Всадники

Хогвартс казался настолько огромным, что мысль обойти каждый его закоулок была почти неосуществимой. За прошедшие недели Лайон подсчитал количество всех лестниц в замке: они были просторные, узкие и широкие, меняющие свое направление и неподвижные. Ему больше нравились неподвижные, потому что на них он мог устойчиво стоять, не шатаясь и не хвататься за перила каждый раз, когда они начинают движение, боясь упасть. Иногда на них пропадали ступеньки, и он едва не скатывался вниз, это очень раздражало, особенно когда он торопился на урок, перебегая из одного конца замка в другой. Кассиопея же практически не обращала внимания на такие мелочи, ей нравилось разговаривать с двигающимися портретами куда больше. Конечно, не всем из них нравилось разговаривать с ней. Но это казалось ей немного забавным и даже интересным. Кто-то рассказывал о своей жизни, кто-то о замке, парочка дам в северном крыле и вовсе были жуткими сплетницами. Нерисса уже не раз столкнулась с дверьми, которые не открывались перед ней или исчезали прямо на глазах. Потребовалось много времени, чтобы она привыкла к тому, что в школе не всё так просто, как это было дома. Дома ей не приходилось вежливо общаться с неоживленными предметами, чтобы те работали по своему прямому назначению. Не раз она смущённо опускала глаза, когда мимо неё проходили ученики и видели её в такой неловкой для неё ситуации. Всё здесь было слишком непривычным, потому ребятам было сложно первое время поддерживать легенду о том, что они хорошо знакомы с миром волшебников. Никто из них не был маглорождённым, но давление из-за безмолвного разделения учеников на группы по их происхождению все равно чувствовалось остро. Сказывалось и то, что совместных занятий между Гриффиндором и Когтевраном было чертовски мало. Кассиопея и Лайон общались изредка в Большом зале или же когда Нерисса просила их ходить вместе с ней в Башню сов для отправления писем домой. Сама Нерисса частенько заставала брата в библиотеке, они могли часами просто молча сидеть вместе, делая домашнее задание или читая что-то абсолютно новое для себя, открывая по крупицам волшебный мир. Они обсуждали всё подряд. Историю замка, основателей школы, войны с гоблинами, мироустройство. Однажды Лайон несколько дней подряд сидел над книгой, где были увековечены все великие дома чистокровных волшебников. Он читал про семьи чистокровных и пытался понять, что же в них такого особенного, что даже его ровесники, в которых течет благородная кровь, ходят задрав носы и могут сказать что-то отнюдь не приятное в адрес обычных учеников, которые вместо квиддича привыкли к футболу или к тому, что пистать ручками и карандаши гораздо удобнее, чем перьями с чернилами. С последним он и сам мучался. Это было, мягко говоря, не удобно во время учебного процесса, хоть поначалу и казалось чем-то любопытным. Розье, Малфои, Поттеры, Реддлы, Краучи, Паркинсоны, Нотты и многие другие семьи, про которые он слышал либо совсем мало, либо не слышал вовсе. О них писали словно о королевских семьях. Кто-то прославился изяществом в дипломатии, кто-то изобретениями новых заклинаний или зелий, другие были превосходными дуэлянтами. Он прочитал про всех, рассматривая портреты их предков, узнавая их истории и лишь собственную фамилию оставил напоследок. Блэк Когда-то это произносили гордо, подумалось ему. Они были тёмными волшебниками, упражнялись в запретной магии, создавали заклинания, были умелыми бойцами и с особым остервенением берегли чистую кровь своих наследников. Лайон захлопнул книгу и вернул её на полку с громким стуком, оставляя до лучших времён. Ему было необходимо многое обдумать. Интересно, тревожило ли это Кассиопею? Находила ли она ту же книгу, чтобы из любопытства посмотреть, кем были их предки и кем они сами должны были бы стать, не случись всё иначе. Наверное нет, пришел