Пять бутылок блейзера

Типичный задний двор школы со всеми её атрибутами. Обстановка, знакомая каждому жителю нашей необъятной — сваленные в кучу бутылки, банки из-под коктейлей, использованные шприцы, пакетики и прочий мусор. Картину прекрасно дополняет стена, размалёванная граффити, и до боли знакомый запашок — тонкий аромат ссанины, собачьих колбасок, помойки, находящейся неподалёку и прочих продуктов жизнедеятельности. А вот совсем свежая лужа блевоты, в которую по неосторожности и наступил наш герой. Пахом решил перед уроками покурить, потому выбрал укромное местечко. Да, его дноклы давно забили на всё, и даже курили в классе, проверяя, сработает ли датчик дыма, но едва ли эти тупицы знали, что датчик реагирует на дым определённой плотности. Но Пахом был очень воспитанный, мать в него верила, говорила, что у него всё хорошо в жизни будет, а вот отец над ним стебался и говорил, что он разъебай. Вот Пахом стоит и дымит сижкой, то и дело поглядывая в сторону. Вот целая гора использованных гондонов. Кого такая обстановка сподвигнет на секс, и вообще вызовет романтические чувства — непонятно. Но видимо, есть мазохисты. А может и просто токсики. Сидят себе, нюхают клей или бензин. Развелось их, как блох на суке. — Опа! Ну чё, орёл блядь? Голос заставил Пахома вздрогнуть и от неожиданности уронить недокуренную сигарету. Перед ним стоял не кто иной, как физрук. Это была та ещё скотина — то и дело трогал несчастного подростка то там, то сям. И походу не его одного. — Драсти…тя… — пролепетал парень, сделав два шага назад. — Ну что, всё куришь? — Да я ничего, нет-нет… — Пахом чувствовал, как душа уходит в пятки. Видать, сегодня он всё-таки распрощается с девственностью. С одной стороны — так уж точно, и это явно не та потеря девственности, о которой мечтает любой прыщавый подросток, гоняя лысого в сортире или дома. Будь он, конечно, голубым, может, и обрадовался бы перспективе. Но, к сожалению, Пахом был абсолютно традиционной ориентации, потому едва не наложил в штаны, увидев физрука. — Бросаешь, значит, курить? — физрук похотливо сверкнул глазками. — Я знаю, как облегчить ломку. Полезно, а, главное, не затратно. Он сделал Пахому подсечку, от чего тот лихо шлёпнулся на землю. Физрук, тем временем, ослабил шнуровку на своих штанах. — Ну что, будешь хуй сосать, сука? — Мне мама запрещала хуи сосать! — начал плакать Пахом, глядя, как физрук освобождает свой двадцать первый палец. — Так… Ну она явно не знает, что в процессе минета задействуются те же мимические мышцы, что и при курении. Она мне потом «спасибо» скажет, — физрук ухватил Пахома за голову, преодолевая его отчаянное сопротивление, и вдруг резко ослабил хватку. Спасение пришло откуда не ждали — какой-то токсик надышался клеем и сейчас его некисло штормило. — А ты что здесь делаешь? — зло сверкнул глазами физрук. — мээээ… — донеслось в ответ. — Шаг ко мне! Член физрука от такой резкой неожиданности упал, и он вряд ли бы сейчас смог осуществить задуманное, потому решил по-своему отомстить этому малолетнему торчку, сорвавшему такое грандиозное дело. Тут же на лицо несчастного с мелодичным журчанием полилась золотистая струйка. Во время процесса физрук не жалел бранных слов, но что он там говорил, Пахом уже не слышал. От страха у него сперва отнялись ноги, но он не долго тупил сидел на месте. Когда он понял, что ему уже не угрожает столь унизительный половой акт, он рванул на уроки не хуже ямайских спринтеров, чего сроду не делал. Буквально пролетев в холл, он наткнулся на уборщицу. — Фу блядь! — воскликнула она, отталкивая от себя парня, и вдруг она заорала так, что аж стёкла задрожали: — Ёб твою мать, блядь, весь пол засрал! Мой, сука, пол! Иди мой, чтоб чисто было! И обувь свою мой! Мойся, блядь! — Я не срал, я вам честно говорю! — по лицу Пахома покатились слёзы. Столько неудач в начале дня! Сперва физрук попытался изнасиловать, затем — он наступил в говно, да ещё и следы в коридоре оставил. — Чисти, блядь, чисти! А ты про естердей помнишь? Да, всё у тебя естердей, — куражилась уборщица, глядя, как несчастный эмо-бой отчаянно пытается отмыть свои кеды и следы, которые он оставил ими. — А что тудей? А вот, что тудей. А туморроу? А не будет у тебя туморроу, ибо тебе всё будет ПО-ХУ-Ю! Ты эмо! Ты уже одной ногой в гробу, понимаешь? Давай, блядь, давай… Ты ещё своей чёлкой мне пыль смахивать будешь, как пипидастр. Давай, чтоб чисто было. Наконец, мучению был положен конец. Прозвенел звонок, и Пахом обречённо поплёлся в класс.