Будем как боги

На мгновение Маркус отвел глаза в сторону. За окном смеркалось, и он понадеялся, что воздух посвежел, и такой духоты, как днем, к вечеру уже не будет. Днем ему пришлось съездить по делам в Пасадену. И лучше не вспоминать, по каким именно. — Лейтенант? В глазах Оливии Монро мелькнуло удивление: обычно он не отвлекался. Тем более когда говорил с шефом полиции. Просто вечер пятницы вносил свои коррективы — даже в роль безупречного полицейского Маркуса Пирса. — Это сейчас наша рабочая гипотеза, — сказал Маркус. — Лиана Пейдж набрала долгов и, чтобы расплатиться, начала выводить деньги со счетов компании отца, к которым у нее был доступ. Причем обставила это так, будто все это делал Салливан, которого как раз взяли на работу в бухгалтерию, а не она сама. — Лихо. Оливия сейчас сидела на самом краешке своего стола напротив Маркуса: когда он пришел, она предложила ему сесть, но он отказался, решив, что задержится у нее ненадолго. Поднявшись и чуть потянувшись, Оливия померила свой кабинет шагами и тоже бросила взгляд в окно. — Вы сможете это доказать? — Мы как раз этим и занимаемся. Дженнифер Филлипс, сестра убитого, согласилась сотрудничать со следствием. Если верить ее показаниям, Филлипс был посредником между Пейдж и ее кредиторами. Скрестив руки на груди, — она как будто нарочно копировала его позу — Оливия заметила: — Неплохо. Но пока что вы не смогли задержать ни Пейдж, ни Рамиреса. Хотя они уже вторую неделю объявлены в федеральный розыск и то ли в бегах, то ли провалились под землю. — Это так, — признал Маркус. — Им кто-то помогает. — Друзья Рамиреса из «Пуэнте»? — Нет, — он покачал головой. Чуть помедлил, а потом добавил. — Мистер Залман Пейдж. Оливия подняла бровь. — Отец Лианы Пейдж? Тот, которого она обманывала? Вы серьезно, лейтенант? — Да. Его секретарь, мисс Коэн, сообщила, что мистер Пейдж в последнее время сильно поменял круг общения и маршруты своих поездок по городу. — Немудрено, если его дочь в розыске! Наверно, он сейчас ищет для нее хорошего адвоката. Маркус покачал головой. — Не только. — У вас есть прямые доказательства его соучастия? — Скоро будут, — пообещал Маркус. — Я установил слежку за Залманом. — Ладно, — сказала Оливия, снова усаживаясь на краешек стола. — Если ваша интуиция не сбоит, это имеет смысл. Он кивнул. — Спасибо. Можете идти. Маркус уже стоял на пороге, когда Оливия вдруг окликнула его: — Лейтенант, я не стала возражать против того, чтобы вы летели в Чикаго. Но если честно, это не кажется мне разумным. — Моя помощь бывшим коллегам не отразится на расследовании дела Пейдж. Оливия покачала головой и нахмурилась. — Я не об этом. Вы выглядите очень усталым. Как будто вообще не спите. — Много работы, — Маркус пожал плечами. — У нас у всех много работы, — Оливия развела руками. — Я тоже часто задерживаюсь по вечерам. И двойное убийство, разумеется, нужно раскрыть как можно скорее, но вы нам нужны живым. — Я это учту. — Тогда хороших выходных. — И вам того же. Забрав с собой документы, которые так хотела увидеть Оливия, Маркус пошел к себе. Он собирался поработать еще час-полтора и потом отправиться домой. На секунду вспомнил, что еще утром всерьез обдумывал идею сделать крюк и проехаться вдоль океанского берега: безо всякой на то причины. Просто посмотреть в небо. Сейчас эта мысль казалась сумасшедшей. Нет уж, домой он поедет самой короткой дорогой. Хотя бы раз за эту неделю ему надо выспаться. — Лейтенант! Глаза Лопес сверкали, и Маркус сразу догадался, в чем дело. — Можно вас на минутку? — спросила она. И шепотом добавила. — Вы должны это увидеть! Он кивнул. В ответ Лопес улыбнулась и поспешила в лабораторию. И даже опустила жалюзи — Маркус успел подумать, что вот этого точно не нужно было делать, чтобы зря не привлекать внимания тех, кто еще оставался в участке, — а потом плотно закрыла дверь. — Вы лучше сядьте, — не унималась Лопес. Маркус понял, что придется подчиниться. Почему-то вспомнилось: для танго нужны двое, и он сам все это начал полтора года назад, и да, тогда ему был нужен союзник. Или лучше сказать — сообщник. Кто-то, с кем можно было бы обсуждать самые невероятные и сумасшедшие идеи. Кто-то, кто больше всего на свете верил бы в науку и прогресс. И никто другой, кроме Эллы Лопес, на эту роль не годился. Так что теперь Маркус просто водрузил пачку документов на хроматограф, а сам устроился на лабораторном табурете перед монитором. — «Коносо Медика», — прочел он. — Еще один патент? — Ага, — в голосе Лопес звучала гордость, — они тоже смогли расшифровать кусок генома, причем отыскали ген, ускоряющий регенерацию, и провели исследования на мышах. В смысле встроили его в ДНК трансгенной мыши и подали заявку. Они хотят запатентовать метод для лечения хронических незаживающих ран. Это тот стартап из Германии, помните? Маркус снова кивнул. — Кстати, я все хотела спросить. У вас же сохранился список компаний, которым были отосланы образцы? — Разумеется, Лопес. — Гейдельбергский университет тогда отказался сотрудничать, а в «Коносо Медика» сразу согласились, хотя… — … основатель стартапа работает в том же Гейдельбергском университете, — закончил за нее Маркус. Лопес вздохнула. — Да, это был профессор Эрик Линдхольм. Ну, его можно понять. В любом мало-мальски приличном научном журнале редактор спросит, откуда исследовательская группа получила исходный образец. И почему этическая комиссия при университете разрешила проводить опыты на мышах, и кто отвечал за эти опыты в виварии. Все это может спровоцировать скандал или даже, — она помедлила и бросила быстрый взгляд на Маркуса, — расследование. В ответ он только пожал плечами: — Этому Линдхольму просто были нужны деньги для его собственных проектов. — Да. Зато в патентной заявке много реальных данных и графиков! — к Лопес вернулась ее обычная восторженность. — Не знаю, насколько вы в курсе, но для того, чтобы подать заявку на патент, достаточно выдумать идею и нанять хорошего юриста, который напишет текст. Это уже потом, когда в патентном бюро попросят доказательства, придется отвечать на вопросы и предоставлять данные экспериментов. Нет, «Афиномикс» и «Октодиогенес» сделали немало, но «Коносо Медика» — это совсем другой уровень. Вот смотрите… Дверь в лабораторию распахнулась. На пороге стояла Оливия Монро. — О, вы еще тут, Лопес, — обрадовалась она. — И вы тоже, лейтенант. — Я хотела закончить электрофорез, — объяснила Лопес. — Это по делу Дэвида Леферинка. Я сегодня выезжала на место преступления, в Санта-Монику. Набрала проб и подумала, что успею выделить хоть какой-нибудь генетический материал. Они с Маркусом переглянулись. Все-таки сообщник, подумал он. — Круто, — ответила Оливия. — Хотя в деле Леферинка все было ясно с самого начала. Лео Фаррелли — наш первый подозреваемый, правда? — Именно, — заметил Маркус, поднимаясь на ноги. — Поэтому я хочу исключить вероятность ошибки и попросил Лопес все еще раз проверить и собрать дополнительные доказательства. Оливия улыбнулась. Лопес послушно кивнула — вся ее фигура сейчас будто окаменела, и Маркус подумал, что еще немного, и Оливия что-нибудь заметит. Все-таки она не зря стала шефом полиции, пусть даже по его сведениям здесь приложил руку сам мистер Люцифер Морнингстар, будь он тысячу раз проклят. Маркус шагнул вперед, заслоняя собой Лопес. — В понедельник я снова вызову Фаррелли на допрос и получу признание. А его жену мы сможем прижать к стенке за дачу ложных показаний. — Звучит неплохо. Ладно. Знаете, я все-таки поеду домой, — сказала Оливия. Оглядела их обоих. — Надеюсь, у вас тоже есть отличные планы на выходные. — Безусловно, — ответил Маркус. Понимающе улыбнувшись, Оливия закрыла за собой дверь. Маркус отсчитал про себя десять секунд, прислушиваясь к шагам в коридоре. Лопес — как это было непохоже на нее — совершенно притихла. Повернувшись к ней, он напомнил: — Вы сказали, что к университету было бы много претензий. Переведя на него взгляд, Лопес помедлила, а потом нашлась. — Мы же ведем речь о бессмертии и сверхбыстрой регенерации. Это прорыв. Такие результаты никогда не публикуют в журналах с рейтингом ниже, чем в Nature или Science. А там в редакции обязательно спросят, откуда взялся исходный образец и кто разрешил проводить опыты. Ну, я уже говорила про это раз десять. — Линдхольм прекрасно знает, что в случае заявки на патент его тоже об этом спросят. — Конечно, — согласилась Лопес. — Только позже. Так что он выигрывает время. — Понятно. — Я еще вот что хотела спросить, лейтенант, — начала она. Маркус напрягся. Он уже заранее знал, что вопрос ему не понравится. Скрестив руки на груди, он кивнул. — В заявке Линдхольма написано, что они исследовали заживление модельных ран на лабораторных мышах. Эпителиальные разрезы длиной в пять миллиметров закрывались за десятую долю секунды. Я попыталась представить, как бы это было в случае… Она не договорила. Маркус отвел взгляд — и нечаянно увидел скальпель, забытый под вытяжным шкафом. Мало ли что тут используется для обработки проб. Плохая идея, подумал он. А вслух ответил: — Наверно, так же быстро. Но я никогда не... — он осекся, — думаю, никто никогда не засекал время. Теперь Лопес смотрела на него с открытым ртом. А потом вдруг предложила: — Если вы когда-нибудь захотите поговорить о том, как все это работает, — она помедлила, собираясь с мыслями, — в смысле, куда нас приведут эти исследования или что следует делать дальше с теми образцами, то я буду рада все обсудить. Или выслушать. Вы же знаете, что всегда можете на меня рассчитывать. Очень хотелось сказать ей, что ему ничего, вот вообще ничего обсуждать не хочется, и тем более не нужно, чтобы его кто-то слушал. Потому что он уже знает, чем все это закончится: ничем хорошим. Так было всегда — все эти долгие тысячелетия до того, как Элла Лопес появилась на свет, а дьявол решил поселиться в Лос-Анджелесе. Маркус сделал над собой усилие. — Буду иметь в виду, — ответил он. — Я завтра думала заскочить в лабораторию, — заметила Лопес. — В пять вечера. Я еще не закончила микроскопию, и надо сделать заключение по Леферинку, а по субботам в участке тихо. Надо было сразу отказаться. Ответить, что он занят. И вообще завтра суббота. Пусть даже лейтенанта Маркуса Пирса считают трудоголиком. Это ничего не значит. Или хотя бы поставить условие: что с ним можно обсуждать, а что нет. Потому что если так пойдет дальше, ему уже очень скоро придется все ей рассказать. Даже то, что сейчас он ведет войну с самим дьяволом. То есть, в первую очередь с Богом. Впрочем, о последнем Лопес уже в курсе. А вот про дьявола еще нет. — Хорошо, — сказал Маркус. Как назло, Лопес опять смотрела на него с восхищением — и восторгом. Он вздохнул. — Приятного вечера, Лопес. — И вам, лейтенант! Закрыв за собой дверь в лабораторию, Маркус вернулся к себе. Сел за стол, полистал дело Леферинка и понял, что действительно устал. Сцепив на столе руки, он положил на них голову и закрыл глаза: это всегда работало. За пять-десять минут он должен был прийти в себя, а потом доделать то, что собирался. И наконец поехать домой. Сон пришел мгновенно, и это был хороший, спокойный сон: он все рассказывал, все объяснял Оливии, почему установил слежку за Залманом, а Оливия сначала кивала в ответ, а потом зачем-то принялась стучать по столу, причем очень громко. Маркус открыл глаза и выпрямился: стучали в дверь его офиса. — Входите, — сказал он. На пороге стоял дежурный. — Прошу прощения, лейтенант, но к вам посетитель! — Посетитель? У меня тут что, приемная? — спросил Маркус. Он смерил дежурного максимально неприятным взглядом: тот, конечно, вздрогнул. Вытянулся перед ним во весь рост и принялся торопливо объяснять. — Сэр, эта леди сказала, что дело касается нашего гражданского консультанта, мистера Морнингстара, и поэтому она обязательно должна с вами поговорить, причем именно сейчас. — Она? — Доктор Линда Мартин. Маркус вздохнул. На мгновение он подумал, как было бы здорово послать эту самую Линду, как ее, Мартин, куда-нибудь подальше. Так, чтобы мистер Морнингстар, их гражданский консультант, обиделся еще сильнее. Вот какое право имел Люцифер впутывать в их дела еще и своего психоаналитика? Дьявол его забери. Жаль, не получится. — Выпишите ей пропуск, — распорядился