Будем как боги

— Босс, мы на месте, — услышал Маркус. Он не шелохнулся. Прислушался к тишине — стучавший по лобовому стеклу дождь почти не мешал. Минуту-другую Маркус всматривался в переулок, где Райан остановил машину, и пытался хоть что-нибудь разглядеть в кромешной темноте. Тесные домики с заколоченными окнами жались другу к другу, точно им было холодно — или страшно, а из расколотых витрин сочилась пустота. Маркус хорошо помнил это место в Чикаго: еще сорок лет назад здесь кипела жизнь, а неоновые вывески, громоздившиеся на каждом здании, горели даже ночью. Теперь сюда не заглядывала даже луна. Это потому, что сегодня так пасмурно, решил Маркус. Вслух он сказал другое: — Я же говорил. Не называй меня так. Райан бросил на него удивленный взгляд. — Босс, понимаете… — начал он и сразу осекся, стоило Маркусу лишь сощурить глаза. — Там будут два человека из тех, кто вас помнит. Фрэнк и Сол, в смысле Итальянец. — Конечно, — кивнул Маркус. — Поэтому я здесь. — Они начнут спрашивать. — Скажешь, что теперь они подчиняются тебе. — А как же вы? — Я все объясню, — пообещал Маркус. — Если они не поймут. Райан нахмурился: казалось, сейчас он и сам ничего не понимал. На мгновение Маркус даже пожалел, что поставил на него — прежде Райан казался ему не таким бестолковым. Если не сказать довольно сообразительным. Наверно, если бы жизнь Райана сложилась по-другому, из него бы получился неплохой банковский клерк или менеджер по продажам в небольшой, но респектабельной семейной компании. А еще у Райана была бы семья, двое детей, собака и дом в кредит. Кирпичный, в два этажа и с дурацким белым заборчиком: пусть даже в пригороде этого проклятого Чикаго. Наверно, в какой-нибудь другой Вселенной все именно так и получилось — в той, в которой по Земле не скитался Грешник, а Господь Бог был чуть более милостивым к людям. — То есть, все будет как тогда? — переспросил Райан. — Как пять лет назад? Теперь Маркус догадался, в чем дело. — Нет, — ответил он. Наверно, тут он солгал. Или все-таки нет. На самом деле, Маркус просто не знал. Ведь как тогда — как раньше, когда у него был человек, которому он по-настоящему доверял — уже не будет. Он почувствовал, что задолжал Райану хоть какое-то объяснение. — Если ты хочешь что-то спросить, спроси сейчас. У нас есть еще десять минут. «И все эти десять минут нас никто не подслушивает», — добавил про себя Маркус. Райан кивнул. Снова нахмурил брови и наконец решился: — Что с ним случилось? Маркус напрягся. Этого вопроса он ждал и все равно надеялся, что ему никогда не придется отвечать на него. — Я его убил, Райан. — Это я слышал, — ответил Райан. — В смысле, читал. В новостях. — Тогда зачем ты спрашиваешь? — Потому что все равно не понимаю. Значит, он вам дорогу перешел? Дождь еще громче забарабанил по лобовому стеклу. За спиной послышался шорох, и они с Райаном тут же оглянулись. Поднявшийся ветер весело гонял пивные банки по разбитому асфальту, и одна из таких банок, покатившись в сторону, с силой ударилась о старый мусорный бак. Маркус скрестил руки на груди. — Ты же помнишь, каким он стал. В ответ Райан вздохнул. — Ну, конченым психом он стал, — ответил он. — Отмороженным. Извините, босс. — Ты можешь называть меня Маркус. — Нет, — Райан твердо покачал головой. — Это еще хуже. В смысле, так оно еще сложнее. Они переглянулись. — Он действительно сошел с ума, Райан. — Вот так прямо взял и крышей поехал? Маркус все еще медлил, всматриваясь в лицо Райана. И подумал, что обязательно пожалеет о том, что сейчас скажет. Или не пожалеет. Скорее всего, Райан просто ничего не поймет. — Он кое-что обо мне узнал, — объяснил Маркус. — Вернее, он знал это с самого начала. Просто в какой-то момент он больше не смог с этим жить. Райан отвел взгляд в сторону. Положил руки на руль и, прищурившись, всмотрелся в дождевую завесу: ливень и не думал стихать, заливая капот и лобовое стекло, а впереди на дороге уже растеклась широченная лужа. И все громче выл ветер. — Тогда выходит, что вы тоже не настоящий Грешник? Но вы и не коп? Или вы работаете на этих, на ФБР? На ЦРУ? Маркус покачал головой. — Нет, — сказал он. — ФБР и ЦРУ тут ни при чем. В этой жизни есть вещи, которые намного хуже. Райан помолчал. А потом встрепенулся: — Последний раз, когда я его видел, он нес какой-то горячечный бред про дьявола. Вот теперь Маркус ничего отвечать не стал. — Что лишь сам дьявол сможет его уделать, представляете? — добавил Райан. — Не человек. И, короче, он все так устроит, чтобы только от руки самого Сатаны… Райан вдруг запнулся, застыл с приоткрытым ртом. Оцепенел. И сейчас смотрел на Маркуса так, будто никогда прежде его не видел. — Я не дьявол, Райан, — тихо сказал Маркус. — Хорошо, если так, — выдохнул тот. Правда, страх из его глаз никуда не делся. — Никогда не верил ни в черта, ни в Бога. — Я бы тоже так хотел. Не верить. И жить в мире, где не существует ни первого, ни второго. Где и Богу, и дьяволу отведено место лишь в церкви да в Библии. Он поймал на себе взгляд Райана: все еще пристальный и настороженный. — У меня просто не было другого