Темная магия оставляет шрамы

Гермиона уверенно выходит из камина и, вздернув подбородок, направляется вдоль главного холла Министерства. Она заводит за ухо челку и поправляет выбившуюся из юбки блузку, не сбавляя шага. На каблуках Гермиона ходит теперь так уверенно, что иногда сама поражается этому, если хотя бы на секунду задумывается. Ее приветствуют проходящие мимо волшебницы кивком головы. Волшебники снимают с головы шляпу, когда ловят ее взгляд, чтобы пожелать доброго утра. Гермиона половины из них не замечает, но машинальная улыбка мелькает на ее губах, потому что таков порядок. И таково ее положение в этом месте. — Гермиона? Девушка останавливается на месте, почувствовав на своем предплечье несильную хватку. Она непроизвольно хмурится, потому что не терпит вторжения в свое личное пространство от посторонних, но гнев быстро сходит на милость, когда она замечает знакомое лицо. — Джинни, — заученная годами улыбка непроизвольно украшает ее губы, — здравствуй. — Привет, — потянувшись, целует ее девушка в щеку. Гермиона снова чуть улыбается. — Ты к Гарри заходила? — догадывается она. — Да, — поправляет Джинни огненные волосы, пропустив их между пальцами. — Он много работает сейчас, конец квартала, — объясняет девушка. — Я в отпуске на неделю, поэтому заскочила к нему, чтобы оставить обед. Гермиона кивает. Джинни смотрит на подругу и поджимает губы. На нее будто совершенно другой человек смотрит. Она делает полшага к Гермионе, но плеча не касается, пусть обычно всегда так делает. Джинни кажется, что, прикоснувшись к подруге, у нее онемеет от холода ладонь. — Ты как? — вопрос срывается сам, и Джинни прикусывает язык. Наиглупейший вопрос. Отвратительный во всех отношениях, но Джинни просто не знает, что еще спросить. Она не понимает, как ей теперь себя вести. Гермиона неопределенно жмет плечами и поджимает губы. — Нормально, — кивает она, и заученная улыбка уже хочет снова украсить ее губы. — Мне не ври, прошу тебя, — резко произносит Джинни и тут же осекается, обхватив себя руками и потупив взгляд. — Извини, — коротко бросает девушка, — просто у нас не за горами четвертый десяток, а ты так и не поняла, что я знаю тебя лучше кого-либо. Гермионе хочется возразить. Хочется пригвоздить взглядом к месту единственную подругу и грозно заявить, что лучше всех ее знает собственный муж, но… Гермиона сглатывает вмиг подобравшийся к глотке комок. Джинни замечает изменение в ее поведении сразу. — Навещала его? — осторожно спрашивает она, переступив с ноги на ногу. Гермиона отводит взгляд в сторону, смотрит мгновение куда-то сквозь толпу, словно кого-то там выискивая, и возвращает свое внимание подруге, поправив прическу. Она немного хмурится, потупив взгляд, и наконец кивает. — Поговорили? — не подумав, спрашивает Джинни. И ей себе язык отсечь хочется. Гермиона рассказывает ей о каждом визите к супругу в Мунго. Коротко порой, расплывчато, в двух словах, но рассказывает. Гермионе тяжело, но Джинни не до конца понимает, как такое вообще возможно. Как Гермиона держится так стойко, принимая на себя удары судьбы один за другим, но при этом продолжая бороться. Джинни искренне хочет знать, откуда у нее столько сил. Это поразительно. Чтобы чем-то занять руки, Гермиона начинает теребить ремешок сумки. — Нет, — смотрит она вниз, снова нахмурив брови. — У него что-то вроде, — она на мгновение задумывается и снова поднимает на подругу взгляд, — постшока… Он… все еще не говорит, — кивает она, — ни с кем. Даже со мной. Джинни смотрит в карие глаза подруги и подавляет в себе приступ сочувствия, который Гермиона не переносит, как бы то ни было. Ни сочувствия, ни жалости, ни сострадания. Гермиона ненавидит, когда эти чувства проявляют к ней. Приобретенная черта характера от мужа, это стоит признать. Однако Джинни сдается в собственных глазах, когда решается на прикосновение. Потянувшись вперед, она обхватывает предплечье подруги, слабо его сжимая. Ее опасения оказываются бессмысленными. Рука подруги теплая, как и всегда. Никакого холода нет. Джинни опускает руку. Короткий жест поддержки оказывается очень к месту. Гермиона чуть дергает уголком губ в полуулыбке, но она кажется такой мертвой, что подгибаются колени. — Как ты справляешься? — в этот раз Джинни не корит себя за вопрос. Любой бы задал. — Да я же работаю, Джинни, — произносит Гермиона таким тоном, будто уговаривает слабоумного положить на место канцелярский нож. — Я в порядке, — положив руку на сердце, отзывается она. — Нормально. Гермиона не любит вот такие разговоры. Все всегда сводится к тому, что кому-то ее жаль. Даже Джинни со стержнем