Будем как боги

В какое-то мгновение ему даже показалось, что Печати больше нет. Это потому, что напротив него тогда стояла Лопес. И говорила, что не боится Бога. Так что сам он тоже — вместе с ней — не боялся Бога. Но потом Лопес вдруг догадалась — додумалась — про его брата, и он снова вспомнил, кто он на самом деле такой, и больше не знал, боится ли он Бога или того, что когда-нибудь Элла перестанет смотреть на него так, как смотрела сегодня. Или как смотрела на него в тот день, когда он так и не доехал до мексиканской границы и примчался им на помощь — ерунда какая, можно подумать, ему чего-то стоило подставиться под пули, он же ничем не рисковал, вот вообще ничем. Или в тот вечер, когда она — кстати, Лопес вызвалась сама — вытаскивала из него эти самые пули и израсходовала невероятное количество промедола — ерунда какая, можно подумать, он бы не выдержал пары надрезов скальпелем. Он мог выдержать и не такое, просто в тот раз она касалась его не только скальпелем, но и своими пальцами, пусть и в медицинских перчатках, и вытерпеть это было намного, намного труднее. А потом она снова смотрела на него: как на чудо. И сегодня тоже. В общем, Маркус все еще не мог уйти — сбежать, как всегда, потому что он привык бежать всю жизнь, — из лаборатории Лопес, и все ловил себя на мысли о том, что боится он теперь вовсе не Всевышнего, и все так же не знал, что ему делать. А в следующую секунду в лабораторию вошла Оливия Монро. Шеф полиции заскочила в воскресенье на работу и заодно решила полюбопытствовать, как же продвигается дело Миягишимы. И скоро ли они арестуют убийцу ван Ховена. Скоро, сказал ей Маркус. Все улики сходились. Вон, криминалист Лопес уже во всем разобралась. Криминалист Лопес в этот момент изучала свои кроссовки. И нет, вовсе не от того, что стеснялась: еще бы, ее похвалил всегда требовательный босс. — У нас есть новая информация по делу Миягишимы, — нашелся Маркус. — Я вот думаю, стоит ли вызывать на повторный допрос сотрудников из отдела маркетинга, где работал Миягишима. — Хм, — сказала Оливия. Наживку она проглотила — и уже шла за Маркусом в его кабинет, а он все рассказывал: — А еще этот бармен. Ну, из забегаловки, куда Миягишима отправился в тот вечер. После заключения контракта. Мы установили, что бармен видел его последним. Значит, он чего-то не договаривает. Потом Оливия — вполне довольная — уехала домой. Маркус остался один. Закатал рукав рубашки: конечно, Печать никуда не делась. Вот только в этот раз он ничего не почувствовал: ни разочарования, ни досады. Будто этот черный кружок и вправду был лишь черным кружком. — Лейтенант? — в дверь вдруг постучали. — Войдите, — откликнулся Маркус. На пороге стоял Боб из третьего отдела, который сейчас — на выходных — замещал Дэна Эспинозу. — Мэг ван Ховен нет в городе. Я сейчас ездил к ним домой, к ее сестре и… — Ясно, — оборвал его Маркус. — Подготовьте все, чтобы объявить ее в федеральный розыск. Боб тотчас исчез. Маркус выбрался из своего кабинета лишь спустя полтора часа — когда были подписаны и поданы все документы, а в участок прибыла мисс Кэтрин Коллетье. Тогда-то он и заметил, что свет в лаборатории выключен. И напомнил себе, что Лопес не обязана торчать в участке по выходным. Даже если ему самому очень хотелось, чтобы в этой лаборатории всегда горел свет. И сегодня, и завтра, а через десять лет тем более. И спустя целую Вечность тоже. Да, он бы согласился провести Вечность — так. Но когда за окном уже начинало темнеть, и Боб из третьего отдела засобирался домой — потому что срочное дело или нет, какая разница? — Маркус пошел на кухню за шестой или седьмой кружкой кофе и едва не столкнулся там с Лопес. — Лейтенант! — сказала Элла. — Как хорошо, что вы тут! Маркус вернул ей внимательный взгляд, и она поправилась: — В смысле, я так и думала, что вы здесь, в участке. — Много дел, — ответил Маркус. — Миягишима и… Он не договорил. Потому что Лопес сейчас улыбалась. И снова смотрела на него так, будто на его месте сейчас был не он сам, а кто-то другой, кто-то необыкновенный. И будто она собиралась что-то ему сказать. И все не решалась. — Лопес, — начал Маркус. Он тоже собирался сказать ей очень многое. Про то, что коллеги Кэтрин Коллетье подтвердили ее алиби, и про то, что камера, установленная на соседнем бутике, засекла разговор Миягишимы с тем барменом. И что-нибудь еще такое же бессмысленное. И, если честно, неправильное. Вот только в этот миг все неправильные слова он позабыл. А правильные помнил, но для них ему все еще не хватало смелости. Лопес отвела взгляд: — Дэн и Шарлотта сегодня устраивают вечеринку. — Хорошо. — Ну, не совсем вечеринку, — продолжила Лопес. — Просто Дэн был ранен, а мы давно не собирались всей компанией, так что я пообещала заскочить к ним. Хотя бы ненадолго. На коктейль, и все. Завтра же понедельник. Он кивнул. И тут же почувствовал, как что-то кольнуло его в сердце: будто ему было небезразлично, какие вечеринки устраивают Эспиноза с Ричардс. Будто это вообще его касается: где, например, проводит свои вечера Лопес. — Знаете, Дэн будет очень рад, если вы тоже решите… — Передайте Эспинозе мои наилучшие пожелания. — Обязательно, лейтенант. Приятного вечера! — И вам, Лопес. Потом Маркус ушел к себе: налить кофе он, конечно, так и забыл. Он снова открыл дело Миягишимы. Полистал отчет с места преступления. Закрыл и встал из-за стола. Минут через сорок он уже был дома. Сварил спагетти и вылил на них полбанки готового соуса из супермаркета. Включил и почти сразу же выключил телевизор: пасту он съел в полной тишине, листая новости с телефона. Убрал посуду, налил себе виски и устроился у окна. Сегодня было воскресенье, неделя предстояла адская, и ему уж точно стоило лечь спать пораньше. Это вон Эспиноза мог позволить себе устраивать какие-то вечеринки — и не подумаешь, что только что выписался из госпиталя. Лейтенанту Пирсу такое никогда не пришло бы в голову. Еще чего, созвать к себе коллег и сотрудников в воскресенье вечером, накануне рабочей недели. Маркус покачал