Эрги

Где раньше носились стаи веселых суетливых птиц - там пустое белое небо. Где раньше что-то нараспев рассказывали кузнечики, где ромашки прятались в зелени, а потом вдруг выглядывали и улыбались яркими серединками - там лишь мертвые пожухлые стебли, похожие на комки пыли. Молодой колдун сидит в одиночестве на берегу ручья, притихшего, задумчиво перебирающего в своей воде сломанные ветки и засохшие листья. Теперь все по-другому. Теперь он имеет право голоса на собраниях, но что толку с этого права, если при нем почти все умолкают и избегают с ним заговаривать. Теперь он носит на голове рогатый череп - считается, что он нужен для отпугивания злых духов и недружелюбных богов, но отпугивает только детей, которые больше не приходят к нему за сказками. Теперь даже мать опасается его, хотя и прячет свой страх. И ведь она права. Он чувствует, что его сила - недобрая. Он смотрит на свое отражение и не узнает себя. Теперь все изменилось, и не в лучшую сторону. Вдруг он невольно прищуривается, когда ручей ловит солнечные лучи и бросает яркую пригоршню прямо ему в глаза. Нет, все-таки кое-что улучшилось - погода. На долину нежданно-негаданно спустилось запоздалое тепло, и такого позднего бабьего лета не видывал раньше никто из старожилов. Заслугу эту немедленно приписывают не перемене ветра, а колдуну, и он не разубеждает односельчан - пусть хоть раз они поверят, что он способен на что-то хорошее. Он слышит вдалеке шум, протирает глаза и вскакивает на ноги, как раз вовремя, чтобы разглядеть приближающуюся к мосту повозку. Колдун проворно снимает свой устрашающий костяной шлем, прячет его в сумку и выходит навстречу пришлым. - Эй, парень! - окликают его из повозки. - К ущелью мы верной дорогой едем? - Если вы добрые люди, то верной, а если разбойники или попрошайки - еще на прошлой развилке ошиблись. Его ответ нравится путникам, и они хохочут: - Какие же мы разбойники? Каменщики мы. Какая-то мысль быстро загорается в его взгляде, как блик в ручье. - У вас лошадь устала, - замечает молодой колдун. - Медленнее меня идет. Не хотите ли остановиться в нашей деревне и передохнуть? Коренастый чалый конек и правда тянет телегу не без труда: идёт он явно издалека, а каменщики - мужики крепкие, здоровенные, у каждого косая сажень в плечах. - Можно и передохнуть, - соглашаются мастеровые. Колдун шагает рядом и чувствует себя легко, как в прежние времена - с ним запросто разговаривают, смеются его шуткам. - Откуда вы? - спрашивает он. - Мы-то сами из разных мест. Собрались в артель, ездим повсюду, работу ищем. Этим летом вот помогали перестраивать стены там, на озерах, - один из мастеровых машет рукой назад. - Чудно́й там все-таки народ живет. Издалека смотришь, вроде вал стоит вокруг города, хороший, высокий, все чин чином. Подъезжаешь поближе - а он весь из мусора! - Нашей стене и до мусорной далеко, - с хорошо сыгранным огорчением в голосе говорит молодой колдун и показывает в сторону деревенской пашни, с краю которой еле возвышается над землей старая изгородь. Каменщики осматривают стену, прикидывают на глаз. - Да тут меньше чем на месяц работы, если взяться как следует, - говорит тот, что помоложе других. Задору в нем тоже побольше, и это на руку колдуну, который сразу же поворачивается к нему: - Нет у нас месяца в запасе, зима на носу. - За три недели. - Не может быть. Так быстро ее никому не починить, даже горные великаны не справились бы. - На что поспорим? Молодой колдун улыбается про себя. В деревне уже, разумеется, знают о пришлецах, но не знают, кто они. И пока для них растапливают баню и устраивают их на ночлег, прямо посреди двора собирается совет. - Кого ты привел к нам и зачем, на веселье или на горе? - спрашивает пастух. - На пользу, - отвечает колдун. - Это артель каменщиков, они взялись за три недели надстроить нам стену на два локтя. - Да как такое возможно? - удивляется гончар. - А плата за такую работу какова будет - не иначе как самоцветами? - Им нужна еще одна лошадь