стальной леди через раз справляется, что уж говорить о других. Она поэтому почти не приходит к Джинни последние три недели. Это видеть в глазах других еще терпимо, в глазах лучшей подруги — невыносимо. Чтобы намекнуть на затянувшийся разговор, Гермиона многозначительно смотрит на часы. — Знаешь, я побегу, наверное… — Скажи, как такое бывает? — пытается увидеть ее эмоции Джинни. И у нее не выходит. — Что именно? — хмурится Гермиона, уже заранее сделав полшага назад, потому что полностью готова уйти в родной сердцу офис, чтобы утонуть в работе. Джинни заводит за ухо волосы, не сводя с подруги взгляда. — Человек становится призраком, хотя все еще жив, — произносит она. Гермиона поджимает губы. — О чем ты? — старается она ее понять. Джинни сглатывает. — Разве не это с тобой происходит, подруга? Гермиона горько усмехается, глядя куда-то в сторону. Как же она устала от этого. Почему все не могут просто жить дальше, а не напоминать ей о случившемся? Почему все считают своим долгом выразить свое сочувствие, когда оно ей абсолютно никуда не впилось? — Джинни, — выдыхает Гермиона и рисует улыбку, — я просто волнуюсь за Северуса. Это всё, — проводит она ребром ладони невидимую линию, взмахнув рукой. — Скоро Дейзи приезжает, на работе завал, дел не сосчитать. У меня просто нет времени на то… Она захлебывается словами от негодования. — У меня просто нет ни на что другое времени, — заканчивает она мысль и снова смотрит на наручные часы, в этот раз сделав первый шаг. — Мне пора, увидимся, Джинни. Гермиона разворачивается на каблуках и направляется в сторону лифтов, едва подавив в себе желание закатить глаза. Мимо по-прежнему бредут волшебники, необходимо держать марку и продолжать глупые приветствия. — Гермиона! — снова слышит она голос подруги. Заставив себя остановиться, девушка оборачивается. Джинни в три шага подходит к ней. Волосы девушки дергаются от каждого нового шага. Замерев на расстоянии вытянутой руки, Джинни набирает в грудь воздуха. — Пожалуйста, не закрывайся от меня, — чистосердечно произносит Джинни, спрятав подальше свою сложную натуру. Ей тяжело даются такие слова, но она их произносит. Гермиона в этот раз улыбается почти искренне. Она видит беспокойство Джинни, оно почти витает в воздухе вокруг нее. Гермиона не понимает, почему она так волнуется за нее. Она справится. Сейчас же я хорошо справляюсь, Джинни что, не видит?.. — Я и не думала закрываться, — мягко произносит она и понимает, что придется сказать кое-что еще, чтобы окончательно убедить подругу в том, что она в порядке. — Я заеду в выходной? Джинни моментально расцветает на глазах, ярко улыбается и перекатывается с пяток на носки и обратно. Она неопределенно машет руками в воздухе, не зная, что сказать. — Отлично, — наконец отвечает она. — В любое время буду ждать. Гермиона кивает. — Хорошо, — подходит она к подруге и смазано целует в щеку. — Увидимся, пока. Гермиона радуется тому, что можно больше не улыбаться, когда поворачивается к подруге спиной. Будние дни на работе не отличаются друг от друга. Работы много под конец квартала, и это обычное дело. Гермиона иногда до самого закрытия сидит в кабинете. Порой дело доходит до абсурда, потому что домовик гремит после полуночи ключами, намекая на то, что пора бы и домой идти. Гермиону совсем не удивляет, что и сам Гарри засиживается в офисе до позднего вечера. Положение положением, а отчеты проверять приходится за каждым сотрудником. Да только Гарри есть смысл спешить домой к Джинни, Альбусу и Лили, а вот Гермионе… Ей нет никакого смысла идти домой. Поместье без хозяев почти пустует. Дейзи в Хогвартсе, Северус в Мунго, а Гермиона не вылезает из Министерства, потому что без мужа и дочери в доме страшно тоскливо. К тому же, в одну из комнат Гермиона теперь просто не знает, как войти. Будь это в ее силах, она бы запечатала вход. Моди с Эванжелиной пытаются первые две недели поддерживать хозяйку дома, убирают дом до скрипа и блеска, готовят прекрасные блюда и стараются быть рядом. Гермиона правда пытается быть благодарной, но у нее просто не хватает ресурсов быть дома в одиночку. Пожилые эльфийки и без того готовили на одну персону, а теперь им совсем становится печально. Иногда Гермиона не ест дома вообще ни разу, только ходит на обед в Министерстве. Все для того, чтобы в поместье быть как можно реже. В душ, поспать, сменить гардероб. И снова на работу. Не все так однообразно, вовсе нет. Гермиона именно так себя и успокаивает, когда ходит на плановые массажи к одной женщине с богатым опытом в области, которая ей крайне необходима. Сначала Гермиона не