Лунный свет

Первые молодые лучи утреннего солнца лениво, мелкими шажками пробрались в тёмную комнатушку, медленно наплыли, щекотя своими тонкими, длинными пальцами кожу на лице, побуждая вынырнуть из царства Морфея, поскорее проснуться. Сонно разлепляя глаза и потягиваясь, как пушистый, домашний, беззаботный кот, Уэйн протяжно зевнул, сопровождая это характерным звуком. Выходной. Какое же блаженство. То чувство, когда знаешь, что целый день и весь дом в твоём распоряжении и можно заниматься чем пожелаешь. Жена на работе, дети в школе, а ты дома. Да, он заслужил отдых после тяжёлой недели, когда Дэн, собака сутулая, не приходил, и вся работа с документами и текстами новых песен свалилась на плечи Сермона. Спрашивается, а что же ему помешало приходить? Завершив все свои домашние обязанности, Уэйн с чувством выполненного долга обессиленно приземлился на диван в гостиной, перекинув ногу на ногу. Ну, естественно, в течение двух часов надрываться в поте лица, маячить по всей хате и просто слизывать каждую пылинку с мебели, разбирать весь срачельник, нагромождённый его неугомонными детьми, и даже не полениться постричь газон на заднем дворе, который за две недели разросся так, как будто его не стригли целый год. Нет, вы не подумайте плохо, Сермон не жалуется, тем более не столь часто он удручает себя сием занятием. Даже иногда приятно просто размять кости после сложной рабочей недели, когда целыми днями напролёт или бессонными ночами сидишь в кресле и впяливаешь в комп за сочинением новой музыки. Иногда гитарист начинает заниматься самобичеванием, когда встает с прострелами в пояснице и матами на своё дряхлое тельце, которое и не заставишь записаться в спортзал; да хоть на занятия в месте с Дэном, тот бы его неплохо поднатаскал. Впрочем, как известно, Уэйн страдает на протяжении многих лет хронической бессонницей. Он пробовал пачками заглатывать разные успокоительные, снотворные, но всё, как камнем об стену — по нулям. В первое время бывало так, что он даже глаз сомкнуть был не в силах, и всю ночь прожигал взглядом потолок, прислушивался к тихому сопению спящей под боком супруги. Хоть какая-то отдушина была от его кабинета, в котором гитарист закрывался и продолжал сочинять песни, любил умиротворённо поглядывать с балкона на сумеречный город, стоящий вдали некой серой, блёклой дымкой; на мерцающие звёзды, будто тысячами раскинутых во мгле маленьких светлячков, завораживающих своей глубиной и некой волшебной атмосферой. Да… Уэйну бесспорно нравилось наблюдать за небом, в то же время наполняться неким наитием, погружаясь словно в далёкое детство, когда в точности так же, только садясь на широкий балкон в обнимку с любимым мишкой, проникнуться фантазиями о лучшей жизни, о светлом будущем… Они с Рейнольдсом чем-то даже похожи. Растянувшись на софе в полный рост, сопровождая это действие измученным шумным выдохом, мужчина потянулся за неподалёку покоившимся стареньким, добрым лэптопом. Старичка, стало быть, стоило уже давно заменить, но, что вы, это память от жёнушки Алекс — подарок на юбилей. Он, как чёртов Шерлок Холмс, вознамерился начать расследование по делу, пафосно именуемому «Странности Дэна». Ну ладно, без лишних слов, звучит скорее херово и неоригинально, нежели пафосно. Всё бы так просто, если бы не терзающий его любопытную душеньку ежедневно вопрос. Что не так, мать его, с Рейнольдсом? Гитарист уже давно заприметил, что его друг довольно-таки в последние пару недель странно себя ведёт. Поудобнее облокотившись на бархатную, атласную подушку, он чутка поёрзал на месте и включил ноутбук. — Та-а-к, — протянул Сермон с неким придыханием, прикусив нижнюю губу, прям как детектив на дому. — Ну-с, начнём-с. В какой-то момент ему и впрямь показалось, что сейчас он будет заниматься настолько важной и неотложной