***
***
От яркого солнечного света щипало в глазах, голова трещала, словно меня вырубили ударом лопаты. Впрочем, от Рио можно было ожидать и подобного. А ещё нестерпимо хотелось ссать, но член стоял так, как, кажется, никогда в жизни. Ноющая боль противно пульсировала в области паха, и я направился в спальню к Рио. Вот только её там не обнаружилось. И в гостиной, и в кухне тоже. — Рио! — прокричал я. Тишина. — Рио! — вновь позвал её и принялся осматривать комнаты. Дверь в ванную была приоткрыта. Без малейшего зазрения совести я заглянул туда — никого. Лишь её платье мятой тряпкой висело на сушилке. Ну хоть это обнадёживает — значит, она всё же где-то в квартире. Осталась комната звукозаписи. Может, Рио встала среди ночи и, решив отыскать меня, забрела туда случайно? А потом вырубилась. Господи святой Иисусе, надеюсь, она не отодрала звукоизоляционные панели, подумав, что проснулась в психиатрической палате?! Сердце пропустило удар, и я ринулся в студию. Стены оказались в сохранности, микрофон, гитары и оборудование — тоже. Ничего не понимаю, тогда где она сама? — Рио! Ещё раз проверил все комнаты — пусто. Мочевой пузырь тем временем явственно давал понять, что готов сдетонировать в любую минуту. И я снова пошёл в ванную. Подошёл к унитазу. Посмотрел. Подумал. Нет. Так не получится. Зашёл в душевую кабинку. Попытался выдавить хоть каплю. Ни-че-го. Только лоб вспотел, и в жар бросило. Господи, боже ты, блять! Попытался снять напряжение вручную — хуй там. Это уже не смешно. — Ну, Крис-дружище, выручай, — остановился я всё перед тем же фото. И началась игра: кто кого перестоит. Но сколько бы я ни смотрел на голого Криса, возбуждение не проходило. Теперь по́том покрылась и спина, отчего футболка прилипла к коже. Я снял её и отшвырнул в угол. Что за чёртова таблетка?! Добравшись до кухни, я открыл дверцы холодильника. Приятный морозный холод коснулся кожи, но легче стало лишь на долю секунды. Тогда, повернув кран раковины, я подставил лицо под струю с холодной водой. А потом взгляд зацепился за стакан с виски рядом. «Может, поможет?» — пожал я плечами и залпом осушил содержимое. Отчаянное «су-у-ка!» громом прозвучало в мыслях, сразу после того, как я сознал — то был алкоголь с предназначавшейся таблеткой для Рио. Как-то давно встречался я с одной моделькой, которая любила вкусно поесть, а потом выблевать содержимое. Сейчас её лайфхак мне бы очень помог. Я схватил ложку и, не раздумывая, засунул в рот, надавил на корень языка. Мгновение — и содержимое моего желудка оказалось на дне раковины. На глазах проступили слёзы, на лбу — пот. Член продолжал болезненно пульсировать. Я бы его отрезал, если бы это помогло.***
***
Хозяин мероприятия, герр Шульц, лично встречал гостей на пару с супругой. Завидев чету ещё на стадии общения с метрдотелем, дежурившим у ворот семейного поместья Шульцев, я погрузилась в смешанные чувства. Сперва, бегло оценив внешний вид супругов, даже начала сомневаться в том, что пройду негласный дресс-код: сам герр Шульц, несмотря на не по-октябрьски солнечную и безветренную погоду, был одет в твидовый костюм-тройку, туго сжимавший в своих объятиях дряблые телеса. Его жена, явно знавшая дорогу до ближайшего спортзала, и при этом очевидно пренебрегавшая визитами в косметологический кабинет, держала мужа под руку. Издали её вполне можно было бы принять за Джекки Кеннеди — конечно, речь не о портретном сходстве, а о костюмном: уж что-что, а почерк модного дома Шанель угадывался в её наряде безапелляционно. Когда же мне удалось оказаться по ту сторону ворот, и опасность быть отбракованной по причине неподходящей случаю одежды осталась позади, вдруг стало лирически грустно. Несмотря на безграничные финансовые возможности, герр Шульц всё ещё коротал свои дни в компании супруги, с