понимает, как ей контролировать возникшую у нее проблему. Она даже обращается за помощью в Мунго, но ей говорят, что все пройдет само со временем. Ничего не проходит. Грудь болит, спать на ней становится невозможно, поэтому девушка среди ночи срывается в Мунго повторно. Дежурная медсестра обещает позвать врача и выбегает с рабочего места, скрываясь в коридоре. Гермиона стоит в полутьме и почти плачет, не скрывая гримасу нестерпимой боли. Ей даже к себе не прикоснуться. — Не сцеживала? — слышится рядом незнакомый, грубоватый голос. Гермиона оборачивается, заприметив возле дверей пожилую женщину с короткой стрижкой седых волос. В руках она сжимает швабру, рядом с ней стоит ведро с мутной темной водой. Гермионе так больно, что у нее не хватает сил анализировать ситуацию в целом. — Сказали, что пройдет, — выдыхает она. Женщина чертыхается. — Варвары, — клацает она языком. — Когда? — задает она следующий вопрос. Гермиона даже не просит ее конкретизировать. — Три недели назад. Женщина отставляет швабру к стене и, вытерев руки об халат, направляется к Гермионе слегка вразвалочку. Она разворачивает девушку к себе лицом, взяв ее за предплечья, и внимательно смотрит, сощурив глаза. — Долго тянула, — сетует она. — Они тебе тут ничем не помогут с таким делом, — кивает женщина. — Всучат сонное зелье и скажут, что пройдет. Так вот, не слушай, — смотрит она своими серыми глазами ей в самую душу, — не пройдет… Гермиона даже не знает, что ответить. Только стоит, не обронив ни слова, потому что ее почти парализовывает от импульсивных вспышек боли, от которых в жар бросает и холод с завидным постоянством. — Что… — Гермиона едва находит в себе силы. — Что мне делать?.. Женщина отпускает ее предплечья, и Гермионе едва удается устоять на ногах. — Помогу тебе, — просто произносит она. — Вижу, что человек ты хороший, только плохое с тобой приключилось. Права я? — заглядывает она ей в глаза. Гермиона морщится от боли. — Сколько? — задает она встречный вопрос. — Потом договоримся, если второй раз захочешь прийти, — берет женщина Гермиону за запястье и тянет за собой. — Идем. Имя мое — Джуди. Джуди уводит Гермиону в дальнюю подсобку какими-то тайными коридорами, усаживает ее на высокий стул и протягивает плотный трикотажный жгут. — Что это? — поднимает взгляд Гермиона, принимая в руки странный предмет. — Зубами стиснешь, — моет руки Джуди, — чтобы язык или губу себе не прокусить, — тянется она за полотенцем. — Всякое бывает. Гермиона сглатывает и молча наблюдает за тем, как Джуди направляется к ней, разминая руки; сжимая и разжимая пальцы. — И чтобы не слышно было криков, — добавляет женщина своим старческим голосом. — Будет больно, врать не стану. Но и прекращать не собираюсь, пока тебе легче не станет, так что будь готова, — смотрит она на Гермиону. — Спасибо еще скажешь. Целительница сказала правду. Не солгала ни о чем. Было больно. Так страшно, безумно больно, что разрывалось от пульса сердце. Так, что немели ноги, сводило суставы, а из глаз брызгали слезы. Когда Джуди заканчивает, у Гермионы трясутся колени, зуб на зуб не попадает, челюсть дрожит. В зубах она больше не может сжимать жгут. Он мокрой тушей падает ей на колени. Ниточка слюны зацепляется за уголок рта и тянется вниз. Гермиона изломляет губы в плаксивом оскале. — Ну, тише, душенька, — вытерев о полотенце дрожащие руки, произносит Джуди, — еще немного осталось. Когда Джуди просит ее приподнять руки, чтобы ей было удобнее затянуть на ее грудной клетке эластичный бинт, просьба кажется почти нереальной, но она использует свои резервные запасы адреналина и делает это. Гермиона после этого почти ничего не помнит. От боли стираются воспоминания. Однако, проснувшись утром, она понимает, что Джуди права. Ей становится легче. Легче дышать, ходить, говорить, спать и просто жить. Джуди совсем не удивляется, когда видит Гермиону через два дня в Мунго, и та просит ее о курсе таких практик, потому что никто больше не в силах ей помочь, кроме нее. Джуди соглашается, а цену за свои услуги ставит такую смехотворную, что Гермиона, не задумываясь, сама увеличивает стоимость каждого сеанса в два раза. Джуди буквально спасает ее здоровье, а этому цену вообще сложно назначить. Живет она в бедном квартале Магической Британии, и Гермионе приходится добираться туда на машине, потому что нет другого выхода. Девушка всегда берет с собой пакет с продуктами и пару игрушек, потому что соседка целительницы — многодетная, ветреная мать, чады которой болтаются по улице сутками напролет и живут впроголодь, не представляя, как пользоваться магией. После сеансов Джуди