Сказка о потерянном поколении

Садуран, Сын Хоруса, Новорожденный Тренировочный лагерь скаутов на Норан Прим

Они стояли посреди расчищенной площади. Скаут-сержант Сараддон прохаживался, назначая им противников. Соискатели робко провожали глазами его гигантскую фигуру в сине-зеленом доспехе. Шлема на сержанте не было, и изуродованное шрамами лицо внушало трепет даже самым стойким. Сараддон устало косил наметанным глазом, для себя, видимо, уже все решив. Но соискатели должны были испытать себя и судьбу по священному праву Легиона. Мальчишки из подулья, тощие, поджарые, грязные, большинство с выбитыми зубами и переломанными носами, с глазами убийц. Ребята со средних уровней — опрятные, подтянутые, многие явно из спортивных схол, жаждущие проявить себя. Парни из богатых семей — со сделанным на заказ оружием, уже обученные воинским премудростям, готовые поддержать разговор о философии экзистенциализма или экономических причинах наступления ТЭТ, знающие толк в стихосложении и музицирующие на трех инструментах, а к состязаниям относящиеся с изысканной ленцой. Этих было совсем немного: юные мажоры предпочитали делать военную карьеру в Имперской Армии — и многие уже сражались в ее рядах, а если верить общественному вокс-радио, то бесславно пали под натиском Сынов Хоруса и их союзников. Глаза убийц выковываются голодом и безысходностью. А жажда проявить себя хоть в убийстве — серостью и невозможностью подняться на ступень. Анди достался молодой мажор, гибкий, верткий, легкий на ногу. Анди озверело молотил кулаками, но почти ни разу не попал по сопернику, а тот, словно насмехаясь, парировал его бычьи удары скользящими неуловимыми движениями. Маниш в это время расправлялся с таким же подульевым парнем; они стоили друг друга, у обоих лица уже были разбиты в кровь, но уступать не собирался ни один. Садуран собирался быстро закончить первый бой, но его соперник — подросток из спортивной схолы — вдруг поймал его за руку и за шкирку, подвернулся и швырнул через бедро! И отступил, довольный. В схоле за такое ставили «иппон» и считали бой законченным. Вот только здесь была не схола — Садуран вскочил и схватил парня за шею, впившись пальцами в его горло, и отпустил, только когда соперник, задыхаясь, осел на землю. Он огляделся, чтобы убедиться: Сараддон заметил его победу, и увидел, что юный аристократ валяется в луже крови. Анди протащил «финку» на состязания без оружия! Сараддон подошел к другим астартес и о чем-то заговорил с ними. Жестами он указывал в сторону Анди; видимо, был недоволен нечестной победой. Однако остальные с ним не согласились, потому что, подойдя к Анди, Сараддон поднял его руку, заодно отобрав нож. Раненый аристократ со стонами уполз с площадки. Маниш, кажется, победил своего, но Садурану стало не до него: ему дали нового соперника… Целый день ударов, царапин и пинков, целый день попыток удушить, вывернуть руку, подставить подножку, поддать коленом в пах, укусить, выдавить глаза. Все застилала кровавая пелена, все тело ныло от синяков и ссадин, несколько зубов уже было выбито, из носа безостановочно сочилась кровь — стоило ей свернуться, новый соперник снова разбивал