которой делал это последние лет сорок… Завидное постоянство для людей из большого бизнеса. Ещё более завидное — для нашего века. Я так долго ими любовалась, что чуть было и сама не начала завидовать. Официант, разносящий шампанское, вовремя отвлёк. Я хлопнула бокал залпом и тут же схватила второй — скромно потупив глазки, официант поспешил сделать ноги, направившись к другим гостям чуть ли не вприпрыжку. Видимо, испугался, что в одиночку я выпью все имевшиеся запасы игристого ещё до того, как начнётся официальная часть церемонии. К официозу преступили через несколько часов. Даже не стали ждать наступления сумерек, что необычно для мероприятий подобного плана: в полутьме иллюминация смотрится эффектно, а морщины и лишние килограммы приглашённых гостей не так сильно бросаются в глаза. Ведь все мы знаем, что люди ходят на все эти сборища по трём причинам: либо по работе — как я, либо на поиски спонсора — не важно, для бизнеса или для личных целей, либо же затем, чтобы засветиться на кадрах светской хроники. Когда солнце находилось на полпути от зенита к закату, герр Шульц вышел на специально выстроенную сцену, что возвышалась посреди изящно украшенной многоуровневыми цветочными пирамидками зелёной лужайки прямо напротив парадного входа в особняк. Вручил несколько премий за вклад в развитие фармацевтической индустрии некоторым представителям конкурирующих контор, затем наградил какими-то именными финтифлюшками парочку волонтёров из «Врачей без границ», а под конец торжественно передал крупные денежные сертификаты руководителям благотворительных организаций, специализирующихся на оказании медицинской помощи тяжело больным детям из малоимущих семей. От всего этого благолепия у меня защипало в глазах: срочно захотелось ещё шампанского. Отказывать себе в очередном бокале удовольствия я не собиралась, а в возможности закусить мидиями в остром соусе — и подавно. Стоило Шульцу покинуть сцену, как тут же на неё поднялись музыканты. Было объявлено, что вечер продолжится в духе традиционного летнего банкета, а развлекать гостей будет камерный оркестр, прибывший по личному приглашению фрау Шульц напрямую из Зальцбурга. Для затравочки было исполнено попурри из сонат Моцарта — самых узнаваемых отрывков. Интересно, а как разогревают публику музыканты вроде Рихарда и его брутальных коллег? Затем заиграл Гайдн. Струнные были неподражаемы — стоит отдать должное этим австрийским ребятам. Сама не заметила, как приземлилась прямо на травку: неестественно сочный газон так и манил упасть на него, раскинуть руки в стороны, словно призывая солнце к объятиям, прикрыть веки и отдаться чарующим звукам «Лунного мира». Я бы так, наверное, и сделала, если бы не голос бабушки Марты, воззвавший ко мне из тёмных глубин подсознания: «Детка, встань — земля холодная, детей не будет!». Сколько раз мне доводилось слышать это в бытность мою увлечения дворовым футболом? Детство голозадое… Правая рука сама собой потянулась к безымянному пальцу левой, а задница — прочь от зелени. О детях я, конечно, не думала, но память бабули обижать символическим непослушанием никак не хотелось. — Фрау Хагемайстер? Я увидела перед собой пухлую руку, покрытую светловатыми пигментными пятнами. Сам герр Шульц предлагал мне помощь. Ухватившись за старческую ладошку, я резво вскочила, ввинтившись шпильками в газон. — Рад видеть представителя New Way Pharma на нашем скромном торжестве. За текущий год вашему руководству удалось не просто увеличить объёмы экспорта в страны Восточной Европы почти втрое, но и выйти на порог сразу нескольких открытий, грозящих произвести революцию в индустрии… Я доволен вами. — Под «нами» он имел в виду, естественно, не меня, а обезличенную корпорацию. — Кстати, вы знакомы с моей супругой? — А вот теперь уже он обращался лично