Маркус. — И проводите сюда. — Прямо сюда? — Да, Родригес или как вас там, вы оглохли? Сюда — это значит в мой офис. — Есть, сэр! Собрав документы в стопку, Маркус сдвинул их на угол стола. В офис скоро постучали: это опять был Родригес. — Добрый вечер, лейтенант, — сказала блондинка невысокого роста, которую Маркус неплохо представлял по фотографиям и видеозаписям. Информацию о дьяволе он собирал несколько лет. — Меня зовут доктор Линда Мартин. В ответ Маркус лишь кивнул. Сесть не предложил: много чести. Правда, когда она обернулась — и явно раздумывала, не подтащить ли кресло, — он все-таки указал ей на стул. Стул она подвинула так, чтобы оказаться ровно напротив него. Положила ногу на ногу и улыбнулась: — Простите за вторжение. Но я была уверена, что сегодня вечером найду вас в участке. Конечно, он ничего не ответил. Конечно, ее это ничуть не смутило. — Именно таким я вас и представляла, лейтенант, — заметила Линда, с интересом разглядывая его. — Вы привыкли много работать и часто задерживаетесь по вечерам. — В смысле, вам про это рассказал Люцифер. — Мне бы не хотелось разглашать информацию, полученную от моего пациента, но догадаться несложно. Особенно вам. — Зачем вы пришли? — спросил Маркус. Она снова улыбнулась. — Начнем с самого важного. Я знаю, кто вы такой. Маркус пожал плечами. Не то чтобы это его удивило. Скорее, удивляло его другое: как это с подачи Люцифера о нем еще не услышал весь город. — В Лос-Анджелесе как минимум три человека, — Маркус осекся и тут же поправился, — или, если быть точным, три нечеловека знают, кто я такой. И что? — Я хочу помочь. Он откинулся на спинку своего кресла и смерил ее колючим взглядом. С дежурным Родригесом это сработало, а с доктором Линдой Мартин не очень. То есть, вообще не сработало. В ее глазах — и в ее фигуре — ничего не поменялось. — Помочь? — Лейтенант, я в курсе ваших разногласий с Люцифером и того, что к ним привело. Я бы хотела посодействовать в том, чтобы вы смогли найти общий язык. А для этого вам с ним нужно все обсудить и попытаться понять чужую точку зрения. И если так можно выразиться, сесть за стол переговоров. Он фыркнул. — Начнем вот с чего, — сказал Маркус. — Эти три нечеловека, которых я упомянул — ваша милая подружка из Ада, ваш ненаглядный пациент и ваш бойфренд. Вряд ли сюда вас прислала Мэйзикин. Люцифер, конечно, любит поныть и пожаловаться на жизнь, но от конфликта он не уходит. Если ему нужно что-то сказать, он припрется сам и не будет плести интриги. Ставлю на то, что это был Аменадиэль. Этот святоша точно не любит марать руки. Я угадал? Линда покачала головой. — Нет. Я стараюсь не обсуждать проблемы подобного свойства с Аменадиэлем. — Вы с ним встречаетесь. — Да. Но в данном случае это не имеет никакого значения, лейтенант. К тому же я прекрасно осведомлена о том, что Аменадиэль очень сильно отличается от людей и сейчас лишь познает свою человечность, если можно так выразиться. Именно поэтому я пришла к вам. Как человек. К другому человеку, пусть и бессмертному. Сперва Маркус ничего не ответил. Потом бросил: — Что вам нужно? — Просто поговорить с вами, лейтенант, — улыбнулась Линда. — Точнее, я думаю, что на самом деле это нужно вам. Он нахмурился, переваривая то, что только что услышал. — Поговорить? — Конечно, — кивнула она. — Я совершенно в этом уверена. Вам бы пригодился собеседник. Маркус едва не застонал — и едва не ответил, что собеседник у него уже есть, и это его собственный криминалист Элла Лопес. Он ведь даже согласился приехать в участок в субботу, причем не ради работы, как обычно, а чтобы поговорить, обсудить какие-то свои тайны и, возможно, нечто такое, что вообще не надо обсуждать. Но в случае Лопес он хотя бы понимал, почему ему придется согласиться с ее условиями: он сам ее в это впутал и даже был готов признать, что она и вправду сильно ему помогла. Так что сейчас он просто платил по счетам, и все. — Мне не нужна терапия. Линда всплеснула руками. — Я была уверена, что вы так и ответите. Между прочим, я не всегда вкладываю в понятие «поговорить» такой смысл. Но то, что вы сами произнесли это вслух, лишь доказывает, что вы по крайней мере задумались об этом. И это уже само по себе большой шаг вперед, лейтенант. Он поднялся на ноги. — Вы не расслышали, что я сейчас сказал? Склонив голову набок, Линда заметила: — Ну что вы, лейтенант. Я прекрасно вас услышала. — Передайте Люциферу: он не сможет меня остановить! — Как я уже сказала, я здесь не по просьбе Люцифера или Аменадиэля, а чисто по своей инициативе. Меня никто не посылал шпионить за вами, лейтенант. Или переубеждать вас в чем-то. Вы же прекрасно понимаете — я знаю вас только по рассказам Люцифера, которые, конечно, весьма пристрастны. Но даже их было вполне достаточно, чтобы я смогла сделать некоторые выводы. — Что? — Я подумала, что вам нужна помощь, и поэтому пришла. — Мне не нужна никакая помощь! Линда вздохнула. Она тоже поднялась на ноги. Придвинула стул к стенке и сказала: — Я вижу, что у вас был длинный день и сейчас вы очень устали. И то, что вы раздражены из-за моего внезапного вторжения на вашу территорию, а также из-за моей попытки вмешаться в вашу жизнь — совершенно нормальная реакция. Было бы странно, если бы вы отреагировали иначе. — Я не просил меня анализировать! — Разумеется, нет. Как я уже подчеркнула, я предлагаю себя лишь как собеседника, который просто будет вас слушать. Вы знаете, где меня найти, лейтенант. Хороших выходных и постарайтесь отдохнуть! Маркус ничего не ответил. С минуту он ходил взад-вперед по офису. Всмотрелся в лиловую темноту, разлившуюся за окном. Вернулся за стол, перелистнул дело Леферинка — и не смог вчитаться в самую первую фразу. Сонливость как рукой сняло, зато сейчас он был вне себя от злости. И пользы засиживаться тут не было никакой. Поэтому он просто запер все документы в сейф, накинул куртку и зашагал на парковку. Спустя час — Маркус вовремя вспомнил, что холодильник дома совершенно пуст, и остановился у первого попавшегося супермаркета — он уже садился за стол в своей гостиной. Мясные шарики с пастой, которые он успел взять на ужин и разогрел