Пять бутылок блейзера

Суббота. Хороший во всех отношениях день. У Светы по расписанию был только один урок, а вечером она играет в спектакле «Спящая красавица». Царевну, разумеется! «Надеюсь, Ссаныч не решит, чтобы меня по-настоящему ебали»? — опасливо думала Света, приближаясь к заветному тошняку. — Ой, Светочка, душа моя! — Саныч расплылся в сахарной улыбке. — Ну как, готова к спекталю? — Как никогда, — лениво отмахнулась Света. — Водки, — чуть ли не приказным тоном произнесла она. — Без хуёв, — ответил Саныч, наливая старой приятельнице водяры. — Кстати, о хуях… Надеюсь, ты не думаешь, что я соглашусь играть там, где меня будет кто-то по-настоящему ебать? — Ну что ты! Да у них и пиписька не встанет! — Так я, по-твоему, страшная? Что ни говори, а Света, в первую очередь — женщина, а потом только училка. — Нет-нет, милая, я не то имел в виду, — торопливо оправдывался Саныч, чувствуя, что явно ляпнул лишнего. — Они… Ну, актёры они такие… — Импотенты что ли? — В какой-то степени, — смущённо ответил Саныч. — Я им костюмчики приготовил… Он достал «костюмы» для тех самых семи богатырей. Света тут же чуть не упала со стула. — Бля, Ссаныч! — хохотала она. — Я знала, что ты ёбнулся, но настолько… Ой, бля… Ссаныыыыыч!!! Кольчуга из пробок, шлемы из бутылок из-под «Блейзера»… — Чтоб я всралась, ну и костюмы у тебя! — продолжала заливаться смехом Света. — Ты сделал мой день! Света хотела было пригубить бухлишка из стакана, который Саныч, расщедрившись, предложил за счёт заведения, как в тошняк вломилась мелочь толпой. Саныч поприветствовал их и протянул эти, с позволения сказать, костюмы. Тут-то Света не просто поперхнулась — она упала со стула от такого сюрприза. — Ссаныч, ты реально поехавший, — Света уже просто повизгивала от смеха. — Хули ты пиздюков на роль богатырей позвал? Ты совсем мудак что ли? — Да что, — недовольно пробурчал ресторатор, — эти эмари совсем охуели — бабосов просят за роль! А эти… Ну посмотри, ну просто конфетки! Они за одну-единственную карамельку готовы в искусство вложиться! Вот, видишь? — он достал пакетик с «Гусячими лапками», которые автор любезно называл «вротмненоги». — Вкусные конфетки-то! Ну ты вот не любишь их? Они с такой радостью играть согласились! — И они что, царевну ебать вприсядку собрались? — Не, Светочка, душа моя, разве бы я позволил им? Ты бы на такое не пошла, нет. — Да, бля, я бы за такое с тебя лимонов пять стребовала. — Нихуя себе! Пять лимонов?! Пяяять! Света поднялась с пола, и, покосившись на извивающегося на шесте ниггу, добавила: — Это я ещё со скидкой бы согласилась. Мы же друзья, да… О, а вот и наш артист! — она поприветствовала Саню, старосту своего класса. — Что сегодня петь будет? — Да что, у него вон, «Уши в стороны», как обычно. Может «пьяненьких девочек» сбацает, — Саныч принялся рыться у себя под стойкой. — Попсовик. Он попсовик. Он же у нас ещё обкуренный богатырь, помнишь? — Ну да. Слушай, да какой из этого пуделя богатырь? — Такой же, как вот из этих пиздюков, — Саныч вновь кивнул на скучковавшуюся у стойки мелочь. — Ты, главное, у Пахома и Епифана роли-то не отбирай, а то… — Да я знаю, таких актёров больше нет, — с некоторым сожалением произнёс Саныч, и тут же замер, увидев на пороге участкового. Вслед за ним оторопел и сам «певец», который так и не начал свою новую партию. — Ну что, щеглы, — капитан подлетел к старосте, — что ты там про родную милицию пел, скотина?! Что ты пел, скотина блядь?! — кипятился мент. — Товарищ капитан, вы неправильно поняли… — пищал Саня, тщетно трепыхаясь в руках капитана. Но мент был особенно зол — у него всё ещё болело очко, и он не мог спокойно сидеть в машине, и ходил враскоряку. — Ты у меня хуй сосать будешь, понял?! И вдруг раздался гром, а на стене вдруг проявился образ. Образ, который капитан узнал бы из тысячи. Ментяра мгновенно выпустил несчастного пуделя и упал на