Игра мерцаний

У тебя в почте новый e-mail, В нем приаттаченный вордовский файл, Ты этот файл распечатай скорей И через строчку его прочитай! Там зашифрован новый пароль, С ним ты заходишь на мой ftp, Там презенташка, прослушай ее, Сразу понятно, что я тебя... Н. Гринько

Разговор о планах Эдуарда на великое покорение телевидения и прочих СМИ состоялся в марте, а в конце апреля стало очевидно, что мега-планы - это последнее, о чем нужно беспокоиться. Первое - настоящая “звезда” “Хрустального”, олимпийская чемпионка, идет в разнос с такой силой, что вряд ли кто-то сможет остановить разрушение. Сначала Юля потребовала убрать со льда Женьку Медведеву, потом они нашли нового специалиста по ОФП, а после им на пару с Авербухом досталась форменная истерика, иного слова Этери подобрать тем резким и нервным словам с истинно уральскими интонациями, которые делали весь текст еще более грубым и острым, не смогла. Юля не будет, не хочет, не понимает новую программу. И идите вы все к чертовой матери! Илья только воззрился на Тутберидзе, дескать, что мы с этим будем делать? Женщина махнула рукой и предложила решать после Новогорска. Авось там на девушку сойдет успокоенье, и работа пойдет. Самой же Этери настолько нравилась программа, что она была готова через колено переломить упрямую девчонку, но заставить ее кататься в этом сезоне с “Любовью”. И знала ведь, что такую как Липницкая не переломишь, а все равно хотела. Слишком много личного для тренера было в этой постановке. И не только Дишка, а вся история про любовь. Этери внезапно, через много лет с последней влюбленности слушала мир сердцем, в котором поселился кто-то новый. И так было страшно и прекрасно открываться этому миру со всей его бездной прекрасных ощущений, подаренных возникшим чувством, что, черт побери, она хотела эту программу вывести в свет. Через неделю сборов стало очевидно, что ничегошеньки не сходит на бедную Юлю. Этери сидела на старых матах в самом забытом и никому никогда ненужном углу спортивной базы и совершенно по-детски шмыгала носом. И вот именно в этот угол зачем-то занесло верещащих юниоров во главе с Медведевой и Глейхенгаузом. Дети, заметив тень старшего тренера, тут же приосанились и прекратили свои догонялки, а женщина попыталась собрать в кулак волю и голос, чтоб не напугать спортсменов. - Что за игра?- чуть осипше поинтересовалась Этери. - Ищем клад,- отрапортовал Даня.- Но что-то я думаю, мы заблудились. И молодой человек развернул шутливо банду в противоположную сторону, оставив женщину наедине с невеселыми мыслями. Как минимум так показалось, потому что через несколько минут она услышала, ставший за последнее время знакомым топот кроссовок, а потом рядом плюхнулось тоже ставшее знакомым за период совместной достаточно плотной работы тело молодого тренера, а теперь уже и полноценного хореографа их команды. Мальчик хорошо схватывал, так что, начав с ним вместе ставить в конце апреля ребятам программы, к июню Тутберидзе почти отпустила парня в свободное плавание. Он справлялся и освободил ей время и силы. - Этери Георгиевна, с вами все хорошо?- участливо поинтересовался молодой человек. Очень хотелось пожаловаться на весь белый свет, который не понимал и не принимал ее, но вместо этого Тутберидзе лишь закусила губу и кивнула головой: - Все хорошо. Чему замечательно учит жизнь в Штатах, так это отвечать “Ok” на стандартное “How are you?” И по закону жанра после этого задавший вопрос должен заняться своими делами, но мальчишка продолжал молча сидеть рядом. Шмыгать носом было неловко при подчиненном, а уж реветь при мужчине, в которого влюблена, и портить и без того внешность спорных для юного возлюбленного достоинств, и вовсе не хотелось. - Как отпуск провели, Даниил Маркович?- прервала молчание светским вопросом Этери. - Хорошо,- включаясь в ничего незначащую болтовню, ответил парень.- А вы? - И мы хорошо,- ровно так же, ни в чем не меняя направления беседы, сообщила Тутберидзе. - А плакали почему?- в лоб поинтересовался парень. Вот она бестактность двадцатилетних вздохнула женщина. Мало ли почему плачут люди? Ну, прикинься слепоглухим и исчезни. А он почему-то взял и не исчез. “И что ж ты, мальчик, совсем еще мальчик?”