Error

      Всё-таки разрезаю яичницу. Мне это, повторюсь, не столь присуще, правда-правда: обычно я не беру нож, если, разве что, не приходится разрезать что-то покрупнее. Например, человека. Ха. Не стоит пока рисковать, он слишком внимателен. Даже не может отвести взор от того, как я берусь за нож, как пользуюсь им. Он догадывается — или читает мысли? Вряд ли читает. Это уже пиздец какое шулерское читерство. Блядь, аж рука чешется, так и хочется использовать этот нож по назначению. Однако я не убийца. Даже если не до конца уверена, что не убью человека. Просто-напросто не поднимется рука. Но всему же есть предел, верно? Даже его терпению. Ему надоест постоянное внимание ко мне, при том, что в ответ он даже половины не будет получать от той огромной массы, что он сам пытается навязчиво впихнуть мне. Или это так не работает? Отныне я что-то вроде отдельной религии? И впрямь забавно. Стоило бы, наверное, поинтересоваться после работы. И стоило бы поспешить.       Я встаю из-за стола. Нельзя сказать, что я наелась, но под его внимательным взором и за вечными расспросами о том, каков завтрак на вкус, невозможно расслабиться. Никогда не думала, что чужая забота может быть настолько противной. Ах, ну да. Это же завтрак, приготовленный руками чокнутого резаки. Ему вообще нельзя ни в коем случае давать нож! Придётся кое-что куда-то расфасовать — от греха подальше.       — Ты не доела, — обеспокоенно замечает Питер.       Усмехаюсь и провожу пальцем по позолоченным узорам в виде цветов на тарелке.       — Я знаю, — отвечаю и выхожу из кухни, дабы в тотчас же вернуться с одной важной вещицей.       — Но…       — Я оставляю ключи тебе, — резко прерываю, когда возвращаюсь из прихожей, и бросаю ключи на стол. — Но это не значит, что ты можешь распоряжаться моим жильем по своему хотению. Это, как сказать… мой первый шаг к взаимному доверию. Не проеби его.       Хотя, признаться, мне абсолютно похуй, что он будет здесь делать. Мне так-то не о чём париться, ничего особенно важного здесь нет. Да и не будет же он красть мои несчастные гроши, тем более их там по пальцам обеих рук пересчитать можно; это у предков можно что-то поискать: и пыльный антиквариат всякий, и украшения безвкусные, но охуеть какие дорогие. В общем, нечего у меня нарыть. Так что, и впрямь не о чём беспокоиться. Наверное. Мне же должно быть похуй! Так будет гораздо легче. Да, будет…       Я быстро переодеваюсь в своей комнате, забыв напрочь о том, что надо хоть умыться. Мне нравится похуизм Карло: у нас спокойно расхаживает левый чел, а ему лишь корма побольше. Кого-то он мне напоминает… в который раз.       Пока я натягиваю на ноги кеды, меня смущающим взором провожает Питер. Не нравится, что я хожу на работу? Почему моя мама не такого же мнения, а? Хах, это действительно забавно. Надо его отвлечь от негативных мыслишек.       — Что ж, дорогой, можно ли тебя кое о чём попросить перед уходом? — невинно хлопаю глазками я, когда закончила завязывать шнурки.       Сероголовый оживляется, пытаясь тем самым скрыть недовольство:       — Конечно! Что-то важное?       — Да, — я посерьёзничала, — прогуляйся с Карло. Там как раз недалеко есть парк. А я пойду, не натвори чего. Если мама явится… впрочем, ты уже подготовлен.       Под конец я начала едва понятно произносить слова, торопясь, и даже не попрощалась, кое-как аккуратно подцепив сумку с крючка. Как говорится: на хуй! Пусть просто сидит у меня дома, а там можно что-то и придумать. Всё хорошо! Просто он меня слегка напрягает. Много смотрит, пытается что-то ментально донести, предупредить. Со мной так не работает. Мой дом, мои правила. Всё просто. А там, коли растеряется, можно и самой сверху насесть. Мне не нужна туманность в сведениях — после работы обязательно надавлю, начав с малого. Под твёрдостью моего характера вполне может родиться сопротивление в мою же сторону. Вот же схема, а! И ведь всё из-за того, что время неподвластно мне. Абсолютно. Ведь буквально одна моя просьба заставила логику мира послать к хуям, но просьба далека от собственных возможностей. Я не понимаю, как так выходит. Неужто с самого моего рождения так работает? Возможно ли, что такое уже было? Или всё же было просто достаточно прикоснуться к катализатору и всё слетело к чертям? Но как и почему именно эта игра стала катализатором? Моя голова с утра совершенно не варит. Проще спросить у Питера, он должен знать. Не может не знать. Иначе я не буду более такой доброй… ну, по крайней мере, добрее, нежели ранее. Мне нужны ответы, неужели я так много прошу?       