к выводу Лайон. Он видел её со стороны: на завтраке, по пути в класс, вечером в коридорах школы, когда она перемещалась по замку, иногда даже не замечая его. Казалось, её совершенно не заботят такие вещи, как происхождение. К его удивлению, она даже ещё ни во что не влипла за время их пребывания в школе. Парочка опозданий на первые уроки не считается, успокаивал он себя. — Ты в последнее время такой задумчивый. — Неожиданно мягкий голос раздался прямо рядом с ним, и он удивлённо повернул голову и облегченно выдохнул. — Обычно ты сразу знаешь, что к тебе подошли. — Слегка нахмурилась Нерисса. — Ты всегда умела застать меня врасплох. — Спокойно парировал он, продолжая идти вперёд. — Так о чём думал? — Спросила она, желая добиться от него ответа, ведь наблюдать за поникшим братом ей было не в радость. — Честно? — А ты надеялся меня обмануть? — Подняла она бровь с едва заметной улыбкой. — Это не так уж сложно. — Пожал он плечами. — И всё же. Он поправил волосы, взъерошивая их рукой и в задумчивости прикусил щеку изнутри, подбирая нужные слова. — Ты чувствуешь себя на своём месте? — Спросил он тихо, и Нерисса нахмурилась вновь, изучая внимательным взглядом профиль брата. — Иногда. — Коротко ответила Нерисса и снисходительно отреагировала на прищур Лайона в её сторону. — Как это? — Как? — Она пожала плечами. — Ну это, как когда ты сидишь в классе, записывая ужасно нудную лекцию по истории или пытаешься поднять перо в воздух и всё замечательно, я та, кто я есть, а потом они говорят «замечательно, мисс Райдер» и розовые очки лопаются стёклами внутрь. — Закончила она уже тише. Лайон кивнул, понимая, о чём она. Его тоже это каждый раз это выдергивало в реальный мир. Словно он погружался во что-то так глубоко, не замечая вокруг ничего, а потом его выдёргивали на поверхность, ударяя реальностью по голове. — Кассиопея говорит, что её это не волнует. — Задумчиво произнесла Рисса. Они уже завернули в коридор на этаж выше, идя к своим гостиным. — Я бы не удивился. — Отозвался Лайон, засовывая ладони в карманы брюк. К чему он не мог привыкнуть, так это к холоду, когда ближе к ночи стены замка остывали. — А я так не думаю. Она может пытаться скрыть это ото всех, но у неё выходит куда хуже, чем она думает. — Ты говорила с ней? — Спокойно спросил он. Лайон был не из тех, кто волновался без повода. — Ты ведь знаешь её. — Вздохнула Рисса. — Она улыбнётся, скажет, что я надумываю и ускачет куда угодно, но подальше от разговора. Лайон пару раз задумчиво кивнул, понимая, что Рисса права. Она всегда знала, когда Кассиопею не стоило трогать и та ещё не готова обсуждать что-то продуктивно. Но это не отменяло того факта, что иногда его просто элементарно выводило из себя подобное поведение сестры. Он, как человек, считающий себя разумным и рациональным, не мог закрывать на это глаза, иногда так хотелось взять её покрепче и потрясти как провинившегося котёнка. — Как у вас дела? — Нейтрально уточнил Лайон. Иногда ему хотелось просто знать, что всё нормально. Просто слышать это от кого-то, а не только самостоятельно убеждать себя в этом ежедневно. — Поговорим о погоде? — Усмехнулась Рисса, наклоняя голову в бок и увидела легкую улыбку Лайона. — Ну должны же вы были с кем-то подружиться. Я видел, вы общались с кем-то. — Ничего особенного. — Повела плечами Нерисса. — Совсем? — Прищурился он. — А у тебя? — Вздёрнула подбородок гриффиндорка. — Не переводи тему. — Нахмурился он. — Да ну ничего такого. — Уже серьёзнее ответила Рисса. — Общаемся то с одними, то с другими. Ничего конкретного. Кажется, Касс вышла на тропу войны с близнецами Уизли. — Улыбнулась она легонько уголками губ. Было даже забавно наблюдать за их препирательствами. — Они втроём друг друга стоят. — Усмехаясь, качал головой Лайон. — МакГонагалл они уже достали, а прошло всего пару недель. — То ли ещё