Темная магия оставляет шрамы

Следуя за траекторией волшебства, последний крючок попадает на место, и штора оказывается полностью повешена на карниз. Мягкий тюль струится бежевой волной вдоль окна, когда Северус опускает вниз палочку. Гермиона подходит к мужу и поднимает вверх голову. — Я бы и сама смогла сделать, — расслабленно замечает она, чуть склонив голову. — С бытовыми заклинаниями я хорошо справляюсь. — Никто не спорит, — обернувшись, отмечает Северус, — но мне спокойнее, когда ты просто раздаешь указания, а не рвешься в бой с ремонтом. Гермиона улыбается, бросив на него лукавый взгляд. Северус негромко цокает языком. — Ни одна живая душа не должна знать, что я такое произнес вслух, — заявляет он. Девушка смеется и подходит к Северусу, просовывая ладошки под его опущенными руками и сцепляя их в слабый замок на его спине. — Ты же непреклонный и суровый, верно? — наигранно нахмурив брови, задает она вопрос. Мужчина опускает голову. — Разумеется, — поддерживает он ее игру. — Никогда не прогибаешься под начальство и держишь планку выдающейся главы отдела Магических происшествий, — продолжает она. — Не без этого, — соглашается он. Гермиона делает маленький шаг вперед, чтобы оказаться чуть ближе, и приподнимает голову, едва прикрыв глаза. — А если я буду твоим начальником? — шепчет она ему губы с легкой улыбкой. Северус чуть облизывает губы. Сердечный ритм нарушается. — Я пересмотрю свое отношение к работе, это стоит признать, — мягко отвечает он. Гермиона растягивает губы в улыбке и приподнимается на носочки, продолжая игру. Коснувшись кончика его носа своим, Гермиона невесомо прикасается к его губам и тут же мягко начинает опускаться вниз, вмиг замечая, как Северус магнитом тянется за ней. — Попался, — шепчет она и улыбается. Северус сокрушенно качает головой, на мгновение обернувшись в сторону, чтобы совладать с эмоциями. Она с ума его сводит временами. Чувства к Гермионе растут в нем с каждым новым днем, и он не может понять, как такое возможно. Как даже спустя столько лет брака он продолжает смотреть на нее так, будто она — весь его мир. Эти эмоции были чужды ему до того момента, как Гермиона приходит в его жизнь. Сейчас же он искренне счастлив испытывать их. Именно с ней. Только с ней. Исключительно. Гермиона искренне улыбается, когда он снова смотрит на нее с бесконечной теплотой и светом в искрящихся глазах. Мерлин, если бы ты знал, как я тебе благодарна за него. Никогда, слышишь, никогда не смей забирать его у меня. Я просто не смогу тебе этого простить. Гермионе не хватает слов от переполняющих эмоций, она просто немного нервно кивает и, прикрыв глаза, тянется к нему, обхватив теплой ладонью за шею. Северус каждый раз целует ее так, как это произошло после их разлуки в две тысячи четвертом. С бешеной нежностью, горячим сердцем и теплыми ладонями на ее пояснице. Гермиона внезапно вздрагивает, разрывая поцелуй. — Что такое? — смотрит на нее с тревогой Северус. Девушка какое-то время сосредоточенно смотрит перед собой, а затем снова едва заметно вздрагивает. — Дай руку, — протягивает она ладонь. Северус без колебаний протягивает ее. Гермиона кладет его ладонь себе на живот и накрывает ее своей. Северус взволнованно дышит и не произносит ни слова, только смотрит на то, как девушка сосредоточенно водит его ладонь по своему животу, выискивая какое-то определенное место. — Странно, — хмурится Гермиона. — Только что ведь было, мне точно не показалось. Северус заинтересованно вскидывает брови. Гермиона поднимает взгляд. — Он толкался, клянусь тебе, — заверяет она. — Это было так, — она немного нервно улыбается, — необычно… Северус хочет что-то сказать, но не знает, что именно. Гермиона продолжает водить ладонью по животу, не выпуская его руки из своей. — Он ведь на что-то отреагировал, — старается разобраться девушка, глядя мужу в глаза. — Что-то ему понравилось, раз он дал о себе знать, как думаешь? — Наверное, — чуть жмет плечами Северус. — Может, он… — Ой, — непроизвольно делает маленький шаг назад Гермиона, опустив вниз голову, потому что это снова происходит неожиданно, — ты почувствовал? Северус замирает на мгновение, а после отрицательно качает головой. Гермиона сжимает губы. Что-то помогает малышу давать ответную реакцию, только вот что именно? Озарение приходит внезапно. Гермиона поднимает на Северуса яркий взгляд. — Скажи что-нибудь еще, — просит она. Мужчина озадаченно хмурится. — Что, например? — интересуется он. — Даже не знаю, — неопределенно машет она свободной рукой. — Какой-нибудь рецепт зелья или что погода хорошая… Что хочешь… Северус переминается с ноги на ногу, в задумчивости сдвинув брови. Немного погодя, он набирает в грудь воздуха, возвращая свое внимание супруге. — Сыворотку правды приготовить и просто, и сложно, — начинает он. — Она отличается от других зелий отсутствием цвета и запаха. Основным ингредиентом в приготовлении является… И в этот раз они вздрагивают одновременно. — Северус! — искренне и ярко восклицает она. — Ох, Мерлин! — округляет он глаза, не в силах выразить эмоции. — Я почувствовал, я… Это?.. — Да! — чувствует она дрожь собственных рук от переполняющего счастья. — Кажется, он, — девушка на мгновение смотрит вниз, — он любит твой голос, Северус… Мужчина с дрожью вздыхает, чувствуя, что на волю выбираются слишком искренние эмоции, которые он не очень любит, потому что они выдают истинную сущность его