головой. Конечно, никакая сила в мире не заставила бы его туда пойти. И точно так же никакая сила в мире не мешала ему встретить Лопес после. Спросить ее, как дела. Как прошла проклятая вечеринка, в конце концов. Отвезти домой. Лопес точно была бы не против, и сам он был бы не против, и скорее всего, они бы даже нашли о чем поговорить — они с Лопес целых полтора года находили о чем разговаривать, а что по этому поводу подумал бы какой-нибудь Эспиноза или даже Ричардс, не имело никакого значения. Он вздохнул. Повертел телефон в руках. Конечно, было уже поздно: половина одиннадцатого. За окном клубилась ночная, непролазная тьма. Лопес наверняка вернулась домой. Или наоборот, решила пожертвовать сном и задержалась на вечеринке. В любом случае, смысла звонить ей не было. И точно так же не было никакого смысла посылать ей сообщение, но он все-таки это сделал. «Все хорошо?» На семьдесят четвертой секунде ему даже пришел ответ: «Отлично! Еду домой». Потом Маркус послал и второе сообщение: такое же нелепое. То есть, пожелал Лопес доброй ночи. «Увидимся завтра», — ответила она. В этот раз почти мгновенно. Маркус улыбнулся. Он ушел спать в прекрасном настроении, проснулся за пять минут до будильника и почувствовал, что действительно выспался. Ему точно снилось что-то хорошее: правда, сна своего он не запомнил и не сильно жалел. Он отчего-то верил, что увидит этот сон еще не раз. Потом ему снова повезло: ни на одном шоссе не было пробок, а с океана тянуло приятной прохладой. В участок Маркус приехал к восьми. Людей снова не хватало: Эспиноза обещал появиться в участке неделей позже, и то если разрешит врач. Декер отпросилась еще несколько дней назад — что-то случилось с ее дочерью, Трикси, а подробностей пока никто не знал. Не пришла и Ричардс, хотя ее взгляд им бы сейчас очень пригодился: один из главных подозреваемых, начальник Миягишимы, нанял себе защитника из очень респектабельного адвокатского бюро, и это не говорило ни о чем хорошем. А Боб и Майк из третьего отдела, которых Оливия отрядила на помощь Маркусу, заслуживали звания Детектива-Тупицы куда больше, чем Эспиноза. Это будет адская неделя, вспомнил Маркус. Взгляд его нечаянно упал на Лопес: конечно, та улыбнулась. И заметила: — Мы справимся, лейтенант. Тогда он и понял, что произнес это вслух. И тоже улыбнулся в ответ. И сказал себе — мысленно — что Лопес виднее. Почему-то эта мысль его успокаивала. Он решил верить в нее, и веры этой хватило ему ровно до полудня. Потому что в полдень его телефон вдруг запиликал. В сотый раз за это кошмарное утро, но с той разницей, что теперь Маркусу звонили с незнакомого номера. Он помедлил и принял звонок. — Меня зовут Сара Хейфец, — услышал Маркус. — Не думаю, что мы с вами вообще встречались. Маркус напряг память: имена и фамилии он запоминал превосходно, но именно это имя, Хейфец, ни о чем ему не говорило. — Прошу прощения? — Подозреваю, что вас принимал мистер Штефан Экхарт, — сказала Сара Хейфец. — Мы с ним были партнерами по бизнесу. Учредителями «Октодиогенес». Он даже успел подумать, что ничего хорошего это не предвещает. Когда ему звонят из «Октодиогенеса». Из компании, которую недавно купил некто мистер Люцифер Морнингстар — пусть и через инвестиционный фонд, существующий лишь на бумаге. — Мне стоило огромного труда вас найти, — призналась Сара. — Как будто сам Бог был против этого. Или дьявол. В конце концов, наш новый владелец именно так себя называет. Мысленно досчитав до десяти, Маркус самым вежливым — и самым равнодушным — тоном поинтересовался: — Я могу вам чем-то помочь? — Надеюсь. Понимаете, я единственный совладелец «Октодиогенеса», который отказался продавать долю Lux Investments. Скажем так, мне не понравилась политика нашего стратегического партнера. Он же пришел из совсем другой сферы. Говорят, этот мистер Морнингстар владеет ночным клубом и скупает дорогую недвижимость в Беверли-Хиллз. Что он понимает в биотехнологии? А теперь он как-то быстро начал закрывать некоторые перспективные проекты. В общем, я подала в суд на него, а он на меня. Если бы Маркус не догадывался, в чем дело, он бы даже улыбнулся. Затаскать самого дьявола по судам — такое могло случиться только здесь, в Америке. — В результате меня обвиняют в опытах над эмбрионами, — сказала Сара. — У нас есть патентная заявка на терапию старения. И мы действительно нашли ген, ответственный за то, чтобы теломеры на кончиках хромосом не укорачивались. Назовем это просто: ген бессмертия. Вы же понимаете, о чем речь? — Да, — ответил Маркус. — Пока что расследование ведет комиссия по этике. Их эксперт уже написал заключение о том, что мы использовали человеческий эмбрион. И если я не докажу, что это не так, на меня заведут уголовное дело. Насколько я знаю, все началось с того, что мистер Экхарт получил образец крови от одного человека. Теперь Маркус решил промолчать. Так и не дождавшись от него никакой реакции, Сара продолжила: — Нам дали неделю. Все, что от вас требуется — это приехать в госпиталь при Калифорнийском университете. Там всегда есть кто-то из этой комиссии по этике, например, доктор Вильсон. А дальше надо просто сдать кровь. — И все? — Да, и все. Связь Маркус уже выключил. Потом он долго не вылезал из своего офиса — телефон звонил раз пять или шесть, и раз десять пищал ноутбук — и все сидел, упершись локтями в стол и положив голову на руки. Лопес предупреждала его об этом. В самом начале. Не то чтобы он ей не доверял. Доверял, и еще как. Просто он никогда не думал, что все это когда-нибудь зайдет так далеко. Но сейчас сам дьявол объявил ему войну, а Бог уже скидывал с неба бетонные плиты и напоминал: чтобы ни делал Каин и куда бы он ни бежал, он навсегда останется первым убийцей, рядом с которым все умирает и превращается в пепел и который обречен скитаться по миру целую вечность, а раз так, у него никогда не будет дома. Маркус поднялся из-за стола. Толкнул дверь. Мимо как раз проходил тот стажер, Гаспар Фойль, с огромной коробкой в руках: наверно, старые дела из архива. — Добрый