выхода, — продолжил Маркус. И тут же понял, что солгал. Вот теперь точно солгал. Потому что другой выход у него был. Остаться в Чикаго. Не сбегать в Лос-Анджелес. Запереть «Грешника» в подходящей психушке. По крайней мере, тот бы выжил. Конечно, он уже никогда бы не выздоровел и не вышел из палаты с мягкими стенами: но кого, кроме его лечащих врачей или интернов, заинтересовали бы россказни о воспитавшем его бессмертном братоубийце и дьяволе, который недавно вылез из Ада и поселился в Лос-Анджелесе? Наверно, в этом тоже заключалось Проклятие. Потому что его самого всегда — с начала времен — боялись, сторонились, страшились, и даже те, кому он вопреки всему становился дорог, не могли ужиться с мыслью о том, как устроен мир и как жесток его Создатель. Или они сами начинали ждать немедленной кары с Небес — хотя бы за то, что приветили и сразу не прогнали первого убийцу. Если же он и пытался лгать или просто не рассказывал о Проклятии, люди принимали его неуязвимость за редкий, достойный зависти дар. А уж всей правды о нем не выдерживал никто. Слишком уж она оказывалась чудовищной, неподъемной для обычного человека. Не выдержал и «Грешник». Оставалось только одно: никогда не сближаться с людьми. Это Маркус прекрасно знал и сам, и все равно раз за разом совершал эту ошибку, и хотя бы единожды в столетие, но попадался в этот дурацкий капкан. Каждый раз надеялся, что уж теперь все будет по-другому, и от этого обжигался еще сильнее — наверно, потому что и сам оставался всего-навсего человеком. И после этого еще больше желал умереть. Так, как он и желал два года назад: когда встретил Люцифера. Умереть — и больше никогда ничего не чувствовать. Ни разочарований, ни горечи, ни боли. Ничего. — Если бы вы его сами не порешили, — снова начал Райан, — это бы сделал кто-нибудь другой. Причем из наших. Просто за беспредел, понимаете? Маркус кивнул. — Проверь, все ли на месте. Райан выудил телефон из кармана джинсовой куртки. Потеребив его, доложил: — Этот чертов латинос, в смысле Бенито, опаздывает. — Подождем. Ливень вдруг унялся, да и ветер уже не выл так истошно, как прежде. Дождевые капли мерно стучали по лобовому стеклу, и в переулке стало чуть светлее — из-за туч ненадолго показалась луна. Выглянула, точно решила посмотреть на них двоих, и тут же в отвращении скрылась. — Я слышал про Вилли, — вдруг сказал Райан. — И про Рамона из Техаса. Маркус пожал плечами. Ни Вилли, ни Рамон уже не были проблемой: он навестил их сразу же, вечером того дня, когда прилетел в Чикаго. Вилли хотя бы пытался сопротивляться. Выхватил оружие. Выстрелить не успел. Впрочем, это бы и не помогло. Рамон из Техаса умер не от пули — от страха. Ни прятать, ни сжигать трупы Маркус в этот раз не стал — Грешник должен был дать знать своим прежним союзникам и врагам, что вернулся в город и теперь планомерно карает предателей. Поэтому он только аккуратно уничтожил отпечатки пальцев и все остальные следы, которые могли привести к нему. Как это делать, он прекрасно знал. И уже который день безуспешно пытался выбросить из головы картину: криминалист Элла Лопес осматривает место преступления. Собирает улики. Делает выводы. Ну уж нет. Элла Лопес принадлежала другому миру — и другой его жизни. В которой не было места Грешнику. — Вилли связался с копами, — объяснил Маркус. — Рамон стал работать на картель Халиско Нуэва. — Поэтому вы здесь? — Не только. — За два года, пока вас не было в Чикаго, тут многое случилось. Маркус кивнул. За эти два года организация начала разваливаться. Вернее, разваливаться все начало еще раньше. Как только вместо настоящего Грешника ей стал руководить другой «Грешник», сошедший с ума. — Вилли все еще был у меня на зарплате, — все-таки заметил Маркус. — А держать язык за зубами не научился. Как и Рамон. — Я не это имел в виду, — быстро ответил Райан. — Я просто о том, что они, ну, видели вас только раз. Не факт, что до Вилли вообще дошло. Ну, что вы — это вы. Он же тупой был совсем. Покачав головой, Маркус объяснил: — Никогда не знаешь, что такие, как Рамон и Вилли, вспомнят на допросе. — Ну, я колоться не буду, — сказал Райан. — Отвечаю, босс. Я никогда вас не выдам. Маркус повернулся к нему. Как он и ожидал, под его взглядом Райан чуть съежился. Но все равно продолжал храбриться: — Пусть что хотят со мной делают. Копам я ничего не скажу. В несознанку уйду, и все. — А дьяволу? — И дьяволу тоже. Маркус вздохнул. Последние пару лет у него была возможность наблюдать за дьяволом за работой: допросы, в которых принимал участие мистер Люцифер Морнингстар, гражданский консультант лос-анджелесской полиции, приносили невиданные результаты. И такие, как Райан — простые парни, волею судьбы и по собственной глупости угодившие на дно общества, — обычно сдавались первыми. Сзади снова послышались жужжание двигателя и визг шин, и Райан немедленно переложил «таурус» на колени. А потом проводил взглядом черный «X6», промчавшийся по переулку. — Это наш Бенито, — сообщил Райан. — Тихо не умеет, дебил. — Он приехал не один, — заметил Маркус. — С ним шофер и двое парней. Прежде чем удивленный