Всё исправить

      С того злополучного Лизиного обморока Земцов как-то слишком затих, погрузился в себя и долго-долго не выходил к окружающему миру. Он всё думал. Решал, нужно ли возвращать прошлое. А потом резко вынырнул из собственных глубин на свет, потому что решение было принято. «Это моя женщина, — твёрдо подумал Платон. — Сколько можно трепыхаться туда-сюда? Надо делать, как говорил мистер Эндрю. Делать! Пора уже признаться себе, что это и есть любовь».       Не та молодая бурная любовь со страстями и драмами, и не та отчаянная, когда от одиночества бросаешься в первый попавшийся обманчивый омут. Это была зрелая, взвешенная (если это определение применимо к чувствам) любовь, когда не страшно ни время, ни расстояние. «Ни даже амнезия», — усмехнулся Земцов, твёрдо решив дождаться хоть сколько-нибудь удобного случая и расставить точки над i.       Но случай не спешил представиться: то не совпадали их смены, то остаться наедине не получалось, то он ушёл на больничный, то Филатова всё время куда-то срывалась. Позже Платон узнал, что случилась беда с её отцом. Помочь он вряд ли смог бы, но поддержать вполне, и хотя решение его, вроде бы, было твердо, что-то останавливало от активных действий, и вопреки решению он избегал Лизы. Внутренний голос твердил, что было бы неправильно пользоваться моментом её слабости. Разум соглашался, что сейчас, действительно, не время.       Он вошёл в ординаторскую и сразу же наткнулся взглядом на спину Филатовой.       Она стояла лицом к окну, обхватив себя руками. Платон тихо прикрыл дверь и, сделав пару намеренно шаркающих шагов, дал знать о себе ещё и тихим покашливанием.       Он увидел, как Лизина рука взметнулась вверх, к лицу. «Она плачет», — вдруг осознал Платон.       Лиза гордо расправила плечи, но не обернулась, выжидая, пока высохнут ресницы. Она как-то неосознанно позволила себе слабость и теперь сожалела об этом.       Платон подошёл к ней близко-близко и замер. Она ощутила его дыхание на своей шее и напряглась. Чего он хотел? Земцов очень аккуратно положил ладонь ей на плечо:       — У вас что-то случилось?       Лиза промолчала, чувствуя, как внутри поднимается раздражение. Какое кому дело до того, что происходит в её жизни?       — Лиза, я могу вам чем-нибудь помочь?       Сердце, конечно, как и всегда, дрогнуло, но раздражение тут же перекрыло все остальные чувства.       — Елизавета Юрьевна, — твёрдо поправила она, дёрнув плечом и сбрасывая его руку.       — Я же вижу, что у вас какие-то проблемы. Я предлагаю вам помощь, но вы её отвергаете. Почему? Почему вы не позволяете себе быть женщиной?       Она сердито повернулась к нему:       — А с кем мне быть женщиной? С кем? Один сопли жуёт, второй руки распускает, третий возомнил себя вершителем судеб. Отойдите! — Лиза посмотрела ему в глаза, и он почему-то не смог выдержать колючего взгляда нежной женщины.       Платон неловко отступил в сторону, и Лиза быстро проскочила к дверям, оставив его одного.       Он прекрасно понял намёк на свою нерешительность два года назад. А ведь она был права. Да, грубо, но по делу. А как ещё было назвать то, что он дважды полюбив её, до сих пор ничего не сказал, до сих пор не создал с ней семью. «Чего я жду? Зачем прикрываю моралью страх?»       И вновь сомнения захлестнули его. Ещё вчера он точно мог сказать, что она не прогонит его, а теперь… Теперь? После этой горячей тирады об отсутствии вокруг мужчин? Теперь было поздно, Лиза закрыла сердце от всех, она больше не подпустит никого, как бродячая собака, постоянно встречавшая на пути лишь злобу, не подпускает к себе даже протягивающую пищу руку.       До самого вечера он размышлял о себе и Лизе. С каждой минутой в душе крепло новое ощущение. Это была свобода от страха перед признанием. Вот теперь, наконец, самообман закончился. Все прошлые «твёрдые решения» были глупостью, поддельной пустышкой. Те, якобы уверенные, чувства оказались ложью. Не так просто было перечеркнуть прошлое, закореневшие привычки, память о предательстве. Путь был длиннее, чем казалось вначале, но к концу этого дня он был пройден. Лишь теперь Земцов готов был делать, готов был менять. Он больше не боялся быть отвергнутым и знал, что этого никогда не произойдёт. Она была его женщиной, его судьбой, и теперь он ни за что не потеряет её вновь, каких бы усилий это не стоило.       