ко мне. Дама в розовом жакете, колючем даже на вид, сверкнула безупречными винирами. — Рада знакомству, фрау Шульц. — Эльке, просто Эльке, дорогая. — Это была уже вторая старческая рука, которую мне пришлось пожать за последнюю минуту. — А вы… — Зовите меня Марион. Мы и не заметили, как герр Шульц оставил нас, переметнувшись к соседней компании гостей. Его жена продолжала улыбаться, глядя прямо мне в глаза, и это длилось так долго, что начало казаться неудобным. — Вы с вашим супругом — на редкость гармоничная пара, Эльке. Я бы не сказала этого, если бы оно не было чистой правдой — льстить и лгать ради красного словца не в моих привычках. Простите мне мою прямоту. Чёртово шампанское… Язык — как помело. — Дорогая, вы невероятно добры. Открою секрет: мы с супругом плавно движемся к круглой годовщине — пятой в нашей совместной истории, а я всё ещё сама не понимаю, как так вышло… А ведь мы на самом деле даже ни разу серьёзно не ссорились! Наверное, наша пара благословлена небесами. Кстати… Вижу, вы помолвлены. На свадьбу пригласите? — Я не сразу поняла, что она имела в виду, пока не перехватила её взгляд, направленный на моё колечко. — Не сомневаюсь, вы с вашим избранником — пара не менее гармоничная. — Она игриво подмигнула — вот что значит свобода от ботокса! — Теперь пришла моя пора извиняться за прямоту, но не нужно быть Шерлоком, чтобы предположить, что ваш мужчина — тот ещё фрукт. Возможно, он имеет отношение к фэшн-индустрии или даже к шоубизнесу? По крайней мере, он, должно быть, очень смел и лишён предрассудков, раз избрал себе в суженные девушку, носящую мужскую одежду под яркие туфли на шпильках! Вообще-то, меня сложно смутить. Но этой примоднённой бабуленции удалось на время выбить почву из-под моих почти уже утонувших в рыхлой земле газона многострадальных шпилек. — Непременно приглашу, — заверила её я.***
Этюд в пастельных тонах: бледно-голубое небо, переходящее в нежно-розовое зарево и у горизонта окрашенное в сиреневый. Лёгкий ветерок, косяки птиц, спешащих покинуть наши края в преддверии зимы. В голове играл Гайдн, а на душе плескалось что-то уютное, мне несвойственное. И я решила вернуться. В конце концов, у нас с Рихардом осталось как минимум одно незавершённое дельце. Назвала таксисту адрес, предусмотрительно записанный в заметки на телефоне, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Следовало по пути заехать в какой-нибудь супермаркет — нет, не за алкоголем, с его запасами в квартире рок-звезды всё было в порядке, в отличие от пугающего своим содержимым двухкамерного чёрного холодильника. Планов было много. Вечер обещал стать… как минимум интересным.***
***
Я расхаживал по комнатам, маршируя, пересказывал вслух таблицу умножения. Дошёл до седьмого столбика, мой же столб был непреклонен или впечатлён арифметикой. Совершенно случайно завернув в гардеробную, я обнаружил там то, чего никак не ожидал увидеть — записку от Рио. На зеркале! Был уверен, она свалила по-английски, и мы больше не увидимся. А хаос в ванной и трусах — это кара божья. Я часто вёл себя как последний мудак, должно же было уже произойти какое-то праведное возмездие. Вчерашний вечер был карнавалом безумства, но я всё равно не понимал, с чего вдруг в присутствии Рио превратился в такого умалишённого кретина. С ней было весело, легко. И я искренне надеялся застать её утром. Мы бы потрахались, позавтракали вместе. Ещё раз потрахались. Но когда я осознал, что Рио ушла, не попрощавшись, решил, что, наверное, чем-то её обидел. Это я запросто. Хотя в этот раз и в мыслях не было такого. Нарисованные на зеркале помадой буквы гласили: «Увидимся». Значит, не всё так плохо. Да уж, увидеться было бы неплохо. И желательно поскорее. Иначе я пойду на крайние меры и спущусь к соседке с огромной жопой — фрау Дережополь — как ласково прозвал её Пауль. К полудню я перепробовал всё, что могло бы снять напряжение. Перечитал кучу статей в интернете. Ничего не работало. Я был готов выть и лезть на стену. Я умру или от разрыва мочевого пузыря, или от взорвавшегося члена. Господи, какая нелепая смерть. Я рассмеялся, уже сдерживая слёзы отчаяния. Что напишут в прессе? Уж лучше бы я откинулся от передоза. И я пошёл в ванную, искать припрятанный косяк. Выкурил. Эффекта — ноль. Оставалось два варианта. Первый — позвонить Рио и попросить помочь — или делом, или советом, что выпить, чтобы меня отпустило. Она ведь вертелась в сфере фармацевтики, наверняка знала какие-нибудь пилюли с обратным эффектом. Второй вариант — звонить медикам. Мне не нравились оба. Однако после мучительных размышлений, я пришёл к выводу, что предпочтительней и менее позорно было бы вызвать скорую. К тому моменту, когда приехали медики, косяк ударил по мозгам. Мне было смешно и больно. Девушка в светло-зелёной форме всё без конца что-то спрашивала, а я хихикал как умалишённый, корчась от нестерпимой боли. Но когда в комнату вошли два бугая с носилками, я словно протрезвел. Отчаянно замотал головой, отказываясь ехать в клинику. Попросил, чтобы они помогли мне «на месте», однако, вопреки моему сопротивлению, они резво уложили меня на носилки. Я едва успел прихватить лежавшую на журнальном столике шляпу, чтобы прикрыть ею выпирающий из штанов стояк.***
***
Вылезать из машины с четырьмя коробками пиццы диаметра «макси» в руках оказалось той ещё задачкой. Водитель не смог приторомозить прямо у входа — весь проезд был загорожен машиной скорой помощи с включённой мигалкой и кучкой каких-то зевак, толпящихся по сторонам. Дверцу такси пришлось прикрывать ногой, и едва она хлопнула, тачка с визгом рванула с места. Я чудом успела выскочить с проезжей части, не попав под колёса двигавшегося мимо автобуса. Ещё бо́льшим чудом оказалась сохранность пицц. Пока пробиралась ко входу в элитную высотку, я уже сто раз успела пожалеть, что выбрала пиццерию, пекущую на вынос, вместо того, чтобы просто заехать в первый попавшийся супермаркет и накупить полуфабрикатов. Жар свежей выпечки жёг ладони даже через плотный картон, а аромат свежего теста, расплавленного сыра и креветок с чесночным соусом кружил голову похлеще ещё не до конца выветрившегося шампанского. Я стояла у крутящихся стеклянных дверей, выжидая удобного момента, чтобы запрыгнуть на «карусель», как вдруг на меня напали! Охранник возник рядом, возвысившись грозным исполином, и мощной грудью преградил путь, чуть не заставив опрокинуть на землю всю стопку пицц. — Женщина, посторонитесь! — Но я… Мне надо внутрь! У меня пицца стынет! — Посторонитесь, сейчас будут выносить больного… Ах да — скорая помощь. Наверное, какому-то столетнему миллионеру стало плохо в квартире, что он снимал для своей молодой любовницы, и ему срочно потребовалась госпитализация… Наслышана я о таких случаях. Ну ничего — у дряхлых богачей по восемь донорских сердец заранее выкуплено, надолго в больничке он не задержится. Вдруг в ушах зашумело. Будто защёлкало, словно стая невидимых цикад облепила меня со всех сторон. Вскоре к шуму добавились вспышки света. До меня не сразу дошло, что всё это — результат активности зевак из толпы. Подоставав свои камеры и телефоны, они бегали вокруг двери, стараясь найти местечко с ракурсом повыгоднее… Да что, чёрт возьми, там творилось? Неужели придуманный мною старикан с сердечным приступом от передоза виагры — настоящая знаменитость? Самой стало интересно. К тому же пицца уже порядком подостыла и перестала жечь ладони, а из уголка, куда оттеснил меня охранник, открывался прекрасный обзор на происходящее в холле. Двери грузового лифта открылись, и двое санитаров выкатили носилки. Лицо пациента