Темная магия оставляет шрамы

Август щурится на солнце, провожая взглядом старенький шевроле, который следует отправить в автосервис, чтобы подлатать, потому что слегка гремит подвеска, и теребит в кармане халата свой пропуск. Делает он это исключительно для того, чтобы занять руки, которые не привыкли находиться в спокойном состоянии. Это погрешность профессии. Тревожность. Хочется того или нет, но каждый сотрудник Святого Мунго со временем работы в белых стенах заведения обнаруживает у себя симптомы и, к сожалению, принимает мысль о том, что никогда уже от них не избавится. Август делает руку козырьком, когда автомобиль скрывается за шлагбаумом и чуть качает головой. Не нравится ему, как все происходит у его пациентов. Да, во множественном числе. Миссис Снейп тоже числилась в его списке несколько лет назад. И его поражает, насколько сильно эта девушка меняется за последующие годы. Он помнит тот день, когда принимает их у себя в первый раз после получения результатов. Помнит, что не дает мнимых надежд на лучшее, а лишь чистосердечно выкладывает им факты, которые они оба принимают с должной стойкостью. Август готов признаться открыто и честно: он ни разу за всю свою врачебную практику не встречал людей, которые так долго взращивают в своем сердце веру в лучшее. Это поразительно. Только последствия этой слепой веры слишком горькие на вкус. Эти самые последствия теперь находятся в этих стенах. И Август также теперь считает себя незрячим, потому что не может за эти полтора месяца найти хотя бы зацепку, которая сможет помочь ему увидеть ответы на вопросы. Зацепку, которая поможет его пациенту получить помощь и выйти отсюда. Август проводит ладонью по темным волосам и направляется в сторону больницы. Ему следовало бы сейчас пойти к воротам и отчитать Марианну за то, что она не предупреждает его о визите миссис Снейп, и та навещает мистера Снейпа без его ведома, но он решает не давить на молодую медсестру. Если подобное повторится, то он мигом поставит ее на место, но сейчас он дает ей поблажку. Все-таки, это ее второй день на вахте. С кем не бывает. Август следует по шуршащей гальке, глядя себе под ноги, и думает о том, что же ему сделать. Как ему заставить Северуса говорить? Как ему сделать так, чтобы Северус позволил ему делать свою работу? Вылечить его и отправить домой. Август не может найти ответы на свои вопросы. — Мистер Снейп, доброе утро. Оно совсем не доброе, но клишированные фразы — залог успеха этого мира. Чем чаще говоришь какие-либо вещи, тем проще в них поверить, даже если это самая настоящая ложь. Август сцепляет руки в замок за спиной, чтобы куда-нибудь их деть. К пациентам, которые у него пребывают больше месяца, Август не берет с собой истории болезней. Особенно, когда путь лечения прерывается примерно на старте. Все наблюдения он держит в голове. Еще одна врачебная суперспособность, которая идет в качестве бонуса после пятнадцатого года практики. Август проходит немного вперед и садится в соседнее кресло. Именно туда, куда неизменно присаживается Гермиона все полтора месяца. — У вас по расписанию завтрак, а затем «Круг дружбы». Настоятельно рекомендую вам не пропускать ни того, ни другого. Мужчина замолкает, глядя на своего пациента. Северус смотрит в сад, редко моргает, дышит ровно, но поверхностно. Обе его руки ладонями вверх покоятся на правом бедре. Он никак не реагирует на слова врача. Кажется, будто сидит вовсе не человек, а марионетка, у которой одним махом обрезали с запястий нити. Августу было бы немного проще, если бы он реагировал хоть на что-то. Агрессия очень бы подошла. Особенно, пассивная. Ее наличие означает простую истину: случай не безысходный, и к пациенту можно найти подход. Сейчас все настолько глухо, что Август постепенно начинает сомневаться в своей компетенции. Он не знает, как к Северусу подступиться. Взгляд падает на столик. — Ваша жена принесла десерт? — продолжает монолог Август. — Яблочный пирог с сахарной пудрой? — он знает, что не получит ответа. — Это прекрасно, — поэтому сам отвечает на свой же вопрос. — Только перед завтраком аппетит не перебивайте, будьте так