Темная магия оставляет шрамы

Северус подхватывает ее под бедра, сжимая сильными пальцами нежную кожу, когда она обвивает его ногами, утягивая в очередной поцелуй и совершенно не чувствуя две тонкие полоски боли на лопатках, когда в порыве чувств он прижимает ее к двери сильнее обычного. Все тело потряхивает от знакомых и горячо желанных ощущений, ладони становятся слегка влажными от предвкушения, сердце бьет по ребрам грудной клетки так отчаянно, что даже немного подташнивает. Гермиона комкает в пальцах лацканы его рубашки, буквально вырывая пуговицы из петель, чтобы скорее прикоснуться к горячей коже своего мужа. Она ведет пальцами от линии жизни под ребрами вверх, хочет прикоснуться, кажется, к каждому сантиметру его тела, чувствуя под подушечками пальцев отчаянно любимое бешеное биение сердца. Она задыхается, отрывается от его губ всего на мгновение, чтобы захватить кусочек воздуха, и снова находит их, склоняя голову вправо. Северус отчаянно прижимает ее к себе, направляясь в сторону ванной. Она давно позволяет ему первому выбирать локацию для разогрева. Хорошо, что Розамунд иногда берет Дейзи к себе на выходные, а у Моди и Эванжелины внезапно появляются важные дела вне дома именно в этот день. В такие моменты дышать нечем почти во всех комнатах дома, особенно в той, где стоит фортепиано. Гермиона не стесняется показывать свои истинные чувства, Северус не боится быть непонятым. Они отдаются друг другу без остатка, а затем теряют счет времени, когда просто лежат рядом у камина, стараясь перевести дух. Северус гладит ее по влажным волосам, а она льнет к его ласке, не представляя себе, как вообще раньше без его рук обходилась. Она и сейчас до конца поверить в это не может. Когда он заводит ее в душ и включает воду, сразу накрывая ее губы своими. Когда они оба все еще в одежде, и она начинает намокать, прилипая к телу. Когда волосы вместе с ручейками воды лезут в глаза, и они оба нетерпеливо убирают их назад, чувствуя, как потряхивает от желания. Гермиона сжимает в пальцах лацканы его рубашки и тянет вниз. Приходится приложить усилия, чтобы снять намокшую льняную ткань, но они оказываются не напрасны. Северус уже так хорошо знает свою жену, что сначала тянет руку под мокрую кофту спереди, расстегивая бюстгальтер, после чего сразу снимает с нее обе вещи, ненадолго разорвав поцелуй. Гермиона смеется, когда кофта со смачным шлепком падает под ноги. — Что? — задыхаясь, чуть улыбается в ответ на ее улыбку Северус, снова делая полшага вперед и опуская руки на ее талию. Гермиона смотрит на своего мужа, касаясь пальцами контура его губ и наблюдая за тем, как с его темных волос падают вниз капли. Девушка заводит прядь ему за ухо, не отрывая взгляда от теплого взора любимых глаз. Его темные ресницы трепещут, когда он смаргивает капли. Северус не торопится продолжить, ему нравятся такие моменты с ней. Они порой даже интимнее того, что следует после. Не каждый может разговаривать, но при этом не говорить ни слова. Они могут. Гермиона снова касается подушечкой большого пальца контура его нижней губы. Она бесконечно любит его губы. Его голос, его запах, его прикосновения, маленькие привычки. Она любит этого человека целиком и полностью, причем призналась себе в этом довольно давно. И сейчас она наконец решается сказать ему, о чем активно думает последние полгода. — Северус… — шепчет она и прогибается в пояснице, чтобы оказаться ближе. Она думает об этом долго. Взвешивает все варианты, просчитывает все риски. Всё в ее стиле. Они прошли тот самый «порог» кризиса, который их, к счастью, миновал. Который и беспокоил Гермиону больше всего. На четвертый год брака она решается на этот разговор. И на этот шаг. — Да? Он сглатывает, чувствуя ее тревогу. Северус понимает ее эмоции теперь, как свои собственные. — Я долго думала и, — она на мгновение замолкает, чувствуя, что жара в душевой кабинке становится невыносимой. Северус снова угадывает ее не сказанные вслух слова, открывая позади себя двери. В кабинку хлещет поток прохлады. Гермиона смаргивает воду и часто дышит, стараясь вернуться в норму. Ох, Мерлин, как же меня трусит! В голове этот разговор звучал намного легче! — Продолжай, — мягко побуждает он ее говорить дальше. Она так прекрасна в это самое мгновение. Взволнованная, с мокрыми волосами и горящими глазами, в которых алым огнем мерцает принятое решение. Северус догадывается, о чем она хочет поговорить. — Мне кажется, — она нервно улыбается, на мгновение прикусив нижнюю губу, — кажется, я готова, — смотрит она ему в глаза. Северус театрально вскидывает брови, изображая искреннее