no pain - no gain

Три дня казались ему вечностью. Время тянулось так, будто он застрял в вакууме. Ни государственные дела, ни тренировки, ни время, проведённое с Атанасией, не помогали ему забыть о том, что где-то там, в городе, жила его старшая дочь. Слова, которые передал ему Феликс, ударили по Клоду сильнее, чем он ожидал. Даже раньше, столкнувшись с болью предательства и смерти, император не чувствовал себя настолько разбитым, ведь только недавно он наконец-то смог смириться с тем, что она действительно могла быть мертва. После потери старшей дочери он был сам не свой: даже его любимая императрица не могла отвлечь его от тревожных мыслей. Он пытался храбриться, делать вид, что все хорошо только для того, чтобы видеть на лице Дианы ее обворожительную улыбку. Притворяясь, в какой то момент, он и сам подумал, что все могло наладиться. Особенно, когда Диана сообщила о своей беременности. Он был несказанно рад: он ждал появления своего второго ребёнка, словно лучик света в преисподней. Клод лично занимался дизайном комнаты будущем дочери, подбирал горничных и рыцарей для службы новой принцессе, однако все его надежды и желания рухнули, когда императрица умерла, оставив после себя лишь маленький, беззащитный комочек. Он снова погряз во тьме, настолько непроглядной, что весь окружающий мир казался ему оттенками серого и чёрного. Возможно, пережитое горе было слишком сильно, возможно, он сам запретил себе чувствовать, кто знает. Первое время, после появления дочери на свет, он не видел ее: не посещал дворец, не справлялся о самочувствии, ведь искренне верил, что именно она отняла у него ту, которую он так любил. Клод не раз угрожал Феликсу смертью, когда рыцарь заводил разговор о принцессе. В тот период жизни днём император бесновался, а ночью - рыдал, словно ребёнок, прижимая к груди одежду своей возлюбленной и пропавшей дочери. Ему казалось, что с уходом этих двоих, его жизнь потеряла всякий смысл. Пока не появилась она. Его дочь, Атанасия, такая маленькая и беззащитная, но смелая и абсолютно наивная. Он до сих пор помнил их первую встречу спустя столько лет. Она смотрела на него своими огромными сапфировыми глазами, сжимая в маленькой ручонке шнурок от мешочка с драгоценностями. Клод думал, что слава о нем, как о жесточайшем императоре, должна была оттолкнуть маленького ребёнка, а его угрюмый и безразличный вид - привести дитя в слёзы, однако Атанасия лишь назвала его «папой» и улыбнулась, озаряя его одноцветный мир всеми цветами радуги. Наверное, именно в тот момент он понял, насколько был не прав. Однако, чувство вины, внезапно свалившееся на его плечи, на мгновение выбило воздух из его легких, и Клод, лишь махнув Феликсу рукой, ушёл. Он до сих пор помнил, как сильно рыдал в ту ночь: думал, что задохнётся, что слёзы встанут комом в горле и не дадут вздохнуть. Он лежал на полу, смотрел на портреты умершей жены и дочери и плакал, сбивая костяшки в кровь. На утро он велел отправить во дворец принцессы новых служанок и рыцарей, а также привести ее на чаепитие. Он думал, что не достоин любви, однако ее огромные сапфировые глаза, так похожие на его собственные, и эта мягкая улыбка, точно такая же, как и у ее матери, заставили лёд вокруг его сердца растаять. Именно тогда он решил, что сделает все, что угодно, чтобы защитить это невинное дитя. И до вчерашнего дня он успешно с этим справлялся. Однако, лишь один взгляд на его найденную первую дочь, а также ее слова о том, что она вскоре покинет Обелию, даже не повидавшись с ним, снова открыли старые раны, спрятанные так глубоко внутри. В глубине души Клод прекрасно понимал, что на данный момент они были друг другу чужими людьми. Его дочь не помнила ничего до возраста шести лет, и он, конечно, не мог винить ее в таком холодном отношении. Однако, обида и горечь, что когтями скреблись где-то в его подсознании никак не давали ему покоя. Он лелеял тщетную надежду, что она все таки придёт. У него просто не было другого выбора. - Папа, - он услышал голос Атанасии, который вырвал его из глубоких размышлений, - Та девушка… Она правда моя сестра? Клод лишь кивнул, сжимая ладони в кулаки. Он перевёл взгляд на принцессу, которая держала в руках маленькую розовую чашечку. - Да, - ответил