добры. Август невесело улыбается, посмеиваясь над собственной шуткой, но обстановку не разряжает совершенно. Пожалуй, ему никогда еще не было так сложно найти общий язык с пациентом, как сейчас. — Завтрак через десять минут, мистер Снейп, — сдается Август, поднимаясь с места. Говорить ему больше нечего. Он надеется, что ему удастся присмотреться внимательнее к нему во время «Круга дружбы». Рассчитывает на шанс. Еще один шанс. Жаль, что Август не знает, что мыслят они с Гермионой одинаково. Август выходит из палаты и плотно закрывает за собой дверь. Северус какое-то время все еще смотрит в сад, а после невесомо проводит пальцами по правой щеке, кожу которой слегка стянуло от стрелой упавшей слезы после визита Гермионы, и поворачивает голову в сторону столика. Потянувшись рукой, Северус берет в руки контейнер, который она оставляет, и кладет его себе на колени. Опустив вниз голову, мужчина проводит ладонью по шершавой теплой крышке и, приложив усилия, открывает защелки. Он закрывает глаза, когда вкусный пар взмывает вверх, и делает глубокий вдох. Воспоминания вспыхивают перед глазами моментально. — Нет, возьми обеими руками, одной рукой тяжело, у тебя короткие пальцы, — чуть хмурится Северус, склонившись ниже. — И вовсе не короткие, — буквально копирует его выражение лица Дейзи, подняв вверх голову. — Конечно, нет, милая, — соглашается Гермиона, оставив на столешнице форму с готовым яблочным пирогом. — Папа просто шутит. Северус поджимает губы, не собираясь что-то на это отвечать, но буквально через пару мгновений чувствует на себе многозначительный взгляд супруги. — Папа ведь шутит, верно? — настойчиво спрашивает она, опустив руки на столешницу. Дейзи снова запрокидывает вверх голову. Северус старается вкладывать в ответ как можно меньше рвущейся наружу саркастичности. — Разумеется, — сдержанно выдыхает он. — Не так выразился, — чуть кашляет он. — Ты умница и со всем справишься, — смотрит он на Гермиону, на что та одобрительно кивает. — Но все равно держи двумя руками, иначе пудра будет всюду, но не в миске, — снова смотрит она на макушку дочери. Гермиона непроизвольно улыбается, наблюдая за тем, как Северус, склонившись вниз и убрав за правое ухо волосы, старается показать дочери, как правильно держать диспенсер для пудры с широкой ручкой. В доме пахнет свежей выпечкой и осознанием постепенно приближающихся праздников. Завтра будет Сочельник, а послезавтра Рождество. Первое осознанное Рождество их маленькой семьи. Они в браке только второй год, но по ощущениям поженились только вчера. Гермиона чувствует, как ее любовь к мужу растет с каждым днем только больше, и это открытие позволяет дышать свободнее, а чувствовать себя еще счастливее. Она настаивает на том, чтобы этот Сочельник и Рождество они провели только их семьей, а вот в следующем году можно уже скооперироваться с Поттерами. Северус полностью поддерживает идею Гермионы. Его внутренний интроверт тоже. — Мамочка, я готова, — едва удерживая немаленький диспенсер, подает голос Дейзи, уверенно стоя на маленькой табуретке. Гермиона берет пирог двумя прихватками и ставит перед девочкой, специально отодвинув подальше от края. — Осторожно, горячо, — предупреждает она. — Да я справлюсь, мамочка, — расслабленно замечает девочка, высовывая кончик языка, когда поднимает диспенсер. Гермиона отворачивается всего на одно мгновение, чтобы положить прихватки, и это происходит именно тогда. Одновременно слышится резкий вздох, звук нажатой ручки на диспенсере, после чего на всю кухню гремит звонкий шлепок об каменный пол. Девушка резко оборачивается, потому что, в первую очередь, страшно пугается, но в следующую секунду забавно округляет глаза. В облаке сахарной пудры, постепенно оседающей на все поверхности и на одежду, стоят ее муж и дочь, замерев на месте. У Дейзи виноватое выражение лица, она медленно поднимает вверх голову, глядя на отца, полностью облепленного сахарной пудрой. Гермиона переводит взгляд с дочери на мужа и обратно, и в какой-то момент нарушает тишину, повисшую в кухне. Потому что ее распирает искренний, звонкий смех. Она почти пополам складывается, прикрывая