Всё исправить

      — Я еду в больницу, — сообщила она Гене, одеваясь. — Дети на тебе.       Он печально посмотрел на неё и хотел было что-то сказать, но Лиза перебила его:       — Я не буду никому ничего говорить. Я могла бы даже подать на тебя в суд, ведь по сути ты едва не совершил криминальный аборт, но я не буду этого делать, потому что мне жаль Алёшку, я не хочу, чтобы он остался сиротой. Он не виноват, что его отец способен на подлость, — холодно произнесла Лиза и вышла в коридор.       Она схватила с вешалки пальто и сумочку, сунула ноги в ботинки и вышла из квартиры, тихо, чтобы не разбудить детей, закрыв за собой дверь.       — О, Платон Ильич, — она вскочила со стула в курилке, когда увидела Земцова, торопливым шагом приближавшегося к месту встречи.       — Что случилось? — без предисловий начал он, видя по её глазам, что дело серьёзное.       — Так получилось, — она опустила взгляд, — что я несколько раз приняла метотрексат. Я не знала, что он там, — она посмотрела на него, будто оправдываясь — Платон Ильич, можно это исправить? Я беременна, — спохватилась Лиза, увидев недоумение в глазах Платона. Никто ведь не знал о её положении.       Он пару секунд сидел молча, соображая, а потом спросил:       — Какой срок?       — Около шести недель.       — Сколько прошло времени с момента попадания метотрексата в организм?       — Я не знаю. Несколько дней… Пять. Кажется… — принялась она рассуждать вслух, но мысли путались. — Я не знаю, Платон Ильич, кажется, он сказал, что пять дней, — тихо проговорила она.       — Это плохо. Буду с вами откровенен. Прошло уже слишком много времени, а срок слишком маленький. Я не уверен, что плод ещё жив.       — Что же теперь делать, Платон Ильич? Неужели ничего нельзя исправить? — она сглотнула ком в горле и закрыла глаза.       — Давайте так: сделаем УЗИ, посмотрим что там, а потом будем решать, есть ли смысл пичкать вас лишними препаратами, хорошо?       Лиза кивнула.       — Идёмте, — произнёс Земцов, и она встала, украдкой смахивая предательскую слезу со щеки.       — Андрей Васильевич, у тебя сейчас пациенток нет?       — Нет. А что такое?       — Тогда освободи мне помещение минут на пятнадцать, пожалуйста.       — Хорошо, — с удивлением в голосе согласился Дыбенко и вышел, столкнувшись в дверях с Филатовой. — Здрасьте, Елизавета Юрьевна, — но она ничего не ответила.       Андрей пожал плечами и направился в буфет.       Лиза легла на кушетку, обнажила живот и отвернулась, вперив взгляд в лампу на столе, пряча таким образом горячие слёзы, потому что в глубине души понимала, что всё уже бесполезно. Она почувствовала, как датчик коснулся кожи. Земцов долго водил им по её животу и молчал. Наконец, он спросил:       — Низ живота не тянет?       — Нет, — прошептала сквозь слёзы.       — Вытирайтесь, — он протянул ей салфетку, но Лиза вытерла её отнюдь не живот. Она поднесла салфетку к лицу и промокнула щёки, глубоко и медленно вздохнула, после чего повернулась к Платону и, всё ещё не доверяя своему голосу, шёпотом спросила: — Что там? — вытерла той же салфеткой живот.       — Плод едва жив, сердцебиение очень слабое — 35 ударов. Если хотите, я, конечно, могу сделать вам инъекцию фолината, но сомневаюсь, что это что-то изменит. Теперь это лишь вопрос времени. Вам надо лечь в стационар для наблюдения и, скорее всего, выскабливания. И, честно говоря, на инъекции фолината натрия я всё же настаивал бы. Несмотря на его бесполезность для плода, метотрексат слишком сильный препарат, и надо инактивировать хотя бы его часть.       — Я не хочу ложиться в стационар, я поеду домой. Не хочу, чтобы об этом знали, — сказала она в полголоса и многозначительно посмотрела на него. — Просто дайте мне таблетки.* Прямо сейчас.       — Не делайте глупостей, Елизавета Юрьевна. Вам ли не знать, чем чревата замершая беременность, а тем более искусственно вызванная. И нет никаких гарантий, что случится выкидыш и что он будет полным. Вы же понимаете, что плод уже не жизнеспособен?       — Вы не переубедите меня, Платон Ильич. Спасибо за помощь, за участие, но я поеду домой. Дайте мне таблетки.       — Подождите здесь, я сейчас принесу, — Земцов вышел.       Лиза осталась одна, она подошла к окну и невидящим взором уставилась на больничный дворик. Октябрьский ветер срывал жалкие остатки сухих пожухлых листьев и долго не давал им упасть на землю, чтобы обрести вечный покой. Спешащие ко входу пациентки, как могли, скрывались от ветра, склоняя головы и прячась в воротники. Лиза не видела этого: ни дворика, ни ветра, ни листьев, ни людей.       