работой, когда ни единая душа не способна ему помешать. В звенящей тишине почти что пустующей комнаты раздалось быстрое клацанье по пластмассовым клавишам клавиатуры: ловкие длинные пальцы наскоро набирали текст: «Бледная и холодная кожа». Поиск. Хм… Признаки низкого гемоглобина… «Боязнь солнечных лучей». Поиск. Боже правый… на какие бы сайты Уэйн не заходил, везде выходили признаки различных заболеваний, непременно вызывающие внутренние опасения за жизнь своего друга; гитарист ничего более не смог отыскать. Дэн не кажется больным, он никогда не устаёт, здоровый, энергичный как бык… Твою ма-а-ть, точно… он всегда на солнце ходит в капюшоне, закутывается, блин, как чукча. Уэйн растерянно хмыкнул, проводя пальцами по обветренным губам и теребя недлинную бороду, в знак весьма глубокого мыслительного процесса. А ведь и вправду, гитарист подметил, как Рейнольдс избегает солнца. Даже в какой-то будний ясный день пацаны договорились встретиться у летнего открытого бассейна: расслабиться, заказать дорогих алкогольных напитков, позагорать, короче — отдохнуть от мозгопоглощающей рутины. И что? Как всегда, глупые отмазки. В тот момент Сермон еле удержал себя за узду, чтобы не вступить с солистом в полный недовольства и непонимания спор и в хлам не испортить отношения. Нет, ну в самом деле, нетрудно сообразить, что гитарист хочет для него сделать только лучше — не позволить вновь погрузиться в старую и хорошо забытую депрессионную хандру. Да он толком ничего не ест, его по ходу всегда мутит от пищи. По ходу дела, Дэн — вовсе не мастер не выказывать недовольство к, с трудом проглоченным, людским яствам. При каждой их, уже редкой, встрече, Сермон не упускал подвернувшейся возможности, чисто так, беспалевно понаблюдать за солистом. Он и не спрашивал у других ребят, задумывались ли они об этом, подмечали ли совершенно неестественное для Дэна поведение. В течение целых двенадцати лет не просто общения, а сотрудничества и дружбы, успеешь не только изучить каждую деталь его характера, но и станешь знатоком в теме всяческих увлечений, фобий, предпочтений и всего прочего. Тем не менее, сомнений не было, Уэйн знал своего друга, как облупленного, и безоговорочно наметил с ним об этом поговорить; как раз-таки скоро их личный праздник намечается — не что иное, как день становления их группы, который ребята всегда очень задорно отмечали. Кхм, конечно, под конец дня набухивались в стельку. Как ни как, на ряду из самых важных посиделок для парней. Так вот, тогда-то, Сермон и попытает своего дружка допросами. Безусловно, завуалированно — без единого намёка на подозрения. Обшарив почти весь интернет, прочесав каждый уголок необъятной сети, он уже решил отчаиваться. Но… более чем благополучно наткнувшись на одну фотографию с удачным описанием, схожим с его вопросами, маленькое сердечко Уэйна сделало ебоньк. На картинке блистал в тёмно-синем классическом костюме никто иной, как Роберт Паттинсон из фильма «Сумерки». Твою дивизию… вампиры. Да нет, ну как такое может быть. Под предлогом заинтересованности, мужчина начал искать и после погружаться в изучение информации о вампирах. Быстро оббегая взглядом одну строчку за другой, он ещё больше приходил в состояние, мягко сказать, офигевания. Некоторые странности сходятся. — Да, чёрт! — вспылил он. — Как это может быть вообще правдой?! К сожалению, Сермон был далеко не скептиком, поэтому его сознание, любящее пофантазировать, посещали размышления о том, что, как бы специфически не звучало, вполне возможно существование, назовём, «мифических» существ. Наука довольно не всё изучила, потому будет несправедливо констатировать отсутствие бытия вампиров, например. Только представь, мой друг — вампир. Мда… в голове не укладывается. Я же не схожу с ума? Наверно — нет, успокойся. Как вот, его «воспалённому» мозгу внезапно заблагорассудилось зарисовать картину: Дэн восседает в кожаном графском кресле, лениво откинувшись на мягкую спинку, перекинув ногу на ногу и облачившись в чёрный элегантный кафтан, плотно облегающий подтянутый торс до талии с просторными манжетами на длинных рукавах. Под кафтаном виднеется белоснежный камзол, умело подчёркнутый декором — серебряными галунами, вышивками, а воротник — кружевной белёсой тканью. На длинных, согнутых в коленях, ногах — такие же белые удлинённые кюлоты, несильно обтягивающие бёдра и голени; на широких ступнях — угольно чёрные кожаные туфли, не закрывающие костлявые щиколотки. Освещение настолько мрачное, что нагнетает чем-то мертвецки зловещим. На небольшой столешнице тускло мерцает огонёк от старой восковой свечи, освещая левую половину напряжённого лица. А кожа такая мраморная, холодная, поистине неживая… В кроваво бордовых «стеклянных» глазах играет искра безжалостного убийцы. А губы, почти багряного оттенка, перепачканы в людской алой крови, медленно стекающей по щетинистому подбородку. В длинных, окольцованных золотом пальцах, Рейнольдс вертит стеклянный стакан, по ходу наполненный тоже красной жидкостью. И вот он медленно отпивает один глоток из него, зловеще облизывая окровавленным языком губы: сверху виднеются острые длинные клыки. Мужчина переводит взгляд, полный презрения и надменности вниз, себе под ноги. А там труп какого-то нечастного человека, с разодранной шеей… Уэйн до дрожи внутри представил на этом месте себя. Горло рефлекторно начало жгуче покалывать, а лицо перекосилось в гримасе ужаса и отчасти отвращения. — Боже… — нервный смешок, — это надо было такое вообще вообразить. По телу прошёлся табун мурашек, а волосы на руках встали дыбом. Плюс ещё один повод вообще не спать по ночам. Раздался матерный судорожный выдох, гитарист отложил ноутбук в сторону. На сегодня хватит.

* * *

Почти поздняя ночь. Где-то второй час. В ушах басами раздавалась какая-то попсовая дискотечная музыка. Под боком, в активном танце, маячила куча молодёжи и не только… Сознание шло кругом, везде столько инородных запахов. От искусственных: дорогой резкий парфюм, даже чересчур сладостный, что режет нос; приторный запах алкоголя, различных ароматизаторов и свежезаваренного кофе, разнообразных закусок; и до естественных: кожи, пота и… крови. Спокойно усевшись на высокий стул у немаленькой барной стойки, Рейнольдс, ссутулившись и облокотившись рукой об стол, склонил голову на бок и заговорщически поглядывал на людей неподалёку. Тут он перевёл взгляд стальных, чуть прищуренных глаз на молодого парнишку-бармена. — Мне, пожалуйста, рюмочку виски, — прохрипел он, и тут же прокашлявшись, нормальным голосом добавил, — недорогого. Будет он ещё тратиться на то, что пить по-человечески не сможет. Хотя, стоп. Спрашивается, а какого, извините, хрена он тут делает?! Высматривает свою жертву на вечер? Тут же умелые худощавые руки бармена наливают янтарный напиток в небольшую стеклянную рюмочку и пододвигают к высокорослому, рядом сидящему посетителю. — Пожалуйста, — обыденным доброжелательным тоном ответил парень, но за бодрыми клишированными нотками, явно сквозила усталость. Солист глухо пробубнил что-то похожее на «спасибо» и хапнул стаканчик, сразу поднося его к носу. Алкоголь и ничего более. На лице появилась некая гримаса брезгливости, которую он даже не старался скрыть от посторонних глаз. А зачем, собственно, никому и дела нет. Напиток даже не привлекает. А вот запах крови этого юноши — вполне. Взор зациклился на жилистых руках. Негустые брови сдвинулись друг к другу, на лбу прорезались складки — Дэн сразу отвернулся в сторону, прикладывая ладонь под нос. Твою мать, не думай об этом, не сейчас. Ещё не время. Час назад. Дэн расположился в кресле, в тёмной