Черные солнца

Когда я очнулась после той битвы, мне показалось, что весь мир сгорел. Пустая, белая пустыня вокруг — всё, что осталось от Каньона. Пепел. Вместо земель, полей, цветов, людей, больших скифов с гордо вытянутыми деревянными носами… Пепел. Мне показалось, что снежная буря похоронила всё живое в этой долине, осела в легких, в слезящихся глазах, пробралась нестерпимым холодом в сердце. Никого почему-то не было рядом, и воздух казался отравленным серым туманом, окутавшим пространство. Мал был мёртв. Я медленно подползла к нему, обессиленная, надеясь почувствовать кроху, призрак живого дыхания, и приложила руку к уже ледяной шее. На одно долгое мгновение забылось, как дышать. Глаза с длинными ресницами прикрыты, безучастное лицо — равнодушно. На рубахе потемнело в черный большое пятно крови. Потом, помнится, что-то горячее обожгло кожу в месте, где мои пальцы касалась его, и на одно долгое, бесконечно долгое мгновение я захлебнулась в непередаваемом, невозможном горе. Дарклинг был мертв. Волосы цвета воронова крыла растрепались беспощадно, да пальцы белых, бледных рук сжаты, изломаны последней предсмертной дрожью, до конца ищущие мою ладонь. Дарклинг — непреклонный, вольный, до последнего вздоха непокорившийся, выцарапавший себе и другим место в этом неприветливом мире, бьющийся за своё до конца… Он был мертв. Конечно, это было ожидаемо. Наша связь стихла, истончаясь, пропадая, замолкая навсегда. Но едва ли что-то внутри радовалось, пело от этой мысли. Было и легче, и сложнее. Я ожидала совсем другого. Почему? Почему я почувствовала себя так, как будто две половины моего сердца умерли в тот день?