В первый день зимы

      Прошла, казалось, целая вечность, но в один момент, после очередного рывка, перед ним задребезжал тоненький лучик света. Единственный лучик, рассеивающий завесу тьмы, стал для дракончика спасительной ниточкой, ярчайшим светилом, не дающим ему заплутать в этом ожившем воплощении кошмара. Уже начинающий было впадать в отчаяние, он испустил радостный вздох и бросил последние остатки сил в изнывающие конечности. Тоненький лучик обратился искрящейся полосой, а затем – блистающим маревом, заполоняющим собой все пространство и разжигающим внутри малыша уже утраченную им было надежду.       Рывок, и налетевший морозный вихрь развеял пропитывающие воздух зловония. Еще один, и его взору открылись вздымающиеся склоны оврага, укрытые белоснежным настилом. Давящая тяжесть ослабевала, и, полностью отдавшись в финальном усилии, дракончик с криком вырвался из-под ее гнета. Непреодолимое желание упасть на землю, распластаться на переливающемся покрытии, освобождая изнемогающее тело от мучительного напряжения, переполняло его изнутри. Однако он продолжил движение, с величайшим трудом сделал несколько шагов, а затем сел и обернулся.       Зловещим монолитом на некотором отдалении из земли поднималась ужасающая, многообразная фигура, а подле нее с выпирающими обломками прутьев распласталась сморщенная груда – то, что осталось от второй. Цветастые шкуры словно поглощали друг друга, переплетались между собой, и местами сквозь перемешанные монотонные образования проступали элементы совершенно различных оттенков.       От такой картины у дракончика помутнело в глазах, и, жадно хватая ртом воздух, он опустился на холодный покров. Множество крохотных капелек заискрилось на белоснежной поверхности, и малыш только сейчас ощутил сухость, раздирающую глотку. С трудом повернув голову, он облегченно выдохнул, увидев перед собой пересекающий долину ручей. Приподнявшись на ноющих лапах, он медленно подошел к протекающему потоку. Тот легонько журчал, неторопливо перенося свои воды по устью оврага, и малыш уже собирался было утолить мучавшую его жажду, как вдруг резко отпрянул.       Посреди кристально чистого течения непрерывной вереницей проносилось множество темно-бордовых пятнышек, отчетливо выделяющихся на фоне серебристой ложбинки. Дракончик проследил за направлением изгибающегося ручейка и нашел их источник гораздо ближе, чем сам бы того желал.       Немногим вверх по течению, на крутом повороте водная полоса огибала некогда вздымающуюся фигуру, обратившуюся ныне скукоженной громадой. Из ее недр сквозь поломанные прутья выступал длинный стержень, своим концом опускающийся прямо в середину пробегающего потока. Малыш узнал его сразу. Это был тот самый стержень, что опирался о стену подле чудовищного, рокового предмета внутри жуткой фигуры. В свете солнца дракончик различил, что его конец венчал плоский сужающийся камень, и под открытым небом клякса на его поверхности имела такой же темно-бордовый цвет. Он очень хорошо знал этот цвет. Слишком уж долгое время он провел в исщербленных горных лабиринтах, стремглав проносясь по узким коридорам и перепрыгивая с уступа на уступ. Слишком часто оскальзывался и падал, чтобы знать, как выглядит запекшаяся кровь на сером камне.       Место было нехорошим. Невозможно, пугающе нехорошим. Ветер протяжно завывал в сужающейся части оврага, и, бросив взгляд в ту сторону, дракончик вновь увидел цепочку неестественных следов, скрывающуюся за поворотом. Противный холодок пробежал по его спине. Он до сих пор не имел ни малейшего представления о том, кому бы могли принадлежать такие следы, но после того, что он увидел, одна лишь подобная мысль вызывала дрожь по всему телу.       В этот момент пришло четкое осознание того, что нужно срочно покинуть лощину. Невзирая на слабость и ноющую боль, малыш повернулся и спешно засеменил к поднимающемуся справа склону. Судорожно вскарабкался наверх и уже хотел было нырнуть под раскинувшуюся над ним сень деревьев, но какая-то неведомая сила заставила его остановиться. Сердце вновь бешено заколотилось, и, действуя против своей воли, дракончик бросил последний взгляд на сужающийся конец оврага.       За долю секунды в его голове пронеслась тысяча образов, один ужаснее другого. Он отчетливо представил себе глаза, застланные пеленой безумия, кровавые ручьи, проливающиеся с кончиков кривых клыков, и уже был готов увидеть все, что угодно, но овраг оставался ровно таким же, каким и был минуту назад: простирающимся, неподвижным. Изгибающаяся дорожка следов все так же вилась и исчезала меж крутых склонов, словно бы насмехаясь над маленьким путником и его разыгравшимся воображением.       Испустив то ли отрадный, то ли отчаянный вздох, дракончик мельком глянул на небесный свод. Серая громада неумолимо приближалась, перекрывала горизонт и нависала уже практически над самыми верхушками деревьев. При виде такой картины у малыша что-то снова переменилось в душе. Отступившая было тревога поднималась с новой силой. Свет будто потускнел и, не выдержав напряжения, он отвел глаза и, наконец, скрылся в чаще.