души. Ее мягкую, любящую сторону. Северус смаргивает эти эмоции, опускаясь перед Гермионой на колени и мягко касаясь живота девушки ладонями. — Тебе голос мой нравится, молодой человек? — старается держать себя в руках Северус. Гермиона искренне и немного нервно смеется, опуская вниз голову и убирая прядь волос за ухо. Малыш снова дает о себе знать. В этот раз Гермиона не вздрагивает, только закусывает от переполняющих чувств нижнюю губу и не сдерживает улыбки, пусть и смотрит теперь на своего мужа через дымку слез. — Мы очень ждем тебя, — негромко произносит он и прикасается губами к ткани футболки, закрыв глаза. Гермиона гладит мужа по волосам, чувствуя, как от переполняющей любви к Северусу у нее заходится в бешеном ритме сердце. Малыш лупит в ответ на его слова, и Гермионе хочется только одного: чтобы эти воспоминания никогда в ее памяти не померкли. В дальнем углу пациент роняет на пол баночку с краской. Северус возвращается в реальность, открывая глаза. Отвратительную, серую и безликую реальность, единственными цветами которой являются голубой и красный. Красный — на запястье у Северуса. Голубой — вновь на его холсте. Северус бросает кисточку под ноги и встает с места, молча удаляясь из класса. Марианна хочет ринуться следом, но Август только мягко поднимает руку. Он каждый раз так делает. — Пусть идет, — произносит он и снова подходит к мольберту, холст которого оказывается с одним и тем же изображением из раза в раз. Август чуть склоняет голову, рассматривая картину. Кажется, с каждым разом он все сильнее прорисовывает детали. Боль, которую боится показывать другим, он оставляет здесь, на холсте. Боль пропитывает его краски. Боль марает его кисточки. И каждый мазок изображения. — Унесите, — коротко бросает Август, и медбрат забирает с мольберта холст, направляясь к выходу. Марианна тут же оказывается рядом и смотрит с немым вопросом в глазах на своего наставника. Она уважает Августа, она работает с ним уже много лет плечом к плечу, но некоторые его поступки совсем не понимает. Не может увидеть, откуда в предмете ее восхищения порой столько жестокости. — Прекратите подсовывать ему зачарованные холсты, — просит она, — это бесчеловечно. Август трет лицо ладонями и опускает руки в карманы халата, обернувшись к девушке. Если бы у него был выбор, он бы давно поменял пару сотрудниц местами, отправил бы Марианну с глаз долой на другой этаж и под руководство другого целителя, но правила устанавливает не он. Его порой раздражает тот факт, что Марианна так узко мыслит и не замечает очевидного. Однако злиться он не хочет, и без того работа не легкая. К тому же, не на виду у всей группы разглагольствовать о состоянии пациента. — Выпьем чаю? — внезапно произносит он. Марианна расправляет плечи и поджимает губы. Вопрос застает ее врасплох. Август никогда раньше не зовет ее перекусить вместе, даже не заикается об этом. Марианна предпринимает попытки вывести его на разговоры вне работы и даже предлагает сходить куда-нибудь после смены, но получает от Августа отказ. Мягкий, но отказ. Это было несколько лет назад, и больше Марианна не пытается. — Давайте, — сдержанно кивает она. Август сцепляет руки в замок за спиной и выходит из класса. Марианна семенит рядом с ним, старается подстроиться под шаг. Девушка заводит за ухо под шапочку темную прядь и снова вздергивает подбородок. Марианна чувствует некоторое напряжение между ними, она знает задумчивое молчание Августа. Обычно он так ведет себя, когда хочет поставить ее на место. Такое уже бывало, она же не первый год с ним работает. — Зеленый пьешь? — останавливается у кулера Август, обернувшись к девушке. Марианна сжимает губы. Столько лет вместе работают, а он так и не запоминает, какой чай она предпочитает. — Каркаде, — негромко отвечает она, потупив взгляд. Август чуть вскидывает брови, словно слышит об этом впервые, и, налив в две чашки кипятка, кладет на ее блюдце пакетик с каркаде. Он кивком указывает девушке на свободный столик и ставит перед ней чашку, когда она садится. Они молча заваривают чай. Марианна думает о том, что Август снова сегодня не обедает. Девушка предполагает, что он наверняка и не завтракает дома. Ей становится жаль его. Август слишком много работает с того момента, как к ним в отделение поступает мистер Снейп. — Марианна, — кладет он наконец ложку на блюдце, размешав сахар, и поднимает взгляд. Девушка прерывисто вздыхает и сцепляет руки под столом. Ох, Мерлин. Тон знакомый. Она не любит этот тон. Он ее почти пугает. — Я прошу тебя впредь не оспаривать мои действия и решения при посторонних, — вкрадчиво произносит он, глядя в бледно-золотистые глаза девушки. — Я раз уже спустил это на тормоза, впредь такого не будет. Марианна чувствует, как вспыхивают щеки. Она опускает взгляд в чашку, наблюдая за тонкой витиеватой траекторией пара. — Я знаю, мы бок о бок давно работаем, но не превращай такого рода высказывания в привычку, — негромко продолжает он. Марианна кивает, но не поднимает взгляд. Ей чудовищно стыдно за свое поведение. — Простите, мистер Сепсис, — шепотом тараторит она. — Такого больше не повторится. Август чуть поджимает губы и откидывается на спинку стула. Да, он хотел осадить ее, но не подозревал, что она так остро отреагирует. За бесконечной работой подход к девушкам он забывает совершенно. — Не воспринимай близко к сердцу, — просит он. — У меня не было цели обидеть тебя, я