день, лейтенант. Дверь так и осталась распахнутой настежь, когда Маркус переступил порог и сделал несколько осторожных шагов. А потом остановился. Даже отсюда он видел: в лаборатории Лопес горел свет. А значит, Бог не был всесилен, как прежде. Всевышний уже ошибся. И, стало быть, ошибется снова. И бетонные плиты теперь всегда будут падать мимо. Ну а с дьяволом — с дьяволом он как-нибудь разберется сам. В конце концов, дьявола он никогда не боялся. — Лейтенант! Лопес появилась словно ниоткуда, а глаза ее горели. — У меня есть новости, — прошептала она. — «Биокоринтиус». Маркус все понял. Кивнул. Жестом предложил зайти в его кабинет. Дверь запирать не стал. Прислонился к полкам и скрестил руки на груди. — Это стартап из Сан-Диего, — объяснила Лопес. — Они расшифровали еще один кусочек генома. И это совсем новый кусочек. В общем, они выделили нужный ген, создали трансгенную мышь и доказали, что никаких процессов старения в организме такой мыши не идет. Лопес тем временем уже померила его кабинет шагами, даже два раза, а потом ловко уселась на краешек его стола. И это тоже, черт возьми, было отлично — Маркус отдал бы очень многое, чтобы все именно так и случилось, чтобы Лопес сидела на краешке его стола и глаза ее сверкали именно так, как сейчас, но говорили бы они о чем-нибудь другом. Не о поиске гена бессмертия. Не о происках дьявола и уж точно не о высшем провидении. А что отвечать ей, он вообще не знал. — Что-то не так? Маркус помедлил. — Мне только что звонила Сара Хейфец, совладелец компании «Октодиогенес». У них проблемы. Комиссия по этике уже начала расследование, а впереди маячит уголовное дело. Что-то по поводу эмбрионов. Лопес приподняла бровь. А потом округлила глаза. — Комиссия по этике считает, что они создали искусственный эмбрион? — Насколько я понял, да, — сказал Маркус. — Им дали неделю. И я должен… Он запнулся. Он вообще, кажется, потерял дар речи. — Им нужен образец вашей крови, — догадалась Лопес. Потом она вздохнула. Посмотрела на него — уже без этого сумасшедшего сияния в глазах — и объяснила: — Вот что, лейтенант. До того момента, когда все узнают, кто вы такой, еще очень далеко. Он пожал плечами. — И вообще, лейтенант. Двадцать первый век на дворе, — добавила Лопес. — И что? — Не имеет никакого значения, кем вы были раньше. Они переглянулись. — Имеет, — сказал Маркус. — Смотрите, Бог так и не смог вас остановить, — напомнила Лопес. — Мы пока не знаем этого наверняка. — Я имею в виду вашего Бога, в которого верите вы. Мне он не нравится. Даже если вы встречались с ним лично. Вернее, если вы с ним на самом деле встречались — тогда он мне тем более не симпатичен, и верить в него я отказываюсь. Маркус покачал головой. Как всегда, Лопес не унималась. — Вы же хотите, чтобы люди стали сильнее Всевышнего? — Да. — Тогда вам осталось совсем немного, чтобы победить. — Знаете, Лопес, что мне нравится в двадцать первом веке? Она вскинула на него глаза — и улыбнулась. — Мало кто теперь вообще верит в Господа Бога, — объяснил Маркус. — Порой даже мне кажется — вдруг его и нет больше? Но потом я вспоминаю, как все устроено и кто я такой… — А что тогда вам не нравится? — Все читали Библию. — Так уж и все? — Многие. — Но Священное Писание — это тоже книга, — Лопес всплеснула руками. — А в каждой книге человек может вычитать только то, что он способен понять. — Лопес, — сказал Маркус. — Я это сделаю. Произнес он это очень тихо. И теперь видел, как тотчас засияли ее глаза. Лопес даже слезла — спрыгнула — с краешка стола и в одно мгновение оказалась рядом с Маркусом. И снова смотрела на него — так, будто он был кем-то необыкновенным и чудесным. И, конечно, разрешения Лопес спрашивать не стала: просто обняла его. Так, как всякий раз обнимала Дэна Эспинозу, когда у того выдавался особенно неудачный день. Или Декер. Или Шарлотту. Или кого-нибудь еще. Правда, сам Маркус в этот миг надеялся, что и Эспинозу, и всех остальных Элла Лопес все-таки обнимала иначе. — Знаете, лейтенант… Лопес не договорила — в дверь постучали, и она тотчас разомкнула объятия. Это был Боб. Он пришел доложить, что миссис ван Ховен все-таки задержали в Пасадене и что ее скоро доставят в участок. Маркус тут же выскользнул из кабинета. Лопес, конечно, вышла за ним и зашагала прямиком в лабораторию — и все-таки он успел заметить, что на лице ее все еще сияет улыбка. Беседа с миссис ван Ховен затянулась надолго. Разумеется, она ни в чем не призналась, а нанятый ею адвокат объяснил ее бегство шоком и паническим приступом. — Похоже, у нас не хватает улик. И с Миягишимой тоже, — сказала Оливия в самом конце рабочего дня. Конец рабочего дня в этот раз настал около девяти вечера: и ничего особенного в этом не было. — Дайте мне немного времени, — попросил Маркус. — Тут справится любой стажер. Оливия пожала плечами. — Не сомневаюсь, — согласилась она. — У вас все в порядке, лейтенант? — Как всегда, — ответил Маркус. — У меня все под контролем. — Сейчас вы остались без двух опытных следователей. Может, стоит вернуть нашего гражданского консультанта? — Надеюсь, вы шутите. — Конечно. Но раньше от Люцифера и правда было немало пользы, разве нет? Не знаю, что на него нашло в тот раз. Короче, решайте сами, нужен он вам или нет. Секунду он медлил, а потом улыбнулся: — Можно я все-таки обойдусь без сделки с дьяволом? Оливия рассмеялась. А Маркус зашагал к себе. В лаборатории было темно: похоже, Лопес уже ушла домой. Лишь теперь он сообразил проверить телефон — и обнаружил, что пропустил ее сообщение. «Страховка предложила мне неплохой вариант на замену!» Конечно, он ответил. Конечно, он пожелал ей удачи с машиной — и приятного вечера. Собрав вещи, Маркус ушел на парковку. На всякий случай проверил телефон снова: новых сообщений не было. Застегнул шлем и вот тогда краем глаза заметил фигуру на самой дальней стороне парковки: будто там, за джипом Оливии, кто-то прятался. Секунду-две Маркус всматривался в темноту, положив руку на «глок» за поясом. Даже думал вызвонить дежурного с поста и приказать