Всё исправить

      Жизнь, наконец, потекла размерено. Коллеги были рады возвращению Филатовой, а по больнице гуляла шутка, что сейчас здесь собрался золотой состав, какого уже никогда не будет. Отношения со всеми были стабильно хорошие, даже с Широковым и Ставицкой, хотя ещё в прошлой жизни, как Лиза мысленно называла время до Москвы, общение с Ромой, а тем более с Надей было весьма натянутым, хоть и бесконфликтным.       Сейчас как никогда Лиза чувствовала свободу, её не волновало одиночество. Ей было хорошо и легко.       Непонятным, а потому тревожащим, был лишь вопрос с Земцовым, который упорно делал вид, что не помнит её. Однако с каждым днём Лиза убеждалась в том, что он действительно не помнит, вероятно, это было последствием травмы — она как-то заметила у него за левым ухом бежевую коробочку слухового аппарата.       — Почему вы постоянно так смотрите на меня? — как-то спросила Лиза, поймав на себе очередной внимательный взгляд Земцова.       Он ненадолго растерялся, правда, растерянность отразилась лишь в глазах, и впоследствии Лиза решила, что ей это привиделось, а потом ответил:       — Я смотрю не только на вас. С недавних пор я ко всем людям внимательно приглядываюсь.       «Что же произошло, когда я уехала?» — единственный вопрос, нарушавший спокойствие, но и он со временем поблёк и стал привычно неразрешимым, тем более что на их взаимоотношения это не влияло.       Земцов был таким же, как и тогда, когда помнил её. Со временем Лизе даже стало казаться, что это благо для него, ведь она, как ни крути, причинила тогда ему боль (сейчас она точно это знала), а теперь он не помнил ровным счётом ничего, что связано с ней, в том числе и боль.       В семье у Лизы тоже всё было прекрасно. Отношения с отцом удивительным образом потеплели, (возможно, он сильно скучал по дочери) а потому теперь хотелось возвращаться по вечерам в их маленькую двухкомнатную квартирку. Правда, длилось это недолго, потому что как-то незаметно их дружба с Геной перетекла в роман. Тёплый, но не пылающий роман, больше походивший на взаимовыгодное сотрудничество. Роман двух взрослых состоявшихся людей, и уже в последние дни августа Лиза с Валери переехали к Гене.       В сентябре Валери пошла в школу. В будни она жила с мамой и дядей Геной. По вечерам Лиза спешила в школу, чтобы провести с дочерью как можно больше времени. Они вместе делали уроки, Лиза превращала процесс в развлечение, а после Валери играла с маленьким Алёшей, который быстро привык к девочке.       Выходные Валери проводила у дедушки, который упивался казавшимися ему короткими днями. Они гуляли по парку, катались на аттракционах. Дедушка Юра баловал её, но при этом воспитывал, незаметно для самой Валери, учил разным интересным вещам: как собрать из бумаги кораблик, как запустить его в луже так, чтобы он не утонул, и многому-многому другому. Все были счастливы.       — Я присяду? — спросила Вита, подходя к столику, где Филатова наскоро обедала, запивая бутерброд чаем.       — Конечно, — кивнула Лиза и улыбнулась.       Они некоторое время сидели молча, но Вита всё же не стерпела и заметила:       — Ты выглядишь гораздо счастливее, чем в апреле.       — Это плохо? — Лиза внимательно посмотрела на Виту.       — Нет, что ты? — рассмеялась Полупанова. — Я рада за тебя, — она улыбнулась. — Но ведь надо же и посплетничать, — Вита подмигнула.       — Вита Игоревна, — начала было Лиза, но была перебита.       — Лиз, да я ж по-доброму. Мы ведь подруги. Во всяком случае, были… — погрустнела Вита.       — Вит, ты что? Ты обижаешься на меня? — Лиза заглянула ей в глаза, ища ответ. Вита отвернулась.       — Ты как из Москвы вернулась будто и не ты вовсе, сама на контакт не идёшь, мои попытки поговорить отвергаешь. Я переживаю за тебя, — Вита, наконец, повернулась к Лизе, с некоторым подобием вызова подставляя лицо под взгляд подруги.       — Ох, Вита, прости меня. Я, — она накрыла ладонью руку Полупановой, — я просто из Москвы буквально бегом бежала, у меня мир вдруг перевернулся и встал на место. Всё это было ошибкой, и тогда я не готова была об этом говорить.       Вита смягчилась, всматриваясь в возбуждённое лицо Филатовой:       — Ты меня пугаешь.       — Я и сама тогда испугалась, — тихо ответила Лиза, вспомнив ужас далёкой безумной ночи. — Ракитин получил ранение, — она решила, что настало время рассказать, — долго восстанавливался, но до конца не довёл. Его не взяли на прежнюю службу, он начал пить. Я долго пыталась вытащить его, но безуспешно. Как-то вечером он, по обыкновению пьяный, позволил себе поднять руку. Под руку попала сначала Валери, — внутри что-то сжалось, когда она вспомнила рыдающую дочь с окровавленным лбом, — а потом я. Той же ночью мы сбежали к моей сестре, её муж помог с разводом, и мы вернулись домой.       Вита коротко провела пальцем по нижнему веку и спросила:       — А сейчас? Ты снова влюбилась? — она лукаво склонила голову.       Лиза рассмеялась, а потом, посерьёзнев, сказала:       — Нет, это не любовь. Нам просто комфортно вместе, я помогаю ему с маленьким сыном, — Лиза улыбнулась. — С ним рядом спокойно, он надёжный. Я знаю, что ты хочешь сказать, — не дала она Вите заговорить, — генерал тоже казался надёжным, но… Тут другое. Отношение ко мне изначально другое. Ну и потом, мы не связываем друг друга ни любовью, ни даже просто браком.       — Вита Игоревна, — в кафе влетела Катя Реброва. — Там Савина рвёт и мечет, велела вас позвать.       Полупанова вскочила из-за стола:       — Я рада за тебя, Лиз.       — Спасибо, — улыбнулась Филатова. — Удачи, Вита! — она сжала руку в кулак и потрясла им в воздухе.

***

      В конце сентября Савина по поручению Савчук уехала в Москву на неделю, оставив вместо себя Лизу, которая объективно имела самый большой опыт в руководящей должности среди всех сотрудников.       Земцов постучал и приоткрыл дверь, заглянув в кабинет. Они с Квитко только что успешно родоразрешили пациентку с четвернёй после ЭКО, и он принёс отчёт об операции.       — Входите, — не отводя взгляда от компьютера, разрешила Филатова.       Платон Ильич вошёл, закрыл дверь и двинулся было в сторону стола, но тут Лиза, оторвавшись от монитора, повернулась к Земцову и чуть улыбнулась уголками губ и глазами. Карта пациентки выпала из безвольно ослабевших пальцев, в голове зазвенело. Звон всё нарастал, сохранять невозмутимость стало невозможным, и он поднял руки к голове, сжав виски и зажмурившись. Несколько секунд он стоял так, после чего вдруг пошатнулся и схватился за край стола.       Лиза вскочила с места и поспешно подошла к нему.       — Платон Ильич, вам нехорошо? — обеспокоенно спросила она. — Платон Ильич.       Он молчал. Он всё вспомнил. Он вспомнил эту женщину, её голос, её глаза. Всё встало на свои места. Звон внезапно сменился обрывками фраз.       Вы не шаман, вы шайтан какой-то, честное слово!       Вот такой вот интересный сон…       Интуиция?       А я, Платон Ильич, за вас тоже замуж не пойду…       Конечно-конечно, инопланетяне ждать не любят.       У меня сегодня самолёт, и это не обсуждается!       Так будет лучше для всех…       — Платон Ильич, вы меня слышите? — Лиза осторожно коснулась его плеча.       Он вздрогнул и пристально посмотрел на неё, хотя взгляд показался ей скорее туманным, нежели сосредоточенным.       — Вы вернулись, — словно не ей сказал он и вновь пошатнулся.       Лиза подхватила его за плечо и помогла присесть в кресло. Он крепко зажмурился, откинув болезненно пульсирующую голову на спинку. Пару секунд спустя голова безвольно склонилась набок. Кажется, он был без сознания. Лиза несколько секунд стояла около него в оцепенении, пытаясь понять, что здесь сейчас произошло и что творилось у неё внутри. С внезапной ясностью она, глядя на его безвольно склонённую голову, на закрытые глаза, на застывшую на лице гримасу боли, осознала, как велика была ошибка двухлетней давности. Она всё ещё любила его, но боялась признаться, оправдывая щемящее волнение и трепетную нежность, возникавшие рядом с ним, чувством вины за то, чего она не знала, но причиной чего, определённо, являлась.       Платон Ильич вдруг поднёс руку к лицу и сжал пальцами переносицу, после чего поднял голову и осмотрелся вокруг.       — Елизавета Юрьевна, — произнёс он, поморщившись: голова болела и гудела от нахлынувших, как поток воды после прорыва плотины, воспоминаний. — Елизавета Юрьевна, я отчёт принёс, — Земцов оглянулся в поисках бумаг.       Лиза присела на корточки и собрала с пола разлетевшиеся листы из карты пациентки.       — Я всё подпишу, — тихо сказала она и прошла к своему столу. Филатова принялась приводить в порядок бумаги, попутно ставя подпись на тех листах, где это было необходимо.       — Лиза, — она вздрогнула от его голоса, сердце замерло в груди, вновь вызвав щемящее волнение, — вы простите меня, что так всё получилось.       «Когда-то он уже говорил так… Утром. Кажется, утром после той страшной ночи», — сердце болезненно сжалось от воспоминаний.       — Ну что вы, Платон Ильич, всё в порядке, — она посмотрела на него со смесью тревоги и плохо скрываемой нежности. — Как вы себя чувствуете?       — Нормально, — в свойственной ему сдержанной манере ответил он, — спасибо.       Уже у самой двери Платон, не оборачиваясь, произнёс:       — Быть может, когда-нибудь я вам всё расскажу.       Лиза ещё почти минуту задумчиво смотрела на закрытую дверь. Как сильно переменился его взгляд, когда он пришёл в себя. Теперь она, наконец, поняла, что было не так. Взгляд. Будто бы до этого перед ней был другой Платон Ильич, хотя с виду всё выглядело обычным. И она сама была уверена, что всё как раньше, а амнезия была спровоцирована травмой. Но оказалось, что ситуация гораздо сложнее. Лиза не знала, что произошло после того, как она уехала, но сейчас она точно знала, что всё встало на свои места, и лишь теперь Платон Ильич стал прежним. Хотела ли она с ним поговорить? Она не знала: было слегка не по себе. Да и нуждалась ли она в нём по-прежнему? И нужна ли она была ему? Ведь она тогда бросила его, не поняла (или не пожелала понять, испугавшись?). Возможен ли возврат к прошлому? Глубоко-глубоко внутри, Лиза не призналась ещё даже самой себе, она наделась, что всё возможно, что случится чудо. Да, как ни удивительно, но она по-прежнему чувствовала трепет рядом с ним.       А ещё ей казалось, что тот незнакомый Платон Ильич, которого не стало несколько минут назад, тоже что-то чувствовал рядом с ней. Взять хотя бы те взгляды, которые она постоянно ловила на себе. Он смотрел изучающее, с любопытством («Пытался понять, откуда знает меня?»), но в то же время с особым блеском в глазах, всегда чуть улыбаясь, если вдруг оказывался пойманным с поличным, но улыбаясь с теплотой и отнюдь не смущённо.       Лёжа ночью в постели, Платон мысленно перебирал воспоминания. Нахлынувшие днём, они причинили боль, вызвав смятение, а сейчас, в темноте пустой квартиры уже не казались столь ужасными.       Платон бережно и тщательно прокручивал в голове воспоминание, откладывал его в сторону и принимался за следующее, не важно, было оно приятным и тёплым или вызывало душевный дискомфорт.       Этой ночью он не сомкнул глаз, столь много было слов, звуков, взглядов, чувств и вызванных ими мыслей и сомнений. К тому же, глупо было не признаться самому себе, что Лиза вызывала нежность у того, другого Платона. Теперь появилась возможность сравнить прошлые ощущения, до амнезии, с настоящими. Ощущения были одинаковы, но стоило ли пытаться всё вернуть и хотелось ли этого?