Райан открыл рот и начал что-то объяснять, скорее всего про Бенито и его телохранителей, Маркус решил повторить инструкции. — Считай, что тебя слышат копы. Все время держи это в голове. И не говори ничего лишнего. Только то, что тебя прислал Грешник. Настоящий. Который жив. И который решил вернуться в Чикаго. Понял? Райан кивнул. — Понял. А если вам вмешаться придется, нельзя называть вас боссом, и точка. — Правильно. Еще раз перепроверив свой «таурус», Райан вернул его в задний карман джинсов. И, кажется, уже собирался выйти из машины. И медлил, будто все подыскивал слова, правильные и не похожие на те, которые он привык употреблять, и все не находил. Наконец Райан откашлялся. — Я вот что подумал. Если Бог и дьявол все-таки взаправду существуют… Маркус внимательно посмотрел на него. — Вы тогда с кем, босс? — Ни с тем и ни с другим, — ответил Маркус. Он хотел было пожелать Райану удачи — и все-таки не стал этого делать. Странно желать удачи человеку, которому было отмерено так мало. — Главное, что вы вернулись. Маркус кивнул. Распахнув дверь «Тойоты», в которой они приехали, Райан выскользнул наружу, и Маркус сразу же включил микрофон. Теперь он слышал все: и как выругался Райан, нечаянно наступив в лужу, и шлепанье его ног по мокрому тротуару, и болтовню охранников, стоявших у входа в потрепанное здание с вывеской «Ломбард». На мгновение он подумал, что Райан не представляет, как это было тяжело — вернуться сюда, в Чикаго. И немедленно напомнил себе, что за ним очень скоро будут наблюдать и записывать каждое его слово, а за Райаном наблюдают уже сейчас. Поэтому Маркус просто запретил себе держать в голове все эти беспокойные, бесполезные мысли. Это сработало. — Вижу, что все в сборе, — произнес Райан вместо приветствия. — Босс очень доволен. Ответом ему было молчание, хрупкое и выжидающее. Райан и сам выдержал длинную паузу — и лишь затем продолжил: — Босс лично вознаградит тех, кто не забыл, на кого работает. Вот теперь в наушниках зашелестели голоса: правда, ничего разобрать Маркус так и не смог. — А с остальными он разберется, — пообещал Райан. — Это ты что за предъявы кидаешь? Маркус узнал того самого Бенито. Бенито-латинос, никогда не встречавшийся ни с настоящим Грешником, ни с его правой рукой, и не подозревавший, что Грешник знает о нем все. Всегда знал — ровно с тех пор, как Райан замолвил за него слово и сказал, что Бенито, как бы глуп тот ни был, имеет связи с картелем Хуареза и может оказаться им полезен. — Я не понял, что это был за наезд, — бросил Бенито. — Так он что, жив? А кого тогда в Лос-Анджелесе копы порешили? — У нашего босса много лиц. — Мне бы хоть одно зазырить. — Тебе не понравится, Бенито. — Чего? Шелест голосов становился все сильнее. Но с ответом Райан все равно не спешил, и Маркус подумал, что все-таки поставил на правильного человека. — Может, это будет последнее, что ты увидишь, — сказал Райан, припустив в тон немного равнодушия. — Вот что главное: босс вернулся в Чикаго. Теперь в «Ломбарде» поднялся шум. По голосу Маркус определил двух человек — Райан называл одного Большим Стивом, а второго Итальянцем или Солом. Стива, как и Бенито-латиноса, Маркус знал лишь по досье. С Сальваторе Аккардо по кличке «Сол», которого порой за глаза называли Итальянцем, он был знаком давно. Лично. Как Грешник. С ними будет несложно, решил Маркус. И с Бенито тоже. — Босс знает, что среди вас есть предатель, сливающий все копам, — продолжил Райан. — И вот этой суке я не завидую. Он даже не старался перекричать остальных: все мигом стихло. И спокойно продолжил: — Теперь про тот груз. Который надо перехватить в пятницу, чтобы и картель Сонора, и картель Халиско Нуэва знали, что переходить дорогу Грешнику — нельзя. А не платить — за охрану груза — тем более нельзя. Так вот, копам уже слили информацию про Девяносто пятую улицу. Значит, в субботу мы никого не трогаем. Своих парней вы отзываете. Все поняли? — Мы поняли, — подтвердил Сол Аккардо. — Ничего себе расклад выходит, — сказал Бенито. Райан снова выдержал паузу. — Есть и хорошие новости, — сказал он. — Сонора перевозит другой груз, и уже этой ночью. И за эту перевозку они тоже не заплатили. С ними босс, возможно, захочет поговорить лично. И с вами тоже… Спустя пять минут Райан вернулся в «Тойоту». Улыбнулся, завел мотор и снова нарушил главное правило, доложив: — Готово, босс! Маркус лишь кивнул ему в ответ. Пока что у него все получалось. Райан вел машину ровно, плавно притормаживая на перекрестках и уступая на круговых развязках, и волей-неволей Маркус все равно задумывался, каким бы тот стал в другом мире. В мире, где не было ни Бога, ни дьявола, ни Грешника. В одном он был уверен: этот другой Райан, примерный банковский клерк или менеджер по продажам, никогда бы не превышал скорость. Даже на тех участках шоссе, где не было камер слежения. Иногда Маркус оглядывался назад, и ему казалось, что за ними все еще мчится черный «Шевроле». Тот, который он засек уже в Лос-Анджелесе. Или похожий. В любом случае, за рулем автомобиля сидел тот же самый человек. То есть, вообще