Игра мерцаний

Я расскажу тебе сказку, пока не забыл, Иди скорее, садись поближе. Она любила его, а он ее не любил И был упрям и недвижим. Она сходила с ума и ночей не спала. Она писала ему стихи, но Он забывал их читать и вспоминал о делах Как настоящий мужчина. Н. Гринько

Этери с некоторых пор все больше верила в синдромы парных случаев: ну, то есть, если день утром начался с плохой новости, то она однозначно будет не единственной. Так и вышло. ОФП двигалось своим чередом, тренеры подгоняли спортсменов, Женьку с Алиной гоняли особенно задушевно, хотя, конечно, и остальным доставалось полной мерой. И вот на очередной серии прыжков через степы Женька охнула и присела так, что затормозила весь пелотон за ней. - Медведева, отдыхать будешь после тренировки,- прикрикнула Этери, но в ответ девочка вместо продолжения движения вышла, хромая, из строя и уселась на пол, не обращая внимания ни на что. - Продолжаем,- взбодрил оставшуюся группу Сергей Викторович, и мерный топот ног вернул жизнь в рабочий режим. Женя судорожно расшнуровывала кроссовок, стягивала носок и разглядывала свою стопу. Визуально нога была в полном порядке. - Что случилось?- подошла женщина к своей главной олимпийской надежде. - Не знаю, как будто на камень наступила или кто-то ударил по пятке,- удивленно ответила фигуристка. - Болит сейчас?- сильные пальцы тренера продаливали стопу, ища болевую точку, в какой-то момент в ответ на очередное нажатие раздался короткий свистящий вдох сквозь зубы. - Это впервые?- уточняет Тутберидзе. В ответ спортсменка молчит, опустив глаза в пол. - Жень? Давно болит?- без слов понимает блондинка. - Нет, не очень,- мотает девочка темной головкой.- Да это, наверное, я просто какие-то туфли неудобные купила. Это пройдет. Странно, конечно, хотя, кто из спортсменов любит каникулы по поводу травм. Никто. Вот и молчат до упора. Понять их можно. У них всегда что-то болит. К боли быстро привыкаешь, если она постоянно с тобой. Тем и был неприятен этот эпизод с Женей. Значит не просто больно, а очень больно. Значит - нехорошо. - Сходи-ка ты в медпункт, Медведева,- порешила Этери. - Да все со мной нормально!- нахохлилась девушка.- Это ерунда. Сейчас бинт эластичный намотаю и будет нормально. И, прихрамывая, направилась к выходу из зала. Ну, и что вот с ней, такой упрямой, прикажете делать? Оглянулась на группу: все работали, Дуд рулил процессом, младшие тренеры помогали. Постояла еще немного и двинулась в раздевалку за вредной Медведевой. Женька основательно и монотонно мотала бинт. На маленьких пальчиках ноги синий лак. На руках почему-то красный. Эти девочки совершенно непонятные стали, что Женька, что Дишка, что Алинка, хотя сейчас, пока ее опекает только бабушка, Загитова меньше красуется и больше трудится. Этери б и не против, чтобы и Алинка, и Женька пахали меньше, но хочешь быть первым, забудь про все - и будь первым, в крайнем случае вторым. Тем она их и стимулировала: каждую толкала быть первой и посмеивалась над второй. Чтобы не теряли тонуса. Этери сама выросла в такой атмосфере, где любой мог выдать живительный пендель младшей, особенно братец, и без того любимчик всех в доме и папина гордость. Приходилось собираться и идти вперед, что бы там ни было. И разве она в конце концов не доказала, что не хуже прочих в их доме? Женщина садиться на лавку напротив подопечной и с улыбкой комментирует: - Ты уже к олимпиаде так подготовилась или пока только к российскому этапу? Женька вскидывает голову. Взгляд все ещё упрямый, готовый к обороне, но, поняв вопрос, удивляется: - Вы о чем, Этери Георгиевна? - Ну, снизу синяя, сверху красная. Коньки наденешь, будет триколор,- продолжает шутить Тутберидзе. - Да нет,- развеселился ребенок,- это так… эксперимент, в общем. Вроде зашли в зону доверия, можно и попробовать сделать шаг глубже. - Женек, что с ногой?- ласково проводит по руке тренер. - Да правда ничего,- мотает головой Медведева,- я потерплю, само пройдет! - Мы можем сняться с Гран-при,- предлагает Этери.- Олимпиада важнее. - Я не хочу сниматься! Я выступать хочу!- и все, хороший разговор закончен, опять ежик колючий. Господи, да разве ж она, тренер, хочет снимать свою спортсменку?! Конечно, нет. Так и отмахнулась от зудящих мыслей. Женя девочка большенькая, сама со своим телом, авось, разберется. Говорит, что может катать, пусть катает. Много потом Этери Георгиевна пожалеет об этом не доведенном до точки диалоге, о своей бесхребетности и надежде на лучшее. Но пока осталось только подняться и пойти дальше заниматься, благо и Женя упаковала свои забинтованную стопу в обувь. Не нравилось больше всего постоянное фоновое внимание на одну из группы, когда надо бы разделить себя равномерно для всех. На втором льду это заметил и Даня. - Шла бы ты к своей Медведевой,- негромко предложил хореограф.