он, собравшись с мыслями, - Магия Лукаса не обманывает, да и она похожа на меня. Даже слепой это подтвердит. Атанасия задумчиво опустила голову и поставила чашечку на стол. Ее пальцы сплелись между собой, а на лице появилось озабоченное выражение. - Тогда… Она придёт во дворец? - спросила она, не поднимая на него взгляд, - Останется с нами? У Клода снова закололо сердце. Он внимательно смотрел на свою дочь, лихорадочно соображая, что же ей сказать. Император не понимал, что чувствовала Атанасия по этому поводу, однако у него, если быть честным, даже мысли не возникло спросить. Он зациклился на переданных ему словах, вспомнил пережитое горе и все это время чувствовал себя отвратительно. - Я не знаю, - наконец, сказал он, - Она не хочет. Феликс передал, что вскоре она покинет Обелию. - Я могу с ней поговорить? - на этот раз взгляд принцессы был устремлён на отца, - Если она действительно моя сестра, то я очень хочу с ней поговорить. Кроме тебя, у меня никого нет. Она пару раз махнула руками и слегка покраснела. - Не думай, что тебя мне недостаточно, напротив, ты делаешь для меня все, но… - принцесса поправила выбившуюся прядь золотистых волос, - Она, все таки, моя сестра, и я бы очень хотела, чтобы она осталась с нами. Однако, если сестра не захочет, то хотя бы поговорить с ней в последний раз. Клод обреченно опустил голову. Он не мог отказать Атанасии, да и причин для этого у него не было. Однако, он искренне переживал, что Пенелопа ей откажет. Или же, к тому моменту , когда Атанасия доберется до ее жилища, самой Пенелопы там уже не будет. - Я не стану тебе запрещать, - сказал Клод и легко махнул рукой, опуская пальцы на переносицу, - Но не могу дать гарантий, что ты вообще с ней встретишься. Атанасия лишь понятливо кивнула и разгладила складки на платье. Она вздохнула и легко улыбнулась, демонстрируя свои ровные белые зубки. - Я все понимаю, отец, - юная принцесса встала со своего места и, быстро подбежав к императору, поцеловала его в щеку, - Но, тем не менее, хочу попробовать. Император не стал ее отговаривать. Он лишь посмотрел на Феликса и кивнул в сторону Атанасии, приказывая тому сопроводить его дочь. Рыцарь учтиво поклонился и, положив ладонь правой руки на эфес своего меча, посмотрел на прицессу.

***

В очередной раз поправив юбки, Пенелопа уселась на крыльцо своего небольшого домика и вздохнула. Последние пару дней были для нее настоящим адом: во-первых, ей пришлось объяснять Эмили всю сложившуюся ситуацию, во-вторых, имперские рыцари зачастили с патрулями возле их дома, а Феликс Робейн, неумело прячась в тени, периодически наблюдал за ней из-за угла ближайшего дома. Конечно, Пенелопа могла понять подобное беспокойство со стороны императорской семьи, однако сам факт отсутствия личного пространства ее ужасно напрягал. В герцогстве за ней постоянно следили слуги и рыцари, даже сама герцогская семья периодически не выпускала ее из виду, особенно, когда они оказывались где-нибудь в обществе. Сбежав в Обелию, Пенелопа надеялась на спокойную и тихую жизнь, однако один единственный случай на городской площади разрушил все ее мечты в пух и прах. - Только я могу так вляпаться, - обреченно вздохнула она и вытянула ноги. Теперь Пенелопе еще больше хотелось уехать. Сердце ныло, на плечах - будто тяжесть всего мира. Почему все это произошло именно в тот момент, когда она больше всего надеялась на одиночество и изоляцию? Когда ей нужно было побыть наедине со своими мыслями просто для того, чтобы решить, как жить дальше? Может быть, если бы это событие произошло раньше, еще в Империи Инков, Пенелопа не раздумывая бросилась бы в объятия к новоявленному отцу и семье, однако сейчас, хоть на мгновение ощутив вкус настоящей свободы, девушка не хотела ее терять. Обессилено опустив руки, Пенелопа вновь вздохнула и потянулась во внутренний карман, вшитый прямо среди складок ее платья. Пальцы наткнулись на небольшой металлический портсигар. Пара быстрых движений, зажатая между обветренных губ сигарета, запах вишневого дыма и временное ощущение облегчения, улетающее завитками в небеса. Бывшая герцогиня опустила плечи, пытаясь расслабиться хотя бы на те короткие мгновения, пока в ее губах тлела сигарета. Хоть