Она не любила Инганова и не настолько была привязана к нему, чтобы мечтать о совместном ребёнке, но так случилось, и она была рада. И что же теперь? Он подло, втихую избавился от ещё не рождённого малыша.       — Елизавета Юрьевна, — негромко позвал Земцов, закрывая дверь.       — Давайте, — она торопливо подошла к нему и протянула руку.       — Елизавета Юрьевна, вы понимаете, что без обследования, без анализов, будь вы моей пациенткой, я никогда не дал бы вам эти таблетки.       — Платон Ильич, я не пациентка, — рассердилась Филатова. — И я здорова. Вся ответственность будет на мне. Просто дайте мне стакан воды, хочу как можно скорее покончить с этим.       Он отчасти понимал её чувства, понимал, почему она злится. Он подал ей воды, положил на раскрытую ладонь все необходимые таблетки, но совесть не давала покоя. Лиза проглотила одну из таблеток, поставила стакан на стол и двинулась к выходу. Закружилась голова, и она пошатнулась, упершись рукой в дверной косяк.       — Что-то не так? — Земцов подался к ней.       — Всё в порядке, просто оступилась. Спасибо и до свидания, — Филатова коснулась дверной ручки.       — Раз уж вы отказываетесь от госпитализации и наблюдения, хотя бы позвоните мне, если что-то пойдёт не так.       — Хорошо, — она кивнула и нажала на дверную ручку.       — Или если захотите поговорить, — добавил он.       — Спасибо, — Лиза вышла.       Раздалось два коротких удара, Марина подняла голову:       — Входите! — крикнула она.       На пороге появилась Лиза.       — Елизавета Юрьевна? — удивилась Савина. — Ваша смена ведь давно закончилась. Что вы тут делаете?       — Марин, мне нужен отгул. Дня на три, — она оперлась руками на спинку стула и опустила глаза.       Марина Станиславовна встала и подошла ближе:       — Лиз, при всём желании не могу. Зашиваемся. Вчера Думанский слёг, сегодня Квитко звонит, хрипит в трубку. Я хотела тебя попросить завтра на сутки выйти снова.       — Ладно, я выйду, — она отвернулась, собираясь уходить.       — Постой, у тебя что-то серьёзное? — Марина коснулась её плеча.       Лиза обернулась и посмотрела ей в глаза:       — Нет. Всё в порядке, — преувеличенно бодро ответила она. — Я же сказала, что выйду. Просто обещала свозить Валери в океанариум в соседний город, — на ходу придумывала Лиза.       — Ты в последние дни очень бледная. У тебя точно всё в порядке?       — Да, полный порядок, — она прикрыла глаза из-за головокружения. Марина сделала вид, что поверила в ложь. — Я пойду, надо отдохнуть перед сменой, — Лиза усмехнулась и торопливо вышла.       В коридоре она достала телефон и набрала отца:       — Алло, пап? Я хочу тебя попросить кое о чём. Сегодня занятий у Валери не будет. Какой-то то ли праздник, то ли ещё что-то в школе, поэтому их освободили, — ответила Лиза на вопрос. — Так вот, забери сегодня Валери к себе, пожалуйста. Да, я помню, что собиралась в эти выходные побыть с ней, но у меня дела образовались непредвиденные, — уклончиво пояснила. — И да, я завтра на сутки выхожу, так что будут обычные выходные с тобой. Развлекайтесь, — улыбнулась Лиза в трубку. — Я в воскресенье с утра заеду к вам после работы, — Лиза долго молчала, слушая отца. — Спасибо, пап. Целую, — завершила звонок и тут же отправила Инганову смску о том, что отец заберёт Валери к себе.       Лиза села в машину и поехала в гостиницу, где сняла самый дешёвый номер. Она не хотела никого видеть. Едва оказавшись в номере, Лиза отключила телефон, расстелила постель и легла, не раздеваясь, под одеяло.       Она плакала, тихо всхлипывала в подушку, находясь в каком-то подвешенном состоянии — не то в полусне, не то наяву. Пару раз живот скручивали спазмы, и она бежала в туалет, склоняясь над унитазом. Её рвало, голова кружилась. После очередного позыва Лиза вновь нырнула под одеяло и, наконец, забылась сном.       Сон был тревожным. Она не просыпалась, но всё время вздрагивала, иногда вскидывала руки или даже вскрикивала.       Проснувшись посреди ночи, Лиза пошла в душ, морщась от головной боли. Она долго стояла под горячей водой, но уже не плакала. Потом выпила оставшиеся таблетки из тех, что дал Земцов, хотя было ещё не время, и включила телефон, чтобы завести будильник. Не глядя, смахнула все пропущенные и вновь легла спать.       