рот ладонью, и Северус сам не может сдержать улыбки, обернувшись к жене. Ох, Мерлин, ведь у нее такой потрясающий и волшебный смех! И она сказала правду тогда, на свадьбе Поттеров: она действительно очень смешлива. — Мое солнышко, — утирая слезы, брызнувшие от смеха, тянется Гермиона к дочери, протягивая руки. — Папочка, прости, пожалуйста, — улыбается Дейзи. — У меня правда пальчики маленькие, — смотрит она на свою ладошку. Гермиона берет дочь на руки, зацеловывая ее в обе щеки и не прекращая улыбаться. Все можно отмыть и постирать — это железное правило Гермионы в их доме, и Северус прекрасно об этом знает. — Пустяки, — дергает уголком губ Северус. — Я похож на снеговика из каминной трубы, но, — чуть вскидывает он брови, состроив забавную гримасу, — пускай. Гермиона едва сдерживается, чтобы не засмеяться вслух снова, потому что ее просто разрывает не только от комичности всей этой ситуации, но и от бешеной нежности к реакции Северуса. — Моди, — обернувшись, произносит Гермиона. Домашний эльф тут же появляется рядом, возникнув в воздухе. Она смотрит на хозяев дома, бегает взглядом от одного к другому, но тревоги в ее глазах нет, лишь искренний, неподдельный интерес. — Пожалуйста, помоги Дейзи принять ванну, — кивает она. Пожилая эльфийка тут же кланяется. — Я приду тебя уложить после ванной, — звонко целует она дочь в щеку. — Пирог будет на завтрак, сегодня уже слишком поздно. Дейзи не успевает расстроиться, потому что сразу же получает удовлетворительную информацию по поводу завтрака. Она кивает, и Гермиона опускает ее на пол. — Хорошо, мамочка, — протягивает она руку Моди. — Спокойной ночи, папочка! Дейзи машет ладошкой и сразу чуть хмурится, осознавая, что она у нее вся липкая. — Спокойной, Дейзи, — отзывается Северус, провожая девочку взглядом. Только когда на кухне они остаются вдвоем, Северус смотрит на жену. Гермиона смотрит на него во все глаза и снова готовится разразиться звонким смехом. Девушка медленно подходит к Северусу, не скрывая улыбки. — Снеговик из каминной трубы? — у нее смешинки в голосе. Мужчина закатывает глаза. — Знать не желаю, как я сейчас выгляжу, — вздыхает он, дернув головой, от чего с его волос сыплется еще одна партия сахарной пудры. — Салазар меня подери, — цокает он языком. Гермиона не сдерживается и смеется, после чего в два шага подлетает к мужу и берет его лицо в ладони, притягивая к себе. Северус от неожиданности вскидывает брови, но быстро берет ситуацию в свои руки и опускает ладони на талию Гермионы, притягивая ее к себе. Девушка горячо впивается в губы Северуса, прогибаясь в пояснице, чтобы быть ближе, и улыбается в поцелуй, после чего разрывает его на мгновение и снова смеется. Северус не может сдержать улыбки, но отводит взгляд на мгновение в сторону. — Ты такой, — Гермиона на мгновение задумывается, облизывая губы, после чего ловит взгляд Северуса, — сладкий?.. Она и спрашивает, и утверждает одновременно. Северус картинно вздыхает. — Как вульгарно, миссис Снейп, — качает он головой. Гермиона издает смешок. — Но ты весь в пудре! — вспыхивают ее щеки от смущения, пусть улыбка никуда не исчезает. — Весь, совершенно весь! Мне придется применить не одно бытовое заклинание, чтобы все здесь отмыть! А еще знаешь, я… Северус даже не дает ей закончить. Призвав с помощью невербального акцио диспенсер, он удобнее перехватывает его в руке и, подняв над их головами, нажимает на ручку. Снежная лавина сахарной пудры осыпает их обоих в мгновение ока. Гермиона распахивает губы от неожиданности, зажмурив на мгновение глаза и вжав голову в плечи. — Теперь мы оба, — ставит он на столешницу диспенсер, — как ты там выразилась, — словно задумывается он, глянув вверх, — сладкие?.. Гермиона медленно открывает глаза и ловит взгляд Северуса. У него в зрачках черти чечетку пляшут от восторга. — Ты… — Гермиона даже не может понять, как ей выразить возмущение, которое очень кстати в этой ситуации, — ты просто… — Взял и устроил на кухне чистилище кондитера? — заканчивает за нее Северус. — Возможно. Гермиона качает головой, поджимая губы, и старается изо всех сил скрыть улыбку. — Ты слишком