просто… Хотел, чтобы ты поняла. — Я поняла, — кивает она и теперь поднимает взгляд. Марианна бесконечно радуется, что Август извиняется. В своей манере, уклончиво, но извиняется. Она не умеет долго держать обиду, особенно на него. Девушка чуть дергает уголком губ в улыбке, и Август заметно расслабляется. — Давай проясним ситуацию, чтобы ты видела полную картину, — кладет он руки на стол, намереваясь вывести разговор в профессиональное русло. Марианна чуть ерзает на месте и с энтузиазмом кивает. Она любит работать с Августом, как бы то ни было. — Я не ставлю ему зачарованные холсты после первого опыта, — начинает он. — Я ставил его один раз. Марианна удивленно округляет глаза. — Что? — склоняется она ниже. — Он что, рисует одно и то же сам? Как такое возможно? — Это не просто рисунок, Марианна, — нетерпеливо произносит он. — Это его боггарт. Подсознание вынуждает его рисовать это, чтобы вытравить яд скорби, которого в нем чрезмерно много. Девушка озадаченно качает головой. — Не понимаю, — сознается она. — Как ему помогает терапия рисования, если он из раза в раз сталкивается лицом к лицу со своим… — она замолкает, обдумывая слова, — страхом?.. — А как иначе ему его побороть? — спрашивает он. — Закапывая глубоко в себе проблему, мы ее не решаем, — объясняет Август. — Только заставив ее выбраться на поверхность, мы можем решить ее, столкнувшись лицом к лицу. Марианна нетерпеливо вздыхает, сжимая на мгновение зубы. Август говорит правильные вещи, да только толку от его слов никакого. Она действительно порой не понимает принцип его лечения. — Но ему же не становится лучше, — настаивает она. — Это только причиняет ему боль. — Ошибаешься, — не соглашается с ней Август. — Это заставляет его очнуться. Девушка теряет запал своего праведного негодования и закрывает рот, шумно выдохнув через нос. Он опять прав. Ох, Мерлин, и за что ты подкинул мне в жизнь именно этого человека. С ним же невозможно разговаривать. — И что вы думаете делать дальше? — задает Марианна резонный вопрос. Август делает глоток чая и немного морщится. За разговорами он остывает, а целитель холодный сладкий чай терпеть не может, только горячий пьет. Причем исключительно горячий, чтобы даже пищевод обжигало. — Я буду разговаривать с ним, — просто отвечает он. Марианна, не сдержавшись, фыркает, скрещивая на груди руки. Брови Августа ползут вверх от такой реакции, и девушка тут же берет себя в руки, потому что моментально вспоминает, как он осаждает ее десятью минутами ранее. — Да бросьте, мистер Сепсис, — старается смягчить она ответ, — он же два месяца молчит. С чего вы взяли, что именно сейчас он начнет говорить с вами? — Кто тебе сказал, что он будет говорить? — не понимает он. — Говорить буду я. Марианна морщит брови. — Кажется, вы немного позабыли смысл слова «разговор», — снова начинает злиться она. — Это когда в дискуссии участвуют двое, мистер Сепсис. Август устало смотрит на девушку. Она действительно мыслит крайне узко для данной профессии. Его поражает, что она не понимает очевидных вещей. Он и не собирается говорить с Северусом о том, что случилось. Он хочет просто говорить с ним. Хочет, чтобы Северус его иногда слушал. Это еще один маленький шаг после терапии рисования, плавно вплетенный в общий процесс лечения, который Август продумывает не первый день и даже не первую неделю. Август осознает, что не сможет объяснить ей глубинные методы его работы. Она же просто медсестра. — Мистер Сепсис, вы сегодня обедали? — вдруг спрашивает она. Август поднимает взгляд на девушку и хмурит брови. С чего вдруг такие вопросы с ее стороны? Мужчина недолго молчит. — Кажется, нет, — рассеянно отвечает он, обескураженный внезапным вопросом. — Почему ты спрашиваешь? Марианна неопределенно жмет плечами, потупив взгляд. — Просто спросила, — отзывается она. В молчании они сидят пару долгих мгновений. Августу молчать с Марианной не нравится, есть в ней что-то такое, что отталкивает его. И дело тут не только в профессиональной сфере. Девушка она нескладная, неоднозначная. Очень худая, как тростиночка, и высокая. В ней нет той очаровательной женственности, присущей девушкам ее возраста. Порой Август даже забывает о том, что она противоположного пола. Он воспринимает ее только как коллегу. Исключительно. Иногда ему кажется, что она только здесь, в Мунго, и существует, а за его пределами этой волшебницы просто нет. — Мне надо поработать, — встает Август с места. — Еще увидимся. Марианна смотрит в его удаляющуюся спину, не сводя взгляда с усталых, слегка сутулых плеч, и не понимает, как ей объяснить собственные слова и поступки. К своему чаю она так и не прикасается. Холодный чай пить не любит. Август наблюдает за Северусом еще пару дней. Следит за его поведением в «Кругу дружбы», смотрит на его состояние на других плановых процедурах. За завтраком он замечает, что Северус съедает половину тоста, и едва подавляет в себе радость. Значит, он не ошибается. Получается, терапия рисования, которая непроизвольно оказывается шоковой, дает свои плоды. Он решает сегодня приступить к своему следующему этапу лечения, не думая о рисках. Больше времени терять нельзя. Северус сидит в углу гостевой общей комнаты, не слушая приглушенный шум других пациентов. Он смотрит в окно, опустив ногу на ногу. Руки мужчины брошены на бедра ладонями вверх. Он слышит, как кто-то подсаживается за его стол. Мужчина оборачивается. — Здравствуйте, мистер