Пять бутылок блейзера

Поутру Пахом-отец проснулся, как огурчик. Его бухло как будто не брало. Дома было тихо — жена и сын всё ещё дрыхли мёртвым сном. Пахом, не теряя времени, решил отправиться на шабашку. А отправился он не абы к кому, а к Маслаю — тому самому, что издевался над ними на «губе». Но Пахом был не злопамятный, тем более, и сам Маслай уже был другой — он исправился. Так говорил Епифан, по крайней мере. Сейчас полковник в отставке Маслаев занимался тем, чем увлекался уже давно — музыкой. Это вам, конечно, не Ванесса Мей, но играл он весьма и весьма неплохо. Даже после войны прыти не растерял. И каким только боком его в армию вообще занесло? Ему бы концерты устраивать, сочинять мелодии, но нет. — Здраве будь, маэстро, — Пахом с дебильной улыбкой поприветствовал того, к кому решил зайти на шабашку. Маслай жил в обычном частном доме. Не сказать, чтобы богатом, но тоже ничего. Обставлено всё со вкусом, крышу недавно починили. — Хуй собачий тебе маэстро, — обиделся Маслай. — Я полковник! — Да ладно вам, ребята, ну что вы… — Я — полковник! — З-здрастить… Зд-дравия желаю, товарищ полковник в отставке! — неуверенно произнёс Пахом, но Маслай, удовлетворившись ответом, провёл Пахома внутрь. — Давай, — сказал он, подведя шабашника к камину. — Чисти камин! Чисти! — Ой, товарищ полковник… Тута это… — Меня это не волнует. Чисти камин! Чисти! В скором времени Пахом принялся пидорасить камин, пока Маслай пиликал на скрипке, параллельно рассказывая, как командовал парадом. Да, на параде он действительно был. Но явно не на том, о котором мечтал. В провинции парады довольно скромные. Но Маслай ходил туда в своей всегда отглаженной и чистой форме. Полковник в отставке, прошедший обе Чечни, сейчас жил здесь, в приморском городке, и редко куда ходил в принципе. Неудивительно, что он так раздобрел. Не миновала и та же участь генерал-майора в отставке Осмольского. Привычкам своим военач не изменил, зато теперь перестал бегать и заниматься в принципе физподготовкой. Тоже стал, блядь, здоровым, как пельмень. На их фоне Епифан выглядел прямо Аполлоном. А что же Епифан? Сынок проснулся с сильной головной болью. Отец валялся колодой на кровати. Как читатель уже понял, похмелье настигло и его. Поэтому в доме было тихо. Епифан нащупал рукой телефон и, едва попадая по кнопкам, запустил аську. Только открыл, как… «Хо=хо»! — Дидько… Кто всегда напишет первый? Ну конечно же, он — этот фуфел.

Dead Pahom Прифффки бРаТиФкА))))) КаК дЕлИфКи?))) YupiFun Заебал, блядь… Dead Pahom Ну не сердись (((ну давай я тебе про зиму расскажу)) YupiFun Вот только твоих историй мне и не хватало Dead Pahom А я знаефффф, вспоминаю, як потрахавси я тоди))) YupiFun Ну и как? Dead Pahom Да хули… Я те расскажу щас… Шишка, блядь, встанет… Будешь тут малафить всё… YupiFun Ну не пизди тогда, отвянь. Башка трещит. Dead Pahom Ну мы три семёрки выпили… С одной дурой… А потом поебалися)))

— Дидько, нэимовирна история… — вслух сказал Епифан, но ничего в ответ не написал — не тот у него был настрой. — Шишка, блядь, встанет, возбудимся… Пиздыць, прийихалы… Он не без труда поднялся и отправился на кухню, надеясь, что есть ещё рассол. Хлебанув немного, он сел на стул и начал судорожно глотать воду. Сушняк его просто замучил. Зато теперь у него был снюс — эта ведьма всё-таки вернула ему его драгоценные колёса. Но отойти от похмелья у парня не вышло — у него тут же противно заверезжал телефон. Ну конечно, это Пахом звонит! Кто же ещё? — Братику, брат!.. Братику! — раздалось на другом конце провода, едва Епифан успел принять вызов. — Ты ж мий братику… Ты хороший… Лесовичок… Приходи до мене… Матусенька зараз котлетки готовит. По-киевски… Давай? Ну что, звать? — Пишов до дидька вид мене! Як ты мене вже закумарив! — едва не крикнул Епифан, но сдержался, что в его состоянии было очень непросто. — Ну что, придёшь? Покуштувати оце… Не отстанет ведь. Надо или послать его в дальние дали, или согласиться. — Да не базикай ты! — прошипел он в трубку. — Приду. Мабудь через годину. Услышав в спальне кряхтенье отца, Епифан тут же, забыв о головной боли, снова пошёл на кухню. Он схватил банку с рассолом и отнёс её в родительскую спальню. Отец был совершенно неработоспособен. Пиздец, как его угораздило нажраться синьки, которой в «Уссаныче» торгуют? Майор в отставке, ветеран горячих точек, кавалер Ордена Мужества, был сражён левой синькой. И кто же знал, что его поехавший друг совершенно не чувствителен к этому? Зря, зря его комиссовали! Он бы духам такого биса гурбаного устроил, они бы перемочили друг друга! Тем временем, Пахом-отец закончил чистить камин. Получив плату, он сел рядом с Маслаем и принялся судачить за жизнь. — Слушай, а… Что с товарищем капитаном-то, не знаешь? — Капитан, блядь… Я полковник! — снова выкрикнул Маслай в пустоту. — Кто сказал, что я пиджак? Я полковник! Было, от чего затаить обиду на Осмольского — он его третировал ещё на губе, а потом ещё и расти стал в чинах не по дням, а по часам. Раньше только что за выслугу лет медальку носил, а тут нате — за Афган и за Чечню получил в свой актив медалей! Не прям Жуков, конечно, но будет, чем похвастать в старости перед внуками. А Маслаю только за выслугу лет полковника и дали. Хотя это он тогда по горам рассекал, пока Осмольский чертил карты и планировал операции. И вся слава ему, всё ему! — Скильки строжданьив у цьому житти! — снова слышал Маслай восклицание Осмольского. И опять перед его взором возникала «яма» и «яблочко», которое этот мудель заставлял его танцевать.