нос, а заодно и губы, превратившиеся в распухшие лепешки. Но Садуран еще держался. Многих вытаскивали с площади, не церемонясь, за руки и за ноги. Были ли они живы, и выживут ли дальше? Садурану было плевать. Его заботило только то, выживет ли он сам. Аристократы были лучше тренированы, у ребят со средних уровней была лучше спортивная закалка, а нищуки из подулья славились готовностью идти до конца. Все соперники стоили друг друга. Время от времени скаут-сержант Сараддон напоминал им об этом. Время от времени сквозь удары и хриплое сопение до Садурана доносилось неумолчное вокс-радио. «Полная картина той степени упадка, которой мы достигли в период после преступного отказа ложного Императора от Великого Крестового Похода, теперь постепенно исчезает. Однако одна вещь остается незабытой: казалось, что только немедленное проявление чуда может спасти завоевания Великого Крестового Похода. Мы, Сыны Хоруса, верили в это чудо, а наши противники лишь насмехались над нашей верой…» Сараддон внезапно пробормотал под нос: — Так-то Несущие Слово в это верили даже больше нашего… Ну да ладно, чего бы они добились без Владыки Луперкаля? Садуран стоял очень близко к нему, — он как раз уложил очередного противника, и хорошо расслышал его слова. Сараддон говорил на имперском готике с сильным акцентом, придававшим его густому басу своеобразное звучание. — Владыка Хорус Луперкаль — самый главный? — рискнул спросить Садуран. — Да, сынок. Говорю ведь — без него никто ничего бы толком не добился. Вместе мы сила, но эту силу кто-то должен вести за собой. Помни это. Иди-ка сюда, вот тебе новый соперник — пошел! …Новый удар в разбитый нос. Удар в расквашенные губы. Удар в живот, опухший от предыдущих ударов. Костяшки кулаков саднят, ободранные о зубы и носы… К вечеру Садурана шатало, он почти не соображал, что происходит. Просто была боль, бесконечная боль. И вдруг ее не стало. Из пришедших на площадь осталась, может быть, десятая часть. Добрая треть из выбывших уже никогда ни в чем не попытает счастья, многие лишились глаз и конечностей, но Садуран — если не считать вывихнутой руки, выбитой челюсти и нескольких сломанных ребер — был почти цел. А значит, на остальных можно наплевать. Анди и Маниш тоже выжили. Ману, явившаяся «поболеть» за брата, радостно пищала, прыгала и хлопала в ладоши, пока один из астартес не рыкнул на нее — тогда она убежала. А радио все надрывалось: «Шесть лет идет наша борьба! Что такое шесть лет? Казалось бы, короткий период, в который едва ли можно увидеть признаки упадка или прогресса. Однако те шесть лет, что теперь позади, наполнены самыми грандиозными событиями за всю историю человечества...» Маниш вытер разбитое лицо и сказал: — Бля, сегодня это было грандиозно, чтоб меня! Отобранных кандидатов погрузили в «Химеры», набив ими машины как сельдью бочки, хотя некоторые, из «чистеньких» — как определил Анди ребят с высших уровней, — просились домой, попрощаться с родными. И, залезая в «свою» «Химеру», Садуран заметил в дальнем углу площади виселицу с несколькими телами. В одном из тел он опознал — по характерной сутулости и перышкам волос вокруг лысины — учителя Гаука.