удивление. Ох, Мерлин, я так хорошо ее знаю. Я так хорошо знаю свою жену, спасибо. — К чему же, позволь узнать? — наслаждается он моментом. — Ну же, — она на мгновение закрывает лицо ладонями, потому что совершенно не знает, как выразить мысль. Она даже не догадывается, что Северус ее маленькое большое желание видит теперь и сам, потому что в своей кладовке в окружении котлов и склянок для зелий бывает намного чаще своей жены. Гермиона собирается с мыслями и снова смотрит Северусу в глаза. — Я больше не хочу варить свое зелье, — наконец признается она, а сама волнуется так, что нижние веки подрагивают. Теперь они говорят друг другу обо всем, что их беспокоит. Обо всем, что касается их жизни и их семьи. Делятся друг с другом переживаниями, мыслями и чувствами. И со временем понимают, что они словно один человек. — Я приняла решение, — поджимает она на мгновение губы, — но я хочу знать, как ты к этому относишься, — ее голос становится тверже. — Если ты не готов или не хочешь, я пойму, мы придем к другому компромиссу или… Видимо, она думает над этим слишком долго. Видимо, она думает над этим слишком тщательно и часто, продумав любой ответ на даже самый невозможный вопрос. Северус чуть улыбается от этого. От ее продуманности и серьезного подхода к делу. Он же тоже думал об этом. И не единожды. Северус и сам принимает решение задолго до этого разговора. — Я тоже этого хочу, — не дает он закончить ей свою тираду. Гермиона замолкает на полуслове, во все глаза глядя на своего мужа. От неожиданности она теряет весь свой запал решимости, который копит в себе все эти месяцы на этот разговор. — Что? — не верит она своим ушам. Северус мягко обхватывает ее лицо ладонью и чуть приподнимает голову супруги вверх, чтобы смотреть в ее искрящиеся светом карие глаза. Сейчас он сделает то, чего не случалось последние лет двадцать. — Я тоже этого хочу, — чуть улыбнувшись, повторяет он. Гермиона вздрагивает, распахнув глаза. Северус именно это и говорит. Дважды. Он повторяет, хотя ничего никому никогда не повторяет. Гермиона не может сдержать искренней, немного безумной улыбки. Она обвивает руками его шею и звонко целует, снова утягивая супруга под горячие струи воды. Разорвав на мгновение поцелуй, Гермиона невозможно близко замирает возле Северуса, бросая лукавый взгляд из-под опущенных ресниц. — Я тебя люблю, — шепчет она ему в губы, наслаждаясь тем, как струи воды бьют по запястьям, согревая окоченевшие от волнительного разговора руки. — И я тебя люблю, — отвечает он, опуская веки и закрывая за спиной двери кабинки, потому что внутри становится слишком холодно. Следующие три недели Гермиона почти порхает, намеренно меньше подвергает себя стрессу, любит мужа чуть реже, чем обычно, потому что следит за календарем, и контролирует свое питание. Она покупает сразу три теста и делает их одновременно, выкладывая в ряд на туалетный столик в ванной и засекая время. От волнения она снова начинает грызть ноготь на указательном пальце правой руки, но вовремя одергивает себя, когда слышит знакомые шаги. — Не опоздал? — заглядывает в ванную Северус. — Нет-нет, — тараторит она, — садись, только через три минуты, вот стул, давай, садись, вот так. — Гермиона… — Знаю-знаю, — машет она рукой, — снова тараторю, но я на прошлой неделе мало потребляла клетчатки, надеюсь, это не сильно важно… Я потом схожу на консультацию, обязательно схожу, — задыхается она словами. — Мне же двадцать восемь, идеальный возраст, и с карьерой теперь порядок, да и в целом… Северус сгребает ее в охапку, прижимая к себе, и прикасается губами к волосам на макушке, опуская ладони на ее лопатки. Он чувствует, как она взволнована, как напряжена. Северус не хочет, чтобы она переживала. Не хочет, чтобы нервничала лишний раз. — Ты великолепна, — шепчет он и гладит ее по спине, — прекрасна… Утонченна и сильна… Он чувствует, как она тяжело и с дрожью вздыхает, но расслабляется в его руках. — Мне продолжать? — вскидывает он левую бровь. — Разумеется, — бубнит она ему куда-то в грудную клетку. Северус издает смешок. — Ты… Таймер, оповещающий об окончании, звонко трещит, и Гермиона почти подрывается на месте, выбираясь из объятий супруга. Подбежав к туалетному столику, девушка выключает таймер и склоняется над тремя тестами, глядя поочередно на каждый из них. Ох, Мерлин, ничего не понимаю! Убрав за уши волосы, она оглядывается по сторонам в поисках коробки с инструкцией, вспоминает о том, что благополучно все три выбросила, чертыхается, чем вызывает забавное удивление на лице супруга, и вытаскивает все три упаковки из мусорного