комнате, вокруг полная мгла, кроме тонкой полоски серебристого лунного света, проливающегося на белую простынь; нет ни единого шороха. Он уже со вчерашнего дня стал замечать что-то непонятное в себе, а к этому моменту убедился — он видит в темноте. Да, мать вашу, раньше не разбирал ничего, а сейчас видит! Стоит добавить, что, к тому же, постепенно начала проявляться способность невероятно обострённого обоняния. Осталось ещё немного до дня икс. Дома находиться попросту невозможно. Духота и почти что могильная тишина давят на него со всех сторон; ощущение, словно стены постепенно сжимаются, будто хотят расплющить его разум, полностью подавить его способность владеть собой. Растерянность и, в то же время, раздражительность переполняют его с головой. Удивительно, но в глубине его промёрзлого тела раскаляется сильнейшее пламя, которое не спеша обугливает самые чувствительные и уязвимые части его души. Рейнольдсу неподдельно становится жарко, он хватает ртом воздух, точно бы в нехватке кислорода. Рядом, уже полчаса как, мирно посапывает Эйжа. Дэн невыносимо голоден и сам не представляет насколько. Он отчётливо чувствует и осознаёт — это конец. Конец его выдержке и самообладанию. Ему нужен человек. Неистовое желание наполняет изнутри, растекается подобно липкой смоле, склеивающей его органы, не позволяющей совершить лишнего движения. Вокалист готов рвать на себе волосы лишь бы просто побыстрее смотаться отсюда, прямиком на свежий воздух. Но Рейнольдс словно пригвождён к креслу, не может сдвинуться с места. Благодаря более-менее обострившемуся обонянию он ощущает запах человека рядом, чувствует… запах родной крови, а вследствие чуткого слуха улавливает еле заметное, размеренное дыхание и биение её сердца. Солист украдкой посматривает в сторону спящей женщины, его взгляд заостряется на венах изящной руки. Вот, чёрт! Он сходит с ума! Опирается головой об ладонь, лихорадочно теребит волосы, после потирает глаза, бесшумно рвано выдыхая. Его сознание заволокла пелена вожделения, через которую пробираться будет весьма проблематично. И тут, ведомый невидимой силой свыше, Рейнольдс порывами поднимается с кресла, босыми ногами потихоньку ступает по паркетному холодному полу, как в замедленной съёмке приближается к кровати, скользит ладонями по прохладному покрывалу, медленно забирается на постель, беззвучно сбоку подкрадывается к жене, нависая над её худощавым телом. — «Зачем, Дэн? Не надо…» — отголоски трезвого рассудка разносятся едва слышным эхом в голове, право инстинкты уже давно поглотили его в свою кромешную и бездонную пучину мрака. Он нервно кусает губы, сердце бьется словно в конвульсиях, похлеще чем у бегуна после стокилометрового марафона. В его глазах хищнический блеск: Волкман лежит словно неживая, откинув голову на подушку, тем самым обнажив своё тонкое горло. Сама того не подозревая, она ставит себя в настолько беспомощное положение, что от одной мысли об этом, у Дэна тревожно и мучительно сосёт под ложечкой. Ведь самое уязвимое место жертвы — шея, ничего более. Именно там проходит огромное количество сосудов и артерий, прокусив которые, можно как и убить человека, так и просто доставить лёгкий дискомфорт. Главное точно знать куда кусать. Дэн отнюдь не опытен в таких вещах, но что, его поплывшее сознание это шибко волнует? В это же мгновение Рейнольдс явно ощущает себя на месте охотника, нависающего над своей обессиленной добычей. Как я хочу её крови… невозможно… Мужчина мокро проводит языком по пересохшим губам. Уже наклоняется к ней, к её ключицам, которые бежевая хлопковая ночнушка на лямочках даже не закрывает. Рейнольдс чувствует как болезненно лезут клыки, его губы в считанных сантиметрах от её шеи, от молочной, столь тончайшей, кожицы, от такой соблазняющей сонной артерии. Он приоткрывает рот, оголяя