Нарик Дрейгур, консул-превиан, командир 114-го гранд-батальона Железных Воинов Ударный крейсер «Стальное Сердце», орбита Мезоа

«Шеренгу» спешно ремонтируют прямо в космосе. Дрейгур отстраненно думает, что раньше, до Исстваана, он бы гордился товарищами. Может, другие легионы тоже сильны в чем-то своем, но только Железные Воины способны на такое. Сожалеть об утраченной гордости ему не пристало: он рад, что избавился от излишней гордыни. Гранд-крейсер «Молот Пустоты» под командованием брата-капитана Хайре идет на соединение со «Стальным Сердцем». Хайре тоже выполнил боевое задание: доки разрушены. Следующий приказ консула Скорра — начать орбитальную бомбардировку. Что-то царапает Дрейгура изнутри, что-то ему не по душе в этом приказе. У него и души-то, считай, нет, какая там душа у машины с ничтожными остатками плоти. Но рудименты плотской интуиции заставляют чувствовать себя не в своей тарелке. Скорр делает все, чтобы от 114-го гранд-батальона ничего не осталось. Змеиная непостижимая тактика Альфа-легиона ведет не к его победам, а к чужим потерям. И то, что это потери союзников, Скорра не смущает. Если повелитель Пертурабо задастся вопросом, почему 114-й так сильно сократился, наверняка вину возложат на него, на Дрейгура. И так его уже называют за спиной «Идущим-по-Могилам», пару раз его даже упоминают с таким сеньялем в официальных анналах и отчетах о боевых действиях. Никто не задумывается, что личный состав сокращается не по вине Дрейгура, а по злому умыслу его командиров. Хотя сам личный состав гранд-батальона это понимает. На «Стальном Сердце» консула-превиана Дрейгура называют «Человек-машина». Гигантские корабли, ощетинившиеся готовыми к бою орудиями, перестраиваются в космосе. Вспыхивает взрыв торпеды — на одном из кораблей чувствительный ауспик фиксирует особенно крупный астероид, и капитан отдает приказ взорвать его, пока не случилось столкновения. Судьба «Боевого Клича» у всех на памяти. Время течет. С «Шеренги» приходит рапорт: ремонт закончен. До полного восстановления боеспособности далеко, после войны на Мезоа кораблю светит сухой док, однако сражаться он может, а что еще от него требуется? — Подготовиться к орбитальной бомбардировке! — металлически ревет Дрейгур, на миг поддавшись общему оживлению. Автоматоны пищат, переводя на бинарик и передавая приказ на когитаторы в десятки корабельных рубок, гудят — и умолкают, по очереди отрапортовав о выполнении. Звездолеты снова описывают в пустоте сложный тяжеловесный вальс, двигаясь так, чтобы не столкнуться ни с управляемыми и потерявшими управление астероидами, ни с обломками орбитальных платформ, и при этом не попасть под обстрел с платформ уцелевших. Ни с кораблями, еще недавно входившими в их эскадру, а теперь болтавшимися мертвыми кусками адамантия и пластали… Уже видно, что осуществлять бомбардировку доведется не всем. Ближайший от «Стального Сердца» корабль Двадцатого, «Небесную Чешую», связал боем один из крейсеров лоялистов, судя по сигнатурам — Гвардии Ворона, и Дрейгур целых полторы минуты наблюдает за их дуэлью. Следовало бы помочь союзникам — даже таким подлым и вероломным, как Альфа-легион, потому что, расправившись с ними, лоялисты принялись бы за Железных Воинов, но Дрейгур играет с этой мыслью — и выбрасывает ее из головы. Лоялисты обречены. А помогать этим ублюдкам — делать ему больше нечего! Куда увлекательнее следить за ловкими маневрами сынов Коракса. Что ни говори, а в пустотной войне они не хуже, чем в диверсионной. Собственные битвы ведут и другие корабли. Гранд-крейсер Альфа-легиона отбивается сразу от троих ударных крейсеров лоялистов — они выпускают торпеды, он стреляет из лэнс-излучателей, но луч уходит в молоко; какой-то крейсер с сигнатурами XVIII легиона на полном ходу влетает в систему — и первым же делом сносит из макролазера едва оправившуюся «Шеренгу»… — Черти красноглазые, — буркнул в воксе брат-капитан Хайре, впрочем, не без