очаровательна, когда пытаешься злиться, — замечает он. — Я не пытаюсь, — наконец произносит она. Северус склоняется к ее уху. От ее волос пахнет яблочным пирогом, приготовлением которого они занимаются весь вечер. Гермиона чувствует, как жар его тела врывается в ее личное пространство. — Обманывать нехорошо, — шепчет он. Мурашки от тембра его голоса бегут вдоль позвоночника моментально. Резко выдохнув, Гермиона подается немного назад и сразу находит его губы, приподнимая голову. Чувствуя, как сердечный ритм сбивается, Гермиона тут же прислушивается к своим желаниям. Потянувшись руками вперед, она сразу тянется к пуговицам на его сюртуке. — Мерлин, с ума сошла, — разорвав на мгновение поцелуй, сбивчиво шепчет Северус. — Сейчас? Кажется, черти переезжают в омуты его жены в считанные секунды. — Да, — шепчет в ответ она, широко улыбаясь. — А что? Потянувшись вперед, Гермиона начинает вести цепочку поцелуев вдоль его шеи, постепенно перемещаясь к ямочке под ухом. Северус распахивает губы, зажмуривая глаза от удовольствия. — Дейзи еще не спит, — он даже пытается заставлять себя думать, — и ты обещала ее уложить. Гермиона даже не думает останавливаться. Расправившись с пуговицами на сюртуке, она стягивает его с поочередно с плеч мужа вместе с мантией. Темное одеяние падает на пол. Ввысь взмывает новое облако сахарной пудры. — Ванная восемнадцать минут, — тут же реагирует она между влажными поцелуями, — шесть минут, чтобы одеться, — следующий поцелуй приходится в уголок рта; она чувствует на языке сладость, — плюс три минуты, чтобы улечься. Успеем. — Невозможная, — сдается он, хотя уговаривать и не приходится, после чего тянет девушку к себе, торопливо сжимая пальцами талию. Задохнувшись от отдачи, Гермиона шумно выдыхает и сжимает лацканы его рубашки в ладонях, зажмурив глаза. Поцелуй получается горячий, влажный и действительно сладкий, потому что в этой пудре, кажется, не только вся кухня, но и весь этот мир. Северус ведет ладонью по ее ноге, поднимая платье, и сжимает пальцами бедро, после чего ставит ногу так, что жар ее тела окутывает ее с обеих сторон. Она обхватывает его шею рукой, давая тем самым понять, чего хочет, и он приподнимает ее, усаживая на столешницу. Вверх взмывают облачка сахарной пудры. Северус встает между ее разведенных в стороны ног и не прекращает отчаянных поцелуев, спускаясь ниже. Вдоль шеи, пульсирующей линии жизни под левым ухом, острой ключице, очертания которой то становятся плавными, то являются резче, поскольку у нее взволнованное дыхание. Гермиона зажмуривает глаза, когда он снимает с ее плеч кардиган, оголяя светлые плечи, прикрытые бретельками, и прикасаясь к одному из них губами. Гермиона нервно облизывает губы вместе со сладостью, и чувствует, что сидеть на месте не может, потому что внизу живота жарко пульсирует. Потянувшись руками вперед, она непослушными пальцами почти на уровне инстинктов расстегивает его брюки, снова чувствуя дыхание мужа на своей шее и его губы на коже. Гермиона сглатывает и непроизвольно мычит, с болью кусая нижнюю губу, потому что ее потряхивает от желания так сильно, что шумит в ушах. — У меня ладони липкие, — зачем-то произносит Гермиона и издает немного истеричный смешок, когда Северус берет ее за бедра и двигает к себе на край столешницы. Ей воздуха не хватает, когда он так делает. Когда дает ей почувствовать себя любимой и желанной. — У меня тоже, — сбивчиво шепчет он, сдвигая в сторону ее белье, когда она уже обхватывает его талию одной ногой, побуждая продолжить. Он плавно входит, вызывая ее раскаленный выдох куда-то в волосы, после чего ведет пальцами по ее бедрам от колена вверх, сжимая нежную кожу. Руки и правда липкие, но обоих это беспокоит в последнюю очередь. Северус начинает задавать ритм, когда она сжимает пальцами его шею, обнимая его за талию второй ногой. Гермиона находит его губы и горячо втягивает нижнюю, ощущая бешеную вибрацию по всему телу. Ей этого мало, для начала неплохо, но он знает ее маленькие желания и тайные пристрастия так хорошо, что ждать необходимого ритма остается недолго. Впившись пальцами в бедра девушки, Северус