Пять бутылок блейзера

Физру в этот раз Пахом и Епифан решили прогулять. Русского языка сегодня не было, зато была история. Историк был, конечно, поехавшим, но переплюнуть классручку (по крайней мере, ему) было просто нереально. — Новейшее время это ёбаное, блядь, учить, — говорил про себя Епифан, листая учебник истории. Сейчас как раз физра, которую они с другом решили прогулять. Вот там на улице их дноклы бегают. Кое-кого после вчерашнего вывернуло, и их физрук мордой по продуктам жизнедеятельности возил. Даже странно, что не трогает теперь в разных местах. Впрочем, в последнее время к нему зачастили ученики. Выходили из спортзала, благоухая блейзухой. Кто-то довольный, кто-то — не очень. — Слышь, кажется он поумнел, — сказал Епифан, глядя из окна на физрука. — А что там? — лениво осведомился Пахом, зависший в аське. — Да походу он теперь девок лапает за блейзер. Новый вид проституции, ёпта. — Да ладно тебе, он зожник… Слушай, давай я лучше тебе сейчас Сруля покажу? — Ну давай, посри, — подколол его Епифан. В это время послышался голос Светланы Юрьевны из ближайшего класса: — Ну что, щеглы, я вижу, вы не читали повести. Так… Ну я вас сейчас проверять буду. Какое событие занимает центральное место в романе? Кто руководил восстанием на Урале в восемнадцатом веке? — Чапаев… — пискнул кто-то из класса. — Какой, блядь, Чапаев?! КАКОЙ, БЛЯДЬ, ЧАПАЕВ?! — в этот момент Шарманка кричала так, что Пахом аж подпрыгнул. — Бля, там акустика такая… А я вот читал это у этого поэта какого-то… Хуй его знает, короче… Там про восстание пугачёвское, да… — Это «Капитанская дочка», — авторитетно заявил Пахом, помнящий, как классручка их муштровала этой повестью. Но он старался. И для себя, и для Светланы Юрьевны. Последняя сегодня была одета немного по-молодёжному: синие джинсы, кроссы, блузка и джинсовый жилет. Этот прикид ей удивительно шёл. Да, золотые были времена, когда всякие бздуны не совали свои носы, куда их не просят, и не доёбывались до училок на пустом месте. А может и доёбывались, но тогда их просто посылали пер ректум, так что автор искренне сочувствует современным преподам вынужденным работать в таких адских условиях. Кто знает, вынесла бы ли Светлана Юрьевна такие нагрузки — это сегодня она даёт от ворот поворот быдло-мамашам, решившим поиграть у ультра-нравственность, а вот завтра… — Э, глаза сломаешь, — Епифан толкнул Пахома в плечо. — Да я ничего, нет-нет… — Пахом смущённо отвернулся. — Так это ты что ли ей валентинку тогда отправил? — с ехидством спросил Епифан. — Да нет-нет… Нет… — замотал головой смущённый эмарь. — Да пиздишь ты. Ты ж в дневнике напротив её уроков сердечки ставил. Ты как вообще себе это представляешь, а? — Да дидька лысого, — Пахом понял, что попался. — Я тебе сейчас расскажу, блядь, шишка встанет… Будем тут всё малафить. — У кого встанет? У тебя что ли? — Ну а у тебя что, не встанет? — С какого хуя у меня должна встать шишка? От твоих фантазий что ли? Ты давай, рассказывай, давай, как ты дрочил… — Ну, я в туалете, сначала, садился так…мягенько. Трусы спускал, на «сефане» картинку с голой цыпой скачивал, и дрочил. — И сколько за раз? — Двадцать раз! — с самодовольной улыбкой на лице ответил Пахом. — Бля, охуительная история, — с сарказмом произнёс Епифан. — Шишка встала, что стены ебать щас буду. — Да ты лось, блядь, все педовки твои, — в голосе Пахома слышались нотки обиды. Да, Епифан — топчик, он тёлкам нравится. А вот такие, как Пахом, могут рассчитывать разве что на какую-нибудь Машку-давашку или Людку-проститутку. — Слышь, а не физрук ли пять бутылок спиздил, а? — вдруг осенило Епифана. — Может быть. А может и нет. Оба вздрогнули. Это была классручка, подкравшаяся к ним настолько тихо, что даже линолеум не скрипел. — Ну что, клёвые кроссы, а? А я ведь их на блохе купила! Теперь запросто спиздите блейзуху в «Уссаныче». Он спросит: «Кто спиздил пять бутылок блейзера»? А я скажу: Пахом, Пахом спиздил. Или Епифан. Ты спиздил пять бутылок блейзера? — училка строго посмотрела на Епифана. Этот взгляд сулил серьёзные неприятности в случае лжи или ответа, который бы не устроил классручку. — Да не брали мы эти пять бутылок! Это физрук, походу, спиздил! — ответил Епифан. А Пахом начал добавлять небылицы: — Да, физрук. Говорит, заебала жизнь его эта. Хочет в институт поступить. Хочет, чтобы у него