ведра. — Так, что тут у нас, — снова заправив за уши волосы, смотрит она на инструкцию и щурится. Северус подходит к ней и с интересом смотрит на три теста, стараясь разобраться со всем этим с тем же энтузиазмом, что и его супруга. — Кажется, если положительный, — смотрит Гермиона то на тест, то на инструкцию, — тут должен быть плюс. А вот тут, — указывает она на второй тест. — Две полоски. Они оба внимательно смотрят на все три судьбоносные штуковины, чувствуя, как от волнения чаще стучит в груди сердце. Северус чуть хмурится первым. — Я вижу только минус на этом, — указывает он, — а здесь одна полоса. Гермиона нервно нажевывает нижнюю губу, продолжая лихорадочно бегать взглядом по тестам. — Может, они еще не настоялись? — с надеждой спрашивает она, оборачиваясь к супругу. Северус чуть хмыкает и подходит ближе, целуя Гермиону в висок. — Ничего, — негромко произносит он. — В первый раз редко у кого получается. Гермиона согласно кивает и прикрывает глаза, когда родное тепло окутывает тело. Девушка кладет голову Северусу на плечо, и он мягко гладит ее по предплечью. В тишине они стоят какое-то время. — Завтрак? — первым нарушает тишину Северус. — Хотя… — тянет он. — Дейзи с Розамунд вернутся только после обеда… Интонация супруга говорит сама за себя. Гермиона заговорщически улыбается и обвивает руками его шею, утягивая в поцелуй. Свет в ванной она за собой включает случайно, когда задевает выключатель ногой, находясь на руках Северуса. На туалетном столике в темноте лежат три отрицательных теста. Со временем на этом столе появляются и другие. Все показывают один и тот же результат. Первые полгода Северус просит ее не делать тесты без него, а затем Гермиона просто сама не хочет, чтобы он видел очередное разочарование. Она начинает делать их в одиночку. Иногда с раннего утра, но очень редко, потому что перед работой или выходными настроение портить не хочется. Гермиона все чаще делает тесты перед сном. Этот обряд превращается в привычку, потому что она подсознательно чувствует, какой увидит результат, после чего вновь расстраивается, но не позволяет себе опустить руки. Она идет к своему мужу, который понимает все без слов. И они снова предпринимают попытку с надеждой на лучшее. В начале третьего года Гермиона уже не достает таймер, она знает, что за это время успеет подвести брови и уложить их. Взяв в руки коричневый карандаш, девушка ловкими и отработанными годами движениями наводит красоту, вынимает щеточку и делает укладку. Она выдыхает, когда выпрямляется, глядя на себя в зеркало, и поправляет низкий хвост на голове. Убрав за ухо прядь челки, девушка сглатывает и бросает мимолетный взгляд на тесты. Ей хватает доли секунды, чтобы понять, что на них изображено. Нажав на педаль мусорного ведра, Гермиона смахивает тесты с туалетного столика вниз, и выходит из ванной, не обернувшись. Еще через год надежда пропадает даже у Гермионы, пусть она и старается держаться так, словно это неправда. Она начинает копаться в себе, глушит себя мыслями о том, что все дело в ней, и снова не делится своими переживаниями с Северусом. Слава Мерлину, что они в браке уже почти восемь лет, и Северус замечает перемены в поведении жены почти сразу. Разумеется, сгоряча рубить он не станет. Найдет подходящий момент. Судя по спокойному расположению духа Гермионы с утра, сейчас она наверняка в приподнятом настроении, потому что в календаре значится дата, помеченная крестиком. Северус входит в ванную, осторожно открыв дверь. Гермиона смотрит в зеркало перед собой, схватившись одной рукой за раковину, а другой с некоторой жестокостью вычищая зубы. Мужчина останавливается позади нее и кладет руку на талию, мягко притягивая к себе. Гермиона наклоняется, сплевывает пасту и полощет рот. Северус терпеливо ждет, после чего девушка принимает вертикальное положение, хватая с вешалки белоснежное махровое полотенце, и смотрит на Северуса через зеркало. — Ты снова так делаешь? — прищурившись, злится она и утирает влагу вокруг рта полотенцем. — Как? — не понимает Северус. — Вот так, — бросив полотенце на столик, берет она его руку в свою и опускает на свой плоский живот. Северус смотрит на мгновение на их скрещенные руки, а после снова поднимает глаза и ловит взгляд супруги в зеркале. — Если ты ждешь результатов, то не стоит, — ее голос звенит. Однако не от злости, которую она пытается показывать, а от бессилия, которое ей не удается скрыть. — Я сделала тест с утра, — отрывисто произносит она. — Он отрицательный, — Гермиона выпускает его руку, — но ты и сам догадался, я думаю. Северус качает головой. Эти минусы им с