- посетовала про себя тренер. - Да как-то… наверное, звезды так стоят, хочется поплакать,- усмехнулась порыжевшая из брюнетки дама. - Неправда,- возмутился парень,- звезды вообще не так стоят! Развернулся и в сумрачном коридоре стали видны горящие юные глаза, негодующие и вдохновенные. И Этери чувствует горячие пальцы на своих щеках, которые стирают слезинки. Скользят по щекам, обнимают лицо. И так жарко в груди и мечется сердце и мысли, что ни вдоха, ни выдоха. - Юля произвольную не хочет катать,- откровение в самом главном после самого главного про него и про себя. - Неприятно,- согласился Глейхенгауз. Но это короткое “неприятно” было настолько маленьким в соотношении с тем, что ощущала женщина, что на нем-то ее и прорвало. Тутберидзе, возбужденно сверкая темными глазами, доносила до хореографа то, что никак не могла объяснить Липницкой. И чуть-чуть больше - про важность всего этого для себя лично, тренера, женщины, матери. Даня слушал. Не перебивал. Давал выговориться. Этери ощущала, как с каждой фразой отпускается нерв, тянущий душу. Словно воспаление, которым его зажимало, причиняя непроходящую боль, пошло на убыль. В конце концов она выдохнула. Улыбнулась своей неповторимой светящейся улыбкой и проговорила: - Загрузила тебя начальница, Дань, своими проблемами? - Не очень,- ответно улыбнулся Глейхенгауз.- Главное, что вам, кажется, полегчало. - Полегчало,- согласилась женщина.- Спасибо. Не буду тебя задерживать. Когда парень поднимался с матов, собираясь уходить, Тутберидзе окликнула его: - Дань, и, пожалуйста, не выкай мне, когда мы не с детьми. Неловко как-то… Я тебе тут на беды плачусь, а ты мне “Этери Георгиевна” и “вы”. - Хорошо Этери,- легко перескочил в новый формат Даниил чуть ли не на бегу. **** Самое удивительное - это слушать музыку, когда ты идешь на пустой и темный каток, ничего не ожидая, тем более - никого. Но еще более удивительно, слышать ту самую музыку, которую тебе так хочется услышать и увидеть, а ее никак не хотят рассказывать. Надо льдом неслись звуки “МЫ. Верим в любовь”. В голове мелькнуло: неужели Липницкая решила кататься после тренировки, да еще и произвольную, которую они давили и жали в нее со скрипом, а она брыкалась и отбивалась, как могла? Уже при первом взгляде на лед стало понятно, что Юлькой там и не пахнет. По катку кружили две темные головы. Одна узнавалась с полувзгляда: Женька. Вторая тоже была знакома - чертов юный хореограф. Эти двое синхронно вели движения. Восхитилась памятью Глейхенгауза и собственной спортсменки, что почти до жеста запомнили движения программы, которую полностью и так, как нужно никто еще не катал. Да, кое где она видела изменения, но это было скорее подстройкой под Женю, чем забывчивостью девочки и молодого человека рядом. Было сыро, местами явно недодумано, но так красиво и пронзительно. Каждый из пары на льду рассказывал историю, а не просто выполнял элементы. Женщина любовалась, уже зная, что программа будет звучать. И к чертям Липницкую. И даже Авербуха - к чертям, если он закусит удила! - Медведева, хочешь катать эту произвольную?- голос тренера несется поверх звука мелодии. Женька резко тормозит, чуть не падая, а потом понимает, что ее никто не ругает. И, более того, осознает, что именно ей предложили. - Да! Да! Да!- весело подскакивает на зубцах ребенок. - Женька, она твоя,- принимает решение Тутберидзе. Чудо-девочка выпрыгивает со льда и повисает на шее у любимого тренера. - Иди-ка ты спать, Женечка. Ночь на дворе, а ты все на катке,- гладит темную головку Этери.- Завтра начнем прогонять твою новую произвольную. Пока девочка убегает в раздевалку, они так и стоят друг против друга: она на твердой земле, он на скользком льду. И ему, кажется, намного увереннее на этой скользкой глади, чем ей на тверди. Женщина склоняет голову, рыжая прядь скатывается по щеке на глаза. Привычно откидывает назад волосы: - И что же мне тебе сказать, Даниил?- негромко спрашивает молодого человека. - Скажи мне - “спасибо”,- предлагает тот в ответ и склоняет голову ровно так же. - Спасибо,- тихо из-за бортика со стороны земли. - Обращайся,- так же негромко ото льда. Она знает, что никогда и никому его не отдаст: потому что - это ее Даниил Маркович. Он ей нужен каждый день на этом льду. И на любом другом. С ним ей правильно. - Дань, может, подумаешь перейти к нам на полную ставку?- они движутся параллельно: женщина снаружи катка, мужчина внутри. - Без проблем,- даже не берет паузу для размышлений молодой человек. - В деньгах потеряешь,- предупреждает Этери. - Переживу,- он перепрыгивает бортик и оказывается в ее вселенной. - Хорошо,- почти беззвучно выдыхает в почти общий воздух. И точно знает, что в ее глазах сейчас читается все. И он бы смог, если бы хотел прочитать. Но, наверное, он не очень хочет, потому что улыбается, делает полшага в сторону. Прощается и убегает в раздевалку переобуваться. И все равно же хорошо, что этот мальчишка теперь есть у нее. С ней. С ними. Вместе.