будет. — Кивнула Рисса и внимательно взглянула на брата из-под ресниц, когда они подошли к лестнице, что вела к общим комнатам Гриффиндора, докуда её всегда по вечерам провожал брат, прежде чем пойти к себе в гостиную. — Так ты ответишь? — Её голос вырвал его из задумчивости. — На что? — Почему ты такой задумчивый в последнее время? — Закатила она глаза, возвращаясь к началу разговора. — Не здесь. — Лайон поджал губы, отводя взгляд. Он знал, что у неё гораздо больше вопросов, чем она задаёт и ему было немного стыдно, что он не хотел отвечать ни на один из них. — Спокойной ночи. — С легкой обидой в голосе обронила Нерисса и, развернувшись, ушла к портрету Полной дамы. — Доброй ночи. — Пробубнил ей в спину Лайон и, поправив лямку сумки на плече, продолжил путь к спальням. Каждый день под вечер у него было паршивое настроение. Днём он был слишком сконцентрирован на учёбе, самоконтроле, разговорах с редкими знакомыми или зависал в библиотеке, где было не так шумно, как среди сотен учеников в коридорах замка. Вечером же он оставался наедине с собой. И мысли поедали его изнутри.

***

Кассиопея в очередной раз решила не спать после отбоя. Режим сна был нещадно нарушен слишком давно, чтобы сейчас её это волновало. Последние пару недель её заботило лишь то, как бы выследить близнецов, которые при каждом удобном моменте пытались так или иначе задеть её. Она знала, что они время от времени выкидывают что-нибудь эдакое. Местный смотритель Филч только и успевал гоняться за ними с проклятьями. Ей хотелось проучить вредных мальчишек. Потому она уже не раз выбиралась после отбоя, следя за ними в коридорах школы. Но ей никак не удавалось вовремя застукать их, каждый раз они как-то исчезали из её поля зрения. Словно сквозь стены проходили. Это, конечно, её не устраивало. Даже Пивз отказался ей помогать и только посмеялся. Она уже, разумеется, отомстила ему, сдав с потрохами пару его проделок МакГонагалл, и тот не высовывался лишний раз уже пару дней, хотя все и так понимали, что это временная передышка от проделок полтергейста. Кассиопея следовала за близнецами уже минут десять и никак не могла взять в толк, куда они направляются и зачем. Неугомонные мальчишки петляли по коридорам, время от времени прячась от старост, которые ходили по школе с ночным обходом коридоров. Ей так же приходилось уворачиваться от патрулей и каждый раз она злилась, что может в очередной раз упустить из виду однокурсников. Несколько раз она пыталась прислушаться к их разговорам, но даже эхо многовековых каменных стен не помогало ей услышать что-нибудь, кроме тихого смеха и неразборчивых слов. Ей пришлось натянуть рукава свитера по самые ладони, потому что блуждать ночью по замку было не просто страшно, но и холодно. В конце концов мальчишки выбрались из замка в темноту ночи, прямиком на улицу, и Кассиопея на несколько секунд замешкалась, закусив губу и обернувшись по сторонам в надежде, что их никто не увидит. Вдохнув поглубже, она постаралась успокоиться и перестать теребить серые от страха пряди волос, шагая в темноту вслед за Уизли. Они дошли до опушки леса, и она сама не знала, как они её ещё не заметили, но списала это на невероятное везение. В отличие от самой Кссиопеи, они даже не оборачивались по сторонам, твёрдо идя в сторону запретного леса. Любопытство и упрямство были сильнее, потому она проигнорировала внутренний голос, который созвучно речи директора в начале учебного года всем строго-настрого запретил ходить в лес. Особенно ночью, особенно первокурсникам, любезно добавила проснувшаяся совесть, но гриффиндорка лишь отмахнулась от этих мыслей, как от мух и продолжила идти дальше за линию деревьев. Она совсем не заметила, как из-за мыслей о том, какие волшебные твари могут поджидать их здесь, из её поля зрения пропали две рыжие макушки и шепоток голосов братьев близнецов так