В конце смены они снова столкнулись с Лизой в ординаторской. Она уже переоделась и собралась уходить, когда в дверях едва не налетела на Земцова. Лиза смущенно отступила назад, уступая дорогу. Земцов ненадолго замялся, но всё же вошёл.       Лиза с минуту стояла, молча глядя в пол, а потом тихо позвала:       — Платон Ильич.       Он обернулся и удивлённо посмотрел на неё.       — Я хотела попросить прощения за ту утреннюю… ммм… тираду, — она приподняла голову и взглянула на него из-под ресниц. — Не знаю, что на меня нашло. Как-то просто, — Лиза заправила прядь волос за ухо, — навалилось всё, и я… — она замолчала, подумав: «Зачем я оправдываюсь?»       Но слово уже слетело с губ, и его было не остановить.       — В общем, извините ещё раз, — поспешно закончила она и выскочила из ординаторской.       Сердце Земцова колотилось в груди, как сумасшедшее, дыхание сбилось, он стоял, бездумно глядя на дверь, отрезавшую его от Лизы. «Ещё не поздно! Ещё не поздно!» — билась в голове мысль, укрепляя недавно обретённую уверенность. Он вознамерился поговорить с Лизой начистоту при следующей же встрече.       Но у жизни были свои планы. На следующий день Лиза на работу не вышла. Валери подхватила где-то кишечную инфекцию, и Лизе пришлось брать больничный. Эти восемь дней, в которые они с Лизой не виделись, чувство освобождения от страха всё крепло внутри. Платон целыми днями думал, какими словами поведать Лизе обо всём, но всё было не то, и он решил довериться наитию в надежде на то, что нужные слова придут сами, когда настанет момент.       И момент настал. Вернее, настал день новогоднего корпоратива. Платон после поездки в Монголию больше не причислял себя к любителям подобных мероприятий, но сейчас был уверен, что Лиза придёт туда, а потому решил, что лучшего момента для объяснения не найти.       Однако его планы могли накрыться тазом, потому что Лиза всю неделю, что сидела с дочерью на больничном, размышляла, стоит ли идти на корпоратив. «Ну и пусть он уже оплачен», — думала она. Слишком много сразу навалилось на неё за последние два месяца. Да и праздничного настроения не было, даже ёлка в разноцветных гирляндах, которую она по многочисленным просьбам Валери поставила ещё двадцатого числа, не смогла зародить в душе предвкушение чего-то волшебного. Она устала. Устала от проблем, устала от одиночества и от попыток его побороть, устала сопротивляться.       В одну из ночей Лиза, стоя у окна, вдруг поняла, что новый год сейчас очень кстати. Сам по себе он кардинально ничего не изменит, но людям всегда нужен толчок, некий порог, переступив который можно с чистой совестью начать что-то менять. Лиза решила идти на корпоратив. Решила сделать это для себя: ей нужно было расслабиться, отдохнуть, хоть на несколько часов забыть обо всём.       Она стояла перед большим зеркалом в ресторане. Лиза нарочно чуть опоздала, чтобы незамеченной появиться на празднике и избежать лишних разговоров, хотя в глубине души, напротив, хотела появиться эффектно. Конечно, элегантный образ Лиза создавала только лишь, чтобы порадовать себя, но восхищённые взгляды прохожих, которые она то и дело ловила, заставляли её держать голову гордо поднятой и одаривать всех красивой, но неприступной улыбкой.       Лиза напоследок окинула взглядом своё отражение в зеркале: длинная, глубокого аквамаринового цвета юбка мягко окутывала ноги, подобно медленной морской волне, из-под которой при ходьбе выныривали закруглённые носки изящных белых туфель; границей между юбкой и лифом служила нитка мелкого белоснежного жемчуга; лиф платья точно повторял все изгибы стройного женского тела, а глубокий вырез на спине обнажал светлую кожу.       Земцов присел на подоконник в глубине зала и блуждал глазами по головам коллег, выискивая Лизу, периодически останавливая взгляд на входе в зал. Он не знал, опаздывает Лиза или не придёт вовсе, и надеялся на первое.       Платон вновь задержал взгляд на распахнутых дверях зала: вышел из зала Любавин; подошёл к дверям один из официантов и что-то сказал охраннику, всё время маячившему у входа; вернулась на праздник Ставицкая; потом движение прекратилось. Лизы всё не было.       