сдвигает ее на самый край и резко дергает бедрами, вызывая ее довольный, восторженный вскрик. Со столешницы падает вниз деревянная ложка, когда он начинает вбиваться в нее со всей присущей им обоим страстностью, после чего вниз летит во второй раз тот самый дисперсник, который и прокладывает дорогу внезапной страсти. Ввысь взмывает столб остаток сахарной пудры. Гермиона задыхается, когда Северус выбивает из нее стоны, и не может сдержать улыбки, снова и снова впиваясь в губы напротив. Северус чувствует свою жену каждой клеточкой тела, каждой порой. В воздухе витает аромат яблочного пирога, ее духов, сахарной пудры и секса. Скрипит одна из стеклянных дверей. Северус открывает глаза и опускает голову вниз. Посмотрев еще какое-то время на десерт, мужчина накрывает контейнер крышкой, защелкивает замки и оставляет коробочку на столе, поднимаясь с места. Тупая боль долбит за ребрами. Август стоит возле входа в столовую со скрещенными на груди руками и периодически смотрит на наручные часы. Ему следует уделять больше внимания другим пациентам, но случай четы Снейпов не идет у него из головы. Чем дольше Северус молчит, тем больше Августу хочется вывести его на разговор. Уже, кажется, любыми способами. В медицине, как известно, как и политике и любви — все средства по-своему хороши. Август выдыхает, когда на пороге столовой Северус появляется пятнадцатью минутами позже обозначенного срока. Еще бы пять минут, и он бы шел уже с помощниками к нему в палату, а делать ему этого очень не хотелось. Так даже лучше. Поздний завтрак как раз подходит к концу. Август не сводит с его фигуры внимательного взгляда. О чем же ты молчишь, Северус? Не все ведь так просто, я прав? Почему ты здесь? Вопросов с каждым днем все больше. — Он совсем ничего не ест, — врывается в его сознание женский голос. Август оборачивается. — Марианна, ты же на вахте сегодня, — хмурится мужчина. — Доктор Сепсис, я лишь до одиннадцати, — отчитывается девушка, — меня сменили, чтобы я шла сюда. Брюнетка чуть вздергивает подбородок, когда сообщает ему об этом. Кажется, она придает слишком большое значение своей должности и положению. Может, так даже лучше. Такие люди в медицине остаются не пожизненно, а посмертно. Август снова переводит взгляд на своего пациента. Северус только смотрит в никуда, пока перед ним стоит поднос с нетронутой едой. — Такими темпами через трубку кормить придется, — скрещивает на груди руки Марианна, буквально озвучивая его мысли. Август кусает губы. Как мне понять тебя? Чего ты боишься? Он расширяет глаза от собственного вопроса. — Жди здесь, скоро вернусь, — мимолетно касается Август плеча Марианны. — Глаз с него не своди. — Как скажете, — кивает девушка и не задает лишних вопросов, заложив руки за спину. Марианна подсознательно понимает, что к завтраку мистер Снейп не прикоснется. Что-то витает вокруг него. Эта аура. Марианна знает эту ауру, не первый год здесь работает. Безысходность, скорбь и утрата. Она много раз это видела и может с уверенностью сказать, что магией здесь и не пахнет. Пахнет только горем. У него особый запах. Он перебивает все прочие. Медсестры начинают убирать со столов и сдвигать в середину зала стулья. За поздним завтраком всегда следует «Круг дружбы». Название отвратительное, но никто никогда об этом вслух не говорит. По крайней мере, сотрудники. Пара бывших пациентов упоминали, что все это — Марианна помнит дословно, — испражнения кентавров. На то эти пациенты и числятся теперь в графе «бывшие». — Группа «Альфа» с синими браслетами направляется с миссис Лориан в сад, — оповещает одна из медсестер на весь зал, — группа «Бета» с оранжевыми идет за мистером Догнером, группа «Гамма» с красными остается в этом зале со мной. Благодарю за сотрудничество! Пациенты почти не разговаривают друг с другом, стекаются в кучки к своим ведущим лицам и стадом следуют за ними. В холле столовой остается только двенадцать человек. Среди них виднеется темная макушка пациента, за которым Марианне велено следить. — Присаживайтесь, пожалуйста, — простирает руки медсестра, когда санитары устанавливают в круг одиннадцать стульев. — Места