в микроволновке, оказались почти что безвкусными. Не то чтобы это имело значение: он вообще был не привередлив. Ни в еде, ни в одежде. В отличие от того же Люцифера. Маркус не знал, почему в голову ему пришел именно Люцифер — бурбон за неимоверную цену, все эти костюмы-тройки с неизменным платочком в нагрудном кармане, дорогущий кабриолет — за свою долгую жизнь он встречал достаточно людей, по поводу и без демонстрирующих свой необыкновенный вкус. Но сейчас он снова вспоминал Люцифера — и доктора Линду Мартин — и чувствовал, как внутри опять вскипает возмущение. Кем они его считают? Идиотом? Которого так просто обвести вокруг пальца? Непохоже, подумал Маркус. Непохоже, чтобы Люцифер послал кого-то договариваться. Даже если бы не захотел терять лицо. И решил бы поиграть в дипломатию, да еще с помощью посредника. Нет уж, король Ада вообще не пойдет на компромисс со смертным или бессмертным. Он спросит о желании, а потом заключит сделку. Выгодную ему самому в первую очередь. Аменадиэль? Тоже нет. Этот бы послал в бой кого-нибудь другого, но не подружку. Маркус все-таки заставил себя успокоиться. Как бы его ни раздражало то, что случилось, он вдруг понял: доктор Линда Мартин не солгала, она и вправду отыскала его по своей инициативе. Она действительно хотела поговорить. И разговорить его самого — то есть, предложить свои услуги. Наверняка Люцифер немало рассказал ей о нем. Отправив в рот последний мясной шарик, Маркус ушел в душ, а потом отправился спать. Проснулся он от того, что телефон на столике рядом с кроватью нещадно выл. За окном — конечно, он забыл задернуть шторы — повисла непроглядная, густейшая темнота. Перекатившись на бок, Маркус схватил телефон. Часы на экране высвечивали половину первого. — Босс, — услышал Маркус, — это я, Гейб. Нам тут Суреньос стрелу забили. На складе, который на Рандольф-стрит. Вы сказали, чтобы я дал знать. — Сейчас буду. В голове медленно прояснялось. В конце концов, этого звонка от Гейба он ждал. Может, не так скоро. И, пожалуй, не этой ночью. Быстро одевшись — шлем он, как всегда, застегнул на ходу — Маркус вышел из дома. На всякий случай сделал пару осторожных кругов по кварталу, прислушиваясь к тишине и отмечая все, что видел в зеркалах, а потом все-таки вырулил на шоссе, которое и в этот час не было пустым. Черный «Шевроле» отстал быстро — в смысле, не выдержал безумной гонки между грузовиками и легковушками — и уже спустя сорок минут Маркус оказался на Рандольф-стрит, пустой и неосвещенной. Бросив мотоцикл за старым фудтраком на углу, он мигом добрался до склада. Дверь была не заперта, и он шагнул в темный коридор. В одной из подсобок горел тусклый свет, и Маркус направился туда, пробираясь по лабиринту между полок, сверху донизу заставленных ящиками. Как он и ожидал, никого из представителей группировки Суреньос, кто хотел бы потолковать с ним о зонах влияния, здесь не было. Был только Гейб и двое латиносов: их Маркус прежде не видел. На мгновение он успел подумать о том, что вчера говорил Лопес. Что никогда не засекал время, за которое закрывается порез в пять миллиметров. И правда не засекал. Совсем другое дело пулевые ранения, вот если бы Лопес спросила про них, он мог бы многое ей рассказать. Например, о том, почему сквозные всегда лучше — затягиваются быстро, и потом не надо выковыривать из себя кусочки металла или искать кого-то, кто сумеет это сделать и будет молчать… Первый и второй выстрел обожгли ему живот — это было привычно. Настолько, что он, конечно, устоял на ногах. И даже успел выхватить оружие, когда третья пуля прошила сердце насквозь — стрелял Гейб удивительно метко. Маркус упал в темноту. Очнулся он тогда, когда почувствовал, как его карманы старательно обшаривают. В сердце все еще кололо и сверлило, а затылок раскалывался от совсем другой боли — пол здесь был бетонным. Несколько секунд Маркус старался не подавать виду, что пришел в себя: лишь приоткрыл глаза. Сейчас над ним склонился один из тех латиносов. Второй вместе с Гейбом стоял поодаль — они что-то оживленно обсуждали. Сам Гейб в этот момент вертел в руках его револьвер: вся его поза выражала гордость. Маркус оттолкнулся руками от пола, приподнимаясь. Ударил латиноса в висок — резко, наотмашь, — а когда тот упал на бок, выхватил у него «глок» из кармана джинсов. Гейба, на лице которого навсегда застыл нечеловеческий, животный ужас, он убил первым. Выстрелом в грудь. Вторую пулю — в живот — словил латинос, только что разговаривавший с Гейбом. Другой латинос, который всего лишь минуту назад пытался обшарить карманы Маркуса, пустился бежать. Маркус был быстрее — и несколько раз выстрелил ему в спину. Поднявшись на ноги, Маркус подошел к Гейбу. В обойме оставалось еще несколько патронов, и Маркус, не задумываясь, разрядил «глок» в голову Гейба и упавшего рядом латиноса. Сунул пустой уже «глок» за пояс, решив, что избавится от оружия позже. Забрав свой собственный револьвер, который Гейб еще минуту назад посчитал боевым трофеем, Маркус огляделся по сторонам. Представшая перед ним картина была обыденной. Все это — место преступления и мертвые тела — он в своей жизни наблюдал уже тысячи раз. Именно поэтому он не имел права ошибиться — и должен был очень, очень внимательно здесь все осмотреть. И сейчас ему не нравилось только одно: лужа его собственной крови на полу. А еще брызги этой же крови на стенах и ящиках. Тот самый генетический материал, которому обязательно бы обрадовалась Элла Лопес или кто-нибудь из ее — и его — коллег в участке. На секунду Маркус уставился на свои ладони: грязные и тоже перемазанные кровью. Вытерев руки о футболку, он решил, что время у него есть. В конце концов, он сам выбирал место встречи. И знал, что склад стоял далеко от оживленных улиц — зато очень близко к линии метро. Поезд глушил любой шум, значит, можно было не бояться, что на звуки выстрелов уже едет патруль. Канистру с бензином Маркус нашел быстро. И баллончик с краской — чтобы вывести на стене со стороны улицы знак, которым Суреньос помечали отошедшие к ним районы. Пожарную сирену Маркус услышал, когда уже проехал пару миль. Он прекрасно