроизвольно опускает ладонь на желудок. Она настолько не может поверить в услышанное, что ее начинает мутить. — П-почему? — отчего-то заикается она. — Он не говорил со мной, — отвечает Дейзи, — только слушал, а затем я спросила, позвать ли тебя, и папа… — Дейзи на мгновение замолкает, когда видит взгляд матери, — он покачал головой из стороны в сторону. Гермиона немного нервно вздыхает и рисует на губах улыбку, игнорируя очередной приступ тошноты от того, как сильно ей становится нехорошо от услышанного. Она не убирает ладонь с желудка, словно это как-то может помочь. — Хорошо, — наконец выдавливает она. — Что ж, ладно… Хорошо… — она сглатывает кислоту, поднимающуюся из желудка по пищеводу, и снова чуть улыбается. — Можешь пока идти к машине, Дейзи, я недолго переговорю с доктором Сепсисом. — Ладно, — не спорит она; впечатлений у нее от встречи неимоверное множество. Девушка скомкано прощается с целителем и выходит из палаты. Гермиона смотрит на то, как Северус садится на плетеное кресло спиной к ним. Гермиона чувствует, как в ней снова просыпается что-то такое, что она давно в себе глушит, а вымещает в последнее время только на Рольфе. Гнев. Наконец. Она сжимает кулаки и срывается с места. Август успевает поймать ее за предплечье в следующую секунду. — Миссис Снейп, постойте, пожалуйста, не нужно, — тараторит он. — Почему? — старается она вырваться; боль и гнев клокочут в ней. — Почему он не хочет видеть меня? Почему не может просто взять за руку? Почему? Почему?! Ох, Мерлин, в ее голосе столько непомерной тоски, что ею можно отравить все Магическое сообщество поголовно. — Миссис Снейп, — старается вразумить ее Август, не ослабляя хватки, — мы с вашим мужем долго шли к этому. Мы готовились к встрече с вашей дочерью. Это не случайная реакция! Гермиона перестает вырываться и оборачивается через плечо. Каштановые пушистые волосы падают ей за спину. Она во все глаза смотрит на целителя. — Правда? — удостоверяется она. — Да, — наконец выдыхает он, ослабляя хватку, когда понимает, что она больше не вырывается, — кажется, я начинаю понимать, с чем работаю. И как все вернуть на круги своя. Гермиона вскидывает брови. — Неужели? — саркастично вопрошает она. — Поделиться не хотите? Девушка бросает быстрый взгляд на его пальцы на своем предплечье, и Август понимает все без слов, отпуская ее руку. Гермиона ведет плечом. Ее надменный взгляд возвращается на место, холодная сталь карих глаз прибивает к земле. — Пока нет, — качает он головой. — Потрясающе, — выплевывает она. Этот образ совсем не вяжется у него с той девушкой, которая играла на фортепиано полчаса назад. Сколько же лет ей понадобилось, чтобы так обрасти броней? У нее определенно был достойным учитель, и настоящую миссис Снейп видели воочию только единицы. Только самые близкие. — Я обычно не боюсь ошибаться, — решается отстоять себя Август, — но не в случае мистера Снейпа, — он на мгновение замолкает. — Я не хочу давать ложных надежд, я никогда так не делаю. Гермиона смотрит в темные глаза целителя и вспоминает тот самый день, когда они с Северусом впервые к нему приходят. Да, он действительно ложных надежд не дает, и Гермиона убеждается в этом на личном опыте. Горьком, но опыте. Поэтому она просто кивает, скрещивая на груди руки. Кивает и уходит из палаты, бросив взгляд на макушку Северуса, торчащую из кресла. Одними губами Гермиона Снейп шепчет о том, как любит его. Она всегда это говорит и всегда будет. Дорога домой не запоминается. Гермиона понимает, что нет смысла донимать Дейзи расспросами, потому что говорит только она, а не Северус. Наверняка она рассказывает ему все то, что пишет в последних письмах, которые получает Гермиона за два крайних месяца учебного года. Гермиона, конечно, и без того все рассказывает Северусу, но Дейзи наверняка хотелось рассказать самой, что она привела свою команду по квиддичу к победе. Они снова заново прослушивают альбом Ланы и затем включают радио. Дейзи иногда что-то рассказывает мимолетно о Хогвартсе, но поездку в Мунго они не обсуждают. Пока сами переваривают. Слишком много всего разом случается. Особенно для Дейзи. Едва переступив порог дома, в руки Гермионы попадает письмо, которое ей передает Моди. Джинни пишет о том, что хочет приехать. В постскриптуме она упоминает, что прибудет не одна, но просит не говорить об этом Дейзи. Джинни с первых строк дает понять, что разговор важный, и откладывать его нельзя. Она сразу догадывается, о чем будет идти речь. О внезапно разболтанной новости, которую Гермионе необходимо было сообщить лично Дейзи, а не через пятые руки. Она пишет ответ, что они могут прибыть в любое время сегодняшнего дня. Сова Поттеров всегда была быстрой, а теперь ставит свой личный рекорд. Всего через полчаса зеленые языки в камине оповещают о том, что прибывают гости. Гермиона и Дейзи встречают с улыбкой Джинни, которая раскидывает руки для объятий. — Дейзи, — обнимает она крестницу. — Тетя Джинни, — зарывает она на мгновение глаза, а после размыкает объятия. — Знаете, я думаю, что в этом году мы летом можем