- Все равно вся около нее. Не обязательно сегодня быть всехней мамой, мы справимся одни. И улыбнулся так, что солнышком сердце согрелось. Ну, и что бы она делал без этого славного мальчика? Даня жалел, берег, любил. Был незаменим, но все равно упорно и постоянно Этери повторяла себе, что он мальчик. Только мальчик. И не стоит ничего придумывать, планировать, решать с учетом этого молодого человека в своей жизни. Он есть здесь и сейчас, а уже через пару месяцев, год, полтора его не будет. И это нормально и правильно. Маленький сувенир второй половины жизни. Вот вам, женщина, “бабье лето” и Даниил Маркович во временное пользование. Стояла возле Женьки, контролировала, а думала про скоротечность жизни их женской. - Господи, куда ж ты руку-то задираешь, Жень?- засмеялась невольно, глядя на неловкий детский жест.- Твоему Вронскому придется взлететь, чтобы до пальцев в поцелуе дотянуться. Коротким движением опустила поднятую ладонь значительно ниже. - Да, пусть бы у него хоть желание появилось, Этери Георгиевна, я там подстроюсь, - внезапно вздохнула девушка, следуя за рекомендацией тренера. Неожиданно для обеих фигуристка внимательно поглядела в глаза женщине, которая знала ее столько лет, которую она любила, казалось, не меньше собственной мамы, и спросила: - Этери Георгиевна, а меня можно полюбить, как вы думаете? - Своевременные у тебя вопросы, Женька!- фыркнула было тренер, но поняла - не до шуток.- Конечно, можно, ты хороший человек, у тебя масса достоинств, за которые можно и нужно тебя любить. А станешь олимпийской чемпионкой, так и какой-нибудь Ханю в ноги упадет. Ну, не умела Тутберидзе всерьез обсуждать такие вопросы, тем более во время тренировки. К задушевным беседам тоже, знаете ли, обстановка нужна. - А вот представьте, Этери Георгиевна, упадет он к моим ногам, а потом и скажет: “Хочу всю жизнь с тобой рядом быть и у вас тренироваться!” Ведь и ваша мечта сбудется!- ей бы обратить внимание на это “и”, но заметила только, что Женя развеселилась. - Ну, раз уж ты готова ради меня пойти на такие жертвы, как согласие встречаться с Юдзуру, даже не знаю, как тебя и благодарить,- было легко и совершенно привычно в этой перепалке с малышкой, которую знаешь добрый десяток лет, привязана почти так же, как к Дишке. Было легче, чем с Дишкой. Хоть с кем-то было легко из детей. Этой мыслью о простоте общения, хотя бы с Женей, Этери потом поделилась с Даней, когда он настоял, что везет ее домой на своем авто и завтра заберет. В общем-то, не самый удобный вариант, придется раньше проснуться, быстрее собираться и приедет на работу она на час раньше, но хотелось побыть рядом, хотя бы в одном автомобиле, поболтать ни о чем, утром до начала кутерьмы дня получить его поцелуй. Маленькие искры счастья по имени "быть рядом". Под окнами останавливаться она теперь не разрешала, бежала до подъезда почти половину двора, зато шансов попасть на глаза Диане, даже случайно, выходящей из машины Глейхенгауза, не было. Дане все это не слишком нравилось, но смирился. Ему тоже важен покой в доме любимой женщины. Так и жила: пробежка до подъезда, лифт, дверь квартиры. И чаще всего за дверьми уже спящая Дианка. Мать-то раньше 11 не возвращается. Но сегодня Ди не спала, более того из кухни пахло чем-то сладким и вкусным. И от кожи прижавшейся в прихожей к ней дочери в таком нежном, из прошлой жизни, объятии, пахло так же сладко. Утонула в этой радости материнской гармонии мира. - А ты что это у меня не спишь, зайчик?- едва шептала в макушку дочери. - Я соскучилась,- вздохнула Диша и прижалась еще плотнее.- Я пирог испекла, давай чай попьем вместе. И они пили чай с поздним и лишним обеим пирогом в прикуску, разговаривали о прошедшем дне, смеялись. Как будто их упорная стена меж душами просто исчезла. - У нас много новеньких в группах. Все пока без пар, тренеры пробуют всех со всеми, даже нас с Федей сегодня разбили зачем-то,- чирикала дочь, а Этери любовалась ею, как настоящим чудом, которым она и была.- А у тебя как дела? - К первому этапу готовимся! Только Женька что-то непонятно. Как бы не сняться,- посетовала мать. - Мам, да ты что!- Диша аж глаза округлила.- Да если у нее будет возможность ползком вползти на этот этап, она выползет! Там же Юзу! Она такое не пропустит! - Ну, знаешь ли,-покачала Тутберидзе головой,- поклонение Ханю можно и оставить, если это грозит проблемами в олимпийском сезоне. - Ты чего, мам?- Ди совсем странно посмотрела на мать.- Она же это, любовь у нее к Ханю, в общем. Он ей больше любой олимпиады сейчас и важнее, конечно! “Ой, все!”- пронеслось в голове. Это было уже выше всяких сил. Осталось только Загитовой в кого-нибудь влюбиться, чтобы наверняка сломать последние опоры и ориентиры в душе тренера. Медведева влюбленная в Ханю, за три с небольшим месяца до олимпиады. Да вашу ж черешенку на вишенку! Лучше б не знать. А еще лучше, чтобы Женька даже слова такого не знала “влюбленность”! - Все, Дишка, пошли спать!- это единственное, что нашлось из разумного у несчастной женщины. Нет, вот кто-нибудь может сказать, зачем они в пятнадцать, шестнадцать, семнадцать берут и влюбляются? Что им спокойно-то не живется, этим девочкам? Вокруг столько интересного, а у них - любовь!