не человек. От хвоста они все-таки оторвались — Райан свернул в самый центр Чикаго и понесся по переулкам, а родной город он знал как свои пять пальцев. До полуночи оставался час, когда Райан снова свернул на шоссе, проскочил несколько пригородов и вдруг произнес: — Это дом моей тетки. — Знаю, Райан. — В смысле, она тут уже не живет давно… Холодный ветер вмиг обдал Маркуса с ног до головы, когда он выбрался наружу. Он поежился, застегивая молнию на куртке. За то время, пока они мчались по Чикаго, на улице сильно похолодало, да и дождевые капли все норовили упасть за ворот. — Я по периметру парней выставил, — доложил Райан. — Сказал обо всем сразу сообщать, если что заметят. Маркус пожал плечами. Он вошел внутрь: в простой, самый обычный дом не слишком зажиточной, но и не бедной семьи. Здесь давно никто не жил, пожалуй, лет десять или даже пятнадцать, а вся мебель дышала въевшейся пылью — и восьмидесятыми, и Маркусу это ничуть не нравилось. — Здесь гостиная, — зачем-то сказал Райан. — А то, что вы велели собрать, я в ту комнату отнес. В коробке. Маркус застыл. Он едва не забыл, что вообще отдавал Райану такое распоряжение. — А все остальное? — спросил он. — Остальное я уничтожил, — ответил Райан. — Бензином облил и сжег. Как вы сказали. — Хорошо. Та самая коробка ждала его в соседней комнате. Маркус заглянул внутрь и едва не отшатнулся. — Слушай, принеси мне выпить, — попросил он. Взял в руки коробку и, вернувшись с ней в гостиную, добавил: — И затопи камин. — Сейчас, босс. Райан все выполнил: идеально, как всегда. И уже через четверть часа перед Маркусом стояли еще не откупоренная бутылка Wild Turkey и вроде бы мытый стакан, в камине понемногу разгоралось пламя, а сам он, повесив куртку на спинку стула, осторожно вытаскивал из коробки вещи, одну за другой, рассматривал и складывал на стол. Сам Райан отирался у окна. Сесть за стол рядом с Маркусом он, конечно, не решился и теперь делал вид, что наблюдает за улицей. Потом Райан все-таки не выдержал. — Так это правда, что вы с ним знали друг друга очень давно? Чуть ли не с детства? — Правда. — И раньше он был, — Райан долго подбирал подходящие слова, — ну, нормальным? — Раньше да, — кивнул Маркус. Первый стакан бурбона он выпил так, будто это была вода: горло чуть обожгло, а больше Маркус ничего не почувствовал. Поэтому он налил себе еще: до самых краев. Повертел в руках тетрадь, исписанную убористым, аккуратным почерком. Ее Маркус отправил в камин первой. И целую минуту смотрел, как пламя лижет и гложет листы, как скручивается и обугливается желтоватая линованная бумага, как в камине вспыхивает маленький костер — и тут же потухает, обращая время — и воспоминания — в пепел. Тогда же он и подумал, что Райан — с его дурацкими расспросами и любопытством — его отчего-то не раздражает. И мгновенно понял, почему: трудно было злиться на человека, который завтра умрет. — Почему вы никогда не берете с собой охрану? — Потому что мне не нужна охрана, — ответил Маркус, снова отхлебывая бурбон и не отрывая взгляда от коробки. Сейчас он выудил оттуда другую тетрадь. Почерк в ней был более взрослым: не таким убористым, но столь же аккуратным. Кто бы мог подумать, что обладатель такого безупречного почерка может сойти с ума. Полистав тетрадь — конспект с курсов рисования — Маркус бросил ее в огонь. — Знаете, — заметил Райан, — пацаны вас очень за это уважают. Вы же ничего не боитесь. Некоторые даже говорят, будто настоящего Грешника нельзя убить. Маркус обернулся. Задержал на нем взгляд, и Райан, конечно же, отвел глаза. И теперь глядел куда-то себе под ноги. — Нельзя. В камин как раз отправился учебник французского, а Маркус подумал: как хорошо, что все фотографии он уничтожил еще раньше. Еще несколько лет назад. Когда окончательно понял, что от человека, которого он знал с конца восьмидесятых, ничего не осталось. Потому что правда о первом убийце — и о том, как устроен мир, — разъела тому душу, словно концентрированная кислота. И все равно, как бы Маркус ни старался вылущивать все, что связывало его с «Грешником», одна фотография, пусть и обрезанная — пути Господни неисповедимы, это Маркус знал и на своей шкуре, — все-таки оказалась в руках полиции, а потом и в руках сына Господня. Дьявол ведь тоже сын Бога, разве нет? Неудивительно, что они так похожи. — Клевые рисунки, — это снова был Райан. — Я случайно заглянул, вот и увидел. Маркус как раз листал альбом с карандашными набросками и акварелями. Райан был прав: будущему «Грешнику» лучше всего удавались портреты, и даже самый небрежный его эскиз рассказывал чью-нибудь историю. На мгновение Маркус будто окаменел. Он все держал альбом на коленях, а в голове уже забурлила предательская мысль: никто и никогда не определит, чьи это рисунки. Ни Люцифер, ни Хлоя Декер, ни тем более Дэн Эспиноза. Да что там, этого не знали даже в Департаменте полиции Чикаго. Правда, знал он сам. И этого вполне хватало. Поэтому он немедленно вылил в себя весь бурбон, остававшийся в стакане. И опять наполнил стакан до краев, а заодно подумал, что одной бутылки ему сегодня, кажется, будет