Гермиона забывает на пару дней, как плакать. От нестерпимой боли порог выносливости у девушки повышается. Однако так даже лучше. С затянутой в эластичные бинты грудной клеткой и сухими глазами она чувствует себя лучше. После трех недель сеансов становится легче. Намного легче. Однако только физически. От инстинкта никуда не спрячешься. Его не уберешь в ящик, чтобы не попадался на глаза. Его не сцедишь, чтобы было не больно, и можно было спать на животе дальше. Его не запьешь снотворным. Его не заглушишь работой. Гермиону он просто захлестывает. Она обращает внимание на звуки, на запахи, на движения. Она замечает их всюду, хотя раньше редко когда обращает такое пристальное внимание на маленьких людей. В очереди за кофе с утра молодая ведьма перед ней держит свое сонное чадо на руках. Гермиона не может контролировать собственные порывы, сердце бешено бьется в груди. Хочется взять его с рук этой женщины, прижать к себе, беречь его сон или защитить от пули, если придется. В магазинах и лавках в глаза бросается совсем не то, что нужно. Иногда Гермиона только возле кассира замечает, что накидывает в корзину. Приходится извиняться десятки, а то и сотни раз, раскладывать все по местам и брать только то, что изначально планировала, когда шла за покупками. В мыслях Гермионы такой кавардак, что разобраться не получается совершенно. У нее столько мыслей, столько разных, совершенно не похожих друг на друга мыслей, что это почти пугает. Ей все труднее сосредотачиваться на работе, пусть она и старается доказать и себе, и своему коллеге, что это не так. Однажды он всё-таки замечает. Давно пора. — Гермиона? Приятный низкий голос звучит в той же тональности, как и всегда. Девушка поднимает взгляд, отрывая перо от пергамента, и наблюдает за тем, как он выходит из своего кабинета, опустив руки в карманы брюк. — Да, Итан? — обмакнув перо, отзывается она. — Что-то срочное? Я работаю, — снова склоняется она над пергаментом. Итан вздыхает. — Ты уже час почти так сидишь, — решает не томить ее мужчина, — даже кляксы на пергаменте, я же не слепой. Гермиона медленно выпрямляет спину, опускает перо обратно в чернильницу и кладет основания ладоней на закрытые веки. — Ох, Итан, прости, — выдыхает она, покачав головой; она злится на себя. — Совсем расслабилась, безответственно с моей стороны. Мужчина чертит носком ботинка линию на ковре, после чего проводит пятерней по коротким волосам. — Пора в отпуск, Гермиона, — решается он. Девушка отрывает ладони от век и тут же хмурит брови. — Забини, шутишь? — фыркает она. Итан Забини никогда не шутит. Он не шутит, когда женится на матери Блейза, очарованный ею до кончиков пальцев. Он не шутит, когда говорит ей, что не боится быть ее восьмым мужем. Он не шутит, когда заверяет ее, что ему плевать на то, что все ее бывшие мужья находятся на том свете. И не шутит, когда говорит, что возьмет ее фамилию, потому что она ему нравится больше своей. Откровенно говоря, — Блейз даже шутит об этом с Гермионой как-то за обедом, когда наведывается к отчиму в офис, — Итан живет намного дольше его предыдущих отчимов, да и мать, имея за собой статус «черной вдовы», отмечает, что Итан ей даже немного нравится. Блейз зовет его своим отцом, потому что не имеет ничего против него. Мужчина он отличный, матерью его восхищается до Луны и обратно, делает ее счастливой. Что еще нужно для счастья? Так что Итан за свои слова определенно умеет отвечать. — Можешь не говорить мне, что ты в порядке, и что у тебя все здорово, — серьезно произносит он. — Я сделаю вид, что верю тебе, договорились? Но в отпуск ты уходишь, — повторяет мужчина. — На неопределенный срок, — добавляет он. — А как же закрытие квартала? — словно не слышит его девушка. — Ты сам будешь все тянуть на себе? Извини, конечно, но мы с тобой партнеры уже шесть лет, и я точно знаю, что… — Вызову Блейза на месяц или другой, — не дает ей закончить тираду Итан. Гермиона фыркает, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку стула. — Немыслимо, — качает она головой. — Так будет лучше, — уже собирается он в сторону своего кабинета, — и мы оба это знаем. Забини берет со стула сумку Гермионы и кладет ее перед ней на стол. — Отпуск начинается с этой самой секунды. Вперед, золотая девушка, топ-топ. Спорить бессмысленно. Гермиона хочет сказать свое последнее слово, но так некстати раздается трель телефонного звонка, и Итан тут же вливается в работу. Ей ничего не остается, кроме как встать с места, взять свою сумку и, кивком попрощавшись с мужчиной, покинуть свой офис. Она берет себе кофе, идет дальней дорогой, не фыркает от