было завтра. — Так, Сруль, — прервала Шарманка разошедшегося Пахома. — Сейчас мы репетировать будем. Иван заявился к Срулю на дискотеку. Я урок закончу и мы с вами продолжим. В спортзале. Там никого всё равно не будет. — А кто будет арию обкуренного богатыря петь? — поинтересовался Епифан. — Староста ваш и будет. Он теперь вообще за попсовика в «Уссаныче» поёт, — ответила классручка, и круто развернувшись, пошла обратно в класс. А Саня и правда сам стал лабать у Саныча. Теперь он пел песни «Красной плесени». Чаще всего — из репертуара группы «Уши в стороны». Вот недавно он исполнил «пьяненьких девочек», а неделю назад еле ноги унёс от разъярённого участкового, который услышал песню про ментов, которые нам не кенты. Но сегодняшний репертуар училке послушать было не суждено. Света надеялась, что хоть сегодня она проведёт вечер спокойно, под телек и водяру. Но если Саныч однажды сядет на голову — не отстанет. Вот и теперь, когда учительница шла домой, старый прохиндей тут же окликнул её. — Светочка, ты так классно выглядишь! Тебе очень идёт джинса, — говорил ресторатор с сахарной улыбкой. «Началось», — обречённо подумала Света, зная, что если Саныч подлизывается и осыпает комплиментами, то ему явно что-то нужно. — Я и так знаю, но спасибо за комплимент, Саныч, — кивнула Света и хотела было ускорить шаг, но Саныч тут же поднёс ей бутылку с чем-то бурым и жидким. — Светочка, смотри, у меня для тебя есть кое-что. Ты не сможешь отказаться. — Что это? — поморщилась училка, почувствовав сквозь пластик аммиачный амбре. — Это удобрение, понима… Да ну что ты бросаешь так? Прольёшь же! — воскликнул Саныч. — Новых насобираешь, — равнодушно бросила училка. — Ну… понимаешь, в Китае это очень так ценится… — Мы не в Китае, — Света спрятала руки в карманы джинсов. — И что мне всем этим говном удобрять? — Ну… Я для примера. Там просто если ты придёшь в гости, то в знак уважения надо покакать на грядках… — Я никогда не поеду в Китай какать на огороды! — воскликнула Света, подумав мимолётом, что Саныч явно поехал кукухой. — Ну… Не важно. Ты загони кому-нибудь. Я тебе продам, а ты — людям. У меня, понимаешь, унитаз засорился и я работал над этим день и ночь… — Ссал в эту бутылку? — с отвращением спросила Света, инстинктивно обтряхивая манжеты своей блузки, надеясь, что ничего из содержимого туда не попало. — Ну… Ну зачем так… Ну что ты так грубо, ну… — смутился Саныч. — Грядки удобрял? — Ну… Ты просто понимаешь, бизнес же… Надо ж расти, развиваться и… — Ты втираешь мне какую-то дичь, — не вытерпела Светлана Юрьевна. Вот уж никогда бы не подумала, что ей предложат купить ссанину. — Я не куплю твоих удобрений! — напомнила о себе Шарманка. — Но… Если ты добавишь туда дрожжей и свеклы, и перебродишь, то… Можешь добавлять это в пиво и… Ну, экономить короче и неугодных посетителей поить. Ментов, например. — Ну, просто понимаешь, они на меня злы с тех пор, как я участковому дрянную шавуху продал, а потом ещё староста твой пел… — Бля, походу это ты ебанулся, а не я. Света чувствовала, как нарастает внутри неё раздражение. Вот вечно он подлизывается, как что-то надо. А хоть бы раз синьки за счёт заведения налил! Так нет же, ещё периодически продаёт гадость! Чего стоит хотя бы «Чёрный русский», куда явно был подлит компот, а может и чесночный сок. Но таков был Саныч — никогда от него ничего хорошего не дождешься. Даже в те моменты, когда ему срочно помощь нужна. Щегол, блядь. Порой, Светка задавалась вопросом «почему его работники до сих пор не послали на хуй?» Ей это было непонятно. Около часа Света сидела и листала каналы на телеке. Водка как-то не шла в горло, ей было скучно. Нигде интересных сюжетов нет. Скукота! Да, в 2007 ещё старались как-то телевизионщики. «Царевну что ли спеть»? — думала Света. Или может, ему тоже «удобрения» толкнуть»? Вроде там, через квартал, какой-то дебил постоянно выставляет за ворота ведро с собачьи дерьмом. Вместо того, чтобы просто вынести его на мусорку или куда-то в овраг. Точно! Набрать банку, развести в ней собачье говно и продать такие «удобрения». — Хуй тебе на рыло, Саныч, — сказала училка, глядя в зеркало. — «Удобрения» свои сам будешь покупать. Так, завтра суббота, вечером уже спектакль. Ох и разгуляются они! Света с презрением смотрела на корону, кое-как слепленную из банок из-под яги. Как блестит! Издалека можно даже за настоящую принять! А одёжка царевны какая! О-о… Света в прошлый раз лишь брезгливо бросила её, сказав, что сама подберёт себе наряд. Ха, царевна в джинсовом платье? Почему нет? Да здравствует джинсовая неделя! Ох и не завидует она богатырям, которым шлемы сделали из пустых пивных бутылок, а Пахому вместо каски ефрейтора Сруля и вовсе дали какую-то дырявую кастрюлю. Цирк уродов какой-то. И она здесь — помреж (помощник режиссёра). — Эх, уроды вы мои уроды! — воскликнула Света, включив у себя в муз.