***
Догадывался ли Кацуки, что его сопленники-герои хороши в рукопашном ближнем бое? Да, даже предполагал, что это именно так. Но думал ли он, что разница между их навыками будет настолько большой?.. Определенно, нет. Всегда все вокруг признавали, что это была одна из его сильных сторон. Переговоры и моральная поддержка пострадавших были слабым местом, как бы он не хотел этого признавать во всеуслышание, но все, что касалось физического воздействия на объект — что причуда, что бой без нее, — всегда вызывали лишь похвалу в любом возрасте в любом окружении. Но теперь, видимо, пора оценить все заново. Он не проиграл ни один бой за два дня битв, в которых успел поучаствовать, но в первый раз его пожалели и не стали давать серьезного противника на первый раз, решив оценить его способности, а во второй — просто повезло. Жестокий охранник с рыжими усами, которого хлебом не корми, дай поставить в противники явно превосходящего по силе человека, отсутствовал. В тот день была не его смена, и как рассказали Кацуки, это бывает не слишком часто, особенно в дни битв. Гребаный фанат интересных тактических решений и спасений в последний момент, конечно же, спасал именно он, останавливая битву. Похоже у него была связанная с этим причуда, раз он так точно все рассчитывал, а может — опыт большой. В его отсутствие проводимые бои были более скучными и не такими зрелищными, как могли бы, для гостей, но у пленников от этого сильно упрощалась жизнь и крепчало здоровье. Так что Кацуки получил более-менее адекватного соперника, но все равно это было сложно. Нельзя просто так взять и с ничего, простенькие тренировки в академии больше походили на разминку, сражаться на уровне тех, кто занимается этим дважды в неделю несколько лет. Сегодня снова был вторник, а рыжеусый ублюдок, как называл бы его Кацуки, если бы ему не запретили выражаться, — дети! — уже попадался на глаза. Ждать от сегодняшнего дня чего-то приятного не приходилось. Ужин уже был, так что совсем скоро за ними придут. Легкий мандраж не позволял расслабиться, что было совсем непривычно для Кацуки, ведь перед любым сражением он испытывал лишь жажду битвы, действий и предвкушение победы. Плохое предчувствие не давало покоя с самого утра, но не признавать его существование было довольно легко. Во всяком случае так казалось до тех пор, пока Лента, заглянув ему с крупицами беспокойства в глазах, не сказала: — Все будет в порядке. — Успокаивала она себя или его было не понятно, но во всяком случае приближающуюся катастрофу чувствовал не только он. Это одновременно распаляло нервы еще больше и вносило уверенности, что не с пустого места он все это придумал сам себе, а действительно что-то было в основе этого беспокойства. Над ними по верхней стене прошел один из молчаливых охранников, отличающийся любовью прослушивать новости по радио, прикрепленному к его поясу. Кацуки был благодарен ему за это, ведь это была единственная щелочка в реальность, пусть и односторонняя. Если вообще можно было быть благодарным кому-то, держащем в плену. — Будет ли Академия принимать какие-то еще меры для защиты студентов, Харуми? Или переселения в общежития посчитали достаточным? — Не знаю, Наоки, скорее всего будут, но отвечать на этот вопрос прямо они отказываются. И я их прекрасно понимаю, любая информация по поводу организации безопасности может снизить ее эффективность. В данном случае лишняя бдительность не помешает. Толстяк остановился где-то над ним, Кацуки не может его увидеть со своего места, так что предполагает, опираясь только на слух. Ведущая продолжила: — Насколько известно, подготовку к экзамену на временную лицензию ускорили и дату перенесли на максимально возможную. Думаю, что это важный этап — так студенты хотя бы смогут защитить себя, друг друга и окружающих, если это снова понадобится, и не задумываться о последствиях со стороны закона. — Звук радио стал отдаляться. — Пожалуй, это последнее, что должно волновать непосредственно в битве со злодеями, но проблем набраться можно — закон относительно причуд