очередного отвратительного перемещения из Министерства, заводит машину и намеренно едет не быстрее двадцати миль в час даже за чертой города, но домой все равно добирается быстро. Это даже немного раздражает. Когда мы ценим время, оно утекает сквозь пальцы. Когда нам на него плевать, оно тянется просто бесконечно. Моди и Эванжелина встречают хозяйку с распростертыми объятиями, спрашивают, как прошел день, на что Гермиона с легкой улыбкой отвечает, что все в порядке. И, разумеется, рассказывает о том, что теперь временно в отпуске. Пожилые эльфийки воспринимают новость радостнее, чем сама Гермиона. Моди тут же спрашивает, что приготовить на ужин, но девушка отвечает, что не голодна. Моди делает вид, что все в порядке, но вид у нее встревоженный. Эванжелина лишь молча провожает хозяйку взглядом. Гермиона принимает ванну, лишь бы потянуть время. Оно, кажется, идет еще медленнее. От ужина она отказывается, но ничего не говорит про чай. Она уходит в свою спальню, плотно закрыв за собой дверь, и берет в руки книгу, усаживаясь в кресло. Маленькая библиотека в ее комнате уже может поспорить с целой стеной в главной библиотеке поместья. За столько лет Северус скупил ей, кажется, львиную долю книг со всей Магической Британии, и только последние полтора месяца на ее полках не появляется нового издания. Гермиона вздыхает, сжимая твердый переплет книги. Она совершенно не понимает, о чем говорится в тексте. Дверь тихонько скрипит, и девушка оборачивается. На пороге мнется Эванжелина с подносом в руках. — Я говорила, что сегодня не ужинаю, — мягко произносит Гермиона. — Я помню, — кивает эльфийка, — однако про чай вы ничего не говорили, мисс. Девушка ничего на это не отвечает, и Эванжелина принимает молчание за согласие. Осторожно шагая к хозяйке дома, эльфийка кладет на столик поднос и наливает в чашку травяной чай. Гермиона тут же узнает этот запах. Зверобой. Эванжелина всегда заваривает его, когда Гермионе нездоровится. В последнее время она пьет этот чай очень часто, но засыпает с ним хорошо. Порой даже ничего не снится. Гермиона искренне благодарна эльфийке за наблюдательность. Она проницательнее Моди, часто молчит и выражает свою заботу такими способами. Она помогает, но при этом не говорит ни слова, и это дорогого стоит. Гермиона от слов смертельно устает в последнее время. — Спасибо, Эванжелина, — тихо произносит Гермиона. Эльфийка просто кивает и, не обронив больше ни словечка, выходит из спальни, закрыв за собой дверь. Гермиона понимает, что чтение — худший выбор, чтобы скоротать время в данный момент. Отложив книгу, девушка берет в руки чашку и почти залпом выпивает чай. Согревающее тепло течет по пищеводу, от чего Гермиона с наслаждением закрывает глаза. Ей очень хочется, чтобы стало спокойнее. Стало легче. Не становится. Тревога за Северуса не идет ни в какое сравнение с тем, что говорят люди вокруг. Она беспокоится за него сильнее, чем за собственную жизнь. Знает точно: если с ним что-то случится, она просто не перенесет. Гермиона встает с места и подходит к своей двери. Она сразу останавливается, потому что… Мерлин, а куда мне идти? В спальню Северуса? Комнату Дейзи? Библиотеку, гостиную или комнату с фортепиано? Все помещения пропитаны воспоминаниями, и Гермионе до боли и крика тяжело находиться там без своего мужа. В одну из комнат дома она не заходит уже полтора месяца, и на то есть веская причина. Только теперь эта комната находится в их крыле. Гермиона отказывается от затеи выхода из комнаты, переодевается в пижаму, гасит свечу и залезает в постель, до ушей натягивая одеяло. Чай со зверобоем помогает плохо, спится Гермионе неспокойно. Она несколько раз просыпается, буквально подрываясь на месте, и на четвертый такой раз — в середине пятого утра — решает для себя, что стоит вылезать из постели и начать собираться на работу. Только когда Гермиона принимает ванну, делает макияж с прической и выбирает платье, она понимает, что ей не нужно никуда идти. Она чертыхается и закрывает дверцы шкафа, зажмурив глаза. У нее же отпуск. Начало отдыха дрянное, это стоит признать. Распустив волосы, девушка переодевается в домашний костюм и тихо спускается вниз, не привлекая к себе внимания. Эльфийки еще спят, и ей не хочется их будить. Гермиона ставит на плиту чайник и прислоняется поясницей к столешнице, скрестив на груди руки. Дом слишком пустой, тишина в нем чрезмерно звонкая. Без Северуса и Дейзи это поместье лишается своих красок. Гермиона бросает взгляд на дверь в кладовку. Недолго думая, она подходит к ней и дергает ручку на себя. В нос ударяет запах пряностей, ингредиентов для