Однако будет ли за каждым ответом стоять некоторая плата? И какая она, эта плата? У меня ничего нет. Даже каждый прожитый мой день может оказаться простой иллюзией. Я — ничто.       Рабочий день начался абсолютно так: Лиззи, ещё пару чуваков, «привет-привет» и все дела. Единственное, что так и стояло перед глазами, — мой выброшенный и к хуям разъёбанный монитор. Если честно, то оказывается, что столь высокая цена за покой была просто-напросто проёбана. М-да, охуеть. У меня ведь нет денег, дабы купить новый, а родители мне лишней копейки на это не дадут, крича, мол, что за хрень произошла со старым и прочее-прочее, на что адекватного ответа у меня не найдётся. Ну, зато этот день радует меня тем, что с мамой всё в порядке. Я тогда ещё хуже испугалась, чем во все разы, когда Питер пытался меня поймать. Маму ведь я всё-таки люблю и боязно, что когда-то я так её и не увижу. Мне просто не нравится происходящее. Оно не похоже на то, что хорошо заканчивается. Я должна быть… готова?       Одинокая слеза щекочет щёку. Блядский лук! И вытереть хер знает как, все руки в овощной херне.       — Т/И? Ты что, плачешь?       Это Грэг. Навязчивый, но более приятный парень, что является моим коллегой.       — Да нет, всё это лук сраный, — кривлюсь я и зло поглядываю на овощ.       Грэг тоже кривится, но как-то более хмуро.       — Лук? Что за дешёвая отмазка, — выплюнул, но явно без каких-либо выпадов в мою сторону.       — Но это не отмазка…       — Не обессудь, но ты правда выглядишь измученной, — что за навязчивый баран! — Тебе помочь?       Я люблю нихуя не делать, а особенно люблю таких благодетелей, которые позволяют мне нихуя не делать, но в данном периоде моей жизни мне страшновато его втягивать в своё бичевание. Я бы даже дала его упёртости шанс, но не буду повторяться, почему не могу. Однако озвучивать ему я это не рискну. Пусть это будет тайной до тех пор, пока я не разберусь хотя бы немного в том, что происходит.       Я тупо улыбаюсь сквозь дикий поток слёз. Печёт, сука.       — Да я вроде бы и так… справляюсь, — что я несу?! — Ладно, давай уж.       Это не столь походит на помощь, я просто что-то подаю и между этим пытаюсь привести свои глаза в норму. Главное, чтобы Лиззи не зашла. Она, конечно, далеко не босс, но навалять за просиживание задницы может. Впрочем, плевать. Я и так временами вкалываю как сумасшедшая. Пусть джентльмен всё сделает сам, тем более у него гораздо лучше получается из дерьма и палок делать конфетку.       Однако мы с ним временами даже неплохая команда. Как сегодня. Грэг много шутит, интересуется, как жизнь, и тому подобное. Я стараюсь делать вид, что меня заебали только работа и мой испорченный режим сна. Кажется, ему всё равно что-то не нравится. Слишком, сука, внимательный. Меня такие смущают. Даже невольно начал ассоциироваться с Питером. Это вскоре начало мешать. Почему я не могу избавиться от него даже на работе, что и без того является самым хуёвым местом в моей жизни?       Хах, после колледжа, конечно же. Та ещё поебота.       Время незаметно для меня слишком ускоряется. Я делаю вид, что помогаю, а Грэг делает вид, что тоже помогает, когда сам делает всю мою же работу. Из меня, впрочем, неплохая моральная поддержка выходит.       — Т/И! — я едва не роняю помидор, испугавшись. — Там тебя твой ухажёр заждался, даже ничего не заказывает.       Что?..       — У тебя есть парень? — с нотками возмущения вопрошает Грэг, глядя на меня, как на предателя.       Пиздец. Ну пиздец! Я, мать твою, работаю! Ра-бо-та-ю! Я уже смирилась с тем, что я разделяю с ним одну квартиру, так какого хуя он наглеет? Я не выдержу, нет!       Чувствую, как краснею, и пытаюсь оправдать себя в чужих глазах, однако, правда, нахуя, если это мне ничего не даст?       — Ох, брось, — махаю рукой я. — Он… он стебётся. Я мигом.       Пытаюсь ускользнуть, как слышу:       — Да ладно, сейчас обедний перерыв, — Лиззи неприятно хихикает. — Веселись.       Ох-х, как же мне сейчас весело, а! Задохнусь сейчас от неконтролируемого смеха, только вот истерического. Чем же мне заняться? Научить эту мамочку не бегать за мной, как за ребёнком? Не буду я устраивать скандал, объясню всё по-человечески. Пока настроение позволяет не делать этого.       Я выбегаю и резко торможу. Вижу — сидит в конце зала. Прячется, что ли?       — Привет, дорогая! — мгновенно начинает светиться от счастья Питер, когда я приблизилась к его столу. — Я принёс обед.       Живот всё это время противно завывал о необходимости наполнения запасов, а когда мои глаза узрели еду в пластмассовом контейнере, так едва не согнулся пополам. Слюнные железы забили тревогу. Дыхание участилось.       Еда!       — Сколько ты тут сидишь? — превозмогая сумасшедшую радость в душе, как можно более равнодушно произношу я.       Он смотрит на настенные часы. Хмыкает, задумчиво ведёт челюстью.       — Около получаса, думаю, — он вдруг встаёт, указывая на место возле себя. — Присаживайся.       Хотела я-то не так близко сесть, но хуй с ним. Ради обеда можно и потерпеть.       — Как ты любезен, — аж тошно.       Когда он усаживается, я решаю подыграть и целую его в щёку. Кожа нежная, почти младенческая. Но холодная и серая. Хочется провести рукой по одному из немногих его хороших составляющих, но держу себя в руках.       Тотчас он медленно поворачивает голову в мою сторону, как в тех фильмах ужасов, и корчит полунервное, полусмущённое выражение лица. Рука мигом тянется к затылку, дабы застенчиво почесать его. Ожидаемо, но не менее забавно. Мне нравится им играть.       — Любовь моя, — выдаёт он и суживает глаза в хитром взоре, — а ты смелая — целуешь меня прямо на работе.       Более плотоядный всё же. Сейчас вот-вот — и пизда мне.       — Смелая? — переспрашиваю и сама начинаю нервно улыбаться.       Питер наклоняется, не разрывая зрительный контакт, и шепчет, едва не высовывая свой длиннющий язык:       — Заявляешь о наших отношениях прилюдно, — после наклоняется к уху. — Это очень приятно.       Тёплое дыхание заставляет тело дёрнуться. Мурашки покрыли тело, словно бы покалывая мои внутренности. Что ж. Что ж! Он мне здесь ничего не сделает, верно? Он не посмеет нигде со мной ничего сделать, пока я не позволю.       — Я могу и большее, — ухмыляюсь.       Всё будет хорошо. Пусть просто поверит. Пусть просто поверит, пусть просто поверит, пусть просто поверит…       — Ты меня заинтриговала, — он чутка отодвигается от меня, из-за чего мне даже становится легче дышать.       И вот: отныне играю я. Хоть я не могу перезапустить день, не могу вылазить из каждого экрана, не могу взять спокойно в руки нож и броситься с ним на Питера, но я могу это всё сделать полезным от лица Питерп для себя. Хотя бы попытаться.       — Правда, у меня есть одно условие для большего, — заявляю я и оттопыриваю указательный палец.       Этот же палец был им облизан этой ночью. У меня даже остались следы его зубов.       — Для тебя — всё.       Им же провожу по губам Питера, из-за чего его дыхание едва можно назвать стабильным. Он смотрит на мою руку как заворожённый, желает как будто бы проглотить. Забавно, однако немного боязно. Быстро убираю палец и полушёпотом произношу:       — За мой более смелый поцелуй — новый монитор.       Улыбаюсь. Пожалуй, могло быть и хуже, чем и делиться Питер:       — Чёрт, дорогая. Я думал, будет хуже.       — Ну я же не совсем изверг, — я несмело касаюсь его затылка, где он некоторое время назад застенчиво клал свою руку. — Это же у тебя грязные ручки, а, плохой мальчик Питти?       Не успеваю я получить ответ, как меня целуют в губы. Я не знаю, как описать это чувство. Побаиваюсь, насторожена. У меня нет чего-то действительно тёплого внутри по отношению к нему. Он способен на ужасные вещи. И то, что я делаю, может развязать ему руки. Но… он же не сделает мне больно, верно? Это сделаю я. Я. Я!       Дыхание сбивается с ритма, когда его язык проскальзывает в мой в рот, в то время как зубы жадно хватаются за мои губы. Ей-богу, с таким языком даже становится трудно дышать. Питер же, совершенно не беспокоясь, что нас могут заметить, начинает постанывать и крепче прижимать к себе. А мне и двигаться сложно, словно онемела от головы до конечностей, пока его язык блуждает по моему рту, что, сравнивая с его язычищем, просто мизерный. Я никогда не думала, что мой первый поцелуй может быть таким. Мне даже сложно его охарактеризовать. Это не то, что я себе представляла. Это… чересчур. Это пугает. Это очень жадно: язык то и дело хочет проскользнуть глубже, отчего я чуть ли не задыхаюсь. Я рискую и прикусываю его язык, после пытаюсь добраться до места укуса, чем он остаётся доволен, полностью подчиняясь моим действиям. Его руки с плеч спускаются на бёдра.       Это… это просто поцелуй…       Продолжать держать над ним контроль либо же остановиться?