осмотреть тут все. А потом все-таки решил, что ему показалось: наверно, он просто устал за сегодняшний день. Было около десяти, когда Маркус завел мотоцикл в гараж. И поднялся в гостиную. На мгновение его дом — идеальный, со стеклянной стеной и шикарным видом на Лос-Анджелес — показался ему невыносимо пустым. Он не удивился: за тысячелетия это стало привычным ощущением. Он мог жить и в хижине, и во дворце, и на вилле, вызывающей зависть соседей, с ним рядом могли обитать другие люди, и все равно: первой рядом с ним селилась пустота. Потому что этого хотел Всевышний. Даже сейчас, в двадцать первом веке, когда настоящей веры стало меньше, Господь Бог находил способ напомнить Каину о его Проклятии. Правда, однажды этот дом не был пустым: в тот раз они с Лопес обсуждали окаменелости. За окном — будто совсем рядом — послышался рев двигателя. Скорее всего, решил Маркус, вернулся кто-то из соседей напротив. А потом дверной звонок вдруг заверещал. — Лейтенант, — на пороге стояла Лопес. — Мне надо кое-что вам сказать. Конечно, она улыбалась. И тараторила: как всегда. — Представляете, мне дали такую классную машину на замену! Хорошо, что я пару дней на такси покаталась и не согласилась на первую тачку, которую страховка пыталась мне всучить! Я ведь еще не выбрала, что мне брать потом, тоже «Тойоту» или нет. Маркус тоже улыбнулся: на парковке у ворот стоял массивный черный «Ланд Крузер». — И вообще, мы с вами не договорили, — добавила Лопес. — Действительно. Он пропустил ее вперед, и Лопес практически взлетела по лестнице вверх. Снова — как и в тот раз — оглядела его коллекцию, снова зацокала языком, рассматривая аммонит. А потом повернулась к нему. Выдохнула. И начала: — Так вот, про Библию. Которую все читали. Там ведь больше легенды, правда? — голос ее чуть дрожал. — Аллегории всякие. Притчи о том, как нужно и не нужно себя вести. Что-то совпадает с реальностью, а что-то нет. — Наверно. — Но вот имена. Я вдруг подумала про имена. Она все смотрела на него. Собиралась с духом: уж это Маркус прекрасно видел. И наконец рискнула: — Каин, — произнесла Элла. — Ведь так? Сначала он ничего не ответил. Просто кивнул. Глаза ее тотчас сверкнули и засияли так, будто во Вселенной зажглись два новых солнца. А еще Элла протянула ему руку. — Приятно познакомиться, Каин. — Взаимно. Руку он, конечно, пожал. И все-таки добавил: — Мне действительно нравится имя Маркус. — Мне тоже, — сказала Элла. — Оно вам очень идет, Маркус. Конечно, она все еще улыбалась. И не выпускала его ладонь из своей: он, если честно, даже не думал, что у маленькой Эллы Лопес будет такая хватка. — А знаете, вам тоже необязательно называть меня по фамилии. Нет, я не против, но… Маркус рассмеялся. — Согласен, Элла. — Обещаю, что не буду заваливать вас вопросами. — Вы имеете на это полное право, — кивнул Маркус. — Больше, чем кто-либо. — Я постараюсь делать это строго дозированно. И клянусь не злоупотреблять любопытством. Один-два вопроса в день. Про вашу жизнь. Это вы выдержите? Он пожал плечами. — Я выдержу даже десять. — Нет, это уже чересчур, — Элла покачала головой. — Мы же не на допросе. Она все так же завороженно его рассматривала, и Маркусу нравился этот ее взгляд. А еще Элла и не думала его отпускать: будто боялась, что он куда-то денется или сбежит. Будто это сейчас вообще пришло бы ему в голову. — Каин, — сказала Элла. И тут же повторила, словно пробуя это древнее имя на вкус. — Каин. Можно я иногда буду называть вас так? — Можно, — он кивнул. И даже попытался улыбнуться. Что-то его все-таки выдало. — Но вам не нравится. — За этим именем стоит целая история, — объяснил он. — Мировая. — И моя тоже. Вернее, истории. Некоторые из них я бы хотел забыть. — Вы об этом Проклятии? — Да. Вмиг исчезла ее лукавая улыбка, и посерьезнело лицо, но в глазах Эллы все так же сияли сверхновые. — Нет никакого Проклятия, — сказала она. — Вы просто первый генетически модицифированный человек. И скоро таких, как вы, будет очень много. Весь мир, наверно. А Проклятия нет. Он поверил. Потому что сейчас это говорила ему та, что стояла перед ним: маленькая и очень смелая. По-настоящему смелая — Маркус, наверно, и за все тысячелетия не видел людей такой отваги. Стояла так близко, что в этот миг он даже чувствовал тепло ее тела, и от этого невыносимо сильно хотелось притянуть ее всю к себе, прижать и не отпускать никогда. Как она сама сейчас все еще не отпускала его руку: пальцы ее крепко оплели его запястье. Маркус поднес ее ладонь к своим губам, и Элла чуть вздрогнула. А в следующее мгновение сама потянулась к нему и обвила руками его шею. И теперь кругом был только жар и только огонь, и никогда на свете Маркус не сказал бы, что это пылающее пламя было адским. Что-то и вправду сейчас сгорало в этом пламени — что-то такое, от чего бы он хотел навсегда избавиться. И что-то рождалось заново: может быть, даже он сам, а может быть, и целый мир. И не было больше ни пустоты, ни одиночества, ни сомнений, ни страхов, и уж точно не было проклятий — потому что в этой Вселенной, перерожденной и обновленной, никаких проклятий просто не могло существовать. Зато в этой Вселенной была надежда — опьяняющая и сладкая, как женщина, которую он сейчас покрывал поцелуями с головы до пят и которая вздрагивала под его телом, обвивала его талию ногами и царапала ему спину, заставляя его вжиматься в нее еще сильней. Он и вжимался, и весь пытался вбиться в нее, а когда это наконец получилось, она произнесла — выкрикнула — его имя. Сперва то, которое он выбрал сам, а потом то, другое, древнее, и на ее губах это имя зазвучало совсем не так, как в устах ангелов Господних — наверно потому, что время ангелов Господних навсегда завершилось, и закончилась их власть над миром. — А я сразу все поняла, — сказала Элла. Глаза ее все так же блестели. — Когда ты только к нам приехал. — Что мы… — Что ты самый необыкновенный человек на свете. — Нет, — ответил Маркус, снова склоняясь над ней. — Самая необыкновенная — это ты. — Как скажешь, — улыбнулась Элла. Выпуталась