пока было не разобрать — почти по глаза оно закрывалось голубой простынёй. Однако я могла видеть руки несчастного: ладони — отнюдь не старческие — покоились поверх простыни, удерживая какой-то предмет. Санитары не торопились — неспешно катили свой груз, то и дело поглядывая на людей за стеклом. Прозрачные стены холла со стороны улицы были облеплены людьми, как насекомыми. Щёлканье камер не умолкало, от вспышек уже рябило в глазах. Наконец я поняла, почему санитары медлили. На подмогу к охраннику подбежали ещё несколько — видимо, вызванных с других этажей здания. Создав нечто вроде нестройного оцепления, громилы в униформе с логотипом жилого комплекса выстроили коридор у двери, заблокировав ту в открытом состоянии прямо перед моим носом. Санитары тут же ускорили шаг, и стоило им оказаться на улице, как к щёлканью камер добавились человеческие голоса. — Доктор, скажите, герру Круспе ничего не угрожает? — Герр Круспе, как вы себя чувствуете? Герр Круспе? — Рихард, держись, дружище, мы с тобой! Раммштайн форева! — Интересно, это была попытка самоубийства? Неужели из-за проблем с ротацией Pussy? — Наверняка передоз — он же рокер… Реплики летели со всех сторон, накрывая звуковой волной. Носом я уткнулась в стекло распахнутой двери, прижав к ней стопку коробок своим телом, и вперилась взглядом в носилки. Те как раз проезжали мимо… Глаза над краешком простыни, прикрывавшей нос и подбородок, испуганно бегали. На лбу блестела нездоровая испарина. Рихард выглядел, как человек, которому хотелось провалиться сквозь землю. Происходящее не укладывалось у меня в голове. — Рихард, скажи, что случилось? Рихард! Назови больницу, я к тебе приеду! Рихард! Но он меня не слышал. В последний раз мне удалось скользнуть взглядом по носилкам, по простыне, по рукам, покоившимся сверху и сжимавшим некий предмет… Кажется, это была шляпа. Зачем ему шляпа в больнице? Распихав толпу локтями, я пробралась к дороге, чтобы увидеть, как за погружёнными в кузов машины скорой помощи носилками захлопнулись дверцы. Машина начала выруливать от подъезда, шум вокруг потихоньку стихал, люди-насекомые сбивались в стайки, продолжая обсуждать увиденное, а я всё так и стояла на обочине, глядя вслед удаляющейся скорой. Очередное такси остановилось прямо передо мной, хотя я и не голосовала… Судьба, подумала я, запрыгнула внутрь и с облегчением опустила стопку коробок на колени. Руки совсем затекли. Сердце билось, как дикая птица в клетке. — Мадам, я не Шерлок, но мне почему-то кажется, что вы — не герр Гиновкер. — А? Что? Таксист смотрел на меня ошалело и чуть ухмылялся в пышные чёрные усы. — Я по вызову. Вам стоит покинуть автомобиль и поймать другую машину. Секунда мне потребовалась, чтобы мобилизоваться. — Плачу двойную цену, если догонишь во-он ту скорую. — Машина, на которой увезли Рихарда, уже превратилась в маленькую точку. — Не пойдёт, мадам, я по вызову! — Тройную. — И пиццу. — Что, простите? — Я с утра не жрал, а от ваших коробок благоухает так, что я того и гляди слюнями всю панель залью. — Трогай. Тройную и пиццу гарантирую. Водитель тронулся, и мне показалось, я даже разглядела бежавшего за нами мужичка с дипломатом. Он кричал вслед проклятия, что-то там про аэропорт и жалобу, он грозно размахивал в воздухе свободной рукой… Наверное, это и был тот самый герр Гиновкер. Стало стыдно за себя. Ехали долго, но водитель тройную таксу оправдал — за всё время пути он ни разу не потерял скорую из виду. Правда, чтобы он не отвлекался от дороги, мне пришлось скормить ему одну из своих пицц… По кусочку. С руки. То и дело утирая соус с усищ. В итоге, до приёмного отделения католической больницы святого Маттиаса я добралась с измазанными сыром руками, заметно полегчавшим кошельком и тремя коробками вместо четырёх. А ещё я совершенно не знала, что делать дальше.***