зелий и пороха. Котлом давно не пользовались, поэтому его пустая чернота выглядит почти пугающе. Присутствия Северуса здесь уже не чувствуется. Гермиона вздрагивает, когда чайник начинает свистеть, и, бросив взгляд на котел еще раз, закрывает за собой дверь. Утро проходит мимо нее. Она что-то делает по дому по мелочи, но в четырех стенах не выдерживает и выходит на задний двор. Липа цветет, в воздухе пахнет летом. Если не думать о том, какие свежие воспоминания связаны у нее с задним двором, можно остаться здесь подольше. Так она и делает. Не думает. Только садится в глубокое кресло, завернувшись в голубую рубашку, скрещивает на груди руки и закрывает глаза, слушая шум ветра. Гермиона сосредотачивается на звуках, окружающих ее, чтобы не позволять мыслям выбираться наружу. Поет какая-то птица, шелестят ветви кустовых роз неподалеку, о борт бочки бьет деревянная палка, которая тянется со слива крыши. В грудной клетке мерно и неторопливо бьется сердце. Гермиона глубоко вдыхает и выдыхает. По крайней мере, скоро приедет Дейзи, и это тошнотворное одиночество она сможет на пару дней разбавить. — Гермиона, — слышит она свое имя; голос узнает сразу — Моди. Девушка открывает глаза. Весь окружающий мир подергивается голубоватой дымкой и становится каким-то мягким. Гермиона любит это чувство. Она кивает стоящей на пороге эльфийке. — Доставщик приехал, — указывает она себе за спину. — Просит подпись. Гермиона хмурится, поднимаясь с места. Она ничего не заказывала уже довольно давно. Может, это какая-то ошибка? Размышляя над этим, она даже не замечает, как проходит на кухню, где стоит возле стола старенький эльф со скрюченным носом и держит в руках блокнот с зачарованным пером. — Миссис Снейп? — скрипит он. — Да, все верно, — подходит Гермиона ближе. — Распишитесь о получении, — взмахивает он костлявой рукой, после чего к Гермионе мчит блокнот, а перо сразу вкладывается в ладонь, удобно устраиваясь между пальцами. Гермиона хмурится. — Здесь какая-то ошибка, — замечает она. — Я ничего не заказывала. — В моей ведомости стоит, что заказывали, — кряхтит эльф. — Распишитесь, будьте любезны, все уже оплачено, у меня заказов еще немерено. Гермиона смотрит на запечатанную коробку на столе, а после поджимает губы и ставит подпись. Перо фиксирует передачу товара и возвращается к доставщику вместе с блокнотом. Эльф кивает. — Всего наилучшего, — да лучше бы он таким тоном вообще ничего не говорил. Покорно поклонившись, он щелкает пальцами и исчезает в воздухе. Гермиона сначала стоит на месте, поглядывая на коробку, а после цокает, качнув головой, и решается. Захватив ножик, девушка двумя ловкими движениями разрезает скотч и открывает коробку. Она непроизвольно делает полшага назад, когда понимает, что это за доставка. Гермиона заказывает это еще в марте, но посылка теряется, и компания возвращает ей деньги. Кажется, пропажа находится. И совсем некстати. Гермиона смотрит внутрь еще какое-то время, а после в ее голове мелькает внезапная мысль, и она тут же за нее хватается. Джинни! Она же тоже в отпуске. Это повод увидеться и… избавиться от коробки. Да, это верное решение. Раньше Гермиона вошла бы в камин без раздумий, но сейчас она просто хочет, чтобы время шло быстрее, поэтому, схватив со стола коробку, она проверяет наличие ключей от машины и направляется к выходу из дома. Добирается она за два часа, и такие поездки приносят ей больше удовольствия, чем неспокойный сон, бесполезная ванная или тот же чай со зверобоем. Хозяйка дома видит гостью издалека и тут же машет рукой. Гермиона улыбается. Отпуск, может, и пойдет ей на пользу. Припарковавшись, Гермиона глушит двигатель и выходит из салона. — Гермиона, — искренне улыбается Джинни, выбегая с участка. — Ты не говорила, что приедешь! — Да я на минутку, — слабо улыбается девушка, получая поцелуй в щеку. — Ты почему не на работе? — спрашивает Джинни. Гермиона неопределенно жмет плечами. — Я в отпуске, — чуть кривит она линию губ. — Внеплановом. — Оу, — вытягивается лицо подруги, но она быстро берет себя в руки. Гермиона понимает, о чем думает Джинни. — Чай будешь? — быстро находится девушка. — Поставлю чайник. — Да, давай, — кивает Гермиона. Джинни уже направляется к дому, когда Гермиона отстает от нее ненадолго, забирает с заднего сидения коробку и, захлопнув дверь, направляется следом. Джинни на ходу собирает игрушки и какие-то вещи, параллельно бросая их на «нужные» места. На подругу в этот момент старается не смотреть. — Где Альбус с Лили? — спрашивает Гермиона. Джинни ставит чайник на плиту. — На курсах по рисованию, — отвечает она и