из его объятий, забралась сверху и тотчас оседлала, сжимая коленями его бедра. Он не знал, сколько прошло времени — и сколько раз он был с Эллой — когда его вдруг разбудил неприятный звук: звонил телефон. Маркус открыл глаза. Вгляделся в темноту за окнами спальни и ничего не понял. Элла пошевелилась. — Спи, — прошептал он ей. Звонок он сразу сбросил, но обратил внимание, что номер был незнакомый. Маркус нахмурился. Повертел телефон в руках и едва не выронил, когда тот запищал: с этого же незнакомого номера отправили сообщение. «Нам надо поговорить, Каин. Я знаю, что ты дома. Л.» Дьявол или нет, но вот это уже не лезло ни в какие ворота. В крови вскипала злость, и Маркус, выскользнув из постели, быстро натянул на себя футболку и джинсы. Сунул ноги в старые кроссовки, забытые в прихожей. И так же быстро сбежал по лестнице, а потом выскочил на травяную лужайку. Огляделся. Именно тогда он увидел знакомый уже черный «Шевроле», припаркованный в пятидесяти футах от дома. А вместо Люцифера у машины его ждала Мэйзикин. — Я уже говорил. Отвалите от меня, — сказал Маркус. — Или я что, непонятно объяснил? Мэйз хмыкнула. А потом он вдруг услышал знакомый голос. — Я так долго ждал этого момента, Каин. Обернуться он не успел — нож уже вошел в сердце, и Маркус упал на колени. — И представлял, как наконец смогу сказать это тебе. Боль катилась по телу волнами, словно электрический ток. Маркус отчаянно пытался выдернуть из себя нож. Но пальцы не слушались, соскальзывая со стали, а потом рядом лязгнул металл наручников. — Добро пожаловать в Ад! В следующее мгновение Вселенная провалилась во тьму — и он, Каин, тоже провалился туда вместе с целым миром, потому что умирать он привык. И всякий раз приходить в себя — тоже. — А я предупреждал, — голос дьявола источал сладость и мед. — Ты мог сбежать, Каин. Он кое-как разлепил глаза. Люцифер — в своем обычном костюме-тройке — смотрел на него сверху. То есть, рассматривал: с интересом. — Ты бы успел. Если бы поторопился, конечно. Сбоку мелькнула чья-то тень: наверно, Мэйзикин. Каин попытался дернуться — получилось плохо, и снова лязгнул и заскрежетал металл, а в груди тотчас заныло, как если бы рана только начала заживать. Кое-как он повернул голову. Разглядел белый кафель стен и низкий бетонный потолок. — Это какая-то особенно жалкая, малобюджетная версия Ада? — спросил Каин. Конечно, Люцифер весело улыбнулся. — Иногда даже мне приходится импровизировать. — Значит, я все еще жив. — Пока да, — кивнул Люцифер. — Но на самом деле это ничего не меняет, Каин. Главное, что теперь у меня есть время. У меня много, очень много свободного времени. Ты сам об этом позаботился, помнишь? Сейчас я бы с куда большим удовольствием помогал лос-анджелесской полиции и моему уважаемому Детективу ловить преступников. Вот только благодаря тебе меня выгнали из участка. Но за каждую подлость рано или поздно приходит расплата, Каин. Думал, что сможешь обвести дьявола вокруг пальца? Избавиться от меня? Это невозможно. Так уж устроен этот мир: есть преступники и есть тот, кто всегда их наказывает. То есть я. И раз я должен быть здесь, с тобой, это значит, что мне придется сосредоточить свое внимание на одном тебе. — Это честь для меня, да? — Можно и так сказать. Правда, обычно люди не очень этому рады. Мэйзикин может подтвердить. Один почти бесшумный, скользящий шаг — и Мэйз встала рядом с Люцифером. В руках ее блестели адские клинки. — Прежде чем ты спросишь, Каин, — добавил Люцифер, поправляя запонку, — я сразу объясню. Тебя здесь никто и никогда не найдет. — На твоем месте я бы не был так в этом уверен. Меня будут искать. Все-таки я лейтенант полиции. Люцифер рассмеялся. — Здесь и сейчас ты просто Грешник. Между прочим, ты сам выбрал эту роль. Никто не заставлял тебя совершать преступления. Проклятие или нет, но только от тебя самого зависело, как ты проведешь эти тысячелетия и кем ты станешь. — Твой брат намного лучше умеет читать мораль, — заметил Каин. — Нравится тебе или нет, но я лейтенант полиции, и меня действительно будут искать. Ты в курсе, как быстро полиция раскрывает большинство дел с похищениями? Нет? Очень быстро, Люцифер. Подумай, как скоро Декер появится в твоем пентхаусе? И начнет задавать неприятные вопросы? Или даже Эспиноза. Может, он и не гениальный следователь, но он вовсе не Детектив-Кретин. И он отлично запомнил, что в тот раз именно ты натравил на меня адских псов. — О, это ты меня так назвал? — глаза Мэйз вспыхнули. — Эй! Я тебя спрашиваю! — Извини, Мэйзикин, не хотел тебя задеть. Но раз задел, может, стоит подумать, почему? Сверкнуло лезвие, и в следующее мгновение Каин ощутил, как холодна адская сталь, прижатая к щеке. — Расслабься, Мэйз, — вставил Люцифер, и та убрала клинок. — Я расскажу Детективу все, что ей следует знать. — А я думал, дьявол никогда не лжет. Люцифер пожал плечами. — Дьявол никогда не лжет, — согласился он. — Я уже сообщил ей, кто ты такой. Что ты вовсе никакой не безупречный лейтенант Пирс, а Каин, первый убийца, проклятый Господом Богом. Представь себе, она мне не поверила. Как ты думаешь, поверит ли она, если я скажу, что сейчас ты находишься в Аду, который ты заслуживаешь? И ведешь задушевные беседы с дьяволом и его самым преданным демоном? По коже пробежал холодок. — Что, стало страшно? На всякий случай Каин решил промолчать. — Думаешь, мне вправду хочется торчать тут с тобой? — вздохнул Люцифер. — Сейчас я действительно нужен Хлое. И вместо того, чтобы быть с ней, помогать ей, поддерживать ее, защищать — я теряю время здесь. Минуту-другую Люцифер просто рассматривал его: словно не был уверен, какой приговор вынести Грешнику. И вдруг продолжил: — Чтобы наше с тобой общение было более продуктивным, ты можешь побыстрее отвечать на мои вопросы. Ты ведь прекрасно знаешь, как устроен Ад. Там нет ни замков, ни запертых дверей, потому что любого, кто попадает в Ад, приводит туда чувство вины. Демоны могут сделать твое пребывание в Аду более интенсивным по ощущениям, но на самом деле это ты сам мучаешь