знал, что будет дальше: Оливия Монро решит, что у него достаточно забот, чтобы заниматься обычными разборками между бандами Лос-Анджелеса. Ведь раскрыть дело Салливана-Филлипса намного важнее: как никак, двойное убийство и респектабельный бизнесмен мистер Залман Пейдж, ранее строивший виллы в благополучных пригородах, а сейчас покрывающий свою бедовую дочь Лиану. И все. Было около четырех утра, когда Маркус включил стиральную машину, бросив туда всю испачканную в крови одежду. Несколько раз провел мокрой губкой по кожаной куртке: мало ли, вдруг на ней тоже остались капли крови. Вдоволь постояв под душем, Маркус почувствовал, как к нему возвращается прежняя, накопленная за всю неделю усталость. И спокойствие. Он давно не высыпался так хорошо, как в эту ночь. В полдень Маркус не спеша позавтракал на террасе — под звуки тараторящего из гостиной телевизора и шелеста листвы. День обещал быть ветреным. Прочтя с телефона все тридцать четыре письма, свалившиеся в служебную почту еще утром, Маркус отыскал и несколько сообщений от Оливии Монро. Как он и ожидал, дело о стрельбе на складе — об очень возмутительной стрельбе на складе, ну что себе позволяют эти Суреньос, это уже четвертая разборка за квартал! — Оливия настоятельно советовала передать стажерам, криминалисту Джоан и детективу Сэму. И даже взяла под свой контроль. Потому что лейтенант Пирс был очень загружен другой работой. И одновременно помогал своим прежним коллегам в Чикаго… Спорить с Оливией Монро он и не думал: именно на такое ее решение Маркус и рассчитывал. И даже подумал, что все-таки хорошо узнал ее за эти два года в Лос-Анджелесе. А потом напомнил себе, что радоваться пока еще рано: кто-то же установил за ним слежку, кто-то и сегодня ночью гнался за ним в том черном «Шевроле». Идеи, конечно, были. Не было доказательств. В участок Маркус приехал к пяти. Как и обещал. — Здравствуйте, Лопес, — постучаться в лабораторию он, конечно, забыл. Увидев его, Элла Лопес мигом спрыгнула с табуретки и даже хлопнула в ладоши. — Лейтенант! О, это так чудесно, что вы все-таки пришли! Добрый вечер! — Я знаю, что у вас есть вопросы, — начал Маркус прямо с порога. Потом он закрыл дверь и, пристально посмотрев на нее, добавил. — Я готов ответить на некоторые из них. Случилось ровно то, чего он и ожидал. Лопес застыла, будто ее превратили в каменное изваяние — с широко распахнутыми глазами и выступившим на щеках румянцем, — и теперь не могла вымолвить ни слова. Маркус вздохнул. — Кофе? — предложил он. Секунду-другую она все еще хлопала ресницами, а потом улыбнулась: — Кофе. Народу в участке было меньше, чем в будни: ни Эспинозы, ни Декер, ни ее ручного дьявола Маркус не встретил. А те, кого встретил, ничуть не удивились. В конце концов, он сам — как и Лопес — часто заезжал сюда в выходные. Даже если он и не оставался здесь на весь день, то всегда находил, какой кусок работы ему доделать, и с удовольствием занимался каким-нибудь отчетом или разбирал самые сложные из дел, пользуясь тишиной и спокойствием и зная, что в его кабинет никто не вломится. Вспомнив Люцифера, — и заодно эту противную, настырную Линду Мартин — Маркус ощутил, как внутри него вскипает знакомая злость. Он переглянулся с Лопес — глаза ее, как всегда, лучились солнцем — и решил, что о Люцифере и его терапевте подумает позже. На кухне вообще никого не было. Разлив по кружкам кофе и щедро плеснув себе сливок, Лопес спросила: — Вы уже слышали? Маркус вскинул на нее глаза. — Ну, про этот склад на Рандольф-стрит, — добавила она. — Оливия прислала мне сообщение, — ответил Маркус. — Она берет дело под свой контроль, а само расследование мы отдаем стажерам, Джоан и Сэму. Неплохая возможность показать, на что они способны. Лопес кивнула, отхлебывая кофе. — А мы уже все обсудили с Джоан. Там в общем и расследовать-то нечего. Обычные разборки. Скорее всего Суреньос решили показать, кто там главный на районе. В результате у нас три трупа разной степени прожарки. Кажется, личности убитых мы установить все-таки сможем, но вот никакой пользы от этого все равно не будет. Единственное, что там примечательно — очень странная баллистика. Вроде и есть следы пуль на стене, но не совсем понятно, кто в кого стрелял. Маркус не стал ее прерывать: просто слушал. — Причем убийство произошло в самой глубине склада. Как если бы их заманили в ловушку. — Или наоборот. Теперь Лопес внимательно смотрела на него. — Или наоборот, — повторила она за ним. — Точно. Вы правы, лейтенант. Как если бы они заманили в ловушку кого-то, кто оказался сильнее. — Бывает и так. Покачав головой, Лопес заметила: — Двое — совсем молодые парни, лет по семнадцать-восемнадцать. Один точно мексиканец. Наверно, я не должна этого говорить. Но если честно, мне их жаль. — Это нормально, Лопес. — Знаете, лейтенант, меня всегда удивляет, когда я слышу, что у людей всегда есть выбор. Кем быть, кем стать, как не допустить ошибок, как не свернуть на неверную дорожку. Сделав глоток кофе и отставив кружку в сторону, Маркус скрестил руки на груди. А Лопес продолжила: — Это трудно понять тому, кто родился в благополучной семье, а не вырос в гетто. — Конечно. В голове тотчас вспыхнула картинка. Лист формата А4 с распечатанной на нем красивой и ясной биографией хорошего человека и безупречного полицейского, лейтенанта Маркуса Пирса. — А если у тебя с детства нет другой дороги, кроме вот этой, неверной? Если ты уже словно помечен, и от тебя ждут только того, что ты обязательно будешь толкать на улице метамфетамин или ездить на разборки? Или если ты один раз оступился. Тогда все. Жизнь закончилось, и для общества ты навсегда остаешься преступником. Это же как проклятие. Которое не снять ничем. — Вы правы, — согласился Маркус. Они помолчали. — Не знаю, почему меня так зацепила эта история, — Лопес пожала плечами, а потом ее глаза снова сверкнули. — На самом деле мы собирались обсудить совсем другое! Сначала Маркус хотел пригласить ее к себе в офис, но быстро отказался от этой идеи. Разговаривать с ней в лаборатории было проще — и привычнее. Так что он подождал, пока Лопес наконец дольет себе еще кофе, и