восхищения. — Консул-превиан, прикажете их атаковать? — Отставить! — по размышлении командует Дрейгур. — Готовься бомбить Мезоа. Нам передали список приоритетных целей… — Консул-превиан, но они же сейчас разъебут «Шеренгу» на хрен! — Если мы не начнем орбитальную бомбардировку, вся эскадра будет разбита, — обрывает его Дрейгур. — Есть отставить атаковать, — отзывается после паузы Хайре упавшим голосом. — Твоя цель — Шпилевые залы! Это что-то вроде их королевского дворца, про себя размышляет Дрейгур. Нет — судя по координатам, больше похоже на целую столицу или гигантский производственный комплекс с головным офисом, черт их разберет, этих ящиков с шестеренками… — Оставаться на высокой орбите, — продолжает инструктаж Дрейгур. — Близко к планете не подходить, у них есть наземные ракетные комплексы. Готовь кинетические кластерные заряды. Приказ открыть огонь будет исходить от консула Скорра. — Вас понял, — процедил Хайре. Симпатий к Скорру у него еще меньше, чем у Дрейгура, — потому, что Хайре способен испытывать симпатию хотя бы в теории. На деле Дрейгур мог припомнить не так уж много случаев симпатии между Железными Воинами, а после Исстваана и вовсе не верит, что такое возможно. Разве что этот неудачник Дантиох, по слухам, сдружился — нашел с кем! — с Ультрамаринами. Дрейгур не осуждает его. Теперь он и сам неудачник. «Шеренга» в это время уже погибает. Треклятые Саламандры сумели развить большую скорость и парой удачных выстрелов разбили «Шеренге» весь правый борт вместе с установленными на нем пушками «Нова». Похоже, что с потерей «Шеренги» придется смириться. Боевые баржи Альфа-Легиона, «Стальное Сердце» и «Молот Пустоты» переходят на более низкие орбиты, повинуясь команде консула Аутиллона Скорра. Дрейгур предпочел бы выйти на геостационарную орбиту, чтобы провести бомбардировку, не отклоняясь от цели, однако, по-видимому, Скорр решил оставить за собой известную свободу маневра. — Огонь! — Огонь, — передает Дрейгур. — Огонь! — рычит брат-капитан Хайре. Время тянется с томительной медлительностью, но Дрейгур знает: заряды летят медленно только для одной из сторон. Мегатонны смерти обманчиво-лениво направляются вниз — сначала бесшумно и легко, почти невидимые в безмолвной темноте космоса; входя в атмосферу, они начинают светиться, затем пылать, и, наконец, у самой поверхности оживают и распускаются чудовищными цветами багрового пламени. Атмосфера планеты испускает нездоровое пурпурное свечение — видимо, из-за резкого повышения ионизации. Наверняка в эпицентре взрывов больше нет даже развалин, а на многие километры от них останется не так уж много живых; если кто и выживет, то вскоре умрет от лучевой болезни. — Огонь! Новая порция зарядов несется на планету, сея неизбежную гибель. И тогда Мезоа огрызнулась. То, что обрушивается на силы Скорра, не является ни лазерными лучами, ни выстрелами лэнсов, ни даже циклонными торпедами. Пока одна из боевых барж ХХ легиона замирает неподвижно относительно планеты, сбрасывая кинетические кластерные заряды, до нее долетают выпущенные с поверхности циклопические сгустки магмы, разогнанные до второй космической скорости. За время полета через пустоту магма остыла и слегка загустела, поэтому в борта боевой баржи врезается не вязкая огненная жидкость, а сохранивший остатки текучести липкий камень. Баржа содрогается, опрокидывается на бок, сдвигаясь на несколько сотен километров. Дрейгур представляет себе, что творится внутри: сколько смертных, а может быть, и космодесантников — этих сынов Альфария с их мерзкими мыльными улыбочками и лживыми глазами — валяются в луже крови, с пробитыми головами и оторванными конечностями, сколько сдетонировало снарядов в оружейных, сколько оборудования безнадежно выведено из строя… Определенно, паршивые лояльные железяки и их дружки из недобитых имперских легионов знают толк в войне! — Огонь! — орет в вокс Скорр, явно впечатленный увиденным. Дрейгур передает приказ… Второй сгусток магмы