Пять бутылок блейзера

Есть ли на свете более поехавшее место, чем шестая школа? Может и есть. Найти его так же легко, как и сломать хером дуб, либо увеличить за одну ночь население земного шара вдвое. То есть, с рядом условностей. В первом случае — если дуб херовый, а хер — дубовый, во втором — если ночь полярная, а бригада — ударная. Вот так же и здесь: можно ли найти более поехавшую школу, чем шестая? Можно, если поиски регулярные, а школы — провинциальные. Но пока что никто это условие выполнить не смог. Директор здесь абсолютно поехавший. Вечно от него прёт квашеной капустой, водкой, потом, или всей этой адской смесью. Под стать ему и завучиха — Светлана Юрьевна. Вот уж вряд ли бы кто подумал, что за милой внешностью кроются такие тараканы. Она производила впечатление эффектной женщины, милая сероглазая шатенка, всегда одета элегантно, пусть и довольно скромно, как того требует профессиональный этикет. Она приветлива, улыбчива. Со всеми. Кроме учеников. Если бы они с самого начала знали, какие тараканы в голове у русички, они бы с ужасом сдрыснули, узнав, что именно она будет их классруком. Она никогда не стеснялась в выражениях и методах воздействия на учеников. Был бы у неё хуй, положила бы она его на все писанные и не писанные правила. Не выражаться при детях? Да они иного зека за пояс заткнут! Не распускать руки? Да видели бы они, что творят эти мелкие паразиты! Они чуть ли не открыто анашу дуют, чпокают друг друга в сортирах, бухают, курят, хулиганят… Смысл корчить из себя добродетель? Чтоб на голову сели и ноги свесили? Облезут! Первым уроком как раз был русский язык. Пахом подлетел к двери кабинета и ещё издалека позвал кого-то: — Братишка! Парень в футболке с принтом «Стигматы» вздрогнул и обречённо повернулся. Это был Епифан, тоже эмо-бой. Но, если Пахома все считали фуфелом, то Епифана — напротив. Это был подтянутый, ухоженный парень, который заботился о себе и внешности. Даже маски наносил, чтоб угри на лице не высыпали, а ещё он был отличным скейтером. Прирождённый спортсмен, одним словом. Ума не лишён, кроме того, отлично играет на гитаре. Неудивительно, что его вечно окружают педовки и едва созревшие девочки, у которых гормоны вместо мозгов. Ну а хули — сопливого актёрчика или певчика не достать, а вот вам подтянутый, модняво одетый эмо-бой, умеющий и петь, и на скейте кататься, а хорошо попросишь — и с уроками помочь. Все его уважали, и искренне не понимали, как такой клёвый пацан, как Епифан, мог связаься с таким фуфелом, как Пахом? Впрочем, все давно догадались, почему Пахом так к нему привязался. А девки порой прикалывались. Например, писали на доске: «Пахом + Епифан = (сердечко)», или начинали причмокивать губами, когда Пахом беседовал с соседом по парте. «Угораздило же меня заступиться за этого фуфела», — обречённо думал Епифан, заходя в класс. — Как п… Как поспал, братишка? — Пахом вёл себя так, словно Епифан был не его одноклассником, а братом или сыном. — Дидько, не базикай лучше, сидай вже, — отмахнулся Епифан, держась пальцами за виски. Вчера он, походу, перебрал, а может, снюсом закинулся с утра. Бывает же! — Сядь, блядь, сядь… Здесь особо не посидишь! Здесь даже когда стоишь, тоже… — Да как ты заебал, а… — обречённо вздохнул Епифан. — Да мне вообще всё равно, что там… Творится… Тут-то Пахом и вспомнил, что сейчас — урок у Шарманки (такая кличка была у классручки). Она злая, узнает, что урок не выучил — пиздюлей вломит. — Слушай, а… Что нам там на дом задавали-то, не знаешь? Епифан обречённо бросил тетрадь, намекая соседу, чтобы он заткнулся и просто молча всё скатал. — Во, уважаю, братишка, — улыбнулся Пахом, чувствуя, что его вера в человечество подала первые признаки жизни, а то ж всё, как хуй в старости: кивнёт разок, и вновь завянет. Парень торопливо списывал упражнение, заданное на дом, и тут в класс вошёл староста — Саня Маслов. Был это до безумия мерзкий тип, но при том — трусливый. Кому ещё, как не ему, давать власть. Шарманка его давно приметила, и говорят, сделала своей шестёркой. — Так, что за хуйня у вас тут? — он подлетел к двум эмо-боям, один из которых посасывал из банки ягу, с которой им в благодарность поделился Пахом, а другой — строчил что-то в тетрадь. — Дай сюда! Дай дз проверить! — Иди на хуй отсюда! — тихо, но решительно произнёс Епифан, занеся над головой старосты стул. — Ща пизды получишь. — Ты… — староста попятился назад. — Тебе это с рук не сойдёт! — Напугал ежа голой жопой, — усмехнулся Епифан, и, ловко перескочив через парты, влепил Маслову смачный подсрачник. Пнул от души, со всей дури. Маслов только взвизгнул и, держась руками за свой битый зад, поковылял в коридор, но вскоре вернулся и кое-как сел на место. Пришла Шарманка. — Драститя! — хором поздоровались дети. Та устало махнула рукой, мол, садитесь, и, первым делом, взяла тетради на проверку, остальным — раздала другие. К счастью, Пахом уже успел списать заданное на дом упражнение, и теперь украдкой попивал ягу, спеша осушить то, что не успел братишка. — Ну что, вторая серия? — спросила учительница. Класс молчал, не зная, как ответить на такой вопрос. Слишком уж двусмысленно он звучал. — Так… Ну я вам щас диктант устрою. Вы здесь для того, чтобы выучить русский язык до конца, и чтоб в ваши головы навсегда вошли простые правила! Так… Кто-то из вас до сих пор «жи-ши» через «ы» пишет… Идиот, блядь! — она бросила многозначительный взгляд на одного из учеников. — А эта дура мне вообще пустую тетрадь сдала. Ты, — она резко дёрнула за рукав одну девчонку, — иди сюда! Ученица, блядь… Сикилявка ты, а не ученица! — она зло разорвала тетрадь и бросила в лицо девочке. Та захныкала. — Ну чего вы тетрадку-то разорвали? — шмыгала она носом. — Бля, тебя пара в четверти ждёт, а она о тетрадке печётся! — Мама и папа ругаться потом на меня будут… — продолжала она. — Молчи, бля, пасть свою заткни. — А? — Я говорю: ПАСТЬ СВОЮ ЗАТКНИ! — вышла из себя Шарманка и резко развернула ученицу в сторону парты. — Не хочу учиться, да? Хочу бухать и ширяться? Пожалуйста! Но только не на моём уроке! Показательное наказание было закончено, и Светлана Юрьевна приступила к диктанту.