же покинул её уже довольно давно. Она остановилась и начала оглядываться по сторонам, понимая, что зашла дальше, чем планировала. Кроссовки промокли от выпавшей ночью росы, а потом она и вовсе резко чуть не подпрыгнула на месте от страха. Тело покрылось мурашками, когда она услышала отдалённый, но отчётливый вой. Он напоминал давно знакомое девочке предостережение, расширившиеся глаза тут же нашли в небе полную луну и сердце забилось в груди словно птица в клетке. Она стала дышать чаще, а потом включились отработанные годами инструкции от папы, которые он им твердил с самого детства. Тихо, незаметно, быстро — главные правила. Она зажала рот двумя ладонями, чтобы громкое дыхание не выдало свою хозяйку и уже была готова начать бежать отсюда как можно скорее, когда прямо за её плечом раздалось жуткое и особенно громкое на фоне естественных звуков леса «БУ!». Гриффиндорка вскрикнула и тут же обернулась, крик застрял где-то в глотке. Волосы совсем побелели, как и губы, а глаза были размером с галлеон. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы отойти от жуткого страха и шока от того, что она увидела. Мальчишки, не сдерживаясь, хохотали над ней до слёз из глаз, согнувшись пополам и держась за животы. Вид перепуганной однокурсницы развеселили их даже больше, чем последние розыгрыши слизеринцев, которые они устраивали забавы ради. Они едва стояли на ногах, хохоча так сильно, что казалось ещё пару минут и по их душу действительно кто-то придёт. Но их веселье прервал пронзительный крик, полный злости, негодования и неверия. — Вы совсем сдурели?! — Кассиопея пыхтела от злости, её до сих пор потряхивало от пережитого стресса. — Смотри, Джорджи, она похожа на злобную крольчиху. — Хихикал, как она поняла, Фред, сюсюкаясь с ней как с ребенком. Она почти успела ударить его по ладони, когда он потянулся в её сторону, желая ухватить за щёчку. — Осторожнее, Фредди, а то ещё пальцы откусит, вдруг у неё бешенство? — Стирая последние слезы от смеха сказал Джордж. Два идиота, напыщенные индюки, кролики недоделанные, негодовала про себя она. — Вам что, совсем заняться нечем? — От негодования у неё сжались кулаки, ноги она расставила на ширине плеч, но из-за, как правильно заметили мальчишки, милой внешности, она выглядела, как нахохлившийся кролик, ещё и волосы до сих пор оставались белоснежными, прямо как шерстка некоторых пушистиков. — Выдыхай, крольчонок, ты прошла. — Снисходительно улыбнулись близнецы и довольно переглянулись между собой, пока Кассиопея хмурилась, не понимая, о чём речь вообще. — Что вы несёте? — Совсем устав от их невозмутимости и насмешек, она потерла переносицу, складывая затем руки под грудью, в упор глядя на веснушчатых братьев. — Ты прошла нашу проверку. — Гордо объявил тот, что глупее и шире улыбался, обнимая её за плечи. Если бы после пережитого страха и выброса в кровь приличной дозы адреналина её тело не стало стремительно слабеть, желая только поскорее добраться до своей постельки и лечь в неё, укутавшись в одеяло, как в кокон, то она бы обязательно пихнула его локтем под ребра и спихнула его лапищу с себя. Но вместо этого она даже слегка привалилась на Уизли, который не был против и даже не обращал внимания, как ей казалось. — Какую ещё проверку? — Почти простонала, уставшая от их выходок и непонятных разговоров, Кассиопея. — Нашу, разумеется. — Гордо выпятил грудь второй из близнецов. Она всё ещё не была уверена Фред или Джордж. — Стало гораздо яснее. — Съязвила Касс, сдерживаясь, чтобы просто не уйти отсюда. Пока их отсутствия не заметили. Ещё не хватало отрабатывать с ними наказание за такие ночные прогулки или правда попасться в полнолуние кому-нибудь по глупости. — Фредди, она совсем нас не ценит. — Театрально вздохнул Джордж, смотря на улыбающегося во все зубы Фреда. — И не говори, Джорджи, никакого почтения. — Поддакивал