всем хватит. Пациенты медленно проходят в круг; железные ножки скребут по полу, обеспечивая неприятный звон в ушах, когда ни один из них не поднимает стулья. Северус проходит к единственному оставшемуся стулу последним, приподнимает ножки от пола, чтобы пройти внутрь, и садится на место. Медсестра кладет руки на колени. — Я приветствую вас этим прекрасным и теплым майским утром, — искренне улыбается она. — «Круг дружбы» всегда протянет руки помощи тем, кто в этом нуждается. Если бы Северус мог, он бы закатил глаза на эту тираду. — Мы с вами последний раз собирались на прошлой неделе, — кивает она, — тогда не все успели рассказать нам свою историю. Поделитесь ею с нами и вы увидите, как скоро вы ступите на путь восстановления, открывшись другим людям! Медсестра обводит взглядом десять своих подопечных. Лишь трое на прошлой встрече рассказывают о том, что пережили прежде, чем попасть сюда. Сегодня следует вытянуть на откровения хотя бы двоих, иначе это подорвет ее статистику. — Ну же, — мягко произносит она. — Кто хочет начать? Северус безучастно и бегло смотрит на собравшихся. Их группа «Гамма» называется не просто так. И браслеты красные у них не потому, что других цветов не остается. Просто здесь находятся люди, которые переживают травму потери. Одну из самых тяжелых для лечения, если случай слишком запущенный. Напротив Северуса сидит зашуганная молодая волшебница с определенно психическими отклонениями на фоне случившегося. Рядом пожилой мужчина, рассказавший в прошлый раз историю о том, как потерял жену несколько месяцев назад. Недалеко от него — девушка-альбинос не старше двадцати пяти. Свою историю она не рассказывает, но Северус замечает, как часто она оборачивается, словно рядом всегда раньше был человек, которого больше нет, а ей все никак не отвыкнуть. Северусу кажется, что она близнец. И раньше у нее была сестра. Остальные лица не запоминаются, даже черты лица тех двух, что рассказывали свою историю в прошлый раз. Северус все равно не слушал. Мужчина чувствует, как его легонько тыкают пальцем в бедро. Он поднимает пустой взгляд. Колдунья средних лет кивает вперед. Северус переводит взгляд на искрящуюся каким-то фальшивым светом медсестру. — Может, вы, мистер Снейп? — видимо, она повторяет это не в первый раз, потому что видно, что ей дискомфортно от собственного вопроса. Марианна чуть вытягивает шею, стоя в проходе. Неужели заговорит? Хотя нет, глупости. Девушка чуть кусает нижнюю губу, словно беспокоится за свою команду на кубке по квиддичу. Этот пациент даже не значится за ней, но она искренне беспокоится за Августа, который порой в больнице ночует, только бы Северуса из вида не упускать. Девушка даже не вздрагивает, продолжая наблюдения, когда чувствует знакомый одеколон рядом с собой. Август вернулся. — Мистер Снейп? — снова смотрит на него медсестра во главе круга. — Да что ты заладила, Салазар тебя подери, — внезапно произносит один из пациентов и роняет вдоль тела руки, развалившись на стуле. — Отвяжись ты от него! В этот раз Марианна вздрагивает. Весь круг смотрит на говорящего, даже Северус поднимает взгляд. Он не замечает этого парня до этой секунды совершенно. Молодой волшебник в хорошей форме, он подтянутый, видно, что занимается спортом. Судя по относительно загорелой коже, работает на воздухе, да и в стенах Мунго не так давно. Ершик русых волос идет в диссонанс с темными глазами и резкими чертами лица, но его образ определенно отпечатывается у Северуса в памяти. — Простите? — старается сохранить дружелюбную атмосферу медсестра. — Прощаю, — фыркает парень, не скрывая презрения ко всему этому спектаклю. — Если люди не хотят говорить, значит, на то есть свои причины, не ясно что ли? — Мистер Шувен, — начинает она. — Ховард я, — выпрямляется на стуле парень. — Отца моего мистером называли, мне такой хероты не надо! Медсестра дергается от ругательства. Ховард словно не замечает случившегося. Все пациенты глаз с него не сводят. Смотрят внимательно, не обронив ни слова. — Ховард, — старается вернуть контроль девушка, — «Круг дружбы» для этого и создан. Мы делимся друг с другом… — Полная