мало. Даже если ему и прежде никогда не удавалось напиться: спиртное на него действовало недолго. — Да, — согласился он с Райаном. — Рисунки клевые. Захлопнув альбом, Маркус бросил его в камин. Он порылся в коробке, выуживая на свет Божий пару потрепанных учебников с выцветшими страницами, тетрадку с чертежами и пачку древних New York Times. Потянул газету за уголок — захотелось посмотреть, какой это год, — и тотчас отдернул руку, потому что понял, что ворошить воспоминания больше не желает. Поэтому Маркус просто дождался, пока альбом выгорит дотла, а потом отдал пламени все остальное, что нашлось в коробке. И долго, терпеливо смотрел в огонь, пожирающий прошлое: и хорошее, и плохое разом. Потом Маркус резко поднялся. Стряхнул пыль с коленей и зачем-то произнес вслух: — Все. Он обернулся: Райан никуда не делся, он до сих пор стоял у окна и все еще старательно делал вид, что наблюдает за улицей. — В шесть утра уже будут новости, — доложил он. Или гости, подумал Маркус. И ничего не сказал вслух. — Бенито и Фрэнк уже отправили своих парней на Индиана-авеню. — Хорошо, — ответил Маркус. — Значит, встаем в пять. Забрав со стола куртку, бутылку и стакан, он ушел в соседнюю комнату. Не раздеваясь, лег на узкую кровать, укрылся курткой, но глаз так и не сомкнул: потому что всякий раз, когда он пытался это сделать, перед глазами снова бушевал огонь. И горели в этом огне не страницы, и не альбом с рисунками, и не фотографии. Он снова и снова напоминал себе — миллионы, миллиарды раз — что в Ад попадает лишь тот, кого приводит туда чувство вины. Ведь таким создал этот мир Господь Бог, а раз так, он сам, Каин, обязательно перехитрит Всевышнего, обязательно отомстит за свое Проклятие и назло Богу пролезет в Рай, и поэтому никогда не позволит себе ощущать ни капли сожаления. И все миллионы, миллиарды раз — на протяжении тысячелетий — у него это почти получалось. По крайней мере, убедить самого себя — получалось точно. Ровно до сегодняшней ночи, когда он наконец-то решил заглянуть в собственный Ад и теперь не мог отвести глаз. Маркус перевернулся на живот, уткнувшись лицом в старую подушку, пух в которой — или что там было внутри? — давно сбился комками. Минуту-две он неподвижно лежал так. Потом сел в кровати. Потянулся к пустому стакану и тут же отдернул руку. Поднялся на ноги, добрел до кухни и, не включая свет, налил себе воды из-под крана. Устроился за столом возле окна, приподнял жалюзи и всмотрелся в темень. За стеклом все так же выл ветер, но дождь уже притих. Все шло по плану, напомнил себе Маркус. Вот что главное. А значит, уже завтра все закончится. А дня через три он вернется в Лос-Анджелес. И все будет как обычно. Как раньше. Он приедет на работу, оставит свой «Триумф» на парковке, бросит шлем в офисе и заглянет в лабораторию Лопес. У нее обязательно будут какие-нибудь новости для него — у нее всегда есть новости, по работе и не только. Так что она будет говорить, без умолку и не переставая, забрасывая его нужной и ненужной информацией, а он — он будет слушать. Просто потому, что за эти два года он привык — к разговорам и к самой Лопес, и еще больше привык к тому, что Лопес все равно относилась к нему, как и раньше, будто ничего не случилось, будто он и вправду остался лейтенантом Маркусом Пирсом, и никогда не смотрела на него как на удивительное инопланетное существо, которое следует запереть на тайной военной базе для исследований. Хотя давно обо всем догадалась. Ладно, пару раз она все-таки испугалась — нет, решительно подумал Маркус, это слово с ней совсем не вязалось, вот уж кто действительно ничего не боялся, так это Лопес. Просто пару раз она теряла дар речи. Когда она — еще в самом начале — полюбопытствовала о том, может ли «предполагаемый бессмертный» иметь детей и унаследуют ли эти дети бессмертие и неуязвимость, а в ответ Маркус честно сказал, что нет. Ведь Господь Бог уже позаботился о том, чтобы среди человечества не затесались потомки проклятого Каина — то есть, об этом Маркус, конечно, промолчал. Вот тогда Лопес захлопала глазами и застыла с открытым ртом. А Маркус просто сменил тему, благо на три часа дня он назначил планерку по очередному делу. Неделю назад это повторилось — потому что он сам не удержался и ляпнул про Проклятие. Ее это ошеломило. Но не оттолкнуло. Так что теперь эта лаборатория и была единственным местом на Земле, где он не чувствовал себя вечным беглецом. Потому что там его ждали и принимали таким как есть, несмотря на все его Проклятия, войну с Всевышним и чересчур требовательный — Дэн Эспиноза, конечно, употребил бы другое выражение — характер. Маркус встал из-за стола. Налил себе еще воды, поставил стакан в раковину и снова ушел в свою комнату, уже понимая, что до рассвета он так и не уснет. Теперь ему хотелось лишь одного: вернуться в Лос-Анджелес, и чем скорей, тем лучше. И, наверно, по-настоящему превратиться в Маркуса Пирса. В того безупречного лейтенанта полиции, смелого и не дающего спуску ни ленивым коллегам, ни преступникам — в того, в кого до сих пор верила Лопес. В того, у кого не