ему брат. — Я ухожу. — Категорично заявила она и дернулась было с места, но её тут же ухватили две, на удивление, сильные ладони. Теперь её обнимали с обеих сторон, разворачивая в сторону замка и вели по известной из них троих только им тропинке назад к школе. — Ну не кипятись, крольчонок. — Заворковал тот, что был справа, а значит Фред. — Ещё раз так меня назовёшь. — Сквозь зубы начала отвечать гриффиндорка, и её волосы стали красными, начиная от корней. — И шкурку я сдеру с тебя. — Ух, какой агрессивный пушистик. — Цокнул Джордж, получая легкий тычок в ребра от Кассиопеи. Он едва охнул, но из собственной хватки не выпустил. Так они и побрели к выходу из леса. — Мы тебе предложение сделать хотим. — Важно заявил Фред. — От которого ты не сможешь отказаться. — Кивнул с улыбкой на слова брата Джордж. Кассиопея приподняла брови, крутя головой от одного на другого и принялась слушать, что же от неё хотели неугомонные представители рыжего семейства.

***

В каждой школе есть место, в котором так или иначе можно почувствовать себя в безопасности. В Хогвартсе ученики находили место своего покоя в гостиных факультетов или в шумном Большом зале. Любители почитать заседали в библиотеке, кто-то просто шатался по коридорам, пытаясь не попадаться старостам и дежурящим учителям. Знающие многие секреты замка находили приют на кухне у эльфов, которые всегда накормят и напоют. А вот один из обитателей подземелий не мог никак найти себе место в общей гостиной этой ночью, его тянуло наверх, где будет не так тускло и сыро. Первокурсник со Слизерина иногда даже завидовал, что у остальных факультетов гостиные высоко в башнях, словно все они насмехались над ними. Даже иронично, думал он, мы всегда смотрим на них свысока, но при этом всегда прячемся в тени под землей. А потому, когда в очередной раз за неделю он не смог уснуть в пока ещё кажущейся чужой и неудобной кровати, он не придумал ничего лучше, чем подняться так высоко, как только возможно, в поисках умиротворения. Астрономическая башня уже множество веков принимает у себя тех, кто ищет укромное местечко. Будь то влюблённые парочки, компании подростков, ищущих, где можно незаметно от учителей отдохнуть «по-взрослому» или же одинокие, уставшие от жизни ученики, что стремятся к звёздам. Одним из таких был и он — одиночка, который искал своё место в этом мире и надеялся, что звёзды ответят на его вопросы. Встретила его уже не такая уж тёплая сентябрьская ночь, холодный каменный пол, который заставлял мурашки бегать по коже и небо, что освещала полная луна. Он наблюдал за мириадами звёзд, не переставая думать обо всем, что происходило с ним в последнее время. Долгое время он стремился в Хогвартс, ждал своей первой поездки в школу. Первая поездка на поезде, первый учебный день, новые знакомства и встреча старых знакомых, которых он так или иначе знал чуть ли не с самого детства. Ведь, как и все дети чистокровных, должен был выходить в свет и появляться изредка то тут, то там. Конечно, для ребенка все это было ужасной скукой и временем, когда можно было беспокоиться только о том, достаточно ли ровная у тебя осанка и вежливо ли ты общаешься с людьми, чьи высокомерные улыбки ты уже устал видеть из раза в раз. Высшее общество было пропитано лестью, разговорами за закрытыми дверьми и противным смехом дам в возрасте, которые отчаянно этого не признавали. Потому, когда у него выдавалась возможность уйти подальше от детей, что были во многом похожи на своих родителей, он уходил сюда. Поднимаясь по узенькой лестнице, проходя через множество коридоров и кутаясь в тёплую мантию, чтобы не околеть на такой высоте и потом ходить с простудой на занятия, ведь пропустить хотя бы несколько было непозволительно, если от тебя требуется быть прилежным учеником. Звезды светят сотни тысяч лет — мальчик знал, что их самих уже