На этот раз она заснула быстро и спала без сновидений. Наутро Лиза так же легко проснулась от звонка будильника. Умылась и оделась. Есть не хотелось, поэтому Филатова накинула пальто и вышла из номера.       Сорок минут, и она была на работе. Сознание ясное, дух непоколебим, хотя где-то глубоко ещё сидела печаль, но её пока что получалось не замечать. Лиза с улыбкой шла к ординаторской, радушно здороваясь с коллегами.       До начала смены было ещё двадцать минут, а она уже сидела на диванчике, переодевшись в синюю медицинскую пижаму. Снова разболелась голова. Лиза встала и подошла к шкафу, достала свою сумочку и попыталась откопать в ней таблетки. Дверь позади открылась.       — Елизавета Юрьевна?       Она вздрогнула и обернулась на голос.       — Доброе утро, Платон Ильич, — Лиза продолжила прерванное занятие.       — Почему вы здесь?       — На смену вышла, — ответила она, извлекая на свет начатую пластинку папаверина.       — А как же… — начал Земцов.       — Я хорошо себя чувствую, — вежливо ответила Лиза, запивая таблетку водой.       — Вы же врач! Что же вы делаете? Надо о себе подумать, о своём здоровье.       — Платон Ильич, а кто подумает о пациентках? Кто подумает об их здоровье? Грипп половину коллектива скосил, кто будет работать? Вы?       — Ну а хотя бы и я.       — На вторые сутки пойдёте? — едко спросила она.       — Вы не сердитесь, пожалуйста, Лиза. Простите мою настойчивость. Это всё может быть опасно, вы же знаете.       — Нет, это вы меня простите, Платон Ильич. Я очень благодарна вам за участие. И я действительно себя нормально чувствую, — она опустила взгляд и села на диван. — Вы про вторые сутки серьёзно сказали? — вдруг спросила Лиза и посмотрела на Земцова.       Он кивнул и сел в кресло рядом с диваном. Земцов достал пиалу и принялся за приготовление сутэй цая.       — А теперь давайте честно: как вы себя чувствуете?       — Нормально, я же сказала, — ответила Лиза, внезапно ощутив неловкость, словно перед ней не квалифицированный врач, а совершенно посторонний мужчина.       — Я должен клещами вытаскивать из вас слова? — он слегка улыбнулся уголками губ, глядя ей в глаза.       — А что вы хотите услышать ещё? Голова болит, кровотечения нет, зато отсутствие аппетита в наличии, — она сердито отвернулась.       — Вы не завтракали?       Она отрицательно покачала головой:       — Не хочется.       — Ну и что это за разговоры? Вам сейчас нужно нормально питаться, а то так и до обморока недалеко.       — Чего вы хотите? Чтобы я насильно запихала в себя еду, а потом блевала по углам? Вы знаете, как я провела добрую половину ночи? Не знаете! — отчего-то внутри быстро нарастало раздражение.       — Зачем вы так? — с прежним спокойствием спросил он.       Лиза покачала головой и вышла из ординаторской.       Всю смену она старалась избегать Земцова. «Веду себя так глупо, — думала Лиза. — Сама же о помощи попросила, естественно, что теперь он переживает как врач. Да какая теперь разница, — тут же одёргивала она себя. — В жалости не нуждаюсь!» Врала. Врала самой себе. Хотелось, чтобы кто-то понял её чувства и просто обнял, но нужно было быть сильной. И она была сильной: улыбалась пациенткам, общалась с коллегами, принимала роды, провела два ушивания.       Ближе к обеду Лиза почувствовала, что началось кровотечение. «Теперь точно конец», — мелькнула печальная мысль. Лиза опустила руку на живот и посмотрела в зеркало в туалете. Бледная, потерянная, она смотрела на себя и не узнавала. «Последствия метотрексата. Может, зря я от капельницы отказалась?»       — Да нет, всё в порядке, это может быть и от нервов и волнений, — сказала она своему отражению. Внезапный спазм заставил поморщиться. «Отлично, теперь ещё и боль». Впрочем, прятать физическую боль было куда проще.       Весь день она успешно избегала Земцова, столкнувшись с ним лишь раз в коридоре и отведя взгляд.       Около двух часов ночи привезли беременную по скорой.       — Первая беременность, 40 недель. Домашние роды. В родах вторые сутки, — вещал фельдшер, пока Филатова просматривала карту. — Воды отошли рано утром. Жалобы на прекращение схваток.       — Что ж вы столько ждали? — обратилась Лиза к женщине.       Та слабо застонала:       — Мы хотели сами, мы не поняли, что что-то не так.       — То есть с вами даже акушерки не было?       — Нет, только я и муж, — женщина закрыла глаза.       — Так, не спать, голубушка, — Лиза легонько похлопала её по щеке. — Я вас осмотрю, будет немного неприятно. Но для начала послушаем сердце.       Филатова нахмурилась: сердцебиения не было.       — Готовьте операционную. И вызовите Земцова, — кивнула она медсестре. — Не спи, милая, не спи, — снова обратилась к женщине.       — Что тут у нас? — спросил Платон Ильич, появившись в дверях.       — Домашние роды, воды отошли рано утром, преждевременно, раскрытие четыре сантиметра, а в родах она уже вторые сутки. Очевидно, первичная слабость. Сердцебиения нет, схваток тоже, прекратились около часа-двух назад. Беременность первая, 40 недель. Будем кесарить.       Лиза сделала надрез на коже:       — Сушить.       Рассекла мышцы:       — Сушить.       Следом — брюшину.       — Делаю надрез на матке.       Перед глазами поплыло, благо надрез был завершён.       — Зеркало, — чуть тише сказала Лиза, голова начала кружиться, но она твёрдо ввела сначала одно зеркало в надрез, затем второе. — Платон Ильич, я подержу зеркала, извлекайте ребёнка, — это было неправильно, но младенца она бы сейчас не удержала.       Земцов испытующе взглянул на неё, на долю секунды задержался на её лице, но под маской были видны лишь глаза. Хотя и по ним было понятно, что что-то не так.       Лиза перехватила зеркала из рук Земцова, после чего Платон извлёк младенца и передал неонатологу.       — Пульс очень слабый, ребёнок сам не дышит, — сообщил Игорь Сергеевич.       — Олеся, — позвала Лиза. В голову будто напихали ваты. — Олеся, возьми зеркала, — тихо проговорила Филатова, когда медсестра подошла. — Держишь?       — Да, Елизавета Юрьевна.       — Платон Ильич, вы закончите без меня? — ноги едва держали её, колени подгибались.       — Что-то не так? — ответил вопросом на вопрос Земцов.       — Всё в порядке, просто здесь душно… — и тут же упала.       — Лиза, — дёрнулся в её сторону Платон, но он всё равно ничего бы не успел сделать, тем более с инструментами в окровавленных руках. — Костя, да помоги же ей! — бросил он анестезиологу, встревожено глядя на Лизу, которая сама тут же пришла в себя и теперь пыталась встать, опираясь на стену. — Выведи её и посади на кушетку у операционной, закончим и разберёмся.       — Всё в порядке, просто здесь душно, — повторила Лиза, поднявшись. — Я справлюсь сама, — вышла.       Лиза лежала на диване, поджав ноги и отвернувшись от двери. Он решил, что она заснула, но Филатова услышала шаги и торопливо поднялась, обернувшись в сторону вошедшего.       — Как вы себя чувствуете? — спросил Земцов.       — Нормально, просто устала, — Лиза села, подтянув колени к груди и положив на них голову, расслабилась. Отчего-то хотелось плакать, но со стороны глаза выглядели просто сонными.       — Это никак не связано с вашей ситуацией? — деликатно осведомился Земцов.       — Не думаю. Скорее, от голода.       — Вы так ничего и не поели? — возмутился он.       — Аппетита нет, — сухо ответила Лиза.       — Съешьте хотя бы это, — он протянул ей пластиковый стаканчик с орехами. — А потом постарайтесь поспать, до конца смены осталось немного, полагаю, что ничего уже не случится.       Лиза благодарно улыбнулась, впервые за весь день, то ли от усталости сбросив защиту, то ли осознанно позволив себе некоторую слабость.       Удивительно вкусными оказались обычные орешки кешью, удивительно мягким — диван, удивительно спокойным — сон. Едва она коснулась головой подушки, как он сморил её.       Остаток смены он просидел в ординаторской, наблюдая за ровным дыханием спящей Лизы и размышляя. Было прожито немало, сделано много ошибок. А может, всё сложилось бы по-другому, будь он тогда хоть немного настойчивее? Может, сейчас они уже звали бы друг друга на ты и не искали предлога для встречи? Может, всего этого бы с Лизой не случилось?       «Может» — слово фантазёров, слово живущих прошлым… Но ведь сейчас, получается, и его слово тоже. Кто, как не он, вот уже месяц перебирал вновь обретённые воспоминания, кто, как не он, фантазировал, что было, останься тогда Лиза здесь? «Неужели ты хочешь всю жизнь довольствоваться только этим?» — спрашивал он у себя, но ответить не мог, боялся.       До утра Земцов принял лишь одни роды по скорой. Привезли повторнородящую, которая всё время шутила про то, что теперь у неё будет поровну мальчиков и девочек. Роды прошли быстро и без осложнений.