Пенелопа и обещала Эмили бросить, однако сейчас до дрожи в руках чувствовала необходимость в этом приятном запахе вишни и табака. Легкое дуновение ветерка успокаивало, пение птиц убаюкивало, и девушка неосознанно прикрыла глаза, подставляя лицо солнцу. Такому теплому и уютному. Если бы она могла, то осталась бы в этом маленьком домике, в этом прекрасном и тихом квартале на всю жизнь. Она сидела бы на заднем дворе, составляла бы букеты или открыла бы свою пекарню. Просто жила и дышала полной грудью. Сердце снова заныло, и Пенелопа, крепко затянувшись, закашлялась и постучала себя кулаком по грудине. Где-то там, за плотью и костями, клубились сожаление, отчаяние и гнев. Она понимала, что ее мечтам не суждено сбыться, да и, если честно, девушка уже свыклась с этим. С самого детства и до нынешнего возраста, она никогда не позволяла себе мечтать, потому что все, что она представляла в голове и все, чему призрачно улыбалась, рассыпалось пылью: мечты о любящей и заботливой семье, взаимная любовь, счастливое детство, вкусная еда, красивые игрушки и вещи… Все это в той или иной мере всегда было ей недоступно. - ...лопа! - девушка услышала отдаленные крики и открыла глаза, неловко оглядываясь по сторонам, - Госпожа Пенелопа! По улице, вдоль красивых и разноцветных двухэтажных домиков, в ее сторону со всех ног бежала Эмили. Убранные в косы волосы растрепались, платье - грязное и пыльное у подола, а один из шнурков на высоких ботинках развязан. Пенелопа сделала еще пару быстрых затяжек, после чего затушила сигарету о землю и вскочила на ноги, поправляя помятую юбку. Эмили буквально перемахнула через ограду, подхватив нижние юбки. Она стучала каблуками по каменной плитке во дворе, ее лицо - раскрасневшееся, глаза - полные отчаяния и страха. Сердце Пенелопы на мгновение ухнуло вниз, и девушка положила ладошку на грудную клетку. Она чувствовала, как нарастала паника внутри. Она не знала, что заставило Эмили так бежать домой, но Пенелопа была точно уверена в одном: это явно не что-то хорошее. - Что случилось? - спросила она, едва Эмили остановилась рядом с ней и согнулась пополам, пытаясь отдышаться. - Рыцари… рыцари… - Эмили поверхностно и часто дышала, упираясь руками в колени, - Рыцари Экхарт… Я видела их на торговой площади. Пенелопа молча смотрела на Эмили, а ее сердце кольнуло так сильно, что девушка неловко ссутулилась, сжимая в ладошке висящий на шее кулон. Когда-то его подарил ей герцог, на какой-то день рождения, который Пенелопа уже и не вспомнит: события, лица, все смешалось в голове, но вот эмоции, которые она испытала от этого подарка, девушка не забудет никогда. Пенелопа была так рада проявленному вниманию, что еще несколько недель бегала по герцогскому особняку в приподнятом настроении: она плясала со слугами, улыбалась нерадивым служанкам и даже не тратила деньги герцогской семьи. После этого подарка она искренне поверила в то, что рано или поздно они станут настоящей семьей. Она действительно верила в то, что герцог мог бы стать ей настоящим отцом, а Рейнольд и Деррик - настоящими братьями, и она наконец-то, впервые в своей жизни, почувствует, что такое - семейное благополучие. Однако, ее мечтам не суждено было сбыться, потому что Рейнольд вновь загнобил ее, а Деррик вообще не считал ее за человека. Служанки подавали ей испорченную еду, дворецкий не выпускал ее из комнаты, а герцог относился так, будто ее вовсе не существовало. Единственное, что спасло ее в тот период ее жизни - это ночные мечтания о семье и этот злополучный кулон, который она разглядывала в лучах серебристой луны. - Что… Что они делали? - заикаясь, спросила девушка, неотрывно глядя на Эмили. - Я… Не знаю. Я не подходила к ним, потому что меня могли узнать, - ответила Эмили, выпрямившись и отпустив свою юбку, - Но мне удалось поговорить с одной из торговок, с которой они вели диалог. Пенелопа выжидающе смотрела на свою бывшую служанку. Она перебирала в голове все варианты и пыталась убедить себя в том, что рыцари чисто случайно оказались в Обелии, однако в глубине души девушка понимала, что единственной причиной, по которой они могли находиться здесь - это она. Хотя,с другой стороны, с чего бы им вообще ее искать? Она ведь фальшивка, ненастоящая