себя, переживая худшие из своих воспоминаний — целую Вечность. — Особенно мне понравилось про то, что в Аду нет замков, — заметил Каин, попытавшись в очередной раз пошевелить рукой. Не вышло. — Как правдиво и честно. Пальцы Люцифера немедленно скользнули по его запястью, скованному металлом. — В твоем случае Ад не совсем настоящий — хотя почему нет, если тут с тобой возится самый настоящий дьявол и самый настоящий адский палач? Да, некоторые вещи нам пришлось устроить чуть иначе. Что поделать, времени было немного! Лично я считаю, что кое в чем Мэйз превзошла себя. Ты еще увидишь. Кстати, поначалу я хотел опросить людей, которые знакомы с тобой, чтобы понять, какого Ада они желают тебе. У меня тоже есть парочка идей — все-таки я сумел очень, очень хорошо узнать тебя, Каин. Но будет лучше, если ты сам расскажешь о том, чего боишься. Что сильнее всего на свете гложет тебя? О чем ты жалеешь, Каин? — Ни о чем. Люцифер снова улыбнулся. — Об убийстве Авеля? Или о том, что ты застрелил своего безглазого помощника? — Я уже объяснял тебе это раньше, — сказал Каин. — Да, я знаю, что в Ад приводят угрызения совести. Поэтому я стараюсь не концентрироваться на чувстве вины. — Оно все равно есть, — голос дьявола опять полился патокой. — Даже у такого, как ты. Ты обязательно должен мне все рассказать. Что отвечать, Каин не знал. И уже понимал — этот ответ из него все равно выжмут. Тем или иным способом. Именно в этот момент он услышал веселую музыку, которая никак не вязалась с низким потолком и безликим кафелем стен. — Ты ведь извинишь меня, Каин? — Люцифер выудил телефон из кармана пиджака. — Я скоро вернусь. Если ты пока не хочешь выдавать свои тайны мне, пооткровенничай с Мэйзикин? Она будет рада тебя выслушать. Люцифер тотчас исчез, и теперь Каин видел только лицо Мэйз и ее пристальный, жесткий взгляд. Посверлив его глазами, она спросила: — Знаешь, почему ты здесь, Каин? — Я бы мог задать этот вопрос тебе, — ответил он. — Знаешь ли ты, почему я здесь, Мэйзикин? Она фыркнула. — Мне нравится, что можно не бояться тебя убить. Словно я на самом деле дома. Очень удобно. Между прочим, Люцифер рассказывал мне, что он тогда делал с тобой. Когда пытался снять с тебя Печать. Кое-что я обязательно хочу повторить. Каин не выдержал. Дернулся что было сил. Наверно, со стороны это выглядело жалко — Мэйз даже скривила рот. — Ты это заслужил, — сказала она. — Грешник. — Да, я это заслужил, — согласился Каин. — Значит, Люцифер объяснил, почему он велел тебе похитить меня? — Потому что в этом вся суть Люцифера. Я знаю его тринадцать миллиардов лет, и он не выносит преступников. Особенно тех, кто надевает личину хорошего человека. Представь, что ему пришлось несколько лет смотреть на такого, как ты. Еще и каждый день. Тут даже у дьявола закончится терпение. Он задержал дыхание. — Нет, Мэйзикин. Я здесь по другой причине. Полтора года назад Люцифер расторг со мной сделку, и тогда я решил, что терять мне больше нечего. Я захотел отомстить Всевышнему за свое Проклятие. Человеческая наука уже достигла такого уровня, чтобы разобраться, что делает меня бессмертным и неуязвимым. И когда эта тайна будет раскрыта, все люди на Земле станут такими, как я. А мы будем жить в совершенно ином мире. Мэйз нахмурилась. Металл клинка снова обжигал кожу — теперь у самого горла. — Ты лжешь, Каин. — Нет, — возразил он. — Поэтому Люцифер и послал тебя следить за мной. Если бы он хотел упечь Грешника в тюрьму, он бы занялся этим намного раньше. Просто Люцифер только недавно узнал, что я собираюсь сделать. И решил меня остановить. Он считает, что Всевышний очень рассердится. А Люцифер боится снова вызвать гнев Отца. По крайней мере клинок она убрала. — Докажи. — Спроси у него сама, — посоветовал Каин. — И раз Люцифер сейчас играет на стороне Папочки, получается, что и самый верный его демон помогает Всевышнему. Нравится это тебе или нет, Мэйз, но теперь ты служишь Господу Богу, а не дьяволу. — Я спрошу. Но если ты солгал, Каин, — Мэйзикин покачала головой и подбросила клинок в воздух, — ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю. Спойлер: тебе не понравится. Потому что это будет очень больно. Теперь он смотрел в серый бетонный потолок и все пытался вычислить, сколько часов назад его похитили. И представить, что сейчас происходит в участке: ищут ли его, собирают ли улики, ведь не может быть, чтобы Мэйз вырубила все камеры наблюдения на улице, а раз так, что-то должно было остаться, что угодно, хоть какой-то след, хотя бы номер этого проклятого черного «Шевроле». А еще он пытался понять самое главное. Догадалась ли Элла, что он не сбежал. Он бы ни в коем случае не сбежал. Потому что нельзя сбежать от женщины, которая принимает тебя таким, какой ты есть — первый убийца, Грешник и преступник, для которого нет прощения, и с которой рядом ты вдруг понимаешь, что ты можешь быть кем-то другим, что ты больше не Грешник, и что прощение есть — даже для того, кто убил собственного брата и впустил смерть в этот мир. А Проклятия — нет. Он бы не сбежал, даже если бы знал заранее, чем это для него закончится: импровизированным малобюджетным Адом с камерой пыток, облицованной кафелем. Сколько прошло времени, Каин не понимал. Мэйз все не возвращалась, а потом он вдруг услышал шаги и какой-то шум. Люцифер подтащил себе стул. Сел рядом. Кажется, даже положил ногу на ногу. Сперва он ничего не сказал. — Мэйзикин не понравилось служить Небесам? — предположил Каин. — Ты зря злорадствуешь. Может, она еще вернется, — пообещал Люцифер. — Я обрисовал ей приятные, интересные перспективы нашего с тобой общения. Например, я жду от тебя полного списка компаний, с которыми ты связывался. — Руки марать сам больше не хочешь? Люцифер покачал головой. — На самом деле, дьяволу вообще не нужно марать руки. — Собираешься достать меня болтовней? Или нытьем? — Ну зачем ты так, — вздохнул Люцифер. — Может быть, нам просто следует поговорить по душам. Знаешь, Линда давно советовала мне сделать именно это. Просто поговорить с