оборачивается. Лицо девушки удивленно вытягивается, когда она замечает в руках Гермионы внушительного размера коробку. Гермиона немного нервно улыбается и ставит ее на стол. — Это что? — указывает на коробку Джинни. Гермиона слегка дергано заправляет за уши волосы. — Мне пришла одна посылка, — озвучивает она мысли, — но сейчас мне она не нужна и… Я подумала, — открывает она коробку, — что тебе, наверное, пригодится, знаешь… Джинни сначала с интересом заглядывает внутрь, но улыбка моментально сходит с ее губ, а лицо вмиг приобретает сероватый оттенок. О, Мерлин. — Гермиона… — Возьми их себе, — жмет она плечами, — они все новые, только из магазина. Девушка достает из коробки покупки одну за другой, складывая их на стол. Джинни скрещивает руки на груди. Пальцы начинают дрожать. — Гермиона, мы с Гарри четвертого не… — Я заказывала в марте еще, но посылка потерялась, — она ее не слышит, — сейчас нашлась, но мне не нужно, — облизывает она губы. — Доставка задержалась, так вот, — тараторит она, — они новые, как я уже сказала и… — Гермиона, — громче произносит Джинни. Голос подруги звенит незнакомыми нотками. Гермиона замирает с очередным пакетом в руках и поднимает взгляд. На лице подруги читается та самая жалость, которую ей не удается скрыть, но еще у нее в глазах блестит почти искренний страх. Страх за своего близкого человека. — Извини, — тут же произносит Гермиона, потупив взгляд, и начинает сбрасывать все покупки обратно в коробку, — отдам кому-нибудь, — жмет она плечами, — на благотворительность, например. Гермиона сгребает оставшиеся вещи и закрывает коробку, хватая ее в руки. Джинни понимает, что она сейчас сорвется с места и уйдет. Она теперь часто так делает. Уходит, чтобы не говорить. Уходит, чтобы других не видеть. — Я пойду, — не глядя на подругу, произносит Гермиона. Джинни всплескивает руками и делает шаг вперед. Перестань убегать, когда тебе напоминают о уже случившемся. — Как Дейзи? — решает спасти ситуацию Джинни. Гермиона сжимает в руках коробку и, на мгновение поджав губы, оборачивается к подруге. — Скоро приезжает, — отвечает она. — Я не об этом, — и снова прикусывает язык. Она хочет вывести разговор в другое русло, но все равно возвращается к тому, с чего они начинают. Однако это совершенно неудивительно. Гермиона все меньше рассказывает о чем-либо и все больше закрывается в себе. Гермиона качает головой и медленно начинает идти в сторону выхода. Джинни подстраивается рядом; знает, что не уговорит ее остаться. — Я не говорила ей, — хмурится девушка. Джинни округляет глаза. — Ты не сказала? — не верит она своим ушам. — Нет. — Но почему? Гермиона обдумывает ответ, нажевывая нижнюю губу, пока сама продолжает идти к выходу. Забавная уловка. Усадив подругу на крючок, Гермиона продолжает начатое, собираясь уйти, но при этом не позволяет ей сказать что-то против. — У нее своя жизнь, — начинает Гермиона. — Она уже взрослая девушка, это лето хочет провести с Тедди в немагической Британии, — она немного морщится. — Я не стану обременять ее своими… неурядицами. Джинни резко выдыхает. — Неурядицами? — саркастично переспрашивает она. Поведение лучшей подруги пугает Джинни. Она совершенно не понимает ее решений, ее мыслей и порой даже слов. Иногда Джинни кажется, что что-то в Гермионе непоправимо, навсегда сломалось в тот день, и она никогда уже не будет такой, как прежде. — Гермиона, тебе следует обратиться за помощью, — наконец озвучивает свои мысли Джинни. Кто-то же должен сказать. Девушка останавливается возле своей машины. Джинни поражается тому, что даже не замечает, как они к ней подходят. Гермиона открывает дверь салона и бросает на сидение коробку. Почесав левую бровь, девушка смотрит на подругу. — Не нужна мне помощь, — настолько спокойно и бесцветно произносит Гермиона, что у Джинни сжимается сердце. Она делает шаг вперед. — Гермиона, — строго произносит Джинни. Гермиона знает этот тон. Он всю жизнь с ней, он все время при Джинни. Девушка не может отрицать, что лучшая подруга не раз вытягивает ее со дна различных жизненных ситуаций. Стоит ли говорить, что своими советами она латала брак Гермионы и Северуса в их первый год с завидной лихвой. Гермиона вздыхает. — Кто? — смотрит она подруге в глаза. Джинни, почувствовав отдачу, в глубине души радуется, но не подает виду. Потянувшись в задний карман брюк, девушка достает визитку, которую таскает уже не первую неделю с собой, потому что удобного случая вручить ее никак не подворачивается. Кажется, это и есть тот самый случай. — Это один мой хороший знакомый, всегда получает от меня билеты на матчи бесплатно, — протягивает