просто зашагал вслед за ней. В коридоре им, как назло, встретилась Оливия. Увидев их с Лопес, она сначала расплылась в улыбке, а потом окликнула Маркуса. — Лейтенант! Вы получили мое сообщение? Я подумала, что вы и так завалены работой! — И я совсем не против отдать это дело стажерам, — кивнул Маркус. — Если вы… — … я беру это расследование под свой контроль, лейтенант. Хотя мне и так ясно, что там тупик. Обычные разборки между бандами… Махнув рукой, Оливия заторопилась в свой офис. В лаборатории Маркус прислонился к вытяжному шкафу. А Лопес закрыла дверь на ключ. Опустила жалюзи. Забралась на табуретку и лукаво улыбнулась Маркусу. Сам он тоже не смог сдержать улыбки, как ни старался, потому что хорошо представлял, какой длинный список вопросов заготовила Лопес. Но как только она раскрыла рот, Маркус ее опередил: — А что будет потом, Лопес? — Потом? — Сейчас у нас есть «Октодиогенес», «Афиномикс» и «Коносо Медика». Как я понимаю, каждая из этих компаний выбрала свой метод для разработки генной терапии, верно? Крутанувшись на табуретке, Лопес выразительно вздохнула. — Я, конечно, совершенно не разбираюсь в таких вещах как вывод акций на биржу и финансирование клинических исследований. Поэтому могу лишь пофантазировать. Маркус кивнул. — Я уверена, что генов найдут много, — продолжила Лопес. — Я уже говорила, что человек — слишком сложная система. В геноме бессмертного точно содержится целый комплект генов, который управляет теломеразами и регенерацией. Поэтому генная терапия, которая основана на том, что мы вешаем всего лишь один ген на вирус или искусственную хромосому — это только первый шаг. Как только будут проведены более масштабные опыты на животных, особенно на крупных, это будет ясно. Такая терапия сможет немного замедлить старение, но не остановить его. То есть все это еще очень далеко от технологии бессмертия. — Для этого обязательно нужен полный комплект? — Конечно, — Лопес снова окинула его взглядом. — Как быстро пойдет регенерация в случае выстрела? — Тридцать-сорок секунд, — ответил Маркус, — при сквозном ранении в мягкие ткани. Конечно, если не затронуты кости. И примерно восемьдесят-девяносто секунд при выстреле в сердце. — Тем более. Поэтому я не верю, что это может регулироваться всего лишь одним геном. Кстати, а сознание при этом сохраняется? — При выстреле в сердце — нет. Лопес отвела взгляд в сторону. Чуть сгорбилась и задумчиво произнесла: — То есть в этом случае происходит временная смерть. — Да. — А что насчет болевых ощущений? — Как обычно. — Подождите, — она встрепенулась и даже нахмурилась. — То есть неуязвимость никак не спасает от боли? — Ничуть. Какое-то время Лопес ничего не отвечала: казалось, ей будто стало неловко, настолько, что она все еще продолжала изучать свои кроссовки. Маркус не знал, что теперь делать и что говорить. К счастью, она быстро нашлась и затараторила: — В общем, нужна полная расшифровка всего генома, а не кусков. Это потребует времени. С одной стороны, хорошо, что за дело взялось сразу много компаний, а с другой стороны, ни одна из них не сможет довести дело до конца, если они застрянут на одном гене. — Им нужно объединиться? — Ну, теоретически «Афиномикс» может получить патент и тогда дать лицензию на использование своих разработок «Октодиогенесу». Или наоборот. Или они все получат патенты и отдадут лицензию какой-нибудь крупной фармакомпании, которая проведет все необходимые клинические исследования и выйдет на рынок с готовой технологией. Маркус скрестил руки на груди. — Звучит так, будто до этого еще очень далеко. — До этого правда далеко, — Лопес пожала плечами. — Зато представьте, что ждет человечество в конце. И неважно, через десять лет или через пятьдесят. Мы вылечим все болезни, и никто больше не будет умирать. Он кивнул. — А помните, лейтенант, мы с вами говорили о Всевышнем? — О том, благ ли Создатель или нам уже пора ждать от него кар небесных? — Да, — Лопес задумалась и потом улыбнулась. Казалось, ей понравилась мысль, только что пришедшая в голову. — А что если это и есть план Всевышнего? Подвести человечество к этому секрету. Сделать так, чтобы среди нас появился хотя бы один бессмертный с таким геномом. И потом, когда мы будем готовы, когда мы достаточно будем понимать генетику и то, как устроен мир, просто вручить нам этот величайший дар. Кто не захочет жить вечно? В сердце кольнуло: точно пуля, которую в него ночью выпустил Гейб, не прошла насквозь, а все еще осталась там и теперь жгла его изнутри каленым железом. Маркус очень хотел удержаться. И не смог. — Тот, для кого бессмертие никогда не было даром. Конечно, Лопес вытаращила на него глаза. — Кто никогда его не просил, — добавил Маркус. Своего голоса он не узнавал. — Кто был проклят. — Всевышним? — Да. Лопес — совершенно ошеломленная — не могла отвести от него взгляда. И смотрела на него так, словно видела его в первый раз. Словно в первый раз — все поняла. — Это не имеет никакого значения, — сказал Маркус. Она приоткрыла рот, будто хотела что-то ответить, и Маркус подумал: худшее, что он сейчас может услышать от нее, это ее искреннее сочувствие. Запредельная жалость всегда солнечной и доброй Эллы Лопес ко всем несправедливо обиженным, несчастным и угнетенным. Ненависть, гнев, презрение — все это он бы пережил. Как переживал все тысячи лет раньше. Потому что привык. Потому что ничего другого — и не ожидал. В груди уже клокотала злость — на себя самого, ведь никто другой не был в этом виноват. Он сам впутал Лопес в свои планы, сам ей обо всем рассказал — и теперь пожинал плоды своей откровенности. Вот что было ошибкой. Ему следовало с самого начала найти себе другого союзника — то есть, не союзника, а советчика, кого-то, кто бы просто мог объяснять ему азы генетики. Возможно, за соответствующее вознаграждение. Любой профессор из университета согласился бы стать его консультантом. Маркус шагнул к двери. На пороге стояла Оливия Монро. Скользнула любопытным взглядом по нему и Лопес. — У вас тут все хорошо? В ответ они с Лопес — и ведь не сговариваясь — одновременно кивнули. — А вам уже доложили, лейтенант? Залмана