В первый день зимы

      По правому склону оврага к озеру спускался причудливый зверек. Он был примерно одного роста с дракончиком, однако казался невероятно маленьким и хрупким. Тело его покрывала гладкая бурая шерстка со множеством белых пятнышек на спине, позади торчал короткий округлый хвост, а над треугольной головкой поднимались крупные уши, покрытые светлым мехом. Четыре тоненькие ножки оканчивались крохотными копытцами, которыми зверек неуклюже ступал по скошенному снежному пласту, и дракончику казалось, что он вот-вот оскользнется и упадет. И все же маленький гость благополучно спустился вниз и встал на берегу озера. Затаив дыхание, малыш пристально следил за его движениями.       Зверек будто не замечал ничего вокруг, склонил шею и поднес черный носик, венчающий остроконечную мордочку, к расстелившемуся перед ним кристальному покрытию. Однако тут же одернулся, недоуменно тряхнул головой и сделал несколько шагов в сторону. Повторив те же действия на новом месте, он нелепо извернулся и жалобно заблеял, после чего поставил копытце на ледяной покров. До слуха дракончика донеслись ритмичные постукивания, когда маленький гость принялся ударять по нему тонкой ножкой. Малыш все ждал, а зверек тем временем ступил на замерзшее озеро. Он прильнул носиком к поверхности и водил им в разные стороны, словно что-то выискивая. В один момент он остановился и поднес ко льду ухо, по форме напоминающее большой древесный лист. Дракончик увидел, что с обратной стороны оно имеет такой же бурый окрас, как и остальное тело удивительного существа. Зверек же, отстранившись от припорошенной снегом глади, начал бешено скрести по ней копытцем. Видимо, это не принесло ему желаемого результата, потому как далее он взбрыкнул, встал на задние ножки и с размаху опустился вниз.       Краткий хруст на мгновенье раздался в устье раскинувшегося каньона. Накренились прозрачные осколки, взметнулись брызги, и только бурая шерстка, покрытая белыми пятнышками, успела мелькнуть над водой. В следующий миг над поверхностью волн показалась треугольная головка, и тут же округу наполнил истошный, душераздирающий вопль.       На какое-то время малыш впал в ступор. Он просто не мог поверить в то, что произошло. Однако, стоило дикому воплю оборваться невнятным бульканьем, как его взгляд обрел ясность, невидимые оковы разрушились, и дракончик бросился напрямик к барахтающемуся тельцу. Но стоило ему только ступить на краешек замерзшей глади, как в ушах раздался уже знакомый хруст, и передние лапы провалились в обжигающую ледяную субстанцию. Ахнув от неожиданности, малыш отпрянул, выкарабкался на твердую поверхность и вновь кинул взгляд на озеро. Зверек перестал верещать, видимо, наглотавшись воды, и отчаянно цеплялся за ледяную корку, лежащую между ним и заветным берегом. Однако, только он приподнимался над темными волнами, вновь раздавался треск, и замороженный осколок вместе с вцепившимся в него маленьким, практически черным от влаги тельцем опускался под воду. Дракончик понял, что времени на промедление у него нет, и стремглав бросился к зияющему разлому вдоль кромки озера.       Настолько быстро он не бежал даже тогда, когда спросонья носился по раскинувшемуся оврагу, спасаясь от холода прошедшей ночи. Картина перед глазами смешалась в размазанную белесую палитру с темнеющим пятнышком на ее фоне. В таком темпе малыш очень скоро достиг того места, где на склоне серой ниточкой виднелась дорожка следов, оставленная крохотными копытцами, и, затормозив, встал на самом краю берега. В этот же момент волнующаяся поверхность встрепенулась, и прямо перед ним, из последних сил держась на плаву, вынырнул измученный звереныш, отчаянно отплевывающийся и жадно хватающий ртом воздух. Их взгляды, наконец, пересеклись. И тут случилось невероятное.       Черные глаза лопоухого существа излучали отчаяние, однако, стоило ему только увидеть дракончика, как они остекленели, зрачки расширились, и в них застыл неподдельный, первобытный ужас. С диким хрипом он отстранился от льдины, на которую было в очередной раз закинул свои тоненькие ножки, развернулся в противоположную сторону, и тут же захлебнулся, закашлялся и по самые уши опустился в толщу темнеющего разлома. Вода вокруг него забурлила, послышались мучительные прерывистые звуки. Зверек судорожно рванулся, выбросил копытца вперед, однако ледяной корки перед ним уже не оказалось, и, корчась и едва подергивая конечностями, он начал опускаться на дно.       Малыш колебался лишь мгновение. Послышался хруст, и, пробив узкую полосу замороженной глади, дракончик упал в воду. В первую долю секунды ему показалось, что он снова очутился в сугробе под раскинувшимся деревом. Воздух из легких выбило так, словно кто-то с силой ударил по ним изнутри, чешую охватило леденящее пламя, выпученные глаза грозились вылезти из орбит. Череда конвульсий обрушилась на его тело, и, с трудом удерживая голову над водой, на короткое время дракончик забыл причину своего порыва. Однако бурлящая поверхность и чудовищные звуки, издаваемые захлебывающимся зверьком, слишком четко отложились у него в памяти. Ужаснувшись, малыш вдохнул как можно глубже и, собравшись с силами, решительно опустился в пучину озера.       Мощные крылья с легкостью расталкивали толщи вод, и буквально в два рывка он настиг утопающее тельце, едва выделяющееся на фоне подледных низин. Звереныш уже перестал даже трепыхаться и теперь, недвижимый, медленно опускался во мрак. Малыш схватил зубами пушистый загривок, как когда-то его самого мать спускала к подножью гор, и, развернувшись, активно заработал конечностями, стремясь к пробивающемуся сквозь сломанный лед яркому свету. В воде зверек был практически невесом, и потому дракончик быстро достиг поверхности. Однако только он попытался ступить на берег, как великая сила потянула его вниз, и он упал, поскользнувшись на голых камнях на дне озера. Тогда малыш сначала сам выбрался на снег, после чего с огромным трудом вытянул за собой такую маленькую, казалось, мокрую тушку и без сил свалился рядом.       Простирающееся небо оставалось все таким же недосягаемым и далеким и постепенно обретало привычный нежно-голубой окрас. Звонкое пение птиц смолкло, и окружающую тишину прерывали разве что редкие порывы гуляющего ветра, да комья снега, падающие с веток высоких деревьев. Восстановив дыхание, дракончик повернулся к лежащему подле него зверьку. Тихонько позвал его, однако в ответ услышал лишь молчание. Множество капелек стекали вниз по намокшему неподвижному тельцу и растворялись на разворошенной белоснежной поверхности. Приподнявшись, он позвал громче, но и в этот раз зверек не отреагировал. Опасаясь самого худшего, малыш подскочил к нему и, беспрестанно окликивая, принялся тормошить передними лапками, после чего уткнулся головой в бок и сдвинул его с места. Короткая шерстка дрогнула, и дракончик замер на вздохе. Послышался тихий стон, оборвавшийся приступом сильнейшего кашля, и звереныш вдруг резко сложился пополам, с хрипом выплевывая скопившуюся в легких воду. Взгляд помутненных глаз медленно скользнул по округе и остановился на сияющей от счастья мордочке склонившегося над ним малыша.       С долю секунды они смотрели друг на друга. Дракончик даже не успел понять, что произошло. Нижняя челюсть внезапно взорвалась болью, и переливающееся на солнце покрытие стремительно ушло из-под лап, приблизилось и ударило его по голове. Когда же, наконец, он смог подняться, то увидел, как с диким воем обезумевший зверек удирал от него вверх по склону. Тоненькие ножки с бешенной скоростью разбрасывали в стороны рыхлый снежный настил, и вдруг зверек упал, глухо ударившись грудью. Украдкой оглянувшись, он взвыл еще сильнее и ошалело продолжил свой бег. В его широко распахнутых глазах малыш успел различить тот самый первозданный ужас, который мелькнул в них еще тогда, когда лопоухий звереныш впервые вынырнул перед ним из толщи вод. В сознании крутился один единственный вопрос: «Почему?» Этот вопрос становился все настойчивее, и малыш никак не находил на него ответа. В какой-то момент он заполонил собой все внутреннее пространство, словно лед, покрывающий озеро, под которым не было ничего, лишь пустота и беспросветный мрак бездны. Неотвратимо дракончик погружался в ее пучины все глубже и глубже, и как бы он ни старался, сколько бы ни прилагал усилий, ему никак не удавалось сломить нависающую над ним корку, мутнеющую и меркнущую с каждой секундой.       Темно-бурая шкурка подпрыгнула на фоне оголившихся верхушек леса и исчезла за перевалом, а малыш еще долгое время сидел на берегу и смотрел перед собой невидящим взглядом. Затем медленно склонился над зеркальной гладью и так же долго и пристально изучал собственное отражение. Одинокая слеза скатилась по мордочке и ровным кругом разошлась из середины груди его двойника. В который раз за утро дракончик запрокинул голову и устремил взор в бесконечное небо, не давая намокшим глазам пополнить воды и без того огромного озера. Морозный ветерок тихонько овевал его чешую, словно хотел утешить, а он все сидел, недвижимый, погрузившись в тяжкие думы. Спустя время он горестно вздохнул, и, утолив остатки жажды, с брызгами отстранился от прозрачной поверхности. Острый пик одинокой скалы величественно поднимался над лесом чуть правее убегающего вдаль оврага, и потому малыш решил какое-то время идти по его ложу и лишь в случае необходимости свернуть под сень деревьев.