Гермионой уже обоим снятся, но если он тоже опустит руки, то всему придет конец. — Ничего, — старается успокоить Северус не только ее, но и себя, — мы можем… Зубная щетка с грохотом падает в стакан. — Четыре года уже не выходит, — глухо и отрывисто произносит она. В ванной звенит тишина. Огромная, густая тишина, даже дыхания не слышно. Эта тишина оседает на плечи, как мокрое шерстяное пальто, и тянет к земле, не давая возможности избавиться от тяжкой ноши. Гермиона чувствует на себе взгляд Северуса, но ее мысли снова слишком громкие. И слишком страшные. Она хочет от них убежать. — Мне надо уложить Дейзи, — не глядя на него, произносит Гермиона и уже собирается уйти из ванной. — Нам надо поговорить, — тут же произносит Северус, дернувшись с места следом за ней, потому что не хочет, чтобы они снова наступали на те же грабли. — Я уйду спать к себе, если ты запланировал ссору перед сном, — остановившись, предупреждает она. — Участвовать в этом я не стану, — ощетинивается девушка, почему-то забывая о том, что в этом доме ей не нужно этого делать. Северус видит ее состояние. Понимает, что она снова варится в своих мыслях одна, вновь ему не рассказывает о том, что ее беспокоит. Он подходит к ней и мягко берет ее пальцы в свои ладони. Гермиона не сопротивляется этому. Северус замечает, как расслабляются ее плечи. — Нет, я не хочу ссориться, — заверяет он. — Нам просто надо… Это обсудить. Вслух, — уточняет он. — Как мы всегда делаем, ладно? Гермиона кивает. — Ладно, — и поднимает взгляд. — Как только уложу Дейзи. Он знает, что ей нужно настроиться и подумать над тем, о чем им предстоит говорить. Она знает, что он не вызывается сам укладывать Дейзи этим вечером по той же причине. Гермионе хочется оттянуть разговор, но сегодня карты ей не на руку. Дейзи засыпает быстрее обычного. В начале одиннадцатого она без стука заходит в его спальню, потому что знает, что он ее ждет. Гермиона сразу направляется к софе и садится на нее, опустив ногу на ногу и скрестив на груди руки. Северус провожает ее взглядом. Не закрывайся от меня. Он присаживается рядом и кладет ладони на колени. Спина мужчины остается прямой. Гермиона замечает, что так он теперь делает, когда волнуется. Раньше она глотала железный шест каждое утро, потому что была просто комком тревоги, сейчас эту неполезную привычку перенимает ее муж. Северус тянется к журнальному столику и берет оттуда чашку с горячим чаем на блюдце, протягивая ее Гермионе. Та заметно расслабляется и даже чуть улыбается, одними губами выразив благодарность. Она, кажется, забывает, что это же Северус. Это ее муж. Человек, которому она доверит свою жизнь, если придется. Горячий чай нагревает стенки фарфоровой тонкой чашки, кожу на подушечках указательного и большого пальца начинает жечь из-за высокой температуры. — Я запишусь завтра же ко врачу на обследование, — первым нарушает молчание Северус. Чашка почти падает из рук Гермионы, но та успевает ее поймать, немного расплескав часть содержимого на блюдце. К щекам тут же приливает стыдливый, виноватый жар. Ох, Мерлин, нет же, что ты! Это мне нужно идти! Это я!.. — Северус, — язык почти не слушается, а сказать надо, — это мне нужно… Мужчина поворачивает к ней голову, но в его взгляде не читается злости или упрека, только бесконечное переживание, безграничная любовь и забота. Он качает головой из стороны в сторону. — Не говори так, — требует он. — Не вздумай брать вину на себя. Не смей так делать, — он на мгновение замолкает. Гермиона смотрит на Северуса во все глаза. Воздуха не хватает. Она видит, как поверхностно дышит Северус, как старается заглушить, скрыть переживания по этому поводу глубоко внутри, но у него при Гермионе это теперь не очень хорошо выходит. Она слишком хорошо его знает. Оставив чашку на столике, Гермиона двигается на софе чуть ближе, берет холодную сухую ладонь мужа в свою, переплетая с ним пальцы, и кладет подбородок ему на плечо. — Мы можем сходить вместе, — негромко произносит она, предлагая компромисс. Это у них столпы опоры во взаимоотношениях. Компромиссы. Северус чуть поворачивает к ней голову и ловит усталый взгляд, после чего кивает и, подняв их сцепленные руки, оставляет на фаланге ее пальца долгий и тихий поцелуй. Гермиона убирает прядь волос ему за ухо и мягко прикасается губами к его щеке, чуть потянувшись вверх, после чего продолжает цепочку поцелуев, не открывая глаз, находит любимые губы и, поддавшись ощущениям, садится сверху, обхватывая ногами бедра Северуса. Он без слов притягивает ее к себе. Гермиона этой ночью не уходит спать в свою спальню. Спит