тобой. Объяснить свою точку зрения. И сейчас я думаю — а что если Линда права? Мэйз ушла, нас никто не подслушивает, и ты можешь быть полностью откровенен со мной и не бояться за свои секреты, потому что я никому их не выдам. А я буду искренним с тобой. Впрочем, я всегда искренен. Ведь я не способен лгать. Каин помедлил. Сейчас Люцифер походил на настоящего дьявола — и одновременно на ребенка, которому невдомек, что такого в задушевных разговорах с хорошо зафиксированным собеседником. И все же это был Люцифер, Король Ада и пациент доктора Линды Мартин. Ошибалась доктор редко. — Ладно, — согласился Каин. — Давай поговорим. Люцифер немедленно оживился. — Знаешь, я до сих пор помню этот день в мельчайших деталях, — начал он. — День, когда я вернул Авеля. Но потом случилась эта неприятная история с бомбой. Я ведь так и не сказал тебе, насколько профессионально ты действовал, объясняя Хлое, как обезвредить механизм? Причем ты смог сделать это по телефону. Так что она осталась жива исключительно благодаря тебе и твоим инструкциям. Хлоя потом рассказывала мне, как спокоен и хладнокровен ты был в тот страшный момент и как частичка этого спокойствия, видимо, передалась и ей самой. А ведь там был еще и Авель, и я в том числе. Я ведь не знаю, куда бы я попал, если бы бомба взорвалась. Возможно, в Ад, и не в качестве его Короля. Каин выдержал паузу: голос Люцифера уже не был так сладок, как прежде. Будто дьявол и правда был искренен. Или готовил ему ловушку, вот только Каин пока не мог понять, какую именно. — Мне правда жаль, — продолжил Люцифер, — что нашу с тобой сделку пришлось расторгнуть. — А мне нет. — Хорошо, если так. Потому что мне казалось, что в тот раз это очень сильно тебя задело. — Это правда, — признался Каин. — К тому же, твой Отец сумел убить Авеля во второй раз. И я не знаю, что было хуже. — Именно, — кивнул Люцифер. — Мой Отец. Я ведь объяснял, почему я так поступил. Я всегда держу свое слово, но я не мог больше рисковать жизнями людей, которых люблю. Господь Бог проклял тебя, Каин, и возможно, тебе кажется, что ты хорошо знаешь, каким он бывает жестоким и несправедливым. Но я знаю его намного лучше и дольше. Все-таки мне тринадцать миллиардов лет. Это чего-то да стоит, Каин. Мой Отец — самый искусный и самый изощренный из всех манипуляторов. — И это говорит дьявол? — Дьявол тоже у кого-то учился. А именно, у Господа Бога. О, прошу прощения! Люцифер неожиданно поднялся на ноги. Словно все-таки прочел мысли Каина. Достал ключ из кармана и принялся открывать замки: замков было много. Но прошла минута, и Каин смог наконец пошевелить руками — и вдруг понял, что ему ничего не мешает. Он приподнялся на локтях и кое-как сел, и в груди тотчас кольнуло: наверно, рана еще не затянулась до конца. Он поморщился, и в тот же миг Люцифер сочувственно вздохнул и отвел взгляд. Будто ему взаправду было неудобно. Или даже стыдно. Перекинув ноги, Каин слез с плиты, к которой был прикован. Подтащил себе пластиковый стул, скользнул взглядом по инструментам, которые Мэйз художественно развесила на стенах — неужели Люцифер рассчитывал, что это сможет его впечатлить? — и устроился напротив Люцифера. — Так намного лучше, — сказал тот. — Извини. Мне надо было выговориться, и я увлекся. — Ничего. — Я хотел сказать, что дьявол учился у своего Отца. Но я никогда не желал быть на него похожим. Возможно, именно поэтому я не умею лгать. — Ты умеешь не договаривать, — заметил Каин. Люцифер улыбнулся — по-детски и незлобно. И даже развел руками. — Ты прав. Иногда я так и делаю. Но сейчас я говорю все, что думаю. Словом, в тот вечер я понял, что мой Отец играет со мной, как кошка с мышкой. Он дал мне понять, что в следующий раз никого не пощадит. Эти люди дороги мне, Каин. Они будто семья для меня. Семья, которой у меня никогда не было: свою я не выбирал. Каин немного помедлил. И решил рискнуть. — Ты привязался к ним. — Очень, — согласился Люцифер. — Я помню, как ты сказал мне про это, Каин. Еще тогда, когда мы пытались разобраться в наших слабостях и ты заметил, что я провел на Земле слишком мало времени. И что я ни к кому не привязался. Возможно, в тот момент я не был готов это признать. Но прошло месяц или больше — и я понял, что не могу ставить Хлою под удар. — Когда-нибудь они все равно покинут тебя, Люцифер, — заметил Каин. — Они умрут. — Да. А дороги в Рай мне нет. — Тогда почему не сделать так, чтобы они тоже стали бессмертными? — Потому что тогда они перестанут быть людьми, — сказал Люцифер. — Мой Отец замыслил этот мир именно таким. Человечество — его любимый проект, но он зиждется на том, что жизнь людей конечна. За это люди получили свободу воли, которой нет у ангелов и которой я учился сам. Это плата за то, что они смертны, понимаешь? Мой Отец никогда не согласится на то, чтобы кто-то вмешался в его план и испортил его проект. Бог создал этот мир, Каин, и отомстить ему невозможно. — Ты же не знаешь этого на самом деле, — возразил Каин. — Вы же с ним давно не разговаривали. — Иногда он подает мне знаки, — ответил Люцифер. — Знаки? — Мой дорогой Папочка. Как тогда, с Авелем… Голос его дрожал, и сжались в кулак ладони — так, что костяшки пальцев побелели. Минуту-другую Люцифер молчал, а потом очень тихо произнес: — Ты знаешь, что у маленькой мисс Эспинозы внезапно обнаружили редкое генетическое заболевание? Теперь Каин все понял. И почему Хлоя Декер взяла несколько свободных дней и исчезла, лишь упомянув, что дочери придется пройти какое-то обследование в клинике, но так никому и не рассказав, что же случилось на самом деле. И почему он сам угодил сюда. — Мне жаль, — сказал он. — Мне следовало спросить Декер… — Ей осталось два года, — добавил Люцифер. — Два года, понимаешь? Этот дьявол был совершенно незнаком Каину — на избалованного ребенка он больше не походил, потому что лицо его искажала боль, а черные бездонные глаза наполнились отчаянием. И сейчас Каин верил этой боли и этому отчаянию, и этому новому, непонятному Люциферу — тоже. Тот пружиной поднялся на ноги. Отвернулся — будто не хотел, чтобы Каин видел его таким, — и задрал голову, разглядывая бетонный потолок. — Вот что такое гнев моего Отца, Каин. Пройдет два года, и она умрет. И я больше никогда ее не увижу. И я не хочу думать, что будет с ее родителями. С Детективом. С Дэном. Каин промолчал. Да и что тут было говорить. Когда сам Король Ада бросал не вызов — а обвинения Господу Богу. — Ты ведь слышал про мисс Лопес и ее машину? Ты считаешь, это просто совпадение? — Да, — твердо сказал Каин. — Это совпадение. Элла не верит ни в Проклятия, ни в гнев Всевышнего. Люцифер наконец обернулся. Обеими руками оперся о спинку стула и сказал: — Я восхищаюсь ее смелостью. Но я боюсь, что это не так. — Почему? — Скажи, ты был рад помириться с Авелем? Каин вздохнул. Смотреть на Люцифера ему в этот момент не хотелось, и он отвел взгляд. — Вот видишь, — заметил тот. — А что ты при этом чувствовал? — Что я могу стать кем-то другим, — признался Каин. — Что я больше не тот Каин, убивший брата, и уж точно не Грешник. Что у меня есть второй шанс. — Думаешь, та скорая помощь, сбившая Бри Гарленд, в теле которой была душа Авеля — это тоже совпадение? — Нет. — Нет, — повторил за ним Люцифер. И снова сел напротив Каина. — Вот и я так считаю. Мой Отец дал тебе ложную надежду. Понимаешь, он ведь не сразу забрал Авеля. Он позволил тебе поговорить с ним, поверить в то, что он простит тебя, а ты простишь его. И случится чудо. А потом он послал ту скорую. — Может быть. — Когда ты смог вернуться к людям? — Не понимаю. Что ты имеешь в виду? — После того, как ты убил Авеля, тебя изгнали, верно? — Было такое, — согласился Каин. И отвел взгляд снова. Смотреть на дурацкие щипцы и ножи, развешанные Мэйз, было приятнее, чем вспоминать то время. — Сколько лет ты был в изгнании? — Не помню точно. Может быть, триста или триста пятьдесят. — Ты рассчитывал, что тебя не узнают? — Ну, я так думал, — ответил Каин. — И ошибся. — Они попытались тебя убить. Казнить. Око за око… — Если ты и так все знаешь, зачем спрашивать? — Затем, что мой Отец дал тебе тогда ложную надежду. Ты поверил, что сможешь вернуться к людям, взять другое имя и начать все сначала. — Если честно, я бы с удовольствием сменил тему. — Хорошо, — согласился Люцифер. — Знаешь, я поднял те архивы. — Из Бронзового века? — Нет, из пятидесятых. Когда ты был одним из следователей в лос-анджелесской полиции. Ловил серийных убийц. Самых опасных. Рисковал собой. Ну хорошо, тебе не грозила смерть, и ты неуязвим, но я прекрасно знаю, что боль ты испытываешь так же, как и все люди. Ты не боялся. Брал самые сложные дела и отлично их раскрывал. Правда, ты всегда приписывал свои победы напарникам. — Мне не хотелось светиться в прессе, — объяснил Каин. — Рано или поздно мне бы понадобилось свалить и поменять личность. — Понимаю, — кивнул Люцифер. — Меня удивило другое. Оказывается, в то время ты действительно был хорошим копом. — Я и сейчас хороший коп. — По прозвищу «Грешник»? — Так ты об этом, — понял Каин. — Ну, в то время мне в очередной раз казалось… — … что ты можешь вымолить у Отца прощение? Каин покачал головой. — Я ничего у Него не просил. Я просто старался жить по правилам. Можно даже сказать, в соответствии с заповедями. К сожалению, это не помогло. — Ты надеялся, что мой Отец заметит твои старания и простит тебя? — Да. Иногда мне казалось, что я очень к этому близок. Что еще немного, и Печать исчезнет. — Потому что ты совершил много добрых дел? — Ну да, — ответил Каин. — И вообще. Жизнь стала налаживаться. А потом я вдруг понял, что ничего не изменилось. Время шло. Мне опять пришлось все бросить и уехать. — Вот видишь, Каин. Мой Отец снова дал тебе ложную надежду и отнял ее, верно? — Верно. — То же самое случится и сейчас. Если ты пойдешь дальше, Всевышний заберет Хлою. Дэна. Мисс Лопес. Допустим, ты все равно не остановишься. Ты решишь, что следует отомстить моему Отцу за их жизни. Представим, что ты добьешься своего, люди перестанут быть людьми, и вот тогда Господь Бог просто уничтожит этот мир. Ты готов взять за это ответственность? — Понимаешь, Люцифер, мне тяжело это представить. Бог устроит второй Потоп? Или Земля столкнется с астероидом? Или все будет так, как описано в Откровении? С четырьмя всадниками Апокалипсиса и прочей ерундой? — Не знаю, — признался Люцифер. — Я действительно не знаю. Представь другое. Что если в следующий раз бетонная плита упадет не на капот машины? — Не упадет, — возразил Каин. — Элла в это не верит. И я тоже больше не верю. — Допустим, это все-таки случится. Веришь ты в это или нет. Ты готов сказать, что цель оправдывает средства и что жизнь мисс Лопес не так важна, как эта затея с расшифровкой твоего генома? — Нет. Он произнес это очень тихо. И все старался вызвать в памяти лицо Эллы, и вспомнить, как она говорила ему, что не боится Всевышнего, что люди скоро станут сильнее Бога. И уже не мог. — Если это произойдет, кто будет в этом виноват? Каин промолчал и в этот раз. — Грешник, — ответил за него Люцифер. — В этом будет виноват только Грешник. — Да. — А если бы у тебя был выбор — увидеть, как умирает мисс Лопес, или остаться в Аду? — Я бы остался в Аду, — ответил Каин. Люцифер внимательно смотрел на него. — Я давно хотел тебя спросить. Этот твой помощник. Ты знал его с детства, правда? Каин пожал плечами. Люцифер спрашивал это и раньше. Шутил, глумился, бил по больному. Но сейчас в его голосе не было насмешки. — Правда. — Мой Отец снова позволил тебе капельку счастья, а потом все отнял? — Не знаю. Просто он сошел с ума, Люцифер. — Ни с того ни с сего? — Он узнал, кто я на самом деле, — объяснил Каин. — Что в мире вправду есть Господь, Ад и Рай, и можно тысячи лет скитаться по миру. И он не выдержал. Ты же его видел. Люцифер кивнул. Каин добавил: — Много кто не выдержал. — Расскажи, — попросил Люцифер. — Расскажи о тех, кого покарал мой Отец. — Зачем тебе знать о них? — Мы наконец-то вдвоем. Дьявол и Грешник. Ты же помнишь, что мы решили поговорить по душам? Так вот, Каин, у нас с тобой есть все время мира.