зубы, холодные частые выдохи опаляют тело, но Эйжа спит, даже не шелохнувшись. Он уже хочет сомкнуть челюсти на горле, как что-то внутри его сильно передёргивает и Дэна хватает лишь на нежный поцелуй в шею. Нет! Я не могу… Секунда. И его нет — у приоткрытого окна колышутся занавески. Сейчас. А что сейчас? Как вы, наверное, успели догадаться, Дэн сегодня, в силу совершенно непредвещаемых, снизошедших, как первый снег на голову, обстоятельств, ну, объяснимся так, был вынужден испробовать свои навыки в охоте. На, мать их, людей. Чёрт побери, даже звучит до невозможности дико и непривычно. А Рейнольдс до сего часа пребывал в не слишком дорогом баре, всё так же неизменно высматривая свою первую жертву. В душе затаился некий страх, ведь недаром говорят: человек — существо, опасающееся неизвестности. А что-то новое — это не всегда хорошо забытое старое, в данном случае — неизведанное. Солист пригорюнился, понурив кудлатую голову ещё ниже. Ему казалось, что совершить покушение на жизнь человека — самое ужасное, что вообще может случиться. Мужчина ясно понимал — единственный выход из этой с ума сводящей ситуации — попробовать настоящей крови, прямиком из бьющейся вены. Возможно он и прав в том, что охота хоть как-то поможет инстинктам притупиться, и что он больше не станет видеть в людях только ходячий напиток. Ведь он не может ставить на кон жизни своих близких, как бы это эгоистично по отношению к другим людям не звучало. Конечно, если это ему ещё поможет. Это было просто невозможно, я не знал что делать. Мой разум полностью окунулся в тот хаос… Она моя жена, родной человек! Я хотел её крови! Я ненавижу себя за это! Это ужасно… Кошмарно страшно даже представить, что бы случилось, если бы я вовремя не очухался… Вокалист, сморщившись, единым духом опустошил фужер с алкоголем, враз ударившим в голову. Увы, спиртное не поможет вампиру спрятаться от тараканов в голове, забыться в иллюзии беззаботности и упоения, хоть выпей ты с десяток подобных бутылок. Вот рту — тот же столь отвратительный привкус. Но погодите-ка. Последовал шумный медленный вдох, он выпрямился в спине и прикрыл веки: Дэн учуял запах крови, который его чем-то заинтересовал. Быстро окинув взглядом залу, мужчина почти сразу заприметил юную обладательницу столь приятного аромата, которая по сути и должна накормить его на ближайшую неделю. Рейнольдс с минуту колебался, не зная как же «подкатить» к незнакомке без единого намёка на неблаговидность. Твою дивизию, от одной мысли, что придётся нарочито, завуалированно флиртовать с другой девушкой или женщиной, Рейнольдса начинает мутить и выкручивать наизнанку. Но ничего не попишешь, когда желудок так и сводит от невыносимой жажды, особо не придётся выбирать или распекать себя аналогичного рода манипуляциями. Вокалист наскоро поднявшись с места и поправив растрепавшиеся волосы, с видом галантного джентльмена приблизился к молодой красавице в обворожительно обтягивающем чёрном кружевном платьице. На первый взгляд ей можно было дать от силы лет двадцать, может немного больше. Скучающе оперевшись локтем о край столика, девушка потягивала из прозрачного стаканчика напиток, по видимости мятный мохито, и исподлобья оценивающе разглядывала парней и мужчин. Дэниел склонился к ней и вежливо поздоровался. — И почему же такая красивая дама тоскует в одиночестве? — более низким голосом, придавая тону каплю пикантности, продолжил он и протянул ладонь миловидной брюнетке. Она подняла голову, в ту же секунду мужчина сразу заметил загоревшийся огонёк в её карих глазах, окаймлённых не слишком густыми накладными ресницами, удачно подчеркивающими её привлекательность. — Вы же Дэниел Рейнольдс, певец группы Imagine Dragons! — встрепенулась она, увидев своего кумира. — Я ваша давняя поклонница, ещё с двенадцатого