герцогиня, а лишь ненавистная всеми простолюдинка, с весьма взбалмошным характером и отвратительными привычками. Да и в герцогство наконец-то вернулась настоящая принцесса Экхарт - Ивонн, поэтому все живущие на территории герцогства должны были быть счастливы, а воспоминания о Пенелопе навсегда должны были исчезнуть из их памяти. - Эмили, договаривай, - нетерпеливо приказала девушка и нервно вытерла вспотевшие руки о помятое платье. - Она сказала, что рыцари искали девушку с фиалковыми волосами и ее служанку, - ответила Эмили и подняла взгляд слезливых глаз на Пенелопу, - Жители указали им на этот дом. Голова Пенелопы пошла кругом, и девушка молча сглотнула вязкую слюну. Эмили что-то тараторила на фоне, однако Пенелопа не разобрала ни слова из того, что она сказала. Ненависть, горечь, обида, отчаяние - весь этот спектр эмоций бушевал внутри. Пенелопа сдерживалась, чтобы не закричать. Она топала ногами, поднимая пыль, сжимала руки в кулаки от гнева, а из глаз брызнули слезы. Почему, ну почему? Почему ее просто не могли оставить в покое?! Зачем она вдруг понадобилась герцогскому дому? Почему они просто не могли жить счастливо со своей Ивонн, а ее, черт возьми, оставить в покое? - Я бежала так быстро, как могла, - сказала Эмили и схватила бывшую герцогиню за плечи, - Вам нужно куда-нибудь убежать и спрятаться. У нас еще остались деньги. Вы можете отправиться в отель, где мы останавливались в самом начале пути. Просто дадите больше денег прислуге, чтобы те молчали. - Не выйдет, - дрожащим голосом ответила Пенелопа и облизала губы, - Они не знают, кто мы, и как только рыцари заявятся к ним с вопросами, тут же выложат всю информацию. Обелия - это не империя Инков. Император Клод очень жестко карает лгунов. Император. Императорский дворец. Ее осенило, но вместе с тем, девушка вновь почувствовала накатившую на нее волну отчаяния. Единственным способом спрятаться от рыцарей Экхарт было покровительство императорской семьи Обелии. - Оставайся здесь, - сказала Пенелопа, после чего встряхнула Эмили за плечи, - И успокойся. Они в любом случае придут сюда. Скажи им, что ты купила этот дом на свои сбережения и на те деньги, которые я дала тебе после продажи знака герцогской семьи. Скажи, что какое-то время мы жили здесь вместе, но несколько дней назад ты проснулась и не обнаружила меня в доме. В моей комнате была только записка о том, что я отправилась в путешествие. Не говори куда и как, соври, что не знаешь. Эмили начала плакать, утирая глаза кулачками. Пенелопа молча вздохнула, после чего легким движением погладила служанку по голове. - Я знаю, где можно спрятаться, - наконец, ответила девушка, - Там меня точно не найдут. Я свяжусь с тобой через несколько дней. Поколебавшись, Пенелопа неловко обняла Эмили, после чего подхватила свои юбки и побежала в дом. Быстро взбежав по лестнице, девушка толкнула дверь в свою комнату. В спешке вытащив из ящика блокнот, Пенелопа вырвала из него листок. Дрожащими руками окунула перьевую ручку в чернила, после чего быстро написала пару строк. У нее не было времени, чтобы собирать вещи, да у нее и не было чего-то, что она хотела бы забрать с собой. Единственное, что сделала Пенелопа - это раскидала платья, перчатки и исподнее по комнате, чтобы создать видимость того, что при побеге она собиралась впопыхах. Быстро взглянув на себя в зеркало и пригладив растрепанные фиалковые волосы, Пенелопа спустилась вниз и рванула к задней двери, ведущей в небольшой сад. Она пробежала по нему как в тумане, перепрыгнула через низкий каменный забор и рванула по мощёной дорожке между невысоких цветных домов. Сердце билось где-то в глотке, глаза застилал туман. Она будто не разбирала, куда бежит. В голове было множество мыслей, которые с каждым мгновением все сильнее туманили рассудок. Слишком много вопросов без ответа, слишком много обстоятельств, которые вновь портили ей жизнь. Пенелопа постоянно задавалась вопросом, почему только ей во всем этом мире не позволено жить спокойно? Почему только она страдала от ситуаций и получала несправедливое отношение в свою сторону? Она никогда не делала никому зла, по крайней мере, намеренно. Она никогда не убивала людей, не издевалась над немощными и