***
Не знаю, сколько мы ехали до больницы. Кажется, целую вечность. А когда добрались, меня уложили под капельницу. Мимо палаты без конца шныряли медсестрички, то и дело тараща свои любопытные глазища и хихикая без всякого стеснения. А я всё думал, какая сука растрепала, что вызов сделал я, отчего в последний путь меня провожали соседские рожи и толпа фанатов. Хуже просто и быть не могло. Пиздец какой-то. И это накануне тура! Охуенный ты, Рихард, устроил пиар. Сучка-Астрид и весь пиар отдел вручат благодарственную грамоту. Сука блять.***
***
— Девушка, вы к кому? Часы посещения уже закончились. Я надеялась незаметно проскользнуть мимо рецепционистки, тем более что та была занята заполнением каких-то бумаг, а коридор был почти пуст. Но цокот каблуков по гладкому кафелю выдал меня с потрохами. — Я? К Рихарду Круспе! Он только что поступил… Кстати, в какой он палате? — Рихард Круспе? Он строго-настрого велел никого к нему не допускать. Тем более… С пиццами. Проносить еду в больницу категорически запрещено! — В доказательство своих слов рецепционистка указала на свод внутренних правил медучреждения, распечатанный на ламинированной бумаге и вывешенный на самом видном месте. — Я его девушка. Мне можно, — сперва ляпнула и только потом подумала, как глупо поступила… — Одну секундочку. — Лицо девушки за стойкой сменило выражение со снобистски-оценивающего на недоверчиво-заинтересованное. Она подняла трубку телефона, спешно набрала номер и шёпотом, то и дело косясь в мою сторону, с кем-то переговорила. — Я спросила у лечащего врача герра Круспе, сделает ли он исключение для девушки его пациента, но мне ответили, что герр Круспе не только не ждёт посетителей, но и не состоит в отношениях. — Она победоносно улыбнулась и уставилась прямо мне в глаза, словно бросая вызов: «Что скажешь на это?». — Официально — конечно нет. — Я понизила тон, старательно напустив искусственной хрипотцы в голос, сузила глаза в прищуре а-ля «Мы же друг друга поняли, не так ли?» и подошла ближе. Водрузила почти холодные и наверняка уже совсем не вкусные пиццы на стойку, расстегнула сумочку, нащупала кошелёк и выудила парочку крупных купюр. — Вы же знаете, что настоящие знаменитости не склонны распространяться о подробностях своей личной жизни. Своей настоящей личной жизни. А за молчание… хорошо платят. Двести евро мигом оказались в нагрудном кармашке её беленького халатика, за что я удостоилась лёгкого кивка и пары фраз на ушко, и, спустя мгновенье, уже шагала к лифтам, снабжённая всей необходимой информацией и заверениями понятливой рецепционистки даже под пытками хранить молчание об отношениях герра Круспе и таинственной блондинки.***
Этаж, на котором располагалось вип-отделение, сиял белизной потолков, блеском полов и дизайнерскими светильниками на гладких стенах. Палата номер 315 находилась в нескольких шагах от лифтов, так что долго плутать по этим белоснежным лабиринтам мне не пришлось. Сперва я планировала вломиться внутрь с воплем «Сюрприз!», но вовремя передумала: в конце концов, мне лишь туманно намекнули, что у герра Круспе некий приступ, не опасный для жизни, но способный повлечь для здоровья весьма неприятные последствия, так что я посчитала, что моя чрезмерная весёлость может прийтись не ко двору. Потому лишь тихонько толкнула дверь бедром, шагнула внутрь, положила пиццы на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, коей оказалась тумбочка, плотно прикрыла дверь за собой и только потом огляделась. Увиденное действительно не располагало к веселью. Рихард, облачённый в голубую больничную робу, лежал на кровати — по мерному вздыманию груди я поняла, что он спал. В вену на тыльной стороне левой кисти была воткнута толстенная игла, соединённая с катетером. По трубочке от массивной