в упряжку. Но если это слишком дорого... - Лошадь мы дадим, - вмешивается жена фермера, она сегодня говорит за мужа. Сам фермер в отлучке: замотал дочери голову платком, чтобы ни одной драгоценной волосинки не обронить, и повез ее к князю, хвалиться новоявленной златовлаской. Все такое решение одобрили, посулили фермерской дочке толпы женихов, и только травница покачала головой и молча ушла в дом. Сыну пришлось ее не раз и не два расспрашивать, прежде чем она неохотно сказала, не глядя ему в глаза: - Если это и вправду золото, добром это не кончится. Или кожа загноится, или косы своей тяжестью шею ей переломят. Уж лучше бы плешивой ходила. Вспомнив об этих словах, молодой колдун мрачнеет, однако жена фермера кивает ему приветливо. Ведь он дочке целое состояние на голове вырастил. И она, и вся семья ее никогда не будет знать бедности: кто-то с купцами расплачивается перстнями и запястьями, а ей довольно будет пару волосков выдернуть! Колдун подавляет вздох. Возможно, тем, что он зазвал каменщиков в деревню, он хоть отчасти сможет загладить причиненный вред. Принести хоть какое-то добро... Наутро еще петухи не успели прокричать, а строители уже на ногах. Обычно изгороди ставят из тех камней, которые попадаются на самом поле. Здесь земля уже пахана-перепахана несколькими поколениями, но валуны можно найти на пастбище, в лесу, возле ручья. Вот только они такие тяжелые, что за них никто не берется. Но пришлые трудной работы не боятся, дружно расшатывают засевшие в земле глыбы и подбирают осколки поменьше. Тут-то и становится ясно, как их лошадь в одиночку справлялась с повозкой. Этот низкорослый конек - настоящий тяжеловоз, привычный к перетаскиванию камней, он их и волоком волочет, и в телеге на поле подвозит. Когда женщины приносят работникам обед, фермерша вроде и шутливо, а на деле - со спрятанной озабоченностью замечает: - Прямо чудо-конь у вас, не знаю, найдется ли среди наших лошадей битюг ему под стать. - Ну, уговор можно и поменять, - весело подмигивает один из каменщиков. - Что нам, право, лошадь, возьмем лучше у вас невест. Пойдешь за кого-нибудь из нас, а, красавица? Это он говорит молодой жене старейшины, которая сейчас должна была бы хлопотать по хозяйству в усадьбе, а вместо этого пришла с другими на поле поглазеть да посудачить. Она ахает - якобы от возмущения - и прикрывает рукавом лицо: - Я мужняя жена! А сама краем глаза посматривает на самого рослого каменщика. Работа идет споро, стена растет на глазах, и никто уже не сомневается, что строители успеют починить ее до новолуния. Им остается неделя сроку, когда в деревню возвращается фермер и привозит назад дочь. Мрачный, обозленный, он даже в свой дом не заходит, а направляется прямиком к старейшине. - Я требую суда над колдуном, - без всяких предисловий бросает он. - Так ведь был уже суд, - пытается утихомирить его старейшина. - И поостерегся бы ты с колдуном связываться... - Да в том-то и дело, не колдун он! А просто голову нам заморочил! Отхлебнув поданной ему воды и немного успокоившись, фермер объясняет: - Ну что, приехали мы, сняла она платок - а у нее на голове нет никакого золота, волосы как волосы, будто не выпадали и не вырастали. Князь насмехается: "Что, почудилось тебе дармовое богатство, добрый человек, примерещилось?" Срам-то какой, позор... Срам и позор. Эти два слова намертво, вечным клеймом пристали к мальчишке, сыну травницы, думает старейшина. И вечером снова собирает жителей деревни под крышей своего зала. - Что ты на это ответишь? - спрашивает дозорный молодого колдуна, когда фермер повторяет свой гневный рассказ перед всей деревней, и видит на лице мальчишки улыбку. В ней одновременно блуждают насмешка и счастливое облегчение. - Да что ты лыбишься! - не выдерживает жена фермера. - Никакой ты не колдун, самозванец ты! Раз ты так нашу семью перед самим князем опозорил - расплачивайся теперь с каменщиками сам, как умеешь, мы им не то что битюга - старой клячи не дадим! - Как так? - вскакивает