очень конкретный. — Помнится, у Академии даже есть несколько адвокатов на постоянной работе. — Иногда героям тоже нужна защита, вспомни только... — охранник ушел слишком далеко, и голоса превратились лишь в неясный шум. Похоже что Академия делает все, что в ее силах, так что Кацуки надеется, что его знакомые полудурки будут в порядке. Волноваться, что он отстанет от них всех, Кацуки не видит смысла. Выберется, сдаст все, нагонит и снова будет лучшим. Сейчас нужно решать проблемы по мере поступления и разбираться с битвами и толпой детей, которых нужно спасти. Их становилось меньше. Около недели назад, перед самым подъемом, он проснулся от шагов по коридору. Охранники выносили тело умершего во сне ребенка. Утром Кацуки увидел, что не хватает того, которому было нехорошо с самого появления студента здесь. И сразу же остальные дети показались ему болезненно бледными и ослабленными, а в голове стало нарастать чувство, требующее действовать немедленно. Пульс стучал в голове, мысли бегали от идеи к идее, но обрывались слишком быстро, едва встречая препятствие. Он ощущал себя крабом на дне ведра, в которое его поймали, — вокруг стены, а если он и преодолеет их, там будут люди, которые непременно пихнут его обратно на дно, а другого выхода, кроме как вверх, просто не существует. Героям пришлось отвести его в сторону: — Успокойся, черт возьми! Держи себя в руках! — Яростно прошипела Лента сквозь зубы, вцепившись ему в локоть пальцами. Воин стоял позади нее в шаге, скрестив руки на груди и расправив плечи — отгораживая их от всех. Лента все равно оглянулась, убеждаясь, что не привлекла лишнего внимания детей, и еще тише продолжила: — Дети уже обращают на тебя внимания и беспокоятся. Если волноваться будут все восемьдесят — они накрутят друг друга и это место превратится в настоящий неуправляемый ад. Ее брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию, а взгляд прожигает гневом, который похоже он заслужил. Но признание своих ошибок публично не было его сильной стороной, так что он выдергивает руку из ее хватки: — Я ничего не делал! — И этого было достаточно! Это дети, они не думают, не анализируют, они чувствуют! — Лента улавливает в его глазах понимание, так что переходит на более спокойный тон, — Я не предлагаю принять это, — «смерть детей» она не произносит, но и так ясно, о чем она. — Но сейчас мы все-равно ничего с этим сделать не можем. Пока что. Лента снова оглядывается и прислушивается, но уже смотрит над головой, на охранника, единственный на обходе был сейчас достаточно далеко от них. Ее голос становится едва слышимым: — У нас есть план, который был невозможен для нас двоих, но с тобой должно выйти. Один охранник за нас, тот, что с радио, нужно дождаться удачной смены со слабым составом причуд других двоих, такое нечасто происходит. У нас только одна попытка, все будет уже на следующей неделе. Но до того момента не подаем вида, не паникуем и сидим, сложив ручки, ясно? Легко сказать «не паникуй», его сердце также стучало слишком быстро, в ушах стоял шум, а руки были холодными, когда погиб еще один ребенок через несколько дней. Это невозможно игнорировать, с каменным сердцем не обращая внимания и пропуская мимо себя. Но дышать стало действительно легче от всего лишь отблеска спасения. И Кацуки себя за это презирал — это была полумера, которые он ненавидел. Они спасутся, а кто-то не доживет до этого момента, и их не пытаются спасти, смирились с этими необходимыми жертвами, отдали их за собственное спасение. Отвратительно. Неправильно. Не по-геройски. Не таким человеком он хотел быть. Но либо так, либо умрут все до единого и даже больше. Их ряды немного опустев сразу же восполняются новыми лицами. В конце концов пришлось принять, что человек он так себе. Охранник, совершавший вечерний обход, закончил его уже давно. Кацуки тяжело вздыхает, сидя на втором этаже кровати. Ожидание бесит. Невозможность отказаться бесит. Отсутствие причуды бесит, хоть уже и не напрягает, как поначалу. Он привык, что может полагаться только на свои