она, конечно, плохо. Северусу глаза удается держать закрытыми этой ночью от силы пару часов, но он бережет тревожный сон супруги, обнимает ее во сне, прижимая к себе, и, на самом деле, боится того момента, когда наступит утро. Боится, потому что им придется проконсультироваться со специалистом. Боится, потому что он не уверен в том, что им скажут, будто они оба в порядке. Гермиона просыпается очень рано и выбирается из постели, начиная собираться. Северус не старается сделать вид, что спит, но девушка все равно собирается тихо, даже в ванной воду открывает совсем немного. Они стараются говорить на отдаленные темы, обсуждают грядущий ремонт в саду, стройматериалы для новой беседки и кучу прочей чепухи, только бы мысли были заняты не страшными опасениями, на которые они оба ужас как хотят получить опровержение. Северус предлагает трансгрессировать до Мунго, и Гермиона соглашается, потому что тратить время на дорогу совсем не хочется. И на само пребывание в белых стенах тоже. Гермиона ненавидит больницы. Ее железное правило: быстрее придешь — быстрее уйдешь. Больница Святого Мунго встречает супругов с привычным равнодушием, присущим таким заведениям. Запах обеззараживающих средств почти сразу бьет в нос, и Гермиона непроизвольно морщится, сжимая руку Северуса в своей. Они подходят к стойке регистрации, откуда виднеется белоснежная шапочка медсестры с алым крестом точно посередине. — Присядь пока, — повернувшись, произносит Северус. — Я сам поговорю. — Ладно, — немного нервно кивает Гермиона. Северус обхватывает кончиками пальцев линию ее подбородка, побуждая поднять голову. Гермиона старается скрыть тревогу глубоко внутри, когда смотрит ему в глаза. И ему хочется сказать ей, что все будет хорошо, что у них все в порядке, что это просто так сложился пазл в их маленькой Вселенной. Но он не говорит. Не говорит, потому что Северус никогда ей не лжет. — Сходим пообедать, когда закончим, — вместо всяких пустых слов произносит он. — Пойдем туда, куда захочешь. — Ладно, — снова произносит она их фирменную во всех отношениях фразу и приподнимается на носочки, оставляя на его губах короткий поцелуй. Северус кивает, провожая ее взглядом, когда она идет к креслам, и направляется к стойке регистратуры. Гермиона садится на свободное место и оставляет сумку рядом, опустив ногу на ногу. Девушка непроизвольно ежится, оглядываясь по сторонам. Она не просто не любит больницы. Она терпеть их не может, не переваривает всеми фибрами души. Ей ничего не остается, кроме как смотреть по сторонам, чтобы не позволить страшным мыслям поглотить ее целиком и полностью. Недалеко от нее посапывает пожилой волшебник, опустив белесую голову с редкими волосами себе на грудь. Молодая медсестра помогает держать открытую дверь, пока медбрат катит в соседнее помещение большую тележку, сплошь заставленную медикаментами. В углу коридора у самой стены сидит женщина с усталыми глазами. Гермиона понимает, что она за кем-то наблюдает. Девушка старается понять, куда она смотрит, поэтому оборачивается. В трех метрах от нее возле стойки регистратуры стоит пластмассовый детский столик бледно-желтого цвета, возле которого, едва удерживая равновесие, стоит ребенок. Это мальчишка, Гермиона понимает это по голубому комбинезону, одна бретелька которого упала у карапуза с плеча. Ему больше года, но меньше двух, это точно. Мальчик сосредоточено перемещает на спирали бусины, не сводя взгляда с предмета своего внимания. Крохотная пухлая рука сжимает алый куб. Гермиона склоняет голову, наблюдая за тем, как он старается довести дело до конца. У него плохо получается, но мальчик не сдается. И Гермиона радуется, почти подпрыгнув на месте, когда бусина наконец добирается до финальной точки. Мальчишка сияет улыбкой, обернувшись к матери, и та улыбается ему в ответ широко и открыто, прихлопывая в ладоши. Усталость в ее глазах испаряется почти моментально. От женщины исходит свет. Гермиона чувствует, как от этого сжимается сердце. — Нас примут сегодня, — врывается в ее сознание голос Северуса. Гермиона вздрагивает и поднимает взгляд. — Можем идти на процедуры, нас ожидают, — протягивает он Гермионе папку с документами. — Результаты тоже скажут сегодня, — он делает паузу, — на общем диалоге с врачом. Девушка кивает, поднимаясь с места. Он берет ее за руку, мягко сжимая пальцы. Они с Северусом какое-то время просто стоят рядом и смотрят друг другу в глаза. Снова разговаривают друг с другом, не размыкая губ. Ее взгляд означает: я боюсь, Мерлин, я так чудовищно боюсь. Его взгляд означает: я рядом. Что бы ни случилось, я буду рядом. Медсестра