пробивает борт злополучной боевой баржи и влетает внутрь. Раскаленные и светящиеся куски обшивки отламываются от корабля, из дыр высыпается мельчайшее на таком расстоянии человеческое крошево, видимое только Дрейгуру и его автоматонам. Автоматоны бы выжили. Дрейгур делал их на совесть. Уже одно это заставляет его презирать смертных. — Ого-онь! Новый кусок расплавленного камня ударяет по «Молоту Пустоты». Дрейгур немедленно активирует значок «Молота» у себя на гололитическом командном пункте, смещает его на полтора часа — относительно безопасное расстояние. Надо отдать должное Хайре, он действует совершенно хладнокровно даже в виду почти неизбежной гибели: моментально принял приказ к сведению, как мог оперативно развернул корабль, хотя сдвинуть с места гранд-крейсер из-за его колоссальных размеров быстро не получилось; тем временем с Мезоа бьют еще раз, «Молот Пустоты» уже ушел с траектории магматического заряда, зато на ней очутился «Сообразительный» — ударный крейсер ХХ легиона. — Дрейгур, — вопят в воксе. — Что ты делаешь? Ты подставил наш корабль! Впервые за много месяцев Дрейгур жалеет, что не в состоянии смеяться. В голос. Громко, злорадно, молодецки ржать, пока Скорр исходит желчью. Казалось, их эскадра добилась-таки господства в космосе, уничтожив большинство кораблей лоялистов. Остается самая малость — добиться победы на самой планете. А планета сдаваться упорно отказывается. Даже с высокой орбиты можно разглядеть титанические кратеры искусственных вулканов, полные расплавленного камня и окаймленные машинерией, вызвавшей в Дрейгуре острый укол восторга. Он наблюдает за тем, как машины Механикум выбирают магму из одного кратера, хотя его бездействие сейчас крайне рискованное — магматический снаряд может полететь и в «Стальное Сердце». Антиграв-технологии! Механикум поднимают огромные массивы магмы и разгоняют ее до гигантских скоростей, манипулируя искусственной гравитацией! Такого он не видел еще ни на одном мире-кузнице и даже не предполагал, что Механикум на это способны. Выкачивать магму насосами обычной конструкции было бы невозможно из-за ее чудовищных температур, и найденное решение поражает кажущейся простотой — и невероятной сложностью исполнения… Только теперь война за Мезоа становится личной войной Дрейгура. У него появился собственный интерес: захватить эту технологию, изучить ее, создать подобную, усовершенствовать — и превзойти. — Огонь! — гаркает Скорр в воксе. — Становится жарковато, — флегматично сообщает Дрейгур, не отрывая взгляда от происходящего на поверхности планеты. — Лоялисты, похоже, готовы вычерпать свою планетку до самого дна, лишь бы не уступать. Этак они нам все корабли своими комьями лавы сожгут, пока мы их бомбим. Предлагаю отступить, перегруппироваться и выработать новый план. Он не добавляет ни «господин консул», ни хотя бы «Скорр», и командующего это задевает. — Вы не в кубрике за бокалом дзиры, ГОСПОДИН консул-превиан, — цедит Скорр; хрипы и потрескивания вокса придают его голосу оттенок злобного рычания. — Предлагать будете после победы на досуге! — Вот как? И каковы же ваши приказы? Скорр берет себя в руки. Чувствуется, не без труда. — Продолжайте бомбардировку. — Я проинформировал вас об опасности выбранной тактики. — Ваше сообщение, — язвительно говорит Скорр, — выслушано и проигнорировано. Огонь! Дрейгур медлит, наконец рычит: — Огонь! С поверхности Мезоа вылетают торпеды. Дрейгур быстро передает капитанам своих оставшихся кораблей координаты необходимых перемещений, но лоялисты целятся не в корабли — по кораблям стреляют магматические макропушки. Торпеды летят в снаряды, чтобы не дать им дойти до поверхности. Машинально Дрейгур отмечает необычную точность попаданий: лоялистам удалось сбить большую часть их кинетических зарядов. — Огонь! — нагоняет его команда Скорра. «Все не собьют», — думает Дрейгур с иронией. — Приготовиться к десанту, — ревет Скорр. Эта команда — не 114-му. Пока не 114-му.