руки, ноги и голову, хоть и было сложно. Использовать причуду всегда было также легко, как и дышать. — Если почувствуешь, что все плохо — просто сдайся. Неважно, если бой будет проигран. Даже усатый не станет настаивать на добивании. Голос звучит тихо, женщина долго молчала, блуждая в мыслях, раздумывая. Лента сидит напротив, тоже на втором этаже, но соседней кровати. Кацуки поднимает взгляд на нее и встречает ее привычный острый серьезный до последней йоты взгляд. Она точно знает, что он нервничает, это было ясно еще в полдень. Неожиданно для себя самого, Кацуки понимает, что она переживает за него. И это раздражает, ведь он справится в любом случае. — Я не проиграю. — Четко выделяя каждое слово, отвечает он. Молодая женщина закатывает глаза от такой упрямости собеседника. — Ладно, можешь позволить избить себя до смерти, если хочешь, — говорит она не всерьез. Это все так по-детски. Она воспринимает все, что он говорит, иногда даже то, что он не успевает сказать, в крайность и отвечает так же. Они могли общаться нормально, но быстро переходили на более привычные для них обоих переругивания, несмотря на то, что никто из них неприязни к другому не испытывал. Наверное, так бы он общался со старшей сестрой, если бы она у него, конечно, была. — Кацуки, — зовет, растягивая последний слог, девочка с первого этажа кровати, и слегка дергает его за ткань штанов. — Ммм? Минори такой вариант ведения беседы не устраивает, так что она встает на перекладину в виде спинки сбоку у кровати. Сначала появились темные хвостики, а затем показалось ее лицо. Темные глаза сосредоточенно и настойчиво смотрят на него. — Обещай, что сдашься. — Нет, — он понимает, что ответил слишком резко для расстроенной его возможной смертью маленькой девочки, едва слова прозвучали. Ее глаза сразу же заблестели от слез, но она, упрямо стараясь не заплакать, предпринимает попытку снова, продолжая настаивать: — Обещай! Ее пальцы сильнее ухватили кровать, за которую она держалась, так, что они даже побелели. Помнится, когда он ее только встретил, она была очень стеснительной. Во всяком случае, так казалось или, возможно, он плохо на нее влияет. — Тц. Не умру я, Минори. Иди уже спать. Завтра проснешься, а я все также здесь. Давай-давай. Он взмахивает рукой, прогоняя ее, как надоедливое насекомое. Скорее его интонация, нежели слова, убеждает ее, так что она действительно спускается к себе и ложится спать. Тихие шаги охранников Минори не слышит — спит, Кацуки и Лента тихо спускаются на пол, даже когда люди в форме еще не показались, и ждут их прихода. Наконец, тревожность перед боем испарилась, словно ее и не было, и Кацуки чувствует, что любой враг ему по плечу. Кровь становится горячее, а в руках вновь ощущается сила — он в порядке. Их заковывают в наручники и выводят за пределы тех комнат, в которые они могут зайти днем. Дорогу Кацуки запомнил на всякий случай еще на первой неделе, хотелось при побеге хорошо ориентироваться в здании, но везде, где их проводили все было глухо — только одни коридоры, даже без дверей в комнаты или намеков на окна, забитые бы тоже подошли, но ничего не было. Их путь завершался в комнате, в клетке с лавочкой, где они ждали своей участи, пока кто-то из них сражался в центре комнаты в восьмиугольной клетке побольше. Что-то похожее использовалось для проведения боев без правил, только здесь и сверху были сети, а относительно мягкое покрытие пола было сурово заменено на бетон. Вокруг были люди, гудящей толпой, то тут, то там мелькала форма охранников среди них. Сегодня людей было больше, чем в прошлый раз — распорядитель, чтоб его усатое величество, был интереснее. Его оставили на конец, так что бои Ленты и Воина были перед ним. Он внимательно смотрел каждый из них, встав на лавочку, чтобы возвышаться над толпой. Противников стоило знать — не в этот раз, так в следующий они могут встретиться, поэтому знать слабые места и любимые приемы было бы очень даже неплохо. На ринг он зашел первым и отошел к дальней стенке от двери, занимая удобное для себя