открывает им двери, когда они проходят в длинный белоснежный коридор. Гермиона толком не знает всех этих процедур. Кровь на анализ сдавать не боится, но жуть как не любит прием у гинеколога, пусть сейчас все намного проще и менее противно, учитывая грамотную комбинацию из процедур, совмещающих в себе магию и современную медицину. Выдержав полтора часа обхода, она почти с облегчением выдыхает, передавая заполненные листы дежурной медсестре, которая просит ее ожидать итогового приема в течение получаса в фойе. Гермиона отмечает, что крыло для состоятельных волшебников почти пустует. Это радует. Людей Гермиона не любит. Чем меньше на глаза попадаются, тем лучше. Долго сидеть на одном месте не получается, грызут мысли. Гермиона вскакивает на ноги. Выбрав в автомате с растворимым кофе блеклое подобие на обычный черный кофе с сухим молоком, девушка опускает руки в карманы брюк и смотрит на свое отражение в табло автомата. Она заканчивает раньше Северуса, и одинокое ожидание ее совсем не радует. Чтобы занять свои руки, Гермиона сразу заказывает второй напиток для Северуса. Толком не видит, куда нажимает, но заказывает. Древний автомат снова издает непонятные звуки, начиная готовить заказ. — Привет, — мягко касается ее слуха знакомый голос, и тревога отступает. Гермиона сразу расслабляется и облегченно выдыхает, когда его тепло окутывает ее спину, а родная ладонь ложится по неизменной привычке на талию. Она накрывает его руку своей. — Ты же не любишь это пойло из автомата, — ухмыляется он, опустив подбородок на ее плечо. Гермиона издает смешок. — Терпеть не могу, — соглашается она, слегка покачиваясь в его руках. — Просто тут тишина слишком громкая, не хотела оставаться наедине с собой. Забрав стакан за кромки верха, Гермиона передает его Северусу, разворачиваясь в его руках. Мужчина хмурит брови. — Что это? — спрашивает он. — Понятия не имею, — честно признает она, покачав головой. — Я даже не смотрела, куда нажимала. Северус ухмыляется, принимая из ее рук стакан. Гермиона берет свой, и они оба садятся в кресла ожидания, хотя оба терпеть не могут это слово. Ожидание. Оно страшнее всего. Лампочки под потолком звенят, пахнет дешевым кофе, Гермиона слышит, как в ушах шумит кровь. Она сглатывает. — Это, видимо, чай, — заполняет пустоту в фойе Северус своим голосом. И Гермиона ему благодарна. Чай. Можно поговорить о чае. О дрянном чае из автомата. Все лучше, чем позволять тревоге пожирать тебя изнутри. — Там был чай? — чуть хмурится она, оборачиваясь через плечо. — Жутко ароматизированный персиковый чай, — морщится Северус, принюхиваясь к стаканчику. — Ума не приложу, как мне это выпить. Буду изнутри благоухать консервантами. Гермиона смеется, глядя на то, как он театрально морщится во второй или третий раз. Девушка чуть склоняет голову, глядя на супруга с бешеной нежностью. Он пытается ее рассмешить. Он пытается ее отвлечь. Он пытается. — Мистер и миссис Снейп? Смех обрывается. Они синхронно поворачивают головы на голос. Медсестра чуть улыбается, стоя в дверях. — Мистер Сепсис готов вас принять, — кивает она. Биением сердца можно заколачивать гвозди. Гермиона не чувствует собственных ног, когда Северус протягивает ей руку, помогая встать. Они идут за медсестрой, не обронив ни слова. Оба стаканчика остаются на жестких креслах. Небольшой пар от напитков все еще разносит по фойе дешевый запах. — Мистер Сепсис, — открывает дверь кабинета медсестра, — мистер и миссис Снейп. Врач-целитель поднимает голову, отрываясь от своей работы, и профессионально улыбается, чуть склонив голову. Гермиона слегка дергается, когда видит его. Мерлин свидетель, этот мужчина похож на ее собственного мужа. Гермиона хочет ошибаться, но, поймав взгляд Северуса, понимает, что это не так. Он тоже это замечает и расслабленно улыбается. По статистике на земле ходит как минимум семь человек, которые на тебя похожи. — Добрый день, — протягивает врач руку. — Август Сепсис, — жмет он ладонь Северуса. — Добрый, — в ответ кивает он. — Миссис Снейп, — приветствует он Гермиону. — Здравствуйте, — отвечает кивком она, также пожав руку специалиста. Август садится на свое место, указывая пациентам на два кресла напротив его стола. Гермиона и Северус занимают свои места. Врач смотрит какое-то время в свои бумаги, а после сосредоточенно хмурится, задержавшись на каком-то предложении. Он бросает мимолетный взгляд на супругов и снова возвращает свое внимание записям. Гермиона и Северус тревожно переглядываются. — Итак, — кладет замок из рук на стол Август, — моя медсестра работает совсем недавно, — начинает он, — всех процедур