Гарри Поттер и принц датский

Наступило Рождество, а потом и Новый год. Праздники пролетели незаметно для них, находящихся на осадном положении. Взглянув на календарь, Гарри вспомнил их с Гермионой первый Новый год в Айзентурме, который они встречали в медицинском корпусе, восстанавливаясь от смертоносного заклятия Эльзы Фриз. Тогда мир предстал ему много сложней, чем казался поначалу, но он и подумать не мог, куда его приведет в конечном итоге цепь событий, начатая древним ритуалом в Храме Творения. Тогда он еще мог стоять у окна, держа Гермиону за руку, смотреть на расцветающие в ночном небе огненные цветы и думать только о ней, о своих чувствах. Тогда его разум не был отравлен нависшей угрозой Рактавиджи и его вездесущей земной марионетки. Здесь не было окон. Были пыльные коридоры, по которым, похоже, никто не ходил годами, давно заброшенные жилые помещения, нагромождения вышедшего из строя оборудования и пустые склады. Попадались и зловещие находки. Стальной саркофаг с истлевшими человеческими останками зримо свидетельствовал, что отнюдь не все эксперименты на людях завершались успешно. Иллюминаты редко покидали «Огненную птицу» и никогда не делали этого в одиночку. Периметр круглосуточно патрулировался дронами под дезиллюминационными чарами, но, не считая отдельных маглов, изредка забредавших в эту глушь, больше никто не появлялся на мониторах и, казалось, Ши Хэн и впрямь отступился от них. Гарри был бы готов в это поверить: в конце концов, если его план близок к завершению, конфронтация с иллюминатами, отрезанными от своего мозгового центра, ему уже ни