было ни подозрительных знакомств, ни тем более собственной банды для решения сложных вопросов. На мгновение — или на час — Маркус все-таки забылся сном. И сразу же оказался в Лос-Анджелесе, то есть в участке, в собственном кабинете, и немедленно подумал, что слишком долго сидит за монитором — хорошо если не с самого утра. Поднялся на ноги и вышел за дверь. — Каин, — услышал он и обернулся на голос, — вот ты где. Конечно, это была Элла. — А я тебя ищу по всем участку! — продолжила она. — Слушай, во-первых, я закончила то экспертное заключение по Джейкобсу. Во-вторых, у Саманты с дежурного поста сегодня юбилей, она заказала на всех пиццу, и тебе я тоже оставила кусок. Элла все тараторила и тараторила, а он ничего больше не понимал. И тоже решил в ответ сделать вид, что это совершенно нормально, когда его называют по имени, данному в начале времен, и поэтому просто пошел за Эллой на кухню, как она того и хотела… Маркус открыл глаза. Полоска неба за окном, в том месте, где жалюзи не дотягивались до подоконника, посветлела. Он покосился на телефон: пяти еще не было. Услышав шум в соседней комнате, он немедленно вскочил — оказалось, Райан пытался включить древнюю кофеварку. Сев за стол, Маркус перезарядил свой «глок». Ждать оставалось недолго, уж это он знал точно, как знал он и то, что таймер на его телефоне уже отсчитывал последние минуты и секунды чьих-то жизней: тех, кому Грешник уже давно вынес смертный приговор и теперь собирался этот приговор исполнить. Выпить кофе — отвратительно горький — они все-таки успели. Райан ничего не говорил, молчал и сам Маркус. На телефон он уже не смотрел: просто прислушивался к густому, будто облепляющему беззвучию. Потом Райан встал и поставил свою кружку в раковину — с грохотом, будто хотел расколоть ей металл, — и в тот же миг тишина вдруг треснула, взорвавшись ревом мотора и визгом шин. — Я проверю, — выхватив «таурус», Райан выскочил из кухни. Маркус оттянул краешек жалюзи и все увидел сам. Массивный черный X6, который он запомнил еще вчера вечером, и «Кайенн», тоже черный, с затемненными стеклами. К ним уже спешили парни из охраны, которых вчера инструктировал Райан: обо всем сообщать, если что. Как будто это поможет. — Это не копы, — доложил Райан, вернувшись. — Это Бенито, Фрэнк и Сол. — Вижу, — кивнул Маркус, вставая из-за стола. — Не понимаю, как они нас нашли! Маркус скользнул взглядом по Райану: тот ведь и правда не понимал. Телефон Райана вдруг зазвонил. — Ответь, — сказал Маркус. Райан включил связь. — Что? — лицо его вдруг побледнело. — Всех? Кто слил? Я все равно найду этих сук! Маркус не спешил с вопросами: он-то сам прекрасно знал, что случилось ровно сорок пять минут назад. Что на перекрестке Сто сорок четвертой улицы и Индиана-авеню, куда Фрэнк, Бенито и Сол Аккардо отправили свои бригады, их ждал не только трейлер с грузом картеля Сонора. Их ждал отряд SWAT Департамента полиции Чикаго: бойцы в тяжелых бронежилетах и пуленепробиваемых шлемах. Безжалостное подавление огня и стрельба на поражение, не оставляющая шансов никому. Конечно, теперь Фрэнк и Сол подозревали Райана. Ведь это он вчера отдал им такой приказ. От имени Грешника. Конечно, именно поэтому они приехали сюда: сразу, как им пришла СМС-ка с адресом. В дверь постучали. — Узнай, чего они хотят, — распорядился Маркус. Райан бросился в коридор. Маркус прислонился к стене кухни. Отсюда он прекрасно слышал весь разговор. — … урою, сука! — кричал Бенито. — В натуре, урою! Знаешь, что там за замес был, сука? Спецназ всех наших положил! — Спокойно, Бенито, — Маркус узнал ровный голос Сола Аккардо. — Мне кажется, с тебя требуются кое-какие объяснения, Райан. — Именно так, — добавил Фрэнк. — Вчера ты сказал, что копы будут ждать нас в субботу, но они ждали нас уже сегодня. А своим парням я всегда выдаю одну и ту же инструкцию — сдаваться в нашей организации не принято. Я потерял пятерых бойцов, Райан. Несколько секунд Райан медлил. А потом словно обрел прежнее хладнокровие. — У меня был приказ босса, — заявил Райан. — Он знал, что в организации есть предатель. Может, это кто-то из вас и слил нас копам. — Урод, да я тебе за эту предъяву… — снова начал Бенито. И снова, похоже, его остановили Сол Аккардо с Фрэнком. — Приказ босса, — задумчиво произнес Сол Аккардо. — Кстати, ты упомянул, что босс вернулся в Чикаго и желает встретиться с нами. Он действительно здесь? — Он здесь, — ответил Маркус, делая шаг в коридор. Сола Аккардо — с окаменевшим от ужаса лицом — он убил первым. Второй выстрел оборвал жизнь Фрэнка. Бенито — как Маркус и думал, храбростью тот не отличался — бросился к двери, и Райан сразу же взял его на себя: не целясь, выстрелил в спину. Рухнув на пол — до порога оставался какой-то шаг — Бенито застонал. Дернулся. А на следующем выстреле Райана — в голову — затих навсегда. Маркус склонился над телом Фрэнка. Обыскав того, нашел «беретту» с полным магазином. Забрал ствол и спросил: — Сколько человек с ними приехало? — Четверо. — Хорошо. За дверью уже раздавались выстрелы. Райан мигом обшарил карманы Сола и Бенито, обнаружив у