пока не знает и… Он смотрит на Гермиону. — Обычно я сначала разговариваю с пациентами отдельно, — осторожно произносит он, — и только потом в паре. Гермиона чувствует, как начинают потеть от волнения ладони. Вот оно. Он хочет что-то рассказать именно ей. Не зря он так посмотрел. Девушка понимает, что у нее снова подскакивает пульс. Значит, ее опасения были не напрасны. Значит, это ее вина. Проклятье. Проклятье! Северус буквально слышит ее кричащие мысли, поэтому без слов накрывает ее руку своей. Я здесь. Это придает сил. — В этом нет необходимости, — чуть кашлянув, набирается она смелости. — Я готова поговорить в присутствии супруга. Говорите при нас обоих все, что узнали. Август какое-то время молчит, поглядывая на супругов, после чего снова на мгновение смотрит в свои записи с результатами. Гермиона старается не обращать внимания на шум в ушах от собственного пульса, но она слышит его лучше своего голоса. — Со мной что-то не так? — не выдерживает тишины девушка. Август качает головой, стараясь сформулировать мысль, а затем смотрит на Гермиону, опустив локти на стол, и набирает в грудь воздуха. — Скажите, миссис Снейп, вы когда-нибудь подвергались прямому воздействию темной магии? Вопрос повисает в воздухе взрывом от шашки динамита. Он оказывается настолько неожиданным, что оглушает моментально. Северус хмурится, стараясь вспомнить хоть что-то, что могло бы подвергнуть ее жизнь опасности, но не может. Послевоенная жизнь протекает в ином ритме, ни о какой темной магии не может быть и речи. Он и сам двери в это прошлое залил раствором цемента. Северус даже на мгновение расслабляется от собственного вывода, а затем замечает деталь. Крошечную, маленькую деталь, которая не ускользает от его внимания. Гермиона невесомо чешет белесый шрам на левой руке, едва прикрытый рукавом синей блузки в три четверти. Ком встает в глотке почти моментально. Он знает, что она ответит. — Да, — негромко произносит Гермиона. — Но это было много лет назад, — тут же добавляет она. Август хмурится и берет в руки лист с заключением, выпрямляя спину. — Временной этап в данном случае не играет роли, — произносит он, когда снова смотрит на девушку. — Темная магия оставляет свои следы, и пока медицина не достигла такого уровня, чтобы их устранять. Гермиона чувствует, как Северус сильнее сжимает ее руку. Она не смотрит на него. Не может заставить себя посмотреть. — Я поэтому не могу… — мысль обрывается, исчезает куда-то; голос начинает дрожать. — Я теперь никогда не смогу?.. Она не может договорить предложение. — Нет-нет, — тут же реагирует Август, вскинув руки в успокаивающем жесте, — не настолько все в таких темных красках, как вы думаете, миссис Снейп. Гермиона ощущает себя так, будто ей наконец разрешают дышать. Она накрывает тыльную сторону ладони Северуса своей свободной рукой и теперь смотрит на него. Гермиона видит, как у него тоже камень с души пал после этих слов. — Гормональный фон вас обоих в норме, — смотрит он на обоих супругов. — Дело в том, что ввиду вмешательства магии такого рода ваши шансы сильно уменьшились, — объясняет он. Северус размыкает губы. — Насколько сильно? — спрашивает он. Август недолго молчит. — Крайне сильно, — наконец отвечает он. — Но они есть, — снова смотрит врач им в глаза. — Мой вам совет в данном вопросе прост. Если позволите, я вам его дам. Гермиона согласно кивает. — Позволим, — не задумываясь, отвечает она за двоих. — Отпустите ситуацию, — снова кладет руки на стол Август. — Не зацикливайтесь на ней, — переводит он взгляд на Гермиону, — миссис Снейп, особенно вы. Гермиона чуть хмурится, но снова кивает. — Все случится, когда вы не будете этого ожидать, — продолжает Август. — Может, завтра, может, через несколько месяцев, — он делает паузу, — или лет. Северус чувствует, как напрягается Гермиона. — Я не стану вводить вас в заблуждение, не стану давать пустых обещаний или зарекаться, — профессионально и откровенно признается он. — Темная магия — вещь серьезная. Ее следы остались глубоко внутри, и вы живете с ними, миссис Снейп, потому что по-другому просто никак. Он недолго молчит. — Поэтому я прошу вас прислушаться к моему совету, — заканчивает свою речь Август, — и просто жить дальше, потому что оно постучится к вам к двери, когда придет время. Северус смотрит на Гермиону и чуть дергает уголком губ. У нее в глазах слезы блестят, но она все равно улыбается. Значит, у них все получится. Только придется подождать. — Спасибо вам, мистер Сепсис. Если Гермиона покидает больницу Святого Мунго со спокойным сердцем — ну, относительно спокойным, насколько это