года. Здравствуйте! Девушка привстала с дивана и легонько обхватила тонкими, окольцованными серебром, пальчиками, с идеальным маникюром, широкую ладонь солиста. Нет, нет, вы не думайте, вампиры не опасаются серебра. Вот незадача, она ещё и моя фанатка, а я… — Вы знаете, я хочу выразить огромную благодарность за ваше удивительное творчество, — кареглазая тотчас опустила руку собеседника и элегантно поправила непослушную прядь волос, так некстати упавшую на лоб, и со всей признательностью заглянула в серые внимательные глаза напротив. — Оно помогло мне справиться с депрессией. Рейнольдсу даже и слова вставить не удалось. Хотя, на её месте, скорее всего, вы бы поступили так же. Не каждый день удаётся увидеть своего любимого исполнителя и мотиватора воочию. Совершенно неудивительно, что довольно многие люди любят и уважают Дэна; в наше время человека со столь большим сердцем встретить — большая редкость, кроме того, ещё и сочиняющего до того дельную, воодушевляющую музыку, несущую свет в массы. После этих слов, внутри что-то предательски оборвалось, точно ударили под дых. М-м-м, не удобно получится… — Очень приятно, что вы обо мне так тепло говорите, — вокалист как можно доброжелательнее улыбнулся, сверкнув белыми зубами, всеми силами пытаясь скрыть, напрочь разрывающую всё изнутри, тягу к её крови. — Весьма рад, что помогаю людям справиться с их душевными болями. Мужчина взглядом спросил разрешения присесть напротив, на что брюнетка согласительно кивнула. Ох, наивная. — Позвольте узнать ваше имя, прекрасная леди? — его губы расплылись в обворожительной ухмылке, а сковывающий взгляд дымчатых глаз так и норовил пробраться в самую душу, чтобы как можно скорее подчинить волю этой доверчивой, сентиментальной девицы себе. — Эмили, — она застыла в полном забытьи: эти глаза напротив не давали возможности подумать о чём-то ином; её губы только выполнили просьбу, еле уловимо прошептав имя. — Что ж, Эмили, крайне приятно познакомиться, — Дэн невесомо притянул её тонкую ладошку к своим губам и нежно прикоснулся мягкой кожи, всё так же не отрываясь от её, уже помутневших, глаз. Он чарующе размеренно продолжил:  — Вы не против выйти на улицу, подышать свежим воздухом? — Да, конечно, — Эмили словно неживая, движимая лишь некой незримой силой, поднялась из-за столика и беспрекословно последовала за Дэном к входной двери. Они не торопясь они покинули бар. Оказавшись на улице, Рейнольдс вдохнул полной грудью, впуская в свои лёгкие свежий прохладный воздух и повернулся к своей недолговечной спутнице. Ему было досадно представлять, что ждёт молодую девушку в эту злополучную ночь, было невыносимо её жаль. Вокалист словно эмпат ощущал на себе искренние эмоции этой девушки. Чувствовал эту чистую ауру, настолько плотную, что казалось будто её можно пощупать пальцами. Он знал — это неправильно, но у него разве есть выбор? Разве Дэн желал этой участи? Ну что ж, осталось дело за малым. Он ещё перед тем как зайти в паб, приметил местечко, где сможет преспокойно довольствоваться своим первым ужином: в том случае был тёмный укромный уголок, огороженный тремя кирпичными постройками. Короче, замечательное место, где ненароком никто не сможет понаблюдать за этим скверным процессом, к тому же, в этот чрезвычайно поздний час вряд ли кому-нибудь заблагорассудится блуждать по столь небезопасным закоулкам. — Пойдёмте за мной, миледи, — он сжал её ладонь в своей и увлёк за собой вглубь зданий. Прибыв на место, Дэн чутка, с минуту, маялся. Чужой как ни как человек, которого и видишь-то впервые, ничего не поделаешь. Но после, недолго размышляя, он почти вплотную приблизился к Эмили, неуверенно протянул руки к её лицу, одновременно жалостливо заглядывая в совершенно безразличные и бесчувственные глаза. Взгляд прошёлся по разительно изощрённым, отчасти