может и не существовать, лишь сияние, которое до сих пор стремится к Земле. И несмотря ни на что они продолжают дарить свой свет и сияние всем людям, независимо от того, заслуживают они того или нет. Он так глубоко был погружён в собственные мысли, наблюдая за звёздным небом, что не сразу заметил, как оказался не одинок в своём стремлении найти покой на одной из самых высоких башен замка. Если прислушаться, то можно было услышать едва различимые звуки шагов. Маленькая девочка, что привыкла не спать в полнолуние, которую сейчас снедала тревога, тоска и чувство вины, искала место, где сможет быть хоть немного ближе к объекту своего беспокойства и никак не ожидала, что будет не одна. Она заметила тёмную фигуру, сидящую у стены, ещё ступая на последние ступеньки лестницы, ведущей в башню. И если первой мыслью было убежать оттуда, то после она поняла, что мальчик, а сейчас она уже была уверена в том, что это именно «он», не обращает на неё внимание, и решила остаться. Идти больше все равно было некуда, да она и не собиралась. Если его её присутствие не смущает, то её тем более. Может в любой другой день она бы и ушла, но сейчас не было никаких сил волноваться ещё и об этом. Поэтому она аккуратными, маленькими шажками подошла к месту, где сидел мальчик и присела неподалёку. Конечно, он её заметил, сложно не заметить, когда рядом с тобой садится человек, но сознательно решил не обращать внимание, в надежде, что она поймёт намёк и поступит так же. Каждый думал о своём, не тревожа друг друга пустыми разговорами или же глупыми расспросами, которые многие так любили, ведь это была отличная возможность сунуть свой любопытный нос не в своё дело. Миниатюрная представительница Гриффиндора думала о том, как её отец в этот самый момент в очередной раз переживает ужасную боль превращения. Это было для неё первое обращение отца за столько лет жизни, когда никого из них не было и близко рядом. Её не покидала вина за то, что даже на утро она не сможет навестить дорого человека. Гриффиндорка была уверена, брат с сестрой также не находят себе места. Надеялась, что утром они получат письмо, в котором папа обязательно заверит их в том, что всё хорошо, хотя «хорошо» — понятие достаточно растяжимое, а в данном случае и вовсе весьма… сомнительное. Она не смотрела на небо, её взгляд был прикован к каменной кладке под ногами. В отличие от парня, что сидел рядом, неотрывно наблюдая за ночной гладью неба. Она же ненавидела полную луну, несмотря на всю её красоту. Для неё она олицетворяла боль, несправедливость и страдания любимого отца. Слизеринец, глядя на богиню небес, видел лишь свободу и свет — то, чего ему уже давно не хватало в жизни. Рано столкнувшись с потерей, которая ему была совсем не по возрасту, а после провалившись в кромешный ад, он начал искать красоту в мелочах, как его всегда учила женщина, что практически заменила ему мать. Помни, что даже самые незначительные вещи имеют своё особое значение для каждого из нас, говорила она ему. И если сначала он искал одобрения отца, старался быть сильным, быть тем сыном, которого тот хотел бы иметь, находить утешение и отдушину в малочисленных друзьях и редкой заботе о нем матери лучшего друга, то вскоре понял, что никогда не станет идеальным сыном, которым бы гордились, а потому единственным выходом стало играть роль прилежного и благовоспитанного наследника древнего, аристократического рода, чистокровного волшебника, засунув своё истинное «я» так глубоко, чтобы никто и не заметил о его существовании когда-либо вообще. Обрести тех, кто смог бы разглядеть там тебя и принять было почти невозможно в высшем обществе, а потому он очень ценил тех немногих, рядом с кем мог не притворяться и не прятаться за маской. Так они и сидели, время текло медленно, дети время от времени отвлекались от собственных мыслей, борясь с желанием