Взгляд заскользил по лицам коллег, отмечая повышенную весёлость подвыпившего Думанского, нежность, с которой Широков положил руку на талию жены, возмущающуюся Виту Игоревну и выискивающую в толпе Родионова Марину Станилавовну.       Какая-то неведомая сила заставила Земцова повернуть голову ко входу, хотя ещё не весь зал был тщательно осмотрен. Она замерла на пороге с лёгкой улыбкой на губах, окинула всех собравшихся взглядом, как бы проверяя, заметили её или нет. «Лиза», — мысленно выдохнул Платон. Мир вокруг затих — Земцов больше не слышал взрывов смеха, музыки, собственного дыхания, заворожённо глядя на Лизу, облачённую в длинное платье цвета моря у белоснежных песчаных берегов каких-то далёких островов. Она не видела его.       Когда Лиза вошла в зал, то в первые мгновения осталась незамеченной, потому что праздник уже был в разгаре. Тогда она подошла к Марине, выглядевшей неузнаваемо в новом коротком тёмно-зелёном платье, плотно облегавшем её стройную фигуру, и взяла под локоть.       — Лиза? — воскликнула Савина, изумлённо выгнув брови. Марина схватила Лизу за руки и развела их в стороны. — Ты бесподобна, — выдохнула она, в глубине тёмных глаз промелькнула искра зависти: кто мог подумать, что Филатова может выглядеть так.       — Елизавета Юрьевна, вы шикарно выглядите, — Любавин подошёл к ним с Мариной и шутливо-галантно поклонился. Заметив напряжённый взгляд Марины, он положил руку ей на талию и произнёс:       — Но она, — Вадим понизил голос, будто делился секретом, и указал глазами на Савину, — всё же лучше, — Любавин подмигнул Лизе и увёл прочь свою спутницу.       — Лиза, ты ли это? — из ниоткуда выскочила Полупанова и принялась восхищённо осматривать подругу.       — Лизочка, какая ты красивая, будто мы всё ещё в универе, — Лев Борисович приобнял её за талию и поцеловал в щёку, после чего вручил фужер с шампанским. — За тебя! — Квитко поднял свой фужер, и они втроём торжественно выпили.       Земцов стоял в стороне и выжидал, когда Лиза останется одна, но возле неё всё время были люди. Она весело смеялась, немного смущённо склоняя голову и, казалось, забыла обо всём на свете, наслаждаясь текущим моментом.       Заиграла медленная музыка, идеально подходящая для танца, и Земцов решительно направился к Лизе, ведь вечер уже подходил к концу, а он так ничего и не предпринял. Когда их разделяло лишь два шага, к Филатовой подошёл Думанский. В мгновение ока, подобно хищному животному, Платон оказался рядом и выпалил, невежливо, даже грубо игнорируя Альберта Александровича:       — Елизавета Юрьевна, вы позволите? — он протянул ей раскрытую ладонь, глядя Лизе прямо в глаза.       — Э-э-э-э… — протянул опьянённый временным счастьем и, конечно же, алкоголем Альберт. — Монгол, тебя тут не стояло, — и рассмеялся собственной шутке.       Лиза, как заворожённая, не отводя взгляда, протянула Земцову свою руку, подобно Платону напрочь игнорируя обиженную физиономию Думанского. Она не осознавала происходящее. Лишь когда тёплая ладонь Земцова легла ей на талию — кожа к коже — Лиза невольно вздрогнула и осознала, что её сейчас обнимает ни кто иной, как Платон Ильич Земцов, тот самый ординатор, который в последние годы был, хоть и невольным, но творцом её судьбы.       — Простите, — он с затаённым неудовольствием оторвал ладонь от нежной кожи.       — Нет-нет, всё в порядке, — Лиза улыбнулась, и его рука с невероятной нежностью вернулась назад.       Лиза чувствовала его тело. Он был так близко, как никогда раньше. Вдруг оказалось, что ткань платья слишком тонкая, потому что чувствовалась каждая пуговка на его рубашке, а пряжка ремня касалась живота. Вопреки здравому смыслу отстраняться не хотелось, наоборот, хотелось прижаться сильнее, расслабиться, прильнуть головой к груди, вдохнуть аромат кожи. Это походило на наваждение, туманило разум.       Она пыталась заставить себя заглянуть ему в глаза, но тщетно. Глупое, какое-то юношеское смущение побеждало. Вдруг она осознала, что слишком долго смотрит на его губы, и тут же отвела взгляд. Щёки вспыхнули так горячо, что Лиза даже испугалась, как бы Земцов не ощутил этого жара.       Они танцевали молча. Лиза пыталась слушать песню, но мысли разбегались от его дыхания возле уха, от его тёплой руки на оголённой спине, от близости к нему.       — Вы были правы, — вдруг заговорил он. — В тот день. Вы открыли мне глаза. Сейчас, оглядываясь назад, я не могу понять, почему так долго ждал, чего боялся?       Слишком быстро она поняла, к чему он клонит, о чём хочет сказать. Лиза была сейчас твёрдо уверена в этом, и ей бы обрадоваться, сладко замереть в предвкушении, но она почему-то испугалась. Время замедлилось, минуты тянулись мучительно долго. Всё внутри сжалось, ей нужно было хоть немного привыкнуть к тому, что уже готово сорваться с его губ. Захотелось спрятаться, оставшись наедине с собой, но песня всё не кончалась, а Земцов всё продолжал говорить:       — Я не знаю, почему не сказал вам этого раньше, почему молчал, почему не остановил вас и позволил уйти. Лиза, я…       Она не дождалась конца песни, мягко высвободила ладонь из его руки и, склонив голову, торопливо пошла прочь. По щеке скользнула слеза, затем другая. Лиза толкнула дверь и вошла в ярко освещённый туалет. Рыдания подступили к горлу, она прижала тыльную сторону ладони к губам и медленно втянула воздух. По щекам с удвоенной силой катились слёзы.       Вдруг в одной из кабинок раздался шум воды. Лиза вздрогнула и испуганно кинулась к окну, вперившись в темноту взглядом. За спиной послышались шаги, потом звук бегущей из крана воды и шум сушилки для рук. Наконец дверь негромко стукнулась о косяк, и всё стихло. Лиза повернулась спиной к окну и оперлась ладонями на подоконник. Её грудь тяжело вздымалась, будто она пробежала кросс, а сердце гулко билось внутри.       Как странно, думала Лиза, сейчас он был готов признаться ей в самом сокровенном, а она испугалась, — и сама теперь не могла понять чего, — своими руками оттолкнула его, скинула в пропасть и осталась смотреть, с болью осознавая, что прекратить этот полёт невозможно.       В дверь постучали.       — Лиза, вы здесь? — негромко спросил его голос. — Что с вами?       Она сделала глубокий вдох и ответила:       — Всё в порядке.       Лиза замолчала, выждала немного и, осторожно подойдя к двери, прислушалась. Тихо.       — Платон Ильич? — позвала она.       — Да, — раздалось в ответ, и Лиза вздрогнула от неожиданности.       — Извините меня, пожалуйста, за этот побег.       — Всё в порядке, Елизавета Юрьевна. Я принёс вашу сумочку.       — Спасибо, — она надавила на ручку двери и, низко опустив голову, протянула повёрнутую ладонью вверх руку.       — Я буду ждать вас в холле, — сказал он, отдавая сумочку.       Лиза кивнула и закрыла дверь.       Приведя себя в порядок и собравшись с духом, она вышла из туалета и твёрдым шагом пересекла опустевший зал, где сновали туда-сюда лишь официанты и уборщики. В гардеробе Лиза, не глядя на Земцова, достала из сумочки номерок и протянула пожилой женщине.       — Я помогу, — твёрдо сказал Платон и перехватил у гардеробщицы пальто Лизы.       Когда Лиза обернула вокруг шеи цветастый шарфик и сменила праздничные туфли на тёплые зимние сапоги, Платон помог ей надеть пальто, потом галантно распахнул перед ней двери и подал руку, когда Лиза спускалась с крыльца.       — Я провожу вас, — сообщил он. — Транспорт уже не ходит, а вы, как я понимаю, сегодня без машины.       — Да, вы правы, — она улыбнулась, удивляясь про себя его напору, — но тут недалеко, всего лишь через парк. Я преспокойно дойду пешком.       — Тем более. Я не позволю вам в одиночку идти домой по тёмному парку, — и он жестом, не терпящим возражений, предложил ей свой локоть.       Лиза пристроила ладонь на сгибе локтя, и они неторопливо побрели в сторону парка. Оказалось, что дом на самом деле находится недалеко. Что ж, сейчас или никогда, решил Платон.       — Лиза, я должен сказать одну очень важную вещь, — начал он, но Лиза перебила его.       — Платон Ильич, а приходите к нам с Валери встречать новый год, — выпалила она и посмотрела ему в глаза, умоляя себя не отводить взгляд.       — Спасибо за приглашение, я непременно приду.       — Тогда до встречи, Платон Ильич! Спасибо, что проводили, — она набрала код и уже приготовилась войти в подъезд, но обернулась, чтобы произнести: — Я буду… Мы будем вас очень ждать, — и скрылась за дверью, так и не позволив ему во всём признаться.