отроческим чертам лица: аккуратненький, миниатюрный носик, не слишком пухлые, старательно намазанные перламутровой помадой губы, румяные щёки с миловидными ямочками, шелковистые длинные каштановые локоны, словно полноводные реки с завивающимися тёмными концами, спускались всё ниже к груди, а кожа была столь матовая и ухоженная, позлащённая субтропическим лас-вегасским солнцем… Она словно податливая тряпичная кукла, лишённая чувств и памяти, обездвиженно стояла и «ожидала» дальнейших действий. Вся неуверенность, затаившаяся в сознании мужчины тотчас была затоплена, накатившими вторичной волной, властными жаждой и инстинктами. Он убрал волосы за спину и отклонил её голову в сторону, обнажая тонкое, ничем не прикрытое, горло. Большой палец скользнул по венам, Рейнольдс мог только догадываться, где можно прокусить не в ущерб здоровью человека. Посчитав ненужным больше медлить, солист наклонился и максимально аккуратно прикусил кожу в районе наружной яремной вены — интуиция пришла ему на помощь. Выступили тёмно-алые капли крови, подобные крупному бисеру, которые Дэн нерешительно подхватил губами — из его уст последовал хриплый, звучный выдох. М-м-м… как же вкусно… просто невообразимо… Стоило лишь нескольким частичкам ароматной живой крови, попасть на язык, как тотчас его разум предательски провалился в не просветную, туманную пропасть. Что-то внутри сладостно заныло, и в порыве неукротимых эмоций он немедля, со всей грубостью, впился острыми клыками в шею. Тут над его ухом раздался сдавленный девичий крик. В результате острых болезненных ощущений девушка начала отчаянно сопротивляться — это значило одно — гипноз перестал действовать. Эмили изо всех сил старалась оттолкнуть его, сжимала его рубашку, натягивала тонкую хлопковую ткань на кулак, колотила его по плечу, пыталась измученно звать на помощь. Какая провинциальная… думает, что сможет хоть как-то упираться вампиру, чья сила и мощь превосходит в несколько раз?! Но Дэна это уже мало волновало: дело было начато. Тут же широкая, морозная, как лёд, ладонь сдавила рот, девушка под давлением сильных рук попятилась назад — бетонная стена опалила холодом. А он всё глотал и глотал не в силах остановиться. Рейнольдс всеми фибрами души желал безжалостно расправиться со своей жертвой: испить её до дна, чтобы полностью насладиться этим процессом, ведь он до того продолжительное время отчаянно противился инстинктам, всячески не давал возможности им взять верх над разумом, но вот… этот час настал. Свежая тёплая кровь даёт невыносимо блаженные ощущения, наполняет его организм небывалым приливом энергии, бодрости; что там мелочиться — он просто упивается удовольствием! Рейнольдс не может оторваться от её вены, вжимает её сильнее в стену; живая кровь действует словно наркотик — попробовав единожды, больше не сможешь отречься. Дэн, Дэн… остановись, ты должен остановиться! Ты же не убийца! Сознание, прорывающееся, словно загнанная птица в клетке, сквозь непроницаемую пелену жгущего желания, неистово вопило прекратить, нажать на тормоза, опомниться! Ведь после ты будешь себя корить Дэн! Ты не собирался окунать свои руки в чужую кровь! Знали бы вы, какого невообразимого труда стоило ему отлипнуть от истерзанной шеи несчастной и измученной брюнетки. Она пошатнулась, но вовремя уцепилась за руку своего истязателя, позволив себе избежать постыдного падения. Благо Рейнольдс отпил не более двадцати глотков, а это значит, что всё нормально. Да, конечно, нормально. А то что твой любимый и горячо уважаемый певец только что поимел тебя в шею, скажем, своеобразным образом, — это значит — ничего! Как там говорится, зуб за зуб, око за око, и излеченная депрессия за твою же кровь? Потрясающе гениально! Лучше оправдания не сыскать! Ох… этот день солисту запомнится надолго, если не навсегда…