центре «Мираж». — Люблю я вас. Даже тебя, Ссаныч, алкаш ты ебаный. Эх, права Наташка — без музыки мне оставаться надолго нельзя. Так ведь? — прокричала она в пустоту. Ответом было лишь гулкое эхо. Повертев на пальце «корону», Света подкинула её до потолка. Та, описав в воздухе полукруг, упала на пол и закатилась под рабочий стол, испугав кота. Эмари играют в панк-мюзикле… Смех кому рассказать! — Песню давайте! — скомандовала классуха. Но никто не ответил. Ибо была Светлана Юрьевна не в рыгаловке, а в своей квартире. Тем временем, в своей квартире лежал на диване, поджав колени, Пахом. Всё у него ныло и болело после сегодняшней репетиции. А началось всё с того, что классручка сразу повела их в спортзал и заставила заучивать текст. Вот она полезла к Епифану в карман и вырвала буквально снюс. — Что ты снюсом закидываешься? Дай сюда, блядь… Ща пизды получишь… — Ну чего вы снюсу-то отобрали, — сник Епифан. Он только недавно приобрёл этот новый восхитительный вкус и планировал насладиться им вечером, после того, как покатается на скейте. — Бля, тебя рак губы ждёт, а ему снюс подавай! Ты же Иван, ты злой должен быть! Вот пару дней не пожуёшь свои колёса, совсем озвереешь. Пизды точно дашь. Но Епифану не по вкусу пришлась такая миссия. Просто так бить Пахома? За что? Он ведь ничего ему не сделал. Мало того, он был благодарен ему за спасение от бесчестия. И никогда не забывал подкармливать. — Давай, ломай ему каску… Ну ёпта, что за удар? По пизде ладошкой так будешь шлёпать! — разозлилась классручка. — Давай, пиздюлей вламывай! Живо! Но всё у Епифана как-то вяло получилось. Света поняла: надо научить парня немножко приёмам. Она-то научилась когда-то. Взяв в руки защитное снаряжение, она сказала: — Бей. Епифан в этот раз стал уже с большим энтузиазмом отрабатывать удары. — А теперь обманку давай! Раз, два — и готово! Он быстро учился. — А теперь мастер-класс! — продекламировала на весь спортзал классручка. — Настоящие пиздюли. Пахом слишком поздно понял её намерения. Он думал, они с Епифаном потренируются, но, видимо, училка решила выбрать грушей его. — Ой, ты стукнул меня крепко… — вздохнул парень. — Этому у Светки минут 20 учиться надо. — Ну ты лось… Сейчас, не стукай. На пятках попрыгаю… Но тут же упал, как подкошенный, когда ему прилетел мощный удар под дых от Светланы Юрьевны. — Правый прямой, — комментировала училка, — левый боковой… И аут! Всё, бля! Удар у неё был, как у кобылы — Ну не надо! — заверещал Пахом, почуяв, что Епифан и классручка чересчур увлеклись. — Ну не стукай… Не сту… О-ой! Светлана Юрьевна не дала ему опомниться, и, схватив за грудки, продемонстрировала Епифану, точно это была подстреленная утка. — Вот так вот он всех и пиздил, этот укурыш, — хохотнула Светлана Юрьевна, разминая свои суставы. — Шклявый ты какой-то. Ладно, щиглыки, я домой, а вы хотите — репетируйте, хотите — пёхайтесь прям тут, хотите — физрука для тройничка позовите. До встречи на сцене! Пахом мысленно обрадовался ее уходу, понадеявшись, что после этого Братишка успокоится. — Из-за тебя у меня снюс отобрали, я без снюса теперь! — шипел Епифан, но скоро уже бодрый эмарь ревел в голос. — Ну, стукнула-то она меня крепко… Удары братишки были ничем по сравнению с пиздюлями Светланы Юрьевны — Да ладно тебе, — успокаивал друга Пахом. — Что ж ты грустный то такой? Чего ты плачешь? Ну, все ж мы люди… У Епифана у самого голова пухла. Может, заглянуть туда, в каморку физрука со спортинвертарём? Может, там те злосчастные пять бутылок? А застукает их вместе? Лучше домой. Чувствуя укол совести, он помог Пахому встать и буквально поволок его до дома, слыша сквозь наушники его завывания про то, насколько люди злы. А на улице по-прежнему горел сентябрь. Горел и переливался красно-жёлтыми цветами и хороводом сухих листьев.