Приходи

Они никак не могли начать разговор и сидели, напряжённо сутулясь, каждый в своём углу. Мерлин старательно избегал её взгляда, если совсем честно. Он ведь был виноват, всё время и дальнейшее молчание только усугубляло положение. Что если он сказал бы ей и они вместе следили бы за зеркалами? Удалось бы предотвратить тогда эту комнату, эту потерянность, почти обречённость? Что если бы он сказал? Сложили бы они эту мозаику вместе? Она же так умна - и ей же так нужна была помощь? И сейчас нужна. Что если бы сказал? Казнили бы его, на главной площади, как положено? Что если он скажет и им вдруг удастся попасть домой? Что тогда? Моргана резко поднялась из кресла и начала мерить комнату быстрыми шагами, её платье едва слышно шуршало - этот шорох заставлял горло мага сжиматься и он не мог проронить ни слова, как бы ни хотел. Как бы ни боялся. - Послушай, - ничего, ничего, так правильно и так будет честно. Может не лучше, но честно точно. - Послушай, сейчас я тебе кое-что скажу и ты... Дверь распахнулась так неожиданно, что девушка, отшатываясь, наступила на край платья и рухнула в подоспевшее к ней кресло. Магией Мерлина подоспевшее, конечно. Только она смотрела не на него, но на вчерашнего мрачного типа с застывшим лицом. Тип же не отводил глаз от Мерлина, и было в этом что-то нехорошее, до крайности. Он стремительно двинулся к юноше в своей аспидно-чёрной, красиво развивающейся мантии, и дверь бесшумно захлопнулась за его спиной. "Какая патетика", - думал Мерлин, - "какая грёбанная игра на публику, боже, и ты так живёшь же, да? Производим впечатление на женщин и детей путём нагнетания образа? Прятаться никогда не приходилось ведь, уж я-то вижу, знать, что если глаза случайно блеснут или там ветерок рядом покажется подозрительным - и тебя, и семью твою никто жалеть не будет. Великий маг, да? Чертовски смелый и чертовски страшный?" - А не от кого прятаться, мальчик, уже многие века. И тогда Мерлин почувствовал их - пальцы в своей голове. Они перебирали содержимое его воспоминаний как побрякушки в шкатулке у девчонки. Что-то отбрасывали, что-то удерживали. Юноша был так зол, что не заметил чуткой осторожности этих пальцев и, не раздумывая, ударил в ответ. Он провалился в чужое сознание, дрогнув под напором воспоминаний, и он не был осторожен - от того, что не умел. Эта была не та жизнь, которую хотелось наблюдать, которую можно было бы наблюдать без стыда за собственное бесчестное подглядывание. Он был благодарен, когда его вытащили обратно и даже не держал злобы. Ведь, что смешно, в его жизни оказалось гораздо меньше вещей, которые стоило бы скрывать. - Это до поры до времени. - Не надо так. Если смотрите, то хоть не подавайте вида. - Хорошо, ты прав. Не буду. Что-то неправильное было в том, как мягко говорил с ним этот человек. Такое ведь совсем не в его привычке, теперь Мерлин знал. - Ну, ты же станешь великим. - Вы обещали! У них определённо было много общего с драконом. И не только эта фраза. Правда вряд ли бы два таких ворчуна смогли друг друга выносить. - Я думаю, вам и мне станет легче, если мы сможем поговорить наедине, - и мужчина кивнул в сторону выхода. - Подождите, вы не можете! - Прошу вас, леди, не бойтесь, вам тоже всё объяснят. И не причинят вреда. Клянусь. - А слово колдуна много значит? - Для колдуна - определённо. Они вышли в высокий пустой коридор, и маг закрыл за ними дверь. Рукой. * * * Король не велел беспокоить, но рыцарь с мягкими глазами передал их просьбу и получил недовольное согласие. Им можно было остаться в замке, если королевский лекарь сочтёт их знания достаточными. Ведь времена тёмные и любые руки могут быть на счету. Впрочем, их не забыли обыскать и тщательно осмотреть содержимое сумок. Гарри мысленно не уставал восхвалять Гермиону и её осторожность - ведь не далее как нынешним утром она перелопатила все их вещи и строго выносила вердикт каждой, не вызывающей доверия в этом мире. Собственно - и вещей-то было всего ничего, но тот же учебник зельеварения был превращён в хлипкое пергаментное нечто с безобидным описанием травок. Гарри даже проштудировал его мельком, чтоб знать, что говорить - если спросят. Всё тот же рыцарь, представившийся сэром Леоном, вызвался сопроводить их до места и спрашивал с вежливым интересом, устали ли они с дороги и как им город. При этом он всё глядел на Гермиону своим печальным и нежным взглядом - да как он вообще воевал, этот рыцарь, когда у него такие глаза? Разве смог бы он убить? Но это ведь другое время, точно, как она могла забыть, что здешние порядки далеки от известных ей. Тонкости морали и гуманизма сформируются много позже, а