она визитку подруге. Гермиона берет в руки потрепанную карточку с синеватыми линиями от полинявших джинс в каждой складке, и смотрит на имя «хорошего знакомого». Фамилия кажется Гермионе очень знакомой. — Сходи, — глядя на подругу, почти умоляет Джинни. Гермиона поднимает взгляд. — И чем он мне поможет? — устало произносит она, вскинув брови. Джинни вздыхает и кладет руки на пояс. — Раз уж мы говорим откровенно, — смотрит она на мгновение в сторону и ненадолго замолкает. — Помнишь, я после рождения Джеймса почти сразу на работу вышла? Джинни решается посмотреть подруге в глаза. Этого разговора у них еще не было, этого она ей не рассказывала, да и никто, в принципе, не знает об этом. Есть вещи, о которых говорить кому-либо просто не хочется. — Да, — кивает Гермиона, — причем быстро… А как ты… — Я не была на работе, — прерывает ее Джинни. Хоть одна живая душа должна знать. Кроме «хорошего знакомого», если быть точным. Гермиона хмурится, но не задает вопросов, не перебивает. Джинни облизывает вмиг пересохшие губы. — Я пряталась по кафешкам, — начинает она, — заедала стресс, а потом шла в туалет, два пальца в рот и… — она на мгновение замолкает и морщится от воспоминаний, — прямо в тех же заведениях, где наедалась. Гермиона округляет глаза. — И это было только началом, — кивает Джинни, — потом пропал сон, в голову полезли дурные мысли, желудочно-кишечный тракт устроил забастовку, а пищевое расстройство взяло бразды правления в свои руки. Гермиона во все глаза смотрит на подругу. В голове не укладывается. Она совсем не выглядит, как человек, который подобное пережил. Как человек, который столкнулся с послеродовыми последствиями. — Я была в какой-то момент в шаге от необдуманного поступка, — смотрит она на подругу. Гермиона сглатывает. — Ты не говорила, — шепчет она. Джинни хмыкает. Сейчас она воспринимает всю эту ситуацию не в таких буйных красках, как это было в тот период. И в этом ей помог ее хороший знакомый. Если бы он не смог, Мерлин только знает, где бы она сейчас была. — Да я себе-то боялась признаться, — сознается Джинни и невесело улыбается. — Никто не знал, а Гарри только догадывался… Видел, что что-то не так, но не знал, как помочь. Джинни недолго молчит, а после кивает на визитку, которую сжимает в ладони Гермиона. — А он знал, — уверенно произносит Джинни. Странно и, в некотором роде, страшно узнавать такие вещи о своих близких людях спустя столько лет. Еще страшнее понимать, что ты уже был в их жизни, но не заметил очевидных криков о помощи. Гермионе даже думать не хочется о том, что могло случиться тогда с Джинни. Лишь на мгновение задумавшись о том, что лучшей подруги нет в ее жизни, Гермионе становится дурно. Такой аргумент безоговорочно убеждает ее. — Если я скажу, что схожу, ты успокоишься? — едва нахмурив брови, как-то бесцветно произносит Гермиона. Джинни неопределенно жмет плечами и старается скрыть досаду глубоко внутри. И это что, вся ее реакция на такое откровение? О, Мерлин, да кто перед ней стоит такой? Это точно ее самая близкая подруга или догадки Джинни оказываются правдивыми? И перед ней стоит лишь призрак; тень ее близкой подруги. — Возможно, — едва справляясь с эмоциями глубоко внутри, старается безразлично ответить Джинни. Гермиона кивает. — Тогда хорошо, — снова кивает она, — схожу. Закрыв заднюю дверь, Гермиона подходит к водительской и дергает ее на себя. Запрыгнув в салон, она вставляет ключи в зажигание. Джинни скрещивает на груди руки и делает шаг к машине, склоняясь к открытому окну. — Гермиона, приходи чаще, я прошу тебя, — говорит она, глядя на профиль подруги. Девушка оборачивается. — Не закрывайся от меня. Мне так тебя не хватает, — выдает правду Джинни, — я очень скучаю. Гермиона легко улыбается, но от слов подруги никаких бурных эмоций не возникает. Лишь чувство благодарности. Потянувшись наверх из открытого окна, Гермиона оставляет на щеке подруги поцелуй. — Я тоже скучаю, — отзывается она и, напоследок улыбнувшись, переключает передачу, тронувшись с места. Джинни сильнее скрещивает руки на груди и провожает старенький шевроле взглядом, глядя на дорогу. Знойный майский день совсем не чувствуется, хотя обычно Джинни плохо переносит жару. Мысли заняты Гермионой целиком и полностью. Она ведет себя совсем не так, как… Нужно? Джинни хмурится, задаваясь вопросом. Мерлин, а как же нужно? У положения ее лучшей подруги и ее мужа вообще есть название? Если жена теряет своего мужа, она становится вдовой. Если ребенок лишается родителей, он становится сиротой. Однако если родители хоронят свое дитя… У этого просто нет названия.