Снейп, — кивает Август и присаживается на стул напротив, опустив перед собой деревянную коробку с настольной игрой. Северус бросает на целителя безразличный взгляд. — Знаете, говорят, что «Игра в слова» — одна из самых забавных в мире, — начинает он, открывая коробку. — Ведь в этой игре нет «неправильных» слов, — вываливает он содержимое. На поверхность стола высыпаются деревянные квадратики с темными буквами. Август начинает переворачивать каждую из них рубашкой вверх. Северус молча смотрит на то, что он делает. — Здесь каждое слово правильное, — продолжает он. — Например, — он задумывается, — «прекрашное», — чуть улыбается он. — Скажете, что нет такого слова? — смотрит он на Северуса. — Ошибаетесь, есть. Август кладет поле для игры перед ними и достает платформы букв для участников. — Я расскажу вам, что такое «прекрашно», — кивает он. — Поступив в одиннадцать лет в Хогвартс, я осознал, что странный ребенок. Северус все еще смотрит на то, как Август бегло переворачивает оставшиеся буквы. — Все вокруг считали магию прекрасной, а я ее боялся, — смотрит он на своего пациента, — всех к ней тянуло, а меня она отталкивала, — объясняет он. Август перемешивает буквы. — Выставите буквы сами или мне помочь? — прерывает он свой рассказ и, зная заранее отсутствия ответа, просто кивает. — Обещаю не подсматривать. Целитель начинает выбирать буквы и ставить то на табличку Северуса, то на свою. — Когда я выбрал медицину, многие отнеслись к моему выбору скептически, особенно отец, — не прерывает своего рассказа Август. — Видел меня юристом, — он чуть морщится, — никогда не любил офисную работу. Северус бросает быстрый взгляд на целителя, но тут же опускает его вниз. — Только когда я вышел на практику, я понял, почему выбрал медицину, — кивает Август. — Я был единственным стажером-практикантом, кто настаивал на маггловских методах медицины, потому что очень этим увлекся, особенно на старших курсах, — кладет еще по букве Август. — Как итог, — смотрит он на Северуса, — я стал первым целителем Мунго с опытом создания швов иглами вручную, а не с помощью магии. И по-прежнему таким остаюсь, потому что молодые целители боятся маггловской медицины. Он недолго молчит. — То, что других пугает, для меня является прекрасным, — заканчивает он мысль. Август переводит дух, раскладывая оставшиеся для игры буквы, и откидывается на спинку стула, глядя на своего пациента. — Я вот к чему веду, мистер Снейп, — целитель даже не ждет, что Северус посмотрит на него, — ваше состояние кажется мне точно таким же, — старается подобрать он слова. — Вы не хотите показать мне, что за вашим состоянием стоит какой-то поступок, — он ненадолго замолкает, — прекрасный и страшный одновременно. Август не ожидает, что Северус отреагирует, но он поднимает взгляд, и глубокая темнота пациента смотрит на него под новым углом. Так, словно Август понимает что-то такое, что сам Северус долгое время старается скрыть. — Я продолжу разговаривать с вами, мистер Снейп, если вы не против, — не прерывает Август зрительного контакта, — продолжу вас навещать даже не как врач, потому что вы не кажетесь мне пациентом с такой же ситуацией, как у всех других в группе красных браслетов. Август все еще смотрит в глаза своего пациента и с каждой последующей секундой ему кажется, что его доводы не лишены истины. Что он наконец нащупывает ту самую, необходимую нить для лечения Северуса, которую он так старательно прячет от него все эти недели. — Позвольте помочь вам, Северус, — наконец заканчивает он. Северус смотрит в глаза Августу еще какое-то время, а затем отворачивается. Август сжимает губы. Он сдается в собственных глазах, буквально разочаровывается в самом себе и своей двадцатилетней врачебной практике, потому что снова ошибается. Он уже собирается встать с места и уйти, как вдруг… Северус выбирает буквы на своей табличке. Август даже дыхание задерживает, во все глаза глядя на то, что происходит. Северус начинает выкладывать на поле слово. Целитель терпеливо ждет и, когда мужчина заканчивает, Август привстает с места, чтобы прочесть результат. — «Теполодно», — читает он и тут же все понимает. — Тепло и холодно. Неплохо, мистер Снейп, — хмыкает он, — по два балла за букву, значит, в целом, восемнадцать. Счет открыт, — ставит он пометку в блокнот, — но ставлю на то, что вам меня не обыграть. Тут я просто дока, — с наигранным самодовольством замечает он. В общем холле негромко гудят пациенты. Кто-то играет в нарды, что-то в одиночестве читает, кто-то гуляет во дворе. Только в углу комнаты врач и его пациент играют в слова. Забавно то, что никто, кроме Августа Сепсиса, не понимает, насколько это важно. На другом конце Британии в этот самый момент Гермиона ходит по комнате, наворачивая круги, и не выпускает из своей руки мобильного телефона, вынуждая абонента вести разговор почти битый час. — Блейз, прошу тебя, — в сотый или тысячный раз умоляет она. Молодой человек на том конце провода вздыхает. — Нет, Гермиона, не надо ехать в офис, — терпеливо повторяет он. — Если отец узнает, он с меня три шкуры спустит, — объясняет он. Гермиона закатывает глаза и нервно сжимает руку в кулак, наворачивая очередной круг по спальне. Кажется, еще пара десятков таких хождений, и в дорогом ковре появятся дыры. — Блейз, — вздыхает она. — Отец строго запретил подпускать тебя к работе, — не отступает он. Гермиона всплескивает