каждого из них по «глоку». Добежал до кухни, откуда лучше всего были видны «Кайенн» и X6, из которых вели стрельбу, и открыл огонь. Сам Маркус, еще раз взвесив на ладони «беретту», вернулся в гостиную: ему хватило одного только взгляда в окно, чтобы понять расклад. И убедиться, что перевес на их стороне. Все-таки у Райана был талант нанимать толковых парней. Спустя несколько минут все стихло. Пройдя в коридор, Райан аккуратно переступил через тело Фрэнка и столь же осторожно приоткрыл дверь. А потом вернулся к Маркусу. — Ну все, — сказал он. — И это, босс, нам пора уходить. Не знаю, как они нас нашли, но после такой разборки сюда сейчас заявятся копы. Маркус кивнул. — Жалко, конечно, дом этот, — продолжил Райан. — Тетка у меня хорошая была. Но, может, я канистру принесу, с бензином? Я успею. А то тут ваши отпечатки везде остались. — Не нужно, — ответил Маркус. — Ладно. Райан все еще переводил дух. — Выходит, Фрэнк и Сол нас и слили всех? — предположил он. — Я всегда знал, что с этим итальянцем что-то не так! Да и Фрэнк этот тоже… — Нет. Маркус вдруг поймал себя на мысли — как и вчера — что должен Райану хоть какое-то объяснение. После всего. После этих нескольких лет. — Они хотели перехватить контроль в организации, — сказал Маркус. — Фрэнк и Сол считали, что я действительно исчез. И эта засада была им на руку, потому что они собирались избавиться от тебя. — Но они же не сливали нас копам? Райан нахмурился. — Нет. — И они тоже вас знали, — заметил Райан. — Фрэнк и Сол. — Да, — кивнул Маркус. — Им просто не повезло встретить Грешника. — Не понимаю. «Глок» удобно лег в руку. А Райан все еще ничего не понимал. Он отвел взгляд в сторону и сейчас смотрел не на Маркуса, а на тот самый камин, в котором вчера Маркус сжигал свое прошлое. — Райан, — позвал его Маркус, — Райан. Они переглянулись. Вот теперь в глазах Райана вспыхнул ужас. Потому что только теперь он понял, что жить ему остались считанные мгновения, — Маркус целился точно в его сердце. Райан оцепенел. Больше он не мог ни сопротивляться, ни драться, ни даже говорить. Маркус отсчитал пять секунд. Потом десять. Поклялся себе, что на пятнадцатой обязательно выстрелит. И навсегда покончит с прошлым: с таким уж точно. И жалеть тоже не будет. В конце концов, Райан Вильямс сам сделал свой выбор, сам встал на эту дорожку, сам начал работать на одного из самых опасных преступников. Прекрасно зная, что настоящий Грешник никого не щадит. Однажды преступник — всегда преступник. Всегда. С начала времен. Вот как он сам. На мгновение Маркус опять увидел камин. И пустую коробку рядом. На двадцать пятой секунде он опустил «глок». — Райан, — своего голоса Маркус не узнавал. — Ты помнишь, где находится тайник с деньгами? На Инглсайд-авеню. Ты поедешь туда, возьмешь триста тысяч и отправишься по адресу Кларк-стрит, семнадцать. Смотри, чтобы за тобой не было хвоста. Это небольшое бухгалтерское бюро. Спросишь мисс Мэрилэнд. Скажешь, что пришел от меня. Отдашь ей деньги. Через две недели у тебя будет другая личность, а через месяц ты уедешь на север Канады. Райан, ты все понял? — Все, — с трудом выдавил тот. — Кларк-стрит, семнадцать, спросить мисс Мэрилэнд. — Тогда иди. Райан послушно и одеревенело зашагал к двери. У порога все-таки обернулся и посмотрел на Маркуса. Взгляд у него был все еще насквозь ошалевший. — Если попадешься копам, я достану тебя даже из-под земли, — пообещал Маркус, — и убью. Сам Маркус вернулся на кухню. Отыскал бутылку не допитого вчера бурбона и сполоснул стакан. Подвинул себе стул и устроился у окна. Отсюда ему было отлично видно, как Райан садился в черный «Кайенн» и как выезжал на улицу. «Тойота» и «X6» взяли курс в противоположную сторону. Еще через пятнадцать минут Маркус услышал надрывный вой полицейской сирены. Дверь не выломали — она будто вылетела сама. — SWAT Чикаго! На пол! Руки за голову! Отставив стакан с бурбоном в сторону, Маркус подчинился. Правда, лежать на полу ему пришлось недолго. Кто-то из спецназовцев склонился над ним, неприятно лязгнул металл наручников, но в эту же секунду знакомый голос сказал: — Он с нами. Пирс, вы в порядке? — Да, — кивнул Маркус, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. Перед ним стоял его давний коллега Рикардо Альварес, один из следователей чикагской полиции. Несколько лет назад им даже пришлось поработать в одном отделе, и Маркус успел разузнать об Альваресе много интересного. Хотя бы то, что на самом деле Альварес был на зарплате у картеля Сонора. И наверняка записал сегодняшнюю операцию — по спасению ценного груза — в свой актив. — Кажется, Пирс, я должен вас поздравить, — сказал Альварес, растягивая губы в улыбку. — Взаимно, — ответил Маркус. Он вышел за Альваресом в коридор. Тот, качая головой, рассматривал трупы. — Ничего себе разборка, — заметил Альварес. — А это что, ваша работа? — Эти двое — да. — А на вас, как всегда, ни царапины. Иногда мне кажется, Пирс, что вы бессмертный. Маркус пожал плечами. — Может, вам и не кажется. В ответ Альварес рассмеялся: правда, смех у него вышел нервный, фальшивый. А губы