с места один из мастеровых. - А уговор? - Не ты ли сам говорил, что уговор можно поменять? - ядовито отзывается фермерша. - Вы вроде хотели заместо кобылы жену старейшины взять? - Это еще что за новости? - восклицает старейшина и поворачивается к супруге, но та упорно глядит куда-то в сторону. Среди общего гама старший из каменщиков вдруг поднимается и стукает кулаком так, что стол проседает, а все вздрагивают. - Вот что, - веско говорит он. - Смотрю, вы у вашего князя уже дураками прослыли, а теперь еще хотите прослыть бесчестными обманщиками. Наше последнее слово такое. Мы свою работу закончим до новолуния, как и обещали, и в уплату возьмем ту лошадь, которую сами выберем. Но раз вы уже раз договор нарушили - возьмем неустойку. Жена твоя тогда с нами пойдет. В зале ахают и охают, а мастер продолжает, словно и не заметив: - Уговор наш солнце и луна слышали, боги слышали, и, ежели вы опять обманете - князь ваш тоже услышит. - А если в срок не успеете, тогда что? - с надеждой спрашивает старейшина. - А если не успеем - так и быть, только лошадь заберем. И каменщики один за другим выходят из зала. - Может, их просто того... этого? - подает кузнец мысль, хотя и невнятную. - Что "того"? - переспрашивает старейшина, не без раздражения глядя на своего косноязычного отпрыска. - Ну... молотом по голове? - Если кто донесет князю, нас за это всех в своих домах живьем сожгут. Да и что же мы, разбойники какие? - добавляет запоздалое нравоучение скотовод. Среди воцарившегося после этих слов молчания старейшина поворачивается к сыну травницы. - Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай, - говорит он, и лицо его недобро и сурово. - Сделай так, чтобы они не успели к сроку закончить. Наведи на них чары, если ты и впрямь колдун. А если нет - пеняй на себя, просто так терпеть тебя здесь никто не будет. Время бежит. Работа спорится. Стена уже почти по всей длине возвышается на два локтя, а колдун до сих пор ничего не сделал. Он ищет и не находит внутри себя той непреодолимой силы, всплески которой превращали чужие волосы в золото, а его самого - в змею или волка. Он бранит себя, называет подкидышем, сыном раба, выблядком, но оскорбления падают в пустоту. В нем нарастает не ярость, не мощь, а лишь ужас бессилия, и он мечется день и ночь, не находя себе места. Но вдруг чувство потерянности сменяется облегчением. Его колдовская сила ушла - так это и к лучшему, она была рождена из боли и причиняла боль другим. Обойдется и без нее. И он решительно встает и подходит к одному из ларей, где припрятаны особые травы. - Варишь сонное зелье? - спрашивает мать, входя в горницу - она сразу распознает сладкие запахи красавки и ландыша. - Не слишком ли крепкое? - Какие люди, такое и зелье, - поясняет сын, - им потребуется больше, чем обычно. Ему приходит в голову еще одно соображение, и он щедро бросает в котел горсти мяты, чтобы она приглушила подозрительный вкус. И когда до окончания срока остаются всего половина дня и одна ночь, а косые взгляды односельчан становятся откровенно враждебными, он отправляется в поле. Сегодня очередь их семьи кормить мастеровых обедом. Он дожидается, пока их сморит крепкий сон, отводит коня в стойло, где того уже ждет новый приятель - мохнатый северный ломовик, и зарывается в сено. Его тоже разморило, должно быть, оттого, что он возился с дурманными травами. Когда он просыпается, обеих лошадей в конюшне нет. Он вскакивает, вытряхивает сухую траву из волос и рубахи и выбегает со двора. Его одолевают нехорошие предчувствия, и как только он видит, что на поле собралась гудящая, гомонящая, взбудораженная толпа, он понимает, что был прав - все опять пошло не так. Каменщики проспали и проиграли спор. Но они не могли не догадаться, что их провели, и, хотя еще вчера стена была почти готова, теперь в ней зияет огромная брешь. Уходя, строители не просто разобрали ее - они оставили жителям деревни подарочек на память, раскидав огромные неподъемные камни по всей пашне.