рукой, шлепая себе по бедру. — Но почему?! — от непонимания злится она. — Потому что он беспокоится за тебя, — тут же отвечает он. — И я тоже. Девушка сжимает зубы и пропускает между пальцами волосы, зачесывая их назад. В комнате уже просто нечем дышать. Подбежав к окну, она ловким движением открывает его. Теплый летний воздух врывается в дом. Первый день лета полностью оправдывает свое название. — Дай мне приехать хотя бы на день, я с тобой квартальный доделаю, — не слышит его девушка. — Уверена, что ошибок не миновать и… — Я уже сделал его, — тут же отвечает парень. — Да чтоб меня, — злится девушка. Блейз шумно вздыхает. — Гермиона, я не знаю, что случилось, но, пожалуйста, — умоляет он, — сделай так, как говорит отец. Он обеспокоен, — Блейз делает паузу, — он очень обеспокоен твоим состоянием, поэтому, пожалуйста, будь в отпуске столько, сколько потребуется. Гермиона обессиленно закидывает голову назад и закрывает глаза. — Отец сказал, что, в противном случае, запечатает вход для тебя. Они какое-то время молчат. Гермиона облизывает пересохшие губы и нажимает пальцами на закрытые веки, чувствуя ломоту в каждой мышце тела. Разговор выматывает ее не хуже пробежки по утрам, которую она, к слову, давно не практикует в силу обстоятельств. — Я поняла, — сдается она. — Как скажешь. Гермиона почти чувствует по тишине на том конце провода, как Блейз сжимает губы и зажмуривает глаза. — Удачи, золотая девушка, — напоследок произносит он. Она сглатывает. — Пока, Блейз, — и кладет трубку. Гермиона бросает телефон в кресло и даже не следит за траекторией полета. Если упадет на пол, ей будет просто наплевать. Она кладет холодные ладони на горячую шею и опускает голову вниз. Тишина дома снова доводит. Ей просто невыносимо находиться здесь одной в четырех стенах. К Джинни путь заказан, говорить ей сейчас с подругой не о чем, как ни прискорбно, а мусолить одно и тоже ей совершенно не хочется. Запустив руки в задние карманы джинс, Гермиона уже собирается просто выйти во двор, потому что ничего другого просто не остается, как вдруг чувствует указательным пальцем в правом кармане какую-то вещицу. Подцепив ее, Гермиона подносит карточку к глазам. Та самая истертая визитка, которую Джинни отдает ей пару дней назад. Гермиона смотрит на имя и адрес пару мгновений, а после бросает взгляд на часы. Она понимает, что ей просто больше нечем заняться сейчас, а Джинни она пообещала, что к нему съездит. Так ей удастся скоротать время, ведь уже через два дня возвращается Дейзи. От одной только мысли об этом у нее на губах играет легкая улыбка. Так она и сделает. Забрав ключи от машины, Гермиона спускается по винтовой лестнице вниз. Проверив адрес местонахождения в навигаторе трижды, Гермиона жмет плечами, и умная машина прокладывает путь. В дороге ей снова становится спокойнее. Гермионе порой кажется, что вождение — лучшая помощь из всех возможных. Солнце не светит в лобовое стекло, что ее безмерно радует. Солнечные очки она не надевает, а окно не беспокоится открывать шире. Спустя час дороги она даже включает негромко радио, настраиваясь на какую-то волну, где крутят без конца простенькие песни. Голос в навигаторе оповещает о том, что она скоро прибудет. Гермиона заезжает в небольшой пригород с разношерстными частными домами. Кажется, она бывала уже здесь. Давно, но бывала. Ее догадки подтверждаются, когда она ненадолго тормозит у одного из домов. Если быть точным, это уже вовсе не дом, а лишь участок. Знакомая дворовая собака, совсем старая, бродит по обломкам разрушенного здания. Недалеко от поваленного забора стоит выцветшая табличка «Продается». Именно из этого дома Гермиона забирает Эванжелину одиннадцать лет назад, когда последний хозяин эльфийки отдает свою душу Мерлину. Кажется, участок так и не смогли продать. Может, это и к лучшему. На чужих костях грешно строить что-то новое. Гермиона отворачивается и плавно выжимает газ, продолжая путь. Не проходит и десяти минут скитаний по узким улочкам, как механический голос произносит заученную фразу: — Вы прибыли. Девушка тормозит и глушит двигатель. Она хмурится, когда выглядывает из окна, глядя на место назначения. Отстегнув ремень безопасности, Гермиона достает из сумки карточку и сверяет адреса. Кажется, все верно. Это ставит в еще большее замешательство. — Может, они переехали, — зачем-то произносит вслух девушка, пожав плечами. — Плевать, — вздыхает она, — наведаюсь просто для того, чтобы Джинни доказать, что была здесь. Захватив сумку, Гермиона выходит из машины и ставит ее на сигнализацию. Посмотрев по сторонам, девушка перебегает через дорогу и, не испытывая сомнений, толкает от себя дверь. Звенит колокольчик под потолком. Гермиона непроизвольно морщит нос, когда переступает порог. Запахи стоят настолько непривычные, что даже слегка мутит. На креслах ожидания сидят волшебники и волшебницы, да только руки у них не пустые. Одна совсем юная волшебница лет девяти сидит с прозрачным аквариумом, в котором Гермиона признает глизня. Рядом с ней посапывает колдунья в летах с демимаской, огромные и темные глаза которой с искренней внимательностью смотрят на вошедшую гостью. Шерсть демимаски кажется Гермионе слишком короткой. Возможно, поэтому хозяйка и приводит ее сюда. Худощавый мужчина с острым носом, на котором висят очки в тонкой оправе, гладит сидящего у него на поводке джарви, глазки-бусинки которого с прищуром смотрят на