Пейдж видели в Сан-Диего и, похоже, в обществе кого-то из семьи Рамиреса. Выходит, вы были правы! — Отлично, — выпрямился Маркус. — Я сейчас же свяжусь с нашими коллегами в Сан-Диего. Все-таки он не зря сегодня приехал в участок. Пусть Лиана все еще оставалась в бегах, ее заботливый папаша Залман Пейдж уже в открытую вел какие-то дела с семьей Рамиресов. И, похоже, теперь он спасал обоих: и свою дочь, и Алана Рамиреса. Поэтому Маркус, поговорив с убойным отделом Сан-Диего, распорядился продолжать наблюдение за Залманом. Он был уверен, что разгадка близка и уже на следующей неделе он защелкнет наручники и на Лиане, и на ее бойфренде. Все воскресенье Маркус провел дома. Большую часть времени работал — а когда не работал, пытался разобраться в том, как проходят клинические исследования и сколько необходимых проверок должно пройти каждое лекарство или терапия перед выходом на рынок. Перед сном Маркус даже заглянул на вебсайт «Октодиогенес». И не сильно удивился, когда на главной странице обнаружил свежий пресс-релиз. О том, что пятьдесят один процент акций предприятия — то есть, контрольный пакет — приобрела некая компания Lux Investments Ltd. В этом не было ничего нового. Маркус давно понял, что акции технологических компаний покупают и продают даже тогда, когда они еще не выведены на биржу, а кроме того, биотехнологические предприятия постоянно ищут новых инвесторов. Маркус хотел было уже закрыть браузер, когда вдруг почуял тревогу. Ему не понравилось название. Подключившись к базе данных LAPD, Маркус мгновенно получил всю информацию по Lux Investments Ltd: регистрация, оборот, выплата налогов. Единственным владельцем этой компании был мистер Люцифер Морнингстар. Заснуть в эту ночь Маркус смог только под утро. Он все лежал в постели, смотрел в потолок и думал, что ему теперь делать. Люцифер как всегда — ну, почти как всегда — сдерживал свое обещание. И раз дьявол поклялся, что Каин, первый убийца в истории человечества, получит настоящую войну в ответ на свою эскападу — так и вышло. А ждать дьявол не стал. И уже играл на опережение. Поэтому на утреннюю планерку в понедельник Маркус пришел злой — и опять невыспавшийся. После того как совещание закончилось и Декер с Эспинозой поспешили — быстрее обычного! — покинуть его кабинет, к нему подошла Элла. Маркус напрягся: он опять с ужасом ждал каких-нибудь сочувственных взглядов, пожеланий отдохнуть и не переживать так из-за все еще не раскрытого двойного убийства. Но в руках Лопес была распечатка. Причем с ее подписью. — Лейтенант, — начала она. — Прежде всего, я должна извиниться. Я понимаю, что мне следовало бы спросить об этом раньше, но мне очень нужно слетать в Детройт. Хотя бы на три дня. А если можно, то на неделю. — К родственникам, — догадался Маркус. Он очень старался, чтобы голос его звучал максимально равнодушно. — Да, — кивнула Лопес. — К бабушке. Если честно, я… — … вы год не были в отпуске, вы почти каждый день задерживаетесь в лаборатории, а переработок за выходные у вас накопилось на месяц, — закончил он за нее. — Я в курсе, Лопес. Она вздохнула. — Мне правда очень неудобно, лейтенант. Но я поговорила с Джоан. Конечно, она только стажер, но она правда делает успехи. А сейчас Джоан не очень загружена и обещала взять на себя все мои задания. — Давайте подпишу. Даты он исправил сам: теперь Лопес могла уехать на целую неделю. Она уже открыла рот, чтобы поблагодарить его, когда Маркус заметил: — Значит, вы летите в Детройт уже послезавтра. — Ага, в среду, — ответила Лопес. — Но это же недолго. Это всего лишь неделя. Пройдет очень быстро, и вы даже не заметите, как я вернусь. Маркус кивнул. — Счастливого пути, Лопес. — Спасибо. Но мы еще увидимся, — улыбнулась она в ответ. Было около шести вечера, когда Маркус понял, что работать больше не может. В деле Пейдж они снова уперлись в тупик. Нужно было либо задерживать самого Залмана, либо брать на горячем кого-то из семьи Рамиресов, и все равно Маркус чувствовал, что время для этого еще не пришло. Пожелав Лос-Анджелесу — и особенно тем, кто строил здесь такие кольцевые развязки, — сгинуть в Аду, потому что на нескольких выездах с шоссе ему все-таки пришлось постоять в пробке вместе с легковушками, Маркус оставил мотоцикл на парковке молла «Беверли». Он прошел через отдел косметики, поднялся на этаж самых дорогих брендов и уже скоро заметил невысокую блондинку рядом с витриной бутика «Версаче». — Добрый вечер, доктор. Линда вздрогнула и обернулась. — Лейтенант! Вы меня напугали, — сказала она. — Что вы здесь делаете? Отметив ее любопытный или даже удивленный взгляд, Маркус подумал, что он и вправду не похож на человека, которого интересуют последние коллекции «Гуччи» или «Прада». — Или вы хотели меня найти? — догадалась она. Отпираться Маркус не стал. — Каждый понедельник вы ходите на шоппинг и чаще всего бываете здесь, в «Беверли». Знаю я это потому, что когда-то мне понадобилось организовать слежку за Люцифером и его окружением. Линда подняла бровь. — Даже не знаю, что здесь больше меня расстраивает, — заметила она. — Слежка или тот печальный факт, что я могу быть интересна не как доктор Линда Мартин, а лишь как терапевт мистера Морнингстара. Как профессионала меня это очень удручает. — Зря, — ответил Маркус, пожимая плечами. — О специалистах лучше всего говорят их клиенты. — Неплохая попытка сделать мне комплимент, лейтенант. — Это был не комплимент. Еще Маркус хотел добавить — надо было сразу расставить все точки на i — что пришел он сюда вовсе не для того, чтобы говорить о себе. Сейчас его интересовал Люцифер и ничего больше. Предлагала же Линда свою помощь? Вот только Линда его опередила. — На верхнем этаже есть хорошая кофейня, и в этот час там очень мало посетителей. Возражать Маркус не стал и просто кивнул. Устроившись за столиком в углу — официантка уже приняла их заказ на два латте — они целую минуту молчали, разглядывая друг друга. Наконец Линда спросила: — Как прошли ваши выходные, лейтенант? — Прекрасно. — Может, расскажете чуть побольше? — О чем? — Ну, чем вы занимались в субботу и воскресенье. — Работал. Линда кивнула. — Я