беззащитными. Черт, она пыталась помогать людям, даже в ущерб себе. Сначала она никогда не держала зла на тех, кто издевался над ней. Она искренне пыталась их понять, оправдывала их отвратительные действия в свою сторону, подбадривала сама себя, что когда-нибудь в будущем станет лучше, что когда-нибудь они примут ее как настоящую дочь дома Экхарт. Она терпела гнилую еду, не жаловалась на издевательства братьев, она терпела и ждала, и ждала, и ждала. Ровно до тех пор, пока ей не надоело терпеть. Она уже не считала себя человеком из другого времени и пространства. Девушка считала себя Пенелопой, той девочкой, которая очень долго терпела и, в звонком одиночестве своего отчаяния, обнадеживала себя детскими колыбельными, которые пела ей умершая в раннем возрасте приемная мать. Она завернула за угол, споткнувшись о собственные ноги. Едва удержавшись на ногах, Пенелопа поморщилась и, чуть подобрав юбки, побежала дальше. Она не оглядывалась назад, боясь увидеть за спиной рыцарей герцогства. Умом она понимала, что позади нее никого, кроме торговцев и жителей квартала не было, однако бушующая внутри паника не давала сосредоточиться. Она бежала, бежала, и бежала, отталкивая от себя людей, задевая торговые лавки и вазы с цветами. Пенелопа никогда раньше не была в Обелии, однако сейчас эти улицы казались ей до боли знакомыми. Она бежала к императорскому дворцу, петляя по переулкам и прячась в тени от высоких каменных домов. Пенелопе хотелось убежать в другую сторону, скрыться за пределами столицы и Обелии, отправиться на необитаемый остров и прожить всю оставшуюся жизнь в одиночестве, однако на данный момент она не могла себе этого позволить. Во-первых, у нее не было времени. Возможно, если бы она располагала этим ресурсом, то поразмыслила бы над ситуацией, нашла бы другой выход, придумала бы более хитроумный план, в котором она могла бы остаться в своем милом домике за белой оградой. Во-вторых, играющий внутри ужас и отчаяние буквально отключали ее мозги. Ни о каких здравомыслии и логике не могла идти речь, пока Пенелопа находилась в таком удушающем состоянии паники. По итогу, она оказалась в той ситуации, когда снова загнала себя в клетку. В клетку, из которой снова не было выхода. К ее величайшему удивлению, едва в ее поле зрения появились ворота императорского дворца, Пенелопа испытала облегчение. Не ужас и отчаяние, а облегчение, будто вся тяжесть этого мира разом улетучилась с ее плеч. Она почувствовала себя так, будто ей стало проще дышать. Будто окрыленная, девушка еще быстрее побежала к воротам. Она даже не заметила, что рядом со стражниками, прямо у самого входа, стояла принцесса в сопровождении Феликса ее личной служанки. Пенелопа остановилась у позолоченной резной двери и опустила голову вниз, измученно дыша. Она почувствовала, как взгляды всех присутствующих мгновенно переместились к ней. Это обжигающее чувство ядом пробежалось по ее коже, и Пенелопа невольно вздрогнула, неловко дернув плечами. Она тяжело дышала, пытаясь унять бешеное сердцебиение и внезапно напавшее на нее головокружение. Тишина, повисшая в воздухе, эхом отдавалась в голове. Никто ничего не говорил, а Пенелопа не спешила поднимать голову. Чувство облегчения прошло, и теперь девушка чувствовала, как начинали дрожать ее руки. Плечи невольно поднялись, тело напряглось. Голова снова закружилась, а тиски напряжения вокруг ее горла с каждым мгновением сжимались все сильнее. Ей не хотелось говорить, не хотелось идти в императорский дворец, не хотелось сталкиваться с рыцарями Экхарт, не хотела вообще находиться где-то на этом континенте. Она вообще хотела просто исчезнуть. Паника нарастала, и Пенелопа понимала, что если в ближайшие пару мгновений она не возьмет себя в руки, то просто сломается. Поэтому, несколько раз глубоко вздохнув, девушка сжала ладошки в кулаки и решительно подняла голову. Взгляд граненых ярко-голубых глаз впился в лицо принцессы Атанасии, которая ошарашенно смотрела на свою новоявленную сестру. - Я пришла поговорить с императором. Молча, без лишних вопросов, стража отворила перед ней ворота. Пенелопа, кинув медленный и полный отчаяния взгляд на дворец, пошла вперед, с каждым шагом понимая, что дверь к ее свободе теперь закрыта навсегда.