хрень! — выплевывает Ховард, не давая ей закончить. — Это не так работает, глупая ты девка, как ты не понимаешь! Клал тут каждый на проблемы друг друга здоровенный… — Довольно! — подает голос до этого молча наблюдающий за ситуацией Август. — Господа, — кивает он санитарам, стоящих у дверей, — проводите, пожалуйста, мистера… — он на мгновение замолкает, — Ховарда, — исправляется врач, — в его палату. Ховард заливается гогочущим смехом, когда парни начинают следовать к нему. — Охренеть обслуживание! — разводит он в стороны руки. — Тут говорить правду запрещается? Я что, не прав?! — Ховард… — Да вам всем просто глаза разинуть надо! Рассказывая друг другу, кто у кого помер, вы нихрена не облегчаете душу! Просто слушаете очередную слезовыжималку, пока каждый из вас думает: «А что, у меня не такое дерьмо, как у него»! Санитары хватают Ховарда за руки. — Пошли вы! Пошли вы все! — рявкает он, заходясь в истеричном смехе. — У вас сдохли родные или близкие, поэтому на запястьях красные браслеты! Больше нет смысла о чем-то рассказывать! Парни тащат Ховарда к выходу, но тот пытается сопротивляться и оборачивается через плечо. — Эй, мужик! — смотрит Ховард на Северуса, который и так на него смотрит. — Ни слова им не говори! В пекло их всех со всякими херовыми кружками херовой дружбы! Клади на них всех здоровенный… Двери за ними закрываются, погружая столовую в звенящую тишину и не давая возможности оставшимся услышать окончание фразы, которую каждый из них, без вариантов, мысленно заканчивает. Медсестра прикладывает ледяные пальцы к пылающим щекам и снова старается улыбнуться. Северуса тошнит от этого цирка. А вот к Ховарду Шувену он внезапно проникается некоторым подобием симпатии. У них обнаружилось бы много общего, если бы им выпала возможность пообщаться поближе. Однако у Августа Сепсиса теперь другие планы на этого пациента. Его придется изолировать, пока вторая фаза горя не пойдет на убыль. Этот пациент, на деле, имеет самую здоровую реакцию на случившееся среди прочих. Только Август об этом задумывается, как Северус внезапно поднимается с места и следует к противоположному выходу из холла. Медсестра встает с места. — Мистер Снейп, мы еще не закончили! Он ее не слышит. Не хочет слышать. Август сжимает губы, понимая, что придется действовать сейчас, иначе он снова потеряет драгоценное время. Марианна срывается с места следом за ним, точно хвостик, отставая всего на пару шагов. — Мистер Снейп! — гремит голос Августа, когда они выходят из столовой. — Вы не можете просто так брать и уходить с плановых процедур! Северус не сбавляет шаг. Он просто хочет убраться из этого места. Выйти на воздух и побыть наедине с собой. Здесь дышать попросту нечем. Все эти процедуры доводят его, пусть внешне он никак этого не показывает. Агония находится у Северуса внутри, и только он один горит в ней без остановки. Август резко останавливается. — Если вы разделяете позицию Ховарда, то… Пожалуйста! Хорошо! — взмахивает он рукой. — Никаких больше процедур, Северус! Никакого лечения! Можете не идти на терапию рисования, можете вообще собирать вещи и возвращаться домой! — громко произносит он. Северус все еще идет, но чуть медленнее. Август набирает в грудь воздуха. — Я направлю сову вашей жене, и она заберет вас домой, — смотрит он ему в спину. — И тогда это будет уже не моя проблема! Пожалуйста! Северус резко останавливается. Марианна даже не успевает заметить этого, в ужасе подлетает к наставнику. — Мистер Сепсис, так нельзя, — торопливо шепчет она. — Так не полагается. Август машет рукой, тем самым просит ее помолчать. — Я лишь проверяю кое-что, — шикает он. — Тихо. Август тяжело дышит, глядя в спину своего пациента. Северус сжимает и разжимает руки, висящие вдоль тела, после чего поднимает голову и, повернувшись, следует к коридору, в который буквально двадцать минут назад заходил Август. Врач тут же срывается с места следом за ним. Марианна не отстает. Северус проходит по прямой, вытягивает руку и толкает первую дверь на правой стороне, заходя внутрь. Август почти задыхается от адреналина и бешеного потока мыслей, следуя после. Почему ты