Игра мерцаний

Не любила толпа поэта, ненавидела всей душой, потому что во всех газетах написали, что он плохой. Мол, фуфло он, а не художник и порочит советский быт. А поэтому быть он должен всеми проклят и позабыт. Н. Гринько

Ну, что тут сказать: слава пока была весьма локальной, а по чувствительным местам Этери уже колотили со всех сторон. Ну, пока еще обсуждали спортсменов, ее методы тренировок и то, что второй сезон у Липницкой нет результатов и понятно, что амбициозная грузинка интересуется новой восходящей “звездочкой”, а не несчастной Юлей, терпеть было можно. В конце концов, где вы видели медали без оборотной стороны. А вот, когда полезли в постель и начали ворошить старые простыни, выясняя, кто же сделал ей ребенка, стало невыносимо. Вообще-то, Этери искренне считала, что ей стыдиться нечего. Она, между прочим, не под дулом пистолета затащила Сереженьку в постель. И нет ее вины в том, что этот блудливый пес предпочел двадцатипятилетнюю женщину своей тридцатишестилетней жене. И предпочитал весьма долго. Ну, хорошо, допустим, можно было не беременеть от женатого мужика. Допустим. С другой стороны, она потратила три бесценных года жизни на этого кота. И он клялся, что однажды разведется. Ей что, надо было гордо уйти в закат и к поступающему четвертому десятку снова кинуться на поиски пары и законного отца своим детям? Реши под соусом ее беременности Сережа оставить семью, она бы не стала самобичеваться. Порадовалась бы, что мужчина принял решение, к которому его ненавязчиво подтолкнула любимая женщина. Но уж когда не выгорело, разве она хоть как-то побеспокоила семью бывшего любовника или его самого? Нет! И теперь было даже жаль, что играла в благородную гордость все эти годы. Ее как-то не очень пожалели. А уж ее дочь, которая и вовсе ни в чем не виновата, и подавно. Весь интернет загадили разоблачениями. Этери стояла у темного квадрата окна и смотрела на сместившиеся по времени года звезды. Все те же три. Сегодня ей особенно были нужны хорошие приметы и символы, а еще вера в лучшее. Утром Эдик огорошил - Юля не хочет ехать на этап в Бордо с Этери. Едет с Сережей. Так решило фигурнокатательное начальство. “Сдаем билеты на твое имя, покупаем на Дудакова”. И вот и ладно бы. Всякое бывает. Да и зла Юлька, что ее произвольную отдали Медведевой. Не любит Юля Женю. Ревнует к конкурентке. Но дальше-то как работать вместе? Спортсменка, которая уходит через голову тренера по начальству. Это же хана доверию и взаимному уважению. Сейчас уже кажется, что зря они так старались ее вернуть в фигурное катание после олимпиады. Шла бы своей дорогой. Уже бы и забылось все потихоньку. Эх, Данечка, поддалась взрослая тетенька твоим розовым фантазиям про команду и верных рядом. Втравила тебя. А во что - вот вопрос. Голос материализовался из воздуха и сначала показался нереальным, слишком уж хорошо вписался в ее мысли: - Тебе тоже понравилось здесь прятаться?- с другой стороны оконной рамы проявился профиль хореографа. Женщина сначала было смутилась, а потом решила ничего не придумывать и не врать. - Я иногда на них хожу смотреть,- и расплывчато указала рукой на три звездочки.- Мечтаю, что это будущее. - Почем будущее?- удивляет Даня.- Мы ведь уже есть: ты, я и Сережа. Это - настоящее. Этери пытается высмотреть в полумраке черты молодого лица, но толком не видит ничего. Из-за этого полумрака появляется ощущение, что разговаривает она не столько с реальным человеком, сколько идеей о чем-то. О совместности, возможно. - С Юлей все совсем непонятно. А мы все - команда олимпийской чемпионки. Уйдет она. И кто мы? - Мы - это мы: ты, я, Серега. Ну, уйдет Липницкая. Она же все равно когда-нибудь бы ушла. Так есть Женя, есть Адьян, Морис тоже есть. Сима вот новенькая пришла. Ты же с удовольствием ее взяла. Вроде у вас все срастается? И малыши славные. Ну, сама же Алинку выбрала. Все у нас будет хорошо,- уверенно заявляет Глейхенгауз. - Дань, а ты всегда такой оптимист?