Гермиону. Хозяин что-то бубнит зверьку, но тот его определенно не слушает, после чего встает на задние лапы и открывает пасть. — Дрянная девка! — рявкает зверек. — Дрянная! Дрянная девка! Хозяин заливается стыдливым румянцем и прерывает поток брани питомца, тут же подсовывая ему какую-то еду. Зверек успокаивается, а мужчина в извиняющем жесте кивает Гермионе, на что та просто машет рукой. Она слышала об этих зверьках. И о том, что набираются они таких фразочек от своих хозяев. — Добрый день! — появляется из кабинета девушка, в которой Гермиона видит секретаря. Вид у нее очень взволнованный. Видимо, она выполняет не совсем свои обязанности, раз сидит не на своем рабочем месте. — Прошу прощения, что не встретила, ассистент доктора еще не прибыла, я временно замещаю и, — она хаотично двигает руками в воздухе, — совсем не разбираюсь в том, что делаю, — выпаливает она и тут же об этом жалеет. Не стоит такое говорить потенциальному клиенту, но слов обратно не вернуть. Гермиона видит ее тревогу, но расслабленно машет рукой. — Не беспокойтесь, — заверяет она. — Всякое бывает. — Верно, — облегченно вздыхает девушка. Кажется, она многое бы отдала, чтобы в кабинет не возвращаться. — Так, чем я могу вам помочь? Гермиона подходит ближе и переминается с ноги на ногу, доставая повидавшую нелегкую жизнь потрепанную визитку. — Мне нужен, — она щурится, хотя имя прочитывает уже не первый раз. — Рольф, — кивает она. — Рольф Саламандер. Девушка положительно кивает. — Конечно, я без проблем запишу вас, — улыбчиво отзывается она. — Какое у вас магическое существо и что его беспокоит? Гермиона морщится. — Простите? — склоняет она голову в сторону. Девушка, уже схватив со стола папку с ручкой, готовится писать, но вновь поднимает взгляд. — Магическое существо, — повторяет она. — Вы без него, верно? Слишком большое или стеснительное? Лунный телец? — с интересом спрашивает она. Гермиона совершенно теряется от вопросов девушки. О чем она говорит? Какие существа? Ох, Мерлин, Джинни ее поставила в очень глупое положение! Видимо, это какой-то другой Рольф… И другой Саламандер. — Знаете, девушка, — Гермиона указывает себе за плечо на дверь большим пальцем, — наверное, я ошиблась, я шла к специалисту другой направленности и… — Лесли, что такое? — звучит приятный мужской голос. Гермиона и Лесли синхронно оборачиваются. Из кабинета выходит средних лет волшебник в белом халате, снимая с рук одноразовые перчатки. Его кудрявые русые волосы придают ему вид двадцатилетнего мальчишки, хотя по факту он намного старше. Светлые глаза с интересом смотрят на гостью. На груди мужчины висит бейдж с именем. — Да вот, доктор, тут одна мисс желает… — Ничего не нужно, правда, — тут же прерывает ее Гермиона, намереваясь уйти. Вся затея кажется ей крайне глупой, а ситуация, в которую она попадает, — смехотворной и унизительной. Ожидающие посетители во все глаза смотрят на разворачивающуюся дискуссию. — Постойте, мисс, — делает шаг вперед мужчина. Что-то в ее поведении кажется ему слишком знакомым. Гермиона нехотя останавливается. Он делает два шага к ней и протягивает вперед руку. — Рольф Саламандер, — приветствует он девушку. Она кивает. — Гермиона Снейп, — негромко отвечает она, чтобы другие не подслушивали, и жмет ему руку. Ладонь Рольфа сухая и теплая, рукопожатие крепкое и уверенное. Небесно-голубые глаза светятся добротой, присущей большинству представителей данной профессии. Да только не магозоолог ей нужен, а кое-кто другой. — Что привело вас сюда? — спрашивает он. — Магического существа у вас нет, я слышу. — Слышите? — хмурится Гермиона. Рольф забавно кривит линию губ в полуулыбке. — От вас пахнет духами и стиральным порошком, но никак не домашним любимцем, — немного смущенно отзывается он. — Простите за это. Гермиона чувствует себя огорошенной таким откровением, но быстро находится и чуть улыбается. — Да ничего, — поджимает она губы. — Издержки профессии, понимаю. — Верно, — кивает Рольф. — Так… почему вы здесь, миссис Снейп? Гермиона какое-то время молчит, подбирая слова, а после просто сгибает руку и раскрывает вторую ладонь, в которой все это время держит визитку. Изможденная временем и обстоятельствами карточка окончательно мнется, а из-за влажной ладони девушки буквы на ней становятся плохо читаемыми. Рольф бросает быстрый взгляд вниз и удивленно расширяет глаза. — Откуда она у вас? — интересуется он. — Моя подруга, — Гермиона старается говорить связно, — моя подруга Джинни была у вас много лет назад и… Рольф немного нервно бегает взглядом по плитке на полу, после чего как-то резко поднимает голову и смотрит новой знакомой в глаза. — Давайте в кабинете продолжим, — негромко произносит он, — здесь нас все слушают. Гермиона рассеянно кивает. — Как скажете. — Доктор Саламандер! Доктор Саламандер! — не дает им пройти и трех шагов проснувшаяся колдунья. — Вы примите меня? Я жду почти сорок минут! — Джорджиана, моя дорогая, я приму вас сразу, как закончу, только оставайтесь на месте и следите за демимаской, она чувствует вашу тревогу! Рольф словно знает подход к каждому пациенту, чувствует его волну, его настроение. Гермиона думает не о людях, а именно о магических существах. Им всем становится заметно спокойнее, когда Рольф появляется в поле их зрения. Кажется, будто они считают его своим негласным повелителем или спасителем. Рольф закрывает дверь, когда они входят в кабинет. В небольшом