так и думала. А кроме работы? Чем вы еще занимались? — Почему вас это интересует? — Понимаете, лейтенант, это чудесно, что вы меня разыскали и теперь мы можем спокойно поговорить. Да еще и в такой приятной обстановке, — Линда салютовала ему чашкой. — Я хочу получше вас узнать. Маркус вздохнул и скрестил руки на груди. — Еще раз. Я пришел сюда не для терапии. — О, ни в коем случае! — Мне не нужно, чтобы меня кто-то слушал. — Конечно. — Я не ищу собеседников. И я никогда не испытываю желания «поговорить». Мне не нужно, чтобы меня учили жить, анализировали мои действия или давали мне советы. Особенно когда это делают люди, совершенно ничего не соображающие в том, как устроен мир. Он вдруг понял, что в голосе его сейчас звучал нажим, как если бы он отдавал распоряжения патрулю или дежурным в участке. Нередко он приберегал такой тон для Дэна Эспинозы: в целях профилактики, конечно. Склонив голову набок, Линда улыбнулась. — Прежде всего замечу, что от человека, который жил на Земле так долго, как вы, лейтенант, и имел возможность лицезреть, как развивалась наша культура, — от такого человека я ожидала бы чуть большей вежливости. Маркус покачал головой. Извиняться он не собирался. И вообще, разве он сказал что-то плохое? — И зрелости, — закончила Линда. — А это тут причем? К их столику как раз вернулась официантка: принесла латте и вазочку с печеньями. — Здесь пекут изумительные кантучини, — заметила Линда. — Пальчики оближешь. Советую попробовать, лейтенант. Он покачал головой и отхлебнул свой кофе. Линда продолжила: — Вы хотели поговорить не о себе. Я прекрасно это поняла. Вы пришли, чтобы побеседовать со мной о нашем общем знакомом. — Вы угадали. — Ну так вот. Есть такое выражение «связался черт с младенцем». Но вы далеко не младенец, лейтенант, а вот Люцифер в некотором роде… — … все еще малое дитя. — Я бы не стала употреблять именно это выражение. Скорее я бы использовала другую формулировку. Люцифер прошел через очень многое. Через такое, что нам, людям, не под силу даже понять. Он получил множество серьезнейших психологических травм и все же сохранил в себе искренность, любопытство и способность любить. Тем не менее, отчасти в его поведении заметны штрихи, которые объясняются тем, что у него никогда не было настоящего детства. И сейчас ему приходится многое наверстывать. — Мне что, поплакать о его трудной судьбе? — Плакать не обязательно. Можно просто посочувствовать, — ответила Линда. — Или попытаться понять, почему он такой. Вы прожили на Земле долгую жизнь, вы лучше знаете людей, и у вас должна быть намного лучше развита эмпатия. И вот поэтому вы обязаны вести себя как взрослый человек. Даже когда общаетесь с дьяволом. — Во-первых, я ничего никому не обязан, — ответил Маркус. — Во-вторых… — … или когда заключаете с дьяволом сделку. — Вы и это знаете. — Я и это знаю, — подтвердила Линда. — Как пример вопиющей безответственности, причем прежде всего с вашей стороны, лейтенант. — Он сам мне ее предложил! — А вас никто не заставлял принимать это предложение или соглашаться на условия. — Люцифер так и не выполнил своего обещания! — И слава богу, что не выполнил, — Линда всплеснула руками. — Иначе бы мы сейчас с вами не разговаривали, верно? — Вот Бог здесь ни при чем, — заметил Маркус. — Может быть. Они помолчали. Линда допила свой кофе, а потом продолжила: — Вам следует серьезно поговорить с Люцифером. Объяснить ему, что вы делаете и ради чего, и какие цели вы преследуете. — Он в курсе, — ответил Маркус. — Мы уже все обсудили. — К сожалению, я представляю этот диалог и то, в каком тоне вы его вели. — Почему вы постоянно обвиняете меня в том, что случилось? Это Люцифер встал у меня на пути, а не наоборот. Это он только что купил пятьдесят один процент той компании в Сан-Диего. Думаете, я не понимаю, зачем? Как мажоритарий, теперь он сможет вмешаться и остановить все проекты. Линда покачала головой. Взгляд ее наполнился грустью. — Честное слово, я этого не знала. Как жаль! Вам действительно нужно поговорить с ним, и чем скорее, тем лучше. Объяснить, что результат этих исследований будет иметь огромное значение для человечества и для всех нас. Лейтенант, я готова этому поспособствовать, но разговаривать с ним вы должны сами. — Он что, ничего вам не рассказал? Что его Отец непременно нас всех уничтожит, если мы узнаем секрет бессмертия? Или вы даже не в курсе, что наш дьявол теперь слушается папочку? Вздохнув, Линда побарабанила пальцами по столу. — Я очень вас прошу, никогда не употребляйте при нем выражения «слушается папочку». — Но это же правда. — Нет. Это ваша интерпретация его решений и слов. Маркус пожал плечами. Он решил наконец допить свой кофе и понял, что тот уже остыл. И все-таки выплеснул в себя все, что еще оставалось в чашке. — Надеюсь, что Люцифер ошибается, — добавила Линда. — И нам с вами ничего не грозит. — Почему вы так думаете? — Потому что я верю в прогресс. В науку и технологию. К столику снова вернулась официантка. — Я бы выпила еще одно латте, — улыбнулась Линда. — А вы, лейтенант? — Нет, спасибо. Она взяла еще одно печенье. Повертела в руках, а потом неожиданно заметила: — Я на вашей стороне. — Вы ничего обо мне не знаете. Поправив очки на носу, Линда посмотрела на него: пристально и цепко. — Когда-то, много веков назад, с вами поступили несправедливо, а еще вам сказали, что вы плохой человек, — начала она. — Мне жаль, что так получилось. И что вы сами в это поверили. И стали вести себя согласно выражению «если вас незаслуженно обидели — вернитесь и заслужите». — Ерунда какая. — Увы, нет. — Я давно выбросил из головы все сожаления, и мне неважно, кто что обо мне думает или говорит. Не отрывая от него взгляда, Линда улыбнулась. — Я хочу сказать вам кое-что, лейтенант. Вы сейчас очень нужны людям. А самое главное — вы очень хороший человек. Маркус покачал головой. Перед глазами вдруг разлилась огромная лужа крови, а на полу лежали три трупа: его бывший помощник Гейб и те мексиканцы, которых так жалела Лопес. Он поднялся на ноги. Оставил на столе десятку и повторил: — Вы действительно ничего обо мне не знаете, доктор.