дрожали. — Кстати, а где главарь банды, Райан Вильямс? — Ушел, — ответил Маркус. — Сбежал, значит? Испугался вас? — Наверно. — Мы его все равно найдем, — пообещал Альварес. — Сразу объявим в федеральный розыск. Не помните, на чем он уехал? — На синей «Тойоте», — солгал Маркус. Спецназ, кажется, перетряхнул все дома на этой улице, и парни в броне наконец сели в свой микроавтобус и уехали восвояси, когда Маркус закончил давать показания. Теперь он шагал вслед за Альваресом к патрульной машине и чувствовал необычную для себя усталость. Хотелось принять душ и выпить. И выспаться — выспаться тоже. На мгновение Маркус все-таки обернулся. Скользнул взглядом по дому — и не заметил ничего необычного. Если ему повезло, если вчера они оторвались от хвоста — от настоящего демона из самого настоящего Ада, и этот демон примчался сюда лишь поутру вместе с Фрэнком и Солом, — значит, ему непременно повезет снова. И Райану тоже, подумал Маркус. К счастью, в Департаменте полиции Чикаго все-таки сообразили снять ему номер в гостинице. Правда, отпустили его только к вечеру: почти весь день ушел на бесконечные отчеты, совещания, сверку показаний и новые отчеты, а завтра Маркуса снова ждали в офисе. От участия в пресс-конференции он наотрез отказался. Шефу полиции объяснил, что вся слава должна принадлежать только парням, которые служат здесь, в Чикаго. А еще Маркус попросил шефа полиции исключить его имя из официальных сводок. Было около восьми, когда он наконец принял душ и сменил футболку. Телефон запиликал, напоминая, что лейтенанта Пирса уже ждут: в пабе «Армор энд Доркс», где чаще всего после работы собирались чикагские полицейские. Отказаться Маркус не смог — сейчас ему была нужна любая информация. И не пожалел, потому что вечер оказался не так уж и отвратителен. Из его прежних коллег в паб не пришел разве что Альварес, и Маркус в который раз подумал о том, как странно тот вел себя сегодня, и тут же отпустил, выкинул из головы эту мысль. В гостиницу Маркус вернулся лишь к полуночи, прекрасно выспался и к восьми приехал в участок: они снова сверяли показания, составляли фотороботы и даже съездили на Индиана-авеню. Утро четверга выдалось неожиданно теплым и безветренным. Маркус садился на рейс в Лос-Анджелес и наконец-то чувствовал, что надежно запер за собой дверь в свое прошлое: настолько, что даже не думал о нем больше. Он возвращался домой. Лос-Анджелес встретил его привычной духотой и затянутым небом. Маркус закинул спортивную сумку в багажник такси и попросил довезти его до Свит Эльм Драйв. Распаковывать вещи не стал, сразу пошел в гараж за мотоциклом. Минут через сорок Маркус уже поднимался по лестнице к своему кабинету. Кивком поздоровался с Эспинозой, пожелал доброго утра Оливии, помахал рукой Декер и очень обрадовался, когда не увидел шатающегося по участку Люцифера. И все вглядывался в лица, все пытался найти среди них Лопес и не находил. Бросив шлем в офисе, Маркус зашагал в сторону лаборатории. Жалюзи на стенах были опущены. — Лейтенант! Маркус обернулся: перед ним стоял Эспиноза. — Лейтенант, у нас новые улики в деле Пейджей, представляете? Лайонел Пейдж, это младший сын Залмана… — Дэн, — прервал его Маркус. — Я к вам очень скоро зайду, хорошо? — Хорошо. Эспиноза одарил его непонимающим взглядом, но хотя бы оставил в покое. Покачав головой, Маркус потянул ручку двери на себя. И, кажется, первый раз в жизни подумал, что мог бы постучаться. — Лопес? Лопес, вы здесь? Ему никто не ответил. Маркус обвел глазами лабораторию. Взгляд его зацепился за брошенный на полу рюкзачок: кажется, Элла носила именно такой. А раз так, она по крайней мере была на работе. В лаборатории играло радио, тихо-тихо, и Маркус прислушался. — Oh, sinnerman, where you gonna run to? (1) Он вздохнул. Во всем мире не существовало другой такой песни, которую бы Маркус ненавидел сильнее. Он так и не понял — или не смог признаться себе — почему этот дурацкий религиозный гимн действовал ему на нервы. В конце концов, Нина Симоне пела о каком-то другом грешнике. Потому что он, Каин, первый убийца, никогда бы не раскаялся и не попросил бы Господа Бога сменить гнев на милость, а к дьяволу он и сам прекрасно нашел дорогу. Пусть это больше и не имело никакого значения. Поборов в себе желание выключить радио, Маркус вышел в коридор. С минуту он озирался по сторонам — Декер, Эспиноза, Ричардс, патрульные, снова Декер, снова Ричардс, Оливия, опять Эспиноза, опять патрульные — и наконец увидел ее. Маркус улыбнулся: — Лопес? — Лейтенант, — кивнула она. Вот только смотрела Лопес куда-то в сторону, а взгляд ее был невыносимо, зверино серьезен, и Маркус подумал, что никогда прежде не видел Лопес такой. Он уже раскрыл рот, решив спросить, что же у нее случилось. И не успел. Потому что Лопес прошмыгнула мимо него, а когда она открыла дверь в лабораторию, Нина Симоне все ему объяснила, прокричав: — Sinnerman, you oughta be prayin'… (2) (1) - “Oh, sinnerman, where you gonna run to?” — англ. “О грешник, куда тебе бежать?” (2) - “Sinnerman, you oughta be prayin'…” — англ. “Грешник, тебе должно молиться…”