белоснежном помещении пахнет лучше, чем в приемной. На кушетке покорно лежит пес породы рассел-терьер с коричневым окрасом, и сначала Гермиона не понимает, что в нем такого особенного, пока питомец не замечает Рольфа и не начинает радостно вилять хвостом. Раздвоенным хвостом. — Это что, шишуга? — не верит свои глазам Гермиона. Гермиона помнит, как Хагрид о них упоминает еще во времена его преподавания курса Ухода за Магическими Существами на третьем году обучения в Хогвартсе. Это была тема пятого курса, но Гермионе было так интересно, что он рассказал эту тему и ей тоже. — Да, — кивает Рольф и гладит существо по голове. — Очень дружелюбный, любимец Митси, девочки, которая сидит в углу приемной. Вы ее наверняка не заметили. — Не заметила, — продолжает рассматривать питомца Гермиона. Удивительно, но, за исключением хвоста, он совсем не кажется ей каким-то волшебным. — Наглотался всякой гадости, как обычно, и Митси привела его ко мне с раздутым животом, — смотрит он на пса. — Но сейчас все хорошо, да? Хорошо, Зои? — чешет Рольф ему брюхо, и пес лупит от радости своим раздвоенным хвостом по кушетке, принимая ласку. Гермиона чуть улыбается от этого, но хорошее настроение быстро проходит. Они приходят сюда поговорить. Девушка не может отрицать, что видит изумление на лице доктора в тот момент, когда достает потрепанную временем визитку. — Миссис Снейп, — немного зажато держится Рольф, поднимая на нее свой светлый взгляд, — я давно не практикую психиатрию. Гермиона чувствует, как сердце пропускает удар. Да, она много раз говорит себе, что едет сюда просто так, чтобы Джинни успокоилась, но на деле это не так. Ее беспокойство за мужа выходит на новый уровень, ей хочется хоть с кем-то об этом поговорить, но ее не слушают и не слышат. Все говорят о другом. Даже ее самая близкая подруга. — Я выучился в этом направлении назло отцу в юности, но осознал собственную глупость, когда попал в сферу, которой противился в подростковом возрасте, — рассказывает Рольф. — Я отошел от дел психиатрии больше десяти лет назад. Джиневра была одним из моих последних пациентов. Теперь она понимает, почему Рольф отвел ее подальше от чужих ушей. Заикнись он в их присутствии о том, что лечит не только животных, но и людей, он бы лишился лицензии. Гермиона молча выслушивает откровения мужчины, наблюдая за его скромной натурой. У него большое и доброе сердце, это заметно сразу же. Он так скромен, потому что ему стыдно, раз его «неправильную» специальность откопали спустя столько лет? Или просто человек он такой? С людьми тяжело сходится. — Решили лечить магических существ, а не души людей? — задает резонный вопрос Гермиона. Рольф проводит ладонью по русым волосам, потревожив хаотичные кудри, и смущенно улыбается. — С ними общий язык найти проще, — жмет плечами Рольф. — С существами, я имею в виду. — Понимаю, — кивает Гермиона, сильнее скрещивая на груди руки. — Сама терпеть не могу людей, — немного язвительно отзывается она. В запястье Рольфа тычется мокрым носом пес и слабо скулит. Он определенно требует внимания, и Гермиона понимает, что отнимает у магозоолога драгоценное время. В приемной сидит целая очередь, а добродушный Рольф уделяет ей золотые минуты. — Значит, вы мне не поможете, — решает не томить его Гермиона, поднимая взгляд. Рольф смотрит в золотисто-карие, уставшие глаза волшебницы и прилагает все усилия, чтобы сказать правду. Чтобы сделать невозможное. Чтобы отказать человеку, который просит о помощи. Ох, Мерлин. — Я сожалею, — сводит мужчина на переносице брови. Гермиона замечает веснушки на крыльях его носа. — Но нет. — Ясно, — тут же кивает Гермиона. — Спасибо, — опускает она ладонь на ручку двери, — спасибо, что потратили мое время. Гермиона не оборачивается, не прощается с Лесли, только вылетает из заведения, глядя себе под ноги. Она чувствует себя ужасно. Она обижает человека своей резкостью, который ничем ей не обязан. — Проклятье, — злится девушка сама на себя, чувствуя подступающий к горлу ком. Гермиона мысленно дает себе десятки пощечин. Время! Она упоминает о том, что он тратит ее время, хотя сама только и делает, что пытается убить каждую минуту собственными руками! Она испытывает жгучую неприязнь к себе. Гермиона умудряется так обидеть такого светлого человека с большим сердцем! Да что со мной такое?! Я никогда себя так не вела! Она продолжает ругать себя, когда идет вдоль тротуара, не разбирая дороги, после чего, блуждая в своих мыслях, с размаху в кого-то врезается. — Ох! — стискивает Гермиона зубы от сильного удара плечом. — Я прошу прощения! — машинально хватается она за худые предплечья какой-то волшебницы. — Я не заметила вас, прошу меня… Гермиона поднимает взгляд и в изумлении смотрит в лицо случайной прохожей. Светлые глаза выглядят старше, белесые волосы струятся почти до самой поясницы. На ней голубая безрукавка широкой вязки и белая рубашка не по размеру, потому что у нее подвернуты рукава. Длинная юбка скрывает щиколотки, из-под нее виднеются только остроносые замшевые ботинки. — Полумна? — немало удивляется Гермиона. — Полумна, это ты? — Здравствуй, Гермиона, — безмятежно улыбается она. Только тонкие паутинки морщинок вокруг глаз выдают ее возраст. Тоже самое можно сказать и о Гермионе. Полумна смотрит в карие глаза давней подруги медленно и осторожно. — Как ты? — спрашивает она. Гермиона неопределенно жмет плечами, обхватывая себя