сразу пошел в класс рисования? Почему сразу сделал выбор не в пользу дома, а в пользу одного из вариантов лечения, хотя ни на один раньше не соглашался? Почему ты решился на это только тогда, когда я упомянул твою жену? Почему ты не хочешь сейчас домой? Почему решаешься вместо этого принять помощь? Или ты лишь делаешь вид, что принимаешь ее? Северус не обращает внимания, что терапия идет у другой группы. Он подходит к свободному мольберту и хватает кисть с первой попавшейся под руку баночкой гуаши. Она оказывается голубого цвета. — Невероятно, — шепчет Марианна из-за плеча Августа. Врач стоит в дверях и почти не дышит. Только коснись холста. Только коснись и всё. Обмакнув кончик кисточки в банке, Северус поднимает руку. Раньше он никогда не рисовал. Как это вообще делается? Просто пытаешься набросать силуэт того, о чем думаешь? Северус старается сосредоточиться. О чем я думаю? И ответ приходит сразу: о ней. Северус зажмуривается и бросает взгляд на холст пациента, стоящего рядом. Он рисует океан. Да, кажется, океан. У него в руках голубая краска. Он может просто разделить холст пополам и внизу все закрасить синим. Так от него отвяжутся на какое-то время. Потому что Август до сегодняшнего дня такого ему не говорил. Северус тянется вперед и оставляет на белоснежном холсте голубую густую полосу, постепенно редеющую под конец. Убрав кисточку, он собирается обмакнуть ее в банке снова, как вдруг замирает, уставившись перед собой. Голубая полоса начинает расти самостоятельно прямо на глазах. Марианна прикладывает ладошки к губам. — Зачарованный холст, — шепчет она, бросив взгляд на врача. — Так нельзя делать, о чем вы только думали? — укоризненно шикает девушка. Да, так делать нельзя. Однако думает Август над этим решением даже слишком долго. Иногда пациенты не идут на контакт совершенно. Так, как это происходит сейчас. Приходится идти на крайние меры, прибегать к действиям, которые даже в магическом мире подлежат осуждению. Северус делает шаг назад, плотно сжав губы, и смотрит на то, как на холсте вырисовывается то, что он очень сильно хотел бы забыть. Боль взрывается в желудке приступом ухающей черноты. Бросив кисточку на пол, Северус хватает первую попавшуюся банку с краской и, открыв ее, выплескивает содержимое на холст. Черная краска марким блестящим облаком начинает стекать вниз. Северус даже не оборачивается, только на негнущихся ногах следует к другому выходу и, навалившись всем телом на двери, выбирается из помещения, потому что не может дышать. Марианна тут же пытается сорваться с места, но Август останавливает ее жестом поднятой руки. — Приносим свои извинения за вмешательство, — примирительно поднимает вверх руки Август, успокаивая взволнованных пациентов, — возвращайтесь к терапии! Уговорить «оранжевых браслетов» проще простого. Не глядя ни на одного из них, Август следует к холсту, не сводя с него взгляда. Черная краска противится такой магии, даже немного боится ее, закрывая лишь четверть рисунка. Черные капли с царапающими слух шлепками падают на пол. — Что же вы сделали, мистер Сепсис? — поджимает губы Марианна. — Это же зачарованные холсты. Вы… — она почти захлебывается словами, — вы заставили его нарисовать свой страх. — Я не заставлял, — смотрит Август на картину, чуть качнув головой. — Его подсознание само это сделало. Изображение отвечает на некоторые вопросы в голове Августа, но он тут же задает себе новые. Он сочувственно поджимает губы и хмурится, когда черная краска снова сползает в сторону, ошметками падая на пол и открывая лицо портрета. — Что здесь изображено? — старается понять Марианна, склонив голову. Август качает головой и хватает одной рукой холст с мольберта. — Его боггарт, — направляясь в сторону выхода, отвечает он и старается отвлечь себя другими мыслями, но у него просто не выходит. На портрете изображена девушка с искаженным в гримасе боли лицом и слезами на щеках. Она смотрит вниз, сжимая в своих руках что-то, что разбило ей сердце. Августу не нужны подсказки, чтобы понять очевидное. Девушка с картины бывает здесь каждую неделю и единственная числится среди его посетителей.