пока есть лишь добро и зло, они достаточно просты, с ними можно держать оборону. Она вспомнила принца со странным щемящим чувством - никогда бы ей не пришло в голову усомниться в том, что он может отнять чужую жизнь. Никогда бы ей не пришло в голову его винить. Мальчишеская бравада, и гордость, и неумение признавать вину - в Артуре всё это казалось правильным, естественным. Ему бы шла даже жестокость. Эта мысль ошеломила её и заставила опустить взгляд - стыдно идти рядом с рыцарем, вовсе не обязанным быть таким учтивым, уж она-то знала о том, сколь неравны они были по законам здешнего общества. Сэр Леон проявлял к ним великодушие, но она не могла ответить ему тем же, она даже этот его долгий взгляд перенести не могла - из-за неловкости, из-за того, что, попадись им на пути принц, её бы бросило в краску. Да от одних мыслей начинают гореть щёки, а это же просто сон был, господи, просто сон. И настоящий, живой рыцарь вполне приятной наружности пытающийся завладеть её вниманием - столь почтительно, столь осторожно - едва не заставил девушку расплакаться. Только сейчас, через отупляющий шок первых дней, Гермиона почувствовала, как же невыносимо она хочет домой. Сэр Леон распростился с ними у дверей мэтра Гаюса и, едва он скрылся за поворотом, Гарри не преминул шепнуть ей про излишнюю заинтересованность провожатого. - О, прекрати! Это просто... - Это симпатия, дорогая. И вряд ли ко мне, он ведь такой брутал. - Раз уж тебе так угодно - мужчина в самом расцвете лет, долгие походы, никаких женщин - но симпатичные мальчики оруженосцы всегда под рукой. - Фу, Гермиона, не позволяй мне думать такие вещи! - Ну давай же, иди! - она подтолкнула его в спину, ужасно счастливая от того, что он был здесь, с ней, её замечательный - лучший - друг, делавший даже самые страшные моменты не такими страшными уже одним своим присутствием. Они немного потолклись перед дверью (Гарри признался, что чувствует себе "как перед кабинетом директора"), несколько раз оправили одежду и, наконец, постучали. Седой старец был достаточно почтенный, но вид имел хитрый - и вот что странно, вид этот он приобрёл взглянув на Гарри, нет, скорей - внимательно к нему присмотревшись. До этого на лице его была написана горечь. Тяжесть потери. Что-то в этом духе, точно. - Что вас привело ко мне? Кто-то болен? Ох, подойдите ближе, юноша, боюсь, что не расслышал вас. - Я сказал нет, сэр. Наш батюшка скончался, он тоже был лекарем - и мы решили податься в столицу в поисках лучшей доли, мы слышали, что у вас есть ученик, но времена тёмные, лекарь всегда пригодится. - Ты прав, мой мальчик, тяжёлые времена. Но разве вы не слышали последних новостей? Мой ученик и королевская воспитанница пропали! Ужасное горе, ужасное. - Великий Мер... Боже, я хотел сказать Боже, как же мы пропустили эту новость? Старик не ответил, он весь обратился к человеку, казалось, разом заполнившему комнату одним своим присутствием. Гермиона почему-то даже не сразу узнала его - от неожиданности? Он был в пыли, с потемневшими от пота волосами, в изорванном плаще. Он принёс с собой запах крови и усталости - если усталость имела запах, то он должен был быть таким. - Тебе нужна помощь, Артур? - не обращая внимания на вопрос принц смотрел в лицо девушки, ужасно внимательно. - Артур? - Кто это? - У-ученики, дети лекаря, хотели... Артур, тебе сейчас же требуется перевязка! - Значит, она этим и займётся, - он схватил Гермиону за запястье и выволок в коридор, вслед им доносилось что-то вроде "хотя бы возьми бинт!". Она отчего-то не верила в происходящее - всё было будто продолжение сна, слишком, слишком реального на деле. Он втолкнул её в небольшую комнатку, без окон – и, когда за ними захлопнулась дубовая дверь, с силой сжал её горло: - А теперь, ведьма, ты скажешь, куда дела моих близких, - она уже почти висела в воздухе и не могла выдавить ничего кроме "я-а-а... Я-а-а...". - Трижды подумай, прежде чем соврать, я ведь сразу раскусил твой морок, сразу раскусил, ну же, ну! Он немного ослабил хватку и она выкашляла: - Не знаю... правда... - тогда он приподнял её за плечи и ударил о стену, от удара головой у неё потемнело в глазах. Когда она снова смогла видеть, его лицо было в нескольких дюймах перед нею. - Не смей. Мне. Врать. - Я всё скажу, всё, что знаю, только не надо больше, пожалуйста, пожалуйста, не надо. Он тотчас отпустил её, отшатнувшись к другой стене. Опустил недоверчивый взгляд на свои руки. Вздрогнул. Закрыл ими лицо. Она заметила кровь у себя на платье и испугалась, что это её горло кровоточит - так оно горело. Но нет. Это с его кольчуги. Перевязка действительно была нужна.