- невольно заражается его уверенностью Тутберидзе. - Не всегда,- задумчиво отвечает парень, но тут же в голосе слышится улыбка,- но часто! Я вообще - находчивый и веселый! - Тебе бы в КВН с такими качествами,- смеется женщина. - Чем у нас тут не клуб по интересам и нестандартному мышлению?- удивляет молодой человек.- Я на своем месте. - Это хорошо,- успокоенно отвечает Этери, продолжая смотреть в окно. Мужчина стоит напротив и никуда не уходит. Тоже глядит в звездное небо. На душу нисходит покой. До этого Этери всегда считала, что любовь - это терзания и метания, а с Даней ей спокойно и очень тихо. - Этери, а у тебя все хорошо? Это становится общим местом в их взаимоотношениях: его озабоченность ее благополучием, а вместе с этим ее желание поплакаться в его щедрую жилетку. - В основном - да. Вот только как бы подростка не допускать в интернет в ближайшее время? Лет так двадцать бы...- невесело ухмыляется женщина. - Диша чем-то провинилась?- негромко интересуется природой ограничения Даня. - Да похоже, провинилась мама Диши, а Дише за это отвечать,- еще одна невеселая усмешка в темноту. - А!- понимающе кивает мужчина.- Ты про сплетни о тебе и муже Водорезовой? Забей! - Ух, какой вы резкий забивальщик, Даниил Маркович,- стало немного зло, но от этого почему-то легко. Может, потому, что нашелся объект вымещения агрессии. Можно было вызвериться за ползущие сплетни хоть на кого-то.- Ребенку мне тоже сказать - “забей”? - А она спрашивает?- поинтересовался Даня. Все-таки он неожиданно мыслит, хотя местами и по-детски еще. - Нет, но однажды же спросит,- уверенно заявляет Тутберидзе. - Вообще - не факт,- пожимает плечами парень.- И что спросит. И что именно у тебя. - Это почему?- удивленно интересуется Этери. - А потому что она уже спрашивала,- парень делает пауз.- У меня. Звучит полной чушью. Зачем бы Диане спрашивать у Дани, который знать ничего об Этери и ее личной жизни не может, про своего отца. - Она у тебя спрашивала про своего отца?- теряет нить женщина. - Нет,- тихий смех пробегает по коридору, обрываясь в сумраке.- Она спрашивала, можно ли у тебя спросить о том, что написано в этих статьях. - Не думала, что вы с Дишкой такие друзья?!- что-то она упустила в жизни дочери, например, момент, когда та заинтересовалась новым наставником их команды. - Мы отлично поладили,- согласился Даня. - И что же ты ей на вопрос обо мне ответил?- женщина склоняет голову. - Сказал, что подобные вопросы можно задавать, когда понимаешь, что без ответа на него тебе жизнь - не жизнь. - Ну, и до чего дошли в итоге?- удивительно, сколько важного проходит даже здесь, в “Хрустальном”, вне поля ее зрения. - Судя по тому, что она все еще не заговорила с тобой об этом, Диша решила, что это не самое важное в ее жизни. Кого же из них двоих молодой человек пожалел больше: ее или Дишку? Вдруг захотелось дожать ситуацию до пика: - А самому тебе не интересно, Дань? Ты не ребенок, могу рассказать. Было в этом желании истерическое “полюби меня черненькую”, хотя он и беленькой не планировал ее полюбить, если уж на то пошло. - Мне?- дивился Глейхенгауз.- Уж в моей жизни тот факт, с кем ты решала много лет назад обзаводиться ребенком, точно ничего не изменит. Я знаю тебя. Я знаю Диану. А того мужика знать не знаю. И мне плевать, живет он в часе езды на автомобиле от “Хрустального” или в сутках полета на самолете. Весьма изящный отказ от душевного стриптиза. Завтра она, пожалуй, будет ему благодарна за это. Есть откровения, отказ от которых правильнее, чем согласие их принимать. Больше говорит о чуткости души. Они одновременно смотрят на звезды: она на мерцающую желтую. Он - на холодную голубую. И вычерчиваются на темноте ночи двумя зеркальными полупрофилями в раме окна.