тренироваться, как обычно, — на одном дыхании произносит она. Джинни бросает взгляд на Гермиону, а после снова переводит его на крестницу. — Ты уверена? — негромко спрашивает она. — Да, уверена. Джинни отходит на шаг в сторону и целует в щеку Гермиону, приобнимая ее за предплечья. Едва она отходит от камина, Дейзи вспыхивает и скрещивает руки на груди, глядя на второго внезапного гостя, который до этого момента остается незамеченным. — А он что здесь делает? — холодным тоном интересуется она. Кровь вмиг отливает от лица Джеймса, и он нервно начинает перекатываться с пятки на носок, бросая взгляд на мать. Джинни сочувственно поджимает губы, но не вмешивается Ох, Мерлин, ну, нет, и думать не смей впутывать меня во всё это, это ваша война, вам и организовывать перемирие. Мы в детстве были точно такими же, и взрослые в наши разногласия посвящены не были. — Я пока буду в столовой, попрошу Моди заварить нам чаю, — первой нарушает молчание Джинни и уже тянет за собой Гермиону, потому что детей следует оставить наедине. Пора закапывать топор войны. Джинни готова косвенно помогать, но сама вмешиваться ни в коем случае не станет. Дейзи нагоняет маму в тот момент, когда Джинни исчезает за дверью столовой. — Мне что, с ним сидеть? — шикает она. Гермиона спокойно смотрит на дочь и чуть дергает уголком губ. — Да нет, — просто отвечает она. — Делай, что хочешь. Дейзи сглатывает. — Ладно. Она скрещивает руки на груди, стоя рядом с закрытой дверью столовой и чувствуя на себе взгляд Джеймса, который по-прежнему топчется возле камина. Ох, и хватило же наглости заявиться в дом ее родителей после случившегося! Дейзи фыркает от собственных мыслей и оборачивается, сурово сдвинув вместе брови. — Что надо? — холодно чеканит она. Джеймс делает несколько неловких шагов вперед. — Я это… — старается сформулировать он мысль, — извиниться хотел за то, что ляпнул вчера дома. Дейзи фыркает. — Совой бы прислал, — огрызается она. Джеймс снова делает пару маленьких шагов вперед и нервно теребит веревочку на капюшоне толстовки. Дядя Северус однажды говорит ему, что не стоит держать обиду на близкого тебе человека, иначе оно выльется в то, что потом сложно будет исправить. Кажется, он говорит правду. Джеймс только надеется, что сказал он не слишком много дурного. — Мне надо было сказать тебе это лично, — отвечает он. — И что? Ждешь прощения? Дейзи сильнее скрещивает на груди руки. Выбившаяся из-за уха темная прядь мешает и лезет в глаза, но девчонка не обращает на нее внимание, потому что слишком рассержена. — Прощаю, — отрывисто произносит она. — Легче? Джеймс жмет плечами. — Не знаю. — Вот и я не знаю. Они молчат. Дейзи кусает нижнюю губу, глядя куда-то в окно двора, Джеймс теребит обе веревочки, глядя на свои руки. Тишина давит на уши. Нетрудно догадаться, кто не выдерживает первым. — Ты не имел права такое говорить, — по-прежнему глядя в окно, произносит Дейзи. — Я знаю, — поднимает Джеймс взгляд, — прости меня. — Это был не твой секрет, Джеймс, — чуть качает она головой, снова нервно покусывая губы. — Я понимаю, я… — Ты сделал мне больно. Джеймс собирается до этой фразы продолжить приносить свои извинения, но теперь они встают у него поперек глотки. Это я-то сделал ей больно?! Да Мерлина ради! Теперь наступает очередь Джеймса фыркнуть. От неожиданности Дейзи оборачивается и удивленно смотрит на него. — Ты тоже сделала мне больно, Дейзи, — смотрит он на нее. — И не один раз. И даже не два. Дейзи сначала собирается вспылить и уже набирает в грудь воздуха, как вдруг осекается. Мерлин, он ведь прав. Да, обстоятельства разные, сравнивать все глупо. Так же бессмысленно меряться обидами и глубиной их нанесения. Кажется, не наглость подталкивает Джеймса прийти в этот дом. Смелость. Дейзи чуть кашляет и наконец заводит за ухо мешающую прядь. — Я иду тренироваться, — направляется она в сторону выхода на задний двор, потому что в доме находиться совершенно не хочет. Джеймс распахивает глаза. — Можно мне с тобой? — выпаливает он. Дейзи останавливается и оборачивается, чуть нахмурив брови. Ей немного непривычно, что больше ей не нужно наклоняться. Они с Джеймсом почти одного роста, она всего на пару сантиметров его выше. — И что ты собираешься делать? — она даже старается задать вопрос помягче. Джеймс жмет плечами. — Да просто… буду там. Дейзи какое-то время смотрит на Джеймса, но осознает, что никаких мыслей в голову не лезет. И ей становится так хорошо от этого. Так хорошо просто не думать какое-то время. Тишина между ними висит несколько секунд, но она теперь терпимая. — Под ногами не мешайся только, — наконец отвечает она. — Без проблем, — заверяет ее Джеймс. Дейзи цокает языком и на мгновение закатывает глаза, когда идет первая в сторону выхода на задний двор. Джеймс непроизвольно помогает ей переключиться хотя бы на пару минут от того, что сейчас происходит в ее жизни. От тех проблем, что окружают не только ее, но и жизни близких ей людей. Джинни разливает в чашки чай и протягивает одну из них Гермионе. Им предстоит долгий разговор, новостей скапливается немало.