капельницы текла прозрачная жидкость. Я подошла ближе. Рихард был бледен, как полутруп. При плохом освещении я бы даже подумала, что он в сценическом гриме, только звезды на глазу не хватало — но палата была переполнена светом от десятка мощных ламп, так что его естественная бледноликость действительно пугала. Белыми были даже губы, в уголках которых залегли глубокие скорбные морщинки. Вздёрнутый нос с шумом вдыхал и выдыхал пропитанный запахом медикаментов и антисептиков больничный воздух. Тёмные ресницы едва заметно дрожали. Оторвавшись от созерцания лица, я принялась осматривать тело, прикрытое тонким стёганным одеялом… и тут же споткнулась взглядом о нечто выдающееся. Пресвятая Богородица — вот это стояк! Мне пришлось ладонью прикрыть рот, чтобы не вскрикнуть. Тут же вспомнилась шляпа… Она тоже была там: на вешалке за изголовьем. — Рихард, что, чёрт возьми, происходит? — Уже не особо опасаясь побеспокоить больного, я присела на краешек кровати и принялась легонько, но настойчиво трепать его за плечо. — Проснись и объясни… Сперва от моих касаний его проняло едва ощутимой дрожью. Секунда, и глаза его распахнулись. В них читалось непонимание, вскоре сменившееся истинным ужасом.***
***
— Р-рио? — только и смог выдавить я и накрыл лицо руками, надеясь, что, когда уберу ладони, галлюцинация исчезнет. Вот только она не исчезала. А ноздри явственно щекотал запах пиццы. Пиццы? Интересную траву мне завернули в косяк. Украдкой посмотрев сквозь собственные пальцы, я увидел всю ту же озадаченную Рио, отчего-то в костюме гробовщика. Тогда я зажмурился и ущипнул себя за ногу. — Рихард! — коснулась она моего локтя, и я невольно вскрикнул. — Сейчас отпустит. Сейчас отпустит, — зациклено бубнил я себе под нос. — Да что здесь происходит?! — прокричала она. Как оказалось, хуже быть могло — Рио была настоящая и сейчас смотрела прямо на мой стояк. — Рихард? — дёрнув бровью, перевела она на меня вопросительный взгляд. — Мне удалось тебя впечатлить? — глупо пошутил я. — Как минимум заинтриговать, — ответила и приняла вид слушателя. Что мне оставалось? Я во всём сознался. Сказал, что переборщил с виагрой, сказал, не думал, что утром никого не окажется рядом. А когда Рио перестала хохотать и вытерла проступившие слёзы, то ободряюще погладила меня по плечу. — Это всё карма, — выдохнул я. — Карма? — удивилась она. — Я… знаешь… Я когда вчера нашёл тебя рыдающей в ванной, хотел ободрить… Увидел вытекающую из-под двери воду с примесью чего-то ржавого… Хотел пошутить, что у тебя началось ушное кровотечение из-за моего караоке. Ты же слушаешь дрянь, а тут сразу и… — почесал я затылок. — Какого караоке? — непонимающе улыбнулась она, а я махнул рукой. — Как ты себя чувствуешь? — тогда спросила она. Я рассказал, что незадолго до её прихода мне хотя бы удалось сходить в туалет. Думал — всё — отпустило. Но стоило опять принять горизонтальное положение, как член принял вертикальное. Рио снова закатилась смехом, сказав, что нужно было звонить ей, а не врачам. Сказала, что смогла бы проконсультироваться у «своих» и привезти необходимое лекарство или, на худой конец, поставить капельницу самостоятельно. — Вот только капельницы ещё и на «худом конце» мне не хватало, — горько усмехнулся я. — Говорят, вот-вот должно помочь… Но… Ты что — в моих брюках?! — Ты испортил моё платье. Меня дёрнули по работе, что мне оставалось? — спокойно ответила она, игриво вскинув брови. — И… в моей рубашке?! — только сейчас обратил я внимание на её странный костюм. — И пиджаке? Бельё ты тоже надела моё? — Ходить без нижнего белья — сейчас модно, — с каким-то вызовом произнесла она и улыбнулась. — Значит… — подозвал я её движением пальца, и она склонила ухо над моими губами, — мы с тобой сейчас раздеты по последнему писку моды? — лизнул я её шею.