руками. Ей, почему-то, хочется закрыться ото всех. Даже от Полумны, хотя она не из тех людей, от кого следует закрываться. — Хорошо, — кивает она. Полумна внимательно смотрит на Гермиону. — Какое у тебя магическое существо? — спрашивает она. Гермиона озадаченно хмурится. — Я просто видела, как ты выходила, — объясняет она. Девушка заметно расслабляется. — Я там работаю, слегка опаздываю, но… Это ерунда, — жмет она плечами. — Если хочешь, можем немного пройтись. Мы давно не виделись. Гермиона чуть склоняет голову, поджимая губы. От Полумны веет теплотой и спокойствием, почти волнами от нее исходит доброжелательность и свет. Гермионе просто хочется задержаться рядом с ней подольше, потому что ей даже дышать легче. — Можно, — кивает она. Они медленно начинают шагать вдоль узкого тротуара. Им навстречу никто не идет, а с другой стороны дороги бредет всего пара человек. Три часа дня, ничего удивительного. Обычно люди работают в это время, а не находятся в бессрочных отпусках. — Почему наведывалась к магозоологу? — повернувшись, задает вопрос Полумна. Гермиона смотрит себе под ноги, стараясь не наступать между плитками, иначе это подпишет ей безоговорочный проигрыш. — Мне дали визитку и… — сразу хочет открыться Гермиона, как во времена юношеской наивности, но тут же осекается, — да, не столь важно. Врач все давно больше не занимается этим… — Психологической помощью? — спокойно спрашивает Полумна. Гермиона останавливается, почти с ужасом глядя на нее. — Да, — заторможено отвечает она, — да, как ты узнала? Полумна спокойно улыбается. Теплый ветер треплет ее светлые волосы. Совсем не похожа она на тридцатишестилетнюю, больше двадцати пяти ей просто невозможно дать. Девушка заводит за ухо прядь. — Я давно здесь работаю, — объясняет она. — Понятно, — кивает Гермиона. Они молчат, пока идут рядом. Гермионе приятна эта тишина. Полумна снова оборачивается. — И ты хотела получить помощь или порадовать человека, который тебя сюда направил? — спрашивает она. В этот раз Гермиона действительно оказывается не на шутку напугана. Сделав шаг в сторону, она останавливается и снова скрещивает на груди руки, с подозрением глядя на давнюю знакомую. — Ты как это делаешь? — старается разобраться она. Полумна чуть улыбается. — Я всегда хорошо понимала людей, — Гермиона чувствует, как снова расслабляется даже от тембра ее голоса, — с возрастом стало получаться еще лучше. Я буквально… вижу чувства. Даже те, что люди пытаются скрыть глубоко внутри. — Это пугает немного, — откровенничает Гермиона, — но ты права, да, я… Хотела порадовать свою подругу. Полумна, чуть склонив в сторону голову, продолжает смотреть в глаза Гермионе. — Тебя сюда не только это привело, — рассказывает она. — Еще другое… Что-то печальное, — непроизвольно касается своей грудной клетки Полумна, — вот тут. Гермиона чувствует мурашки вдоль позвоночника, но они проходят сразу же, как Полумна мягко касается ее запястья всего на мгновение. Кажется, даже звон в ушах проходит и головная боль становится тише. Или она себе просто это внушает? Гермиона хмурится. — Ты можешь ничего мне не рассказывать, если не хочешь, — снова начинает идти вперед Полумна, заложив руки за спину, — мы же с тобой не лучшие подруги. Гермиона вмиг начинает чувствовать себя неловко. — Прости мне мою прямолинейность, — буквально через пару секунд оборачивается к ней девушка. Гермиона жмет плечами. — Да, — делает она паузу, — ничего… Я просто… И она чувствует, как слова готовы потоком хлынуть с ее языка. — Просто я искала, чем занять себя, — продолжает Гермиона идти только по плиткам, — начальник к работе не подпускает, с отпуском я не в ладах, потому что привыкла работать, особенно, в последние месяцы, а дочь приедет только послезавтра. Вот я и приехала сюда, чтобы, — Гермиона переводит дух, на мгновение перестав тараторить, — убить время… — Твоя душа болит, Гермиона, я чувствую, — мягко произносит Полумна. — Она болит о близком тебе человеке. Носок туфли попадает на границу между плитками. Гермиона понимает, что это поражение. Она поднимает взгляд. Гермиона не знает, почему так происходит, но она испытывает острую потребность просто сказать о том, кто ее действительно беспокоит, потому что ее тревог не слышат. — Мой муж, — выдыхает Гермиона, глядя девушке в глаза. — Только это… долгая история. Полумна коротко кивает и останавливается. — Я понимаю, что ты не хочешь рассказывать, — кивает она, — но это ничего. Гермиона даже не замечает, как они подходят к ее машине. Она не успевает понять, сама она добирается до нее или Полумна ее приводит. Неужели можно настолько хорошо чувствовать других людей или у Гермионы просто разыгралось воображение? Ее все равно радует, что разговор можно закончить. — Я рада была увидеться, Полумна, — достает Гермиона ключи, открывая дверь. Она чувствует себя спокойно и взволнованно одновременно. Это вообще возможно? — Я тоже, — улыбается девушка. Гермиона садится в машину и, помахав на прощание, трогается с места, пребывая в смешанных чувствах. — Это ничего, Гермиона, — глядя ей вслед, произносит вслух Полумна. — Я уже увидела всё, что мне нужно. Автомобиль скрывается за поворотом. Полумна направляется на работу, и ей кажется, что разовое опоздание на двадцать минут в данном случае играет большую роль для человека, из-за которого она задерживается. Она уже знает, что в этом районе еще появится старенький шевроле ее давней знакомой.