позволяет ситуация, — то Северус выходит с тяжелыми мыслями, потому что одна деталь не дает ему теперь покоя. Они решают немного пройтись, потому что на территории Мунго трансгрессия запрещена, Гермиона берет Северуса под руку и дышит полной грудью. На ее губах играет улыбка. Она чувствует себя намного лучше. — Почему ты не рассказывала мне? — слова срываются с языка сами, когда он замедляет шаг. Северус просто не может промолчать. Гермиона останавливается следом и смотрит мужу в глаза. Он встревожен, поэтому улыбка постепенно стирается с ее губ. Она понимает, о чем он говорит. — Это было давно, — не смотрит ему в глаза девушка, глядя куда-то в сторону. Северус чуть морщится от солнца, но не отрывает от нее взгляда. Потянувшись вниз, мужчина касается ее левой руки, стараясь приподнять рукав синей блузки. Гермиона убирает руку, не позволяя ему это сделать. Беспокойство в его глазах растет все сильнее. Только теперь следом появляется жесткость. — Кто сделал это с тобой? — спрашивает он. Гермиона знает, что может и не отвечать. Они оба не бороздят военное прошлое друг друга, живут лишь временем после него, но… Старые шрамы всегда ломит в непогоду. Она убирает за ухо прядь волос, которую в третий раз выбивает ветер. — Беллатриса Лестрейндж, — хмурится Гермиона, глядя себе под ноги. Имя неприятно царапает глотку. — Просто хотела кое-что узнать, — жмет она плечами. Северус сжимает челюсти. От злости и досады жжет за ребрами грудной клетки. Сколько не убегай от прошлого, оно все равно дерет глотку с трибун даже в тот момент, когда ты пересекаешь линию будущего. От злости начинают дрожать руки. — Она пытала тебя? — Северус задает вопрос шепотом. Знает, что голос выдаст его состояние. Гермиона снова морщится, рассматривая носы туфель, и качает головой. Она не хочет вспоминать об этом. — Да ей просто нужно было понять… — Она пытала тебя, — цедит он сквозь зубы, закрыв на мгновение глаза. Теперь это даже не вопрос. Мерлин. Мерлин! — Когда это случилось? — боль горит под кожей. Ему больно за нее так, словно это случилось только что, а не почти пятнадцать лет назад. Гермиона просто хочет, чтобы эта тема была наконец закрыта. Она не думает об этом много лет. Да, это случилось. Была война, было больно и плохо. Но это было. Она давно переворачивает эту страницу своей жизни. — Война была, Северус, — качает она головой. — Меня с ребятами тогда егеря поймали и доставили в Малфой-Мэнор и… Она все смотрит на носы своих туфель, будто это самое интересное, что есть в мире, а после не выдерживает и прерывисто вздыхает. Не может она об этом говорить. И не хочет. Не хочет заново ковырять рубцы уродливых шрамов, украшающих ее руку на самом видном месте. — Северус, послушай, — поднимает она взгляд. Она замечает, как меняется выражение его лица. Как он старается выглядеть решительнее и спокойнее. Гермиона знает, что он делает это ради нее. Знает, что он не выскажет своей жалости, которую она терпеть в свой адрес не может, как и он. — Родной, много лет прошло, — подходит она чуть ближе и опускает ладони ему на грудь. — Никто тогда не мог мне помочь, так должно было случиться, понимаешь? И оно уже случилось, — она словно пытается убедить не его, а себя. — Да, шансов теперь у нас меньше, но они есть, — старается улыбнуться она и смотрит в глаза Северусу. Он ловит ее пальцы сразу, как она касается его щеки, и целует их, прикрыв глаза. У нее снова суховатая, теплая кожа. — Надежда есть, — шепчет она. — У нас с тобой все получится, — Гермиона делает небольшую паузу и склоняет голову вправо, — ладно? Легкая улыбка трогает ее губы, когда Северус открывает глаза. — Ладно, — соглашается он. Он тянет ее к себе, опустив ладонь на затылок, и оставляет на ее губах долгий, тихий поцелуй. Гермиона водит подушечками больших пальцев по его запястьям, чувствуя родной сердцу пульс. — А теперь идем, — открыв глаза, произносит она, когда опускается с носочков вниз, — я хочу есть. Северус протягивает ей согнутую руку, и они начинают идти рядом, пока Гермиона задумчиво постукивает указательным пальцем по подбородку. — Что-нибудь сочное и мясное, — мечтательно произносит она. — И десерт? — чуть дернув уголком губ, спрашивает Северус, обернувшись к супруге. Гермиона фыркает. — Разумеется, что за вопросы, — парирует она. — Только никакого… — Никакого тирамису, — заканчивает за нее Северус, — я помню. Они направляются к воротам, ведущим к выходу из Мунго, и каждый в глубине души надеется, что сюда больше не войдет даже под Империусом или палочкой у виска с непростительным. Порой очень удручает, что нельзя увидеть будущее.