колени, вдарившись лбом об пол. — Не вели казнить! — взмолился сотрудник органов. Образ мгновенно перекосился и тут же раздался голос: — Пошто раба маво изволишь бить, смертный? Ты, да он — братья. Не изволь руку поднимать на него, а изволь позволить ему про милицию родную спеть! Не гневи меня понапрасну! Ибо страшен гнев мой. Приведи же сюда остальных, да поведай им, что велел я тебе. А велел я помогать владельцу бара поганого сего. Как начнётся лицедейство непотребное, да помощи твоей испросит он, не вели отказаться, а вели же себе участвовать в представлении том! На то благословляю тебя я. И велю про милицию честную песню прослушать. Ту, что музыканты-шуты петь изволили, красною плесению наречённые. Капитан промямлил что-то бессвязное и встал, как только образ исчез. Видно было, что он в шоке. А Саныч с хитрой улыбкой выключил проектор. И тут же из-за ширмы вышла Света. А с ней — Пахом. — Эй, Пахомчик, ты просто супер! — она похлопала его по плечу, но парень не разделял её радости. Видно было, что он до сих пор в обиде за вчерашние пиздюли. — Ну что ты грустный такой? Ну все же мы люди! Не расстраивайся — никто тебя не бил, никто пиздюлей не давал. Давай, давай… Мы тебя яжкой угостим, хочешь? Я помреж, я помогу вам всем. Спектакль будет во! — Света точно из бутылочки напоила эмаря ягой. Тем временем, староста затянул песню про честную милицию, которая, конечно, поможет всем всегда. Саныч же, прикинув, кому и сколько придётся наливать, вновь помрачнел. — Козлов этих ёбаных, блядь, поить… — пробормотал он, тихонько отливая в пивную бутылку. — Пьют, суки, а я? А я не пей? Я тоже хочу. Щас бы… Всем нассал! В банку, блядь… Они бухают, а я? И вдруг Санычу пришел злодейский план. Он начал снимать штаны, аккуратно так, чтобы никто не заметил. — Свиньи ёбаные, — приговаривал он. — Вы у меня говно жрать будете! Целился он прямиком в чан с фаршем для беляшей. Теперь у него наименование товара «Беляш с мясом. Гов-на» будет звучать воистину двусмысленно. Лишь бы капитан во второй раз не отведал этого шИТдевра. А то за шаурму с дохлой кошкой ему уже чуть не прилетело. Хорошо хоть Светочка нашлась… — Ёб твою мать, блядь, кто обосрался! — резко закричал Саныч, натянув на себя штаны. — Кто всю пидлогу загадючив?! — Чего блядь?! — удивилась Светка. — Че ты несешь?! — Хотят наебать… Дети… Подонки! Говно, суки! В баре прямо насрали, в баре! Ну зайди ты в толкан… Ну облегчись… Облегчись ты там… Нет, блядь, буду срать под себя! Кто теперь это говно чистить будет?! Нашёл бы, всех разъебал, — Саныч пулей вылетел из-за стойки и побежал в подсобку, дабы немного помыться. Тем временем, «начинка» плавно перекочевала в тесто усилиями помощника Саныча, а сам же Саныч, подмывшись, поймал случайного ханурика и, разумеется, погнал его говно чистить. — Пять бутылок-то спиздили, суки… — приговаривал он, косясь на Пахома, к которому теперь присоединился ещё и Епифан. Парни решили поиграть в шашки. Пахому давно их подарили, но поиграть было особо не с кем. Вчера он, получив пиздюлей, лежал на диване в своей комнате и под стигмату представлял, как он покинет этот бренный мир. И вот, когда убийца самого себя был уже готов соорудить петлю, послышался вопль из-за стены: — ЁБТВОЮМАТЬБЛЯДЬ!!! Орал один поехавший папаша. У Пахома за стенкой жила семейка, ну совершенно ку-ку. Муженёк пары слов связать не может, жена вечно ходит с фингалами и жалится на него. — Он обосрался!!! Иди мой этого засранного хуя!!! Эти вопли вперемежку с плачем младенца заставляли Пахома вздрагивать и забывать всё на свете. Матусенька и та начинала испуганно причитать. А отец лишь говорил, что у них сосед — полный разъебай. Отцу вообще было глобально всё равно. И только мать Пахома верила, что санитары за соседом приедут когда-то. Но кому какое дело до этих семеек? Даже до мук Пахома только матери и было дело. И немного — эмарям.