расположение. Отсюда было видно Ленту, когда она поднималась выше к потолку, — не то чтобы женщина могла подсказывать или что-то еще, но видеть ее периферийным зрением успокаивало в самых далеких уголках души. Дверь открылась и охранник завел другого пленника, которого студент видел впервые. Пока наручники расстегивались, Кацуки не мог оторвать взгляд от рук его противника. Татуировки покрывали кисти и пальцы, складываясь в надписи, а надписи местами — в рисунки. Ему рассказывали герои о двух братьях, с которыми лучше не попадаться в спарринг, и их отличительной чертой были именно рисунки на теле. Кацуки переводит взгляд на клетку за пределами ринга, чтобы убедиться в собственных подозрениях. Лента закрывает рукой рот в ужасе от происходящего. «Отличная поддержка, черт возьми.» Противник уже встал напротив, отзеркалив его положение. Охранник глянул сначала на одного, потом на другого, и объявил: — Условия победы для правой стороны, — взмах рукой в сторону Кацуки, — продержаться семь минут. Для левой, — теперь рука указывает в сторону противника, — не дать сопернику этого сделать. Звучит колокол, смазано отражаясь от стен, означающий начало поединка. Судя по тому, что Кацуки рассказывали, шансов победить у него нет. Два брата обладали значительной массой, но несмотря на это были искусными бойцами, шустро передвигаясь, уклоняясь и стремительно проводя атаки. Но сейчас победить означало лишь продержаться, время работало на него, и поэтому за любые лишние передышки и переглядывания Кацуки цеплялся, стараясь держать дистанцию. Лезть в ближний бой и проверять информацию не было никакого желания, так что это были скорее медленные догонялки с уклонениями, чем сражение, если не считать несколько блоков и фальшивых нападений. Плевать, как это выглядело, пусть даже трусливо, предплечье, которым он блокировал несколько ударов, болело достаточно существенно, чтобы полностью сосредоточиться только на уходе от конечностей противника. Он не слышал толпы, не переводил взгляд на Ленту, как это обычно бывало, вцепился глазами в человека напротив не упуская ни секунды, видя каждое поползновение в атаку, замечая любое движение. Проходит по ощущениям очень много времени, прежде чем колокол коротко звенит — прошла половина от семи минут. В первую часть боя было стойкое ощущение, что его жалеют и борются в пол силы, но оно быстро испарилось, когда после звона противник прибавил скорости прямиком направляясь к нему. Блокировать, не то что уходить, получалось уже не все. До этого противник использовал в основном одиночные удары, а теперь это были целые серии и связки, и даже с учетом увеличение скорости, Кацуки все равно чувствовал больший потенциал. Боец делал паузы, после удачных ударов, он каждый раз ему позволял, отойти и принять более удобное положение для следующего блока. Кацуки не был уверен, что продержится еще одну бесконечность, руки уже дрожали, как после хорошей тренировки, а ноги держали не крепко. И что будет, когда он не сможет что-либо предпринять на действия противника, он не знал. Когда колокол отзвонил дважды, предупреждая о начале отсчета последней минуты, на секунду противник замирает, его взгляд проходит сверху вниз и обратно по Кацуки, оценивая его силы, затем он грубо усмехается, казалось, не волнуясь об отсчете времени, и кидается в ожесточенную атаку. Боец двигается слишком быстро, а Кацуки слишком устал, так что он попадается на обманку, отвлекаясь не на ту руку, и тяжелый удар в голову сбивает его с ног. Мир перестает быть понятным, так что все, на что его хватает — это инстинктивно не дать себе ударится головой еще и о бетонный пол, выставляя руки и ловя свой вес. Голова гудит болью, так что если бы прямо сейчас колокол снова зазвонил, он бы его точно не услышал — тональность была слишком схожей. Темнота перед глазами стремительно расступается, возвращая сначала только краски нечеткими пятнами, и едва он успевает понять изменившееся расположение противника, как тот наносит ему удар по лодыжке — сверху вниз, впечатывая ее в пол всем своим весом с чертовым ускорением свободного падения. Кость отвратительно хрустит и шуршит о камень. Боль настолько сильная, что кажется, будто ногу совсем оторвали и дальше травмы ничего нет. Кацуки хватает собственную ногу за ткань штанов, не в состоянии предпринять что-либо, боль ослепляла. Противник холодно наблюдает, а затем ставит свою ногу на, очевидно, перелом и делает движение, будто он растирает что-то по полу. Кацуки кричит, изгибается, как может, стараясь по минимуму двигать поврежденной конечностью, и вцепляется в опорную ногу противника, стараясь уронить его на пол, или хотя бы, сменить положение второй ноги от него подальше. Но, к удивлению, боец падает на спину. Он пытается отползти на локтях, подтягивая ногу за голень, прикоснуться ниже сейчас Кацуки не мог. Шевелить ей уж тем более. Голова болела тупой болью, нога — словно ее полили лавой, продолжать бой было невозможно. Но это и не требовалось. Дверь открылась и охранник, быстро прошагав к противнику Кацуки, склонился над ним. Несколько секунд он водил руками около его головы, то проверяя дыхание, то пульс, под шепот толпы, прежде, чем объявил: — Он мертв! — Глубокая тишина возникшая следом, продержалась недолго, а следом люди восторженно зашумели. «Что?..» Кацуки оборачивается к Ленте, но он находится слишком низко и толпа полностью скрывает клетку с его сопленниками. Люди вокруг ринга кричали, спорили между собой, охранник пытался призвать к порядку — все это слилось в общий безумный гул, в котором он был один. Шум в голове от удара казался более уютным. Он переводит взгляд на лежащего к нему ногами бойца и замечает растекающееся пятно крови дальше его плеча. Охранник, неожиданно возникший позади, хватает за плечо, тянет вверх, ставя на ноги, и стремительно выводит его с ринга. С высоты роста Кацуки видит, что произошло, в полной мере — кровь окружала голову противника, он разбил ее. Опираться на сломанную конечность выходит едва ли, так что Кацуки хромает, опираясь на мужчину, позволяя себя вести на выход, он не мог отвести взгляд от мертвеца, пока толпа полностью не загородила его. Как они оказались уже в камере, он не помнил. В какой-то момент мир вокруг перестал иметь значение, а перед глазами было лежащее застывшее тело. Он убил его. Так легко, почти ничего не сделав, даже не думая об этом ни секунды в тот момент, он сумел лишить человека жизни. В нем было достаточно силы, чтобы сделать это случайно, почти не заметив. Жизнь всегда была такая хрупкая? Спустя два дня голова все еще болела после удара, немного подташнивало. Есть не особо хотелось, так что Кацуки вяло возил ложкой еду по тарелке. Дети, как чувствовали его настроение, были на редкость с ним необщительны. Даже Минори прилежно тихая, без тысячи, словно заготовленных, вопросов. Он ведь не сможет взобраться на стену и вырубить охранника не имея при этом причуды да еще и хромая на сломанной ноге? Черт. Облажался просто катастрофически. Сидящая напротив Кацуки женщина не сводила с него глаз, но едва ли он это замечал. Ее волновала его реакция на произошедшее — стал молчалив. На вопросы отвечал односложно, не цеплялся к ее словам, даже когда она специально пыталась немного задеть его. Он не был в порядке. И герой знала только две причины этому. — Ты не виноват. Его рука, держащая ложку, на секунду останавливается, но затем снова продолжает свой путь. Он не смотрит на Ленту. Когда он на эмоциях, она читает его, как открытую книгу. Было слишком паршиво, чтобы позволить ей сейчас заглянуть. — А нога... Заживет как-нибудь за месяц-полтора, не сбрасывай себя со счетов, ты нам еще нужен. Но придется немного приспособиться к ней. Я помогу. Надежда воскресает нежным цветком в груди. Глаза чуть сильнее обычного отблескивают в белых лампах. Какой бы путь не предстояло пройти, он его пройдет.Глава 3.
29 ноября 2022 г. в 12:00
— Удачно прогуляться, — просто желает Асуи на прощание выбирающимся из общежития в город ребятам.
Телефон в руках светит экраном, как только дверь закрывается.
«ДК, КД, ТХ вышли к остановке.»
Цую привычно отписалась о передвижениях одноклассников за пределы территории академии. За последние пару месяцев она слишком привыкла к этому и уже не чувствовала себя самой ужасной предательницей каждый раз. Лига и так просила от нее слишком мало — они не требовали информацию о причудах, семьях или что-то большее, только передвижения. Думать о том, что именно эта информация убила ее одноклассника совсем недавно, не получалось. Ведь академия же должна была защитить его? Там даже были герои, много героев, и сам Бакуго обладал хорошими навыками и сильной причудой, видимо, ему просто не повезло.
Каминари, Джиро и Хагакуре неспешно шли к выходу с территории. Они уже свернули на тенистую дорогу среди деревьев, за которыми не видно зданий U.A. В последние дни погода решила порадовать, наконец, солнышком, так что в первые же выходные ребята решили выбраться за важными вещами, покупку которых вполне мог отсрочить неприятный дождь еще на недельку, если бы пошел.
Им было жаль, что на прогулку решились только трое. Всему классу следовало развеяться хоть немного. Хоть и дома было менее безопасно, чем в академии, здесь каждая стена напоминала об опасности, от которой и защищала. В общежитии было слишком много места, которое было заполнено тишиной. Наверное, если бы они собрались так не из-за того, почему были здесь, было бы весело.
Прошло уже немного больше двух недель, так что теперь они возвращались к прежнему распорядку вещей.
— Поедим мороженого после покупок? Лето уже скоро закончится, а я так и не успел попробовать его со вкусом гамбургера! Пишут, что оно выше всех ожиданий! — Кьёка скептически изгибает бровь, но Каминари не теряет надежды, — Ну, пожалуйста!
— В чем проблема просто съесть отдельно гамбургер и мороженое?
Зачем вообще делать мороженое-бургер, Джиро не понимала. Ведь уже есть просто бургер, который, кстати, вкуснее есть теплым, и просто мороженое, которое едят холодным. И холодный бургер по вкусу так себе, горячее мороженое есть вроде только жареное. Жареный бургер?.. Какая-то бессмыслица, которая не похоже что может быть действительно вкусной.
— Сегодня по прогнозу будет жарко, мороженое будет кстати. — Поддержала Каминари Тору.
Кьека понимает, что избежать холодной странной сладости ей не удастся. Что ж, хотя бы узнает, как это возможно.
Раздается громкий треск, и за их спинами падает дерево с горящей синим пламенем листвой, перекрывая путь назад. Пока ребята отходят от дерева подальше, настороженно осматриваясь, впереди из тени на дорогу выходят злодеи отрезая еще один путь. Тога оказывается совсем близко от стоящей рядом с деревьями Хагакуре и кидается в нападение. Джиро слишком далеко от нее, а Денки отвлечен на других злодеев.
— Жарко здесь действительно будет. — Говорит стоящий рядом с Твайсом Даби, слегка ухмыляясь.
— Мне больше нравится холод, чтобы совсем совсем сгореть на солнце!
Кьека оказывается почти за спиной Каминари, дальше всех от злодеев и ближе всего к огню, и скорее достает телефон из кармана. Здесь как с оказанием сердечно-легочной реанимации — начинать действия не вызвав подмоги дело абсолютно бесполезное и заранее проигрышное. Злодеи подготовлены, Химико Тога даже со своим всасывающим кровь устройством за спиной, а у студентов ни геройского костюма, что важно в случае с Тору, ни приспособлений для причуд, все, что могли сейчас девочки, вступить в рукопашный ближний бой. Против Даби с огненной причудой это было бессмысленно.
— Джиро! На нас напали на дороге, мы еще в U.A! — Она протараторила Аидзаве все это, и, так и не разобрав ответ, кажется, что-то короткое и утвердительное, пихает телефон в карман.
Она переводит взгляд с Даби, расслабленно стоящего напротив, руки вообще спрятаны в карманы, будто никакой опасности рядом и быть не могло, на своего одноклассника.
Каминари медлил, Кьека видела это. Его спина была так близко, что можно было положить руку на плечо. И тут же она понимает, что именно она его сдерживает — он боится ее задеть своей атакой. Электричество не очень хорошо поддающаяся контролю штука. Ей приходиться отойти и даже сойти с дороги, прежде, чем она оценивает расстояние приемлемым:
— Я отошла!
Осмотреться и проверить Тору Кьека не успевает, ведь замечает, что Твайс, следящий и реагирующий на все ее передвижения, сокращает дистанцию, осторожно поглядывая на Денки. И не зря, в стоящего напротив почти расслабленного Даби угодила молния, стремительно преодолев расстояние между ними. Почти вместе с электрическим звуком со стороны Невидимой девочки раздается вскрик.
Сердце Каминари сжимается, противники исчезают из мира его внимания, он оборачивается на то место, где должна быть девушка. Он всегда боялся, что это может случится и это действительно случилось. Он был недостаточно осторожен и задел своих же своей причудой.
Она определенно лежала на земле и, кажется, двигалась, сложно было сказать точнее, шорты и футболка давали понять только нахождение тела. Совсем рядом от нее, но дальше от источника поражающей молнии лежала Тога, вцепившаяся в ручку своего аппарата едва ли в состоянии встать прямо сейчас. Каминари оказывается возле одноклассницы в мгновение, но ее движения, кажется, исчезли, и замирает, не понимая, что он должен сделать. В голове запутанный клубок мыслей из понимания того, что виноват в этом он, и бесконечного страха опоздать. Нужно начать действовать прямо сейчас, но как?.. Как оценить степень поражения? Наличие сознания? Движения грудной клетки?
Кьека опускается на землю рядом и совершенно не замечая того, что сбило Денки с мысли, ищет пульс на сонной артерии. То что она невидима не отменяет наличие шеи или артерий. Им просто нужно следовать алгоритму настолько, насколько возможно.
— Есть, — сообщает она вслух, и Каминари выдыхает от облегчения. Джиро переводит руку на плечо, слегка сжимает и трясет, — Тору?
Невидимая рука несильно хватает ее около локтя в ответ.
— Все в порядке, просто тряхнуло.
Шуршание со стороны ее ног и изменение хватки на руке дают ребятам понять, что она пытается встать. Денки спешно мешает ей и укладывает обратно на землю.
— Нет. Нет. Нет. Лежи. Поражение током работает не так. — Если Каминари хоть в чем-то уверен в данный момент, так это в том, что идти ей никуда нельзя.
Тога шипит и разжимает руку, выпуская металлический цилиндр. Ладонь жгло, особенно сильно там, где плотнее прилегала деталь устройства усиления ее причуды. Она хочет встать, но успевает лишь приподняться на локтях под пристальным взглядом студентов, когда возникший около нее Твайс подхватывает ее и уносится прочь.
— Самая удачная вылазка за все время! Дерьмовый день! Отступаем! Доведем вас до смерти в следующий раз!
Смотря в след убегающему злодею и не испытывая ни единого желания продолжить бой, Каминари вспоминает про Даби и оглядывается. В том месте, где он стоял теперь была лишь лужа грязи.
— Похоже он был фальшивкой, — комментирует Кьека, снова доставая телефон.
Прошло едва ли четыре минуты с ее звонка учителю. Пока Джиро раздумывала, стоит ли позвонить снова или помощь совсем скоро и так будет здесь, из-за деревьев — прямая дорога до академии все еще перекрыта упавшим деревом — появляются Полночь и Сотриголова. Учитель сразу же направляется к ним, пока женщина отправляется немного осмотреться.
— Порядок? — он переводит взгляд на невидимку, потому что она была окружена своими друзьями и лежала на земле. Здоровые люди в таком положении редко оказываются, особенно после драки. — Хагакуре?
— Я в порядке, — смущенно говорит она, будто волнение о ней излишне.
— Я задел ее причудой. — Признается Каминари, внося ясность в происходящее.
Его глаза были наполнены решимостью принять наказание прямо сейчас, но учитель не собирался заниматься разбором полетов, по крайней мере здесь. Он пишет что-то в телефоне и уточняет для девочки на земле:
— Не вставай.