взглянуть друг на друга. Они ведь даже не знали, учатся ли на одном курсе или факультете. Оба ещё не очень хорошо успели узнать однокурсников и предпочитали не выделяться. Просто две неспокойные души, которых занесло в одно время в одно место. Чем больше времени проходило, тем холоднее становилось. Девочка начала сильнее кутаться в мантию, чуть ли не с носом зарываясь в мягкую ткань. Мальчик привык к холоду давно. Жизнь в подземельях, да и в домашнем поместье закалила к низким температурам с детства. Вечные сквозняки, гуляющие по коридорам и прохлада даже летом, потому что отец не считал необходимостью отапливать всё родовое поместье, были для него такой же обыденностью, как проснуться рано утром, привести себя в порядок и заправить постель. Но он видел — ей холодно, почти до дрожи, и почему-то вспомнил, как мама в детстве всегда учила его быть джентльменом, помогать, если можешь помочь, а потому, не особо раздумывая, чтобы не успеть остановить самого себя, притянул миниатюрную девочку к боку, кутая сверху в собственную мантию и обхватив рукой за плечи, в надежде хоть немного согреть. Та вздрогнула от неожиданности и попыталась отодвинуться от дерзкого мальчишки, но тот пресёк все попытки на корню. Осознав, что сопротивляться смысла нет, к тому же, действительно, становилось не так холодно, она замерла. Её постепенно согревало человеческое тепло, исходившее от мальчишки за спиной. В глубине души она была ему благодарна, ведь ещё немного, и следующие несколько дней она бы провела в больничном крыле, слушая недовольство местной колдомедика — Мадам Помфри. Тёплое дыхание, которое она ощущала на шее, гоняло мурашки по телу. Со временем оно стало более размеренным, она поняла, что её компаньон засыпает, да её и саму клонило в сон уже какое-то время. Вскоре дети сами не заметили, как уснули прямо так. Луну сменило яркое осеннее солнце, заставляя слизеринца щуриться, продолжая попытки продлить спасительный сон. Не сразу понимая, почему всё тело так затекло, неприятно ноют мышцы от ночи в неудобном положении и откуда ощущение тяжести на груди, он опустил глаза и тут же начал вспоминать события прошедшей ночи. Сейчас он смог, наконец, рассмотреть уснувшую на нем девочку: маленькая, хрупкая, волосы прямые, вьются слегка на кончиках. Цвет напоминал ему что-то среднее между каштановым и русо-рыжим. Они красиво переливались в лучах рассветного солнца. Длинные тёмные ресницы и гриффиндорская нашивка на мантии… Приехали. Мальчик тяжело вздохнул, борясь с желанием застонать от обиды и несправедливости мира. Вселенная насмехается над ним, просто издевательство в чистом виде. Он резко запрокинул голову на стену позади, сморщился от резкого удара затылком, но продолжил лежать так, чтобы не разбудить её. Всё свое время он сейчас предпочитал занять, раздумывая о том, что делать, когда она рано или поздно проснётся. С одной стороны, он должен её презирать и даже ненавидеть, ведь их факультеты всегда враждовали, но с другой абсолютно не понимал, зачем ему это делать. Их учили, что львята, как их презрительно называли старшекурсники, не достойны их дружбы, что те заносчивые, глупые и простые как сикль. Хоть он и не отрицал, что такие люди действительно есть и они могут изрядно раздражать, но ему не давало покоя то, что никто так о не объяснил, с чего он вообще должен думать так обо всех подряд. Она, например, за всю ночь и слова не сказала, вела себя тихо, не пыталась первым делом узнать, кто он? Кто его родители? Статус крови? И так далее по списку. Именно так поступали его однокурсники. А ещё он всё пытался понять, на каком она курсе? Ему показалось, что они ровесники, ведь она выглядела очень маленькой и хрупкой, как он уже заметил для себя ранее. Не будь он сам первокурсником, то подумал бы, что она младше, а потому пытался вспомнить день распределения, чтобы понять, виделись ли они раньше. Но никак не получалось её вспомнить еще и потому, что он пока не видел ее глаз, из-за чего никак не складывался полноценный образ нарушительницы его спокойствия. Практически сразу после того, как эта мысль проскользнула у него в голове, веки незнакомки распахнулись, являя перед ним глаза необычного оттенка. Парень, как заворожённый, не мог перестать смотреть на неё. Он в жизни не видел такой нетипичный карий цвет. Девочка же, не ожидая проснуться на чужой груди, еще и под таким пристальным взглядом, начала так же в ответ рассматривать своего ночного спасителя от холода. Его глаза были чем-то похожи на те, которые она видела каждый день у брата, но… было в них что-то такое, отчего она словно тонула в них, с каждой секундой погружаясь всё глубже. Она не могла отделаться от мысли, что уже видела их раньше. Видела его раньше, но на ум ничего не приходило. Осознав, что буквально пялится, всё ещё лёжа на нём, она отвернулась, прерывая зрительный контакт. Возникла мысль, что его всё происходящее нисколько не смущало. Кто-то бы подумал, что она застеснялась, но в голове было пусто. Она точно будет прокручивать этот момент еще с десяток раз в голове, анализируя, но сейчас — ничего, лишь мутная пелена воспоминаний прошедшей ночи, пробивающаяся через сонное сознание на поверхность. Девочка аккуратно выпуталась из несмелых объятий и встала на ноги, слегка нетвердой походкой отходя на пару шагов и вновь обращая внимание на мальчика, который на сей раз не стал ей препятствовать, а просто вяло наблюдал за действиями гриффиндорки. Он ожидал, что она начнёт на него злиться или угрожать сдать его кому-нибудь из учителей. В таком случае он бы отбился тем, что тогда и её наказали бы, а потом она бы разнервничалась, загнанная в угол и начала бы истерить, как большинство девчонок, которых он знал. Он предпочитал просчитывать всё на несколько шагов вперёд и если что быть тем, кто нарушит тишину или же тем, кто выслушает все претензии, прежде чем говорить что-либо. В такие моменты, наверное, следовало что-то сказать, но ни один из них не решался первым нарушить тишину, которая, на удивление, не была гнетущей или давящей. Потому девочка лишь кивнула в благодарность, на что получила аналогичный ответ. По обоюдному и, очевидно, молчаливому согласию, ребята направились на выход из башни. Он наблюдал за ней краем глаза: её мимика, походка, едва нахмуренные брови и сжатые губы — всё это было своего рода анализом, который он привык проводить, когда узнавал нового человека. Он знал, что люди часто врут, что могут говорить общими фразами, из которых он не узнал бы ничего, что могло его интересовать, даже если бы проанализировал каждую букву в каждом слове. Зато жесты, мимика, тон голоса, взгляды — всё это было золотой жилой для юного слизеринца. Проведя в тишине весь путь до развилки, которая вела к гостиным Слизерина и Гриффиндора, они вновь посмотрели друг на друга и направились каждый в свою сторону. Мысли об этом мальчике она отгоняла от себя всю дорогу до спальни, где ещё видели десятый сон соседки; даже Кассиопея сопела за задернутым балдахином кровати. Нерисса думала о том, что это, вероятно, была их первая и последняя встреча подобного рода. Если она и встретит его вновь, то лишь в школьных коридорах или на занятиях, если вообще вспомнит спустя время. Она еще не знала, что у судьбы были другие планы. Ведь в диапазоне между отчаянием и надеждой всегда находится чья-то душа, жаждущая помощи. Душа мальчика жаждала этого так долго, что образ хрупкой гриффиндорки не покидал его, даже когда он снял с себя всё ещё тёплую мантию, аккуратно складывая ту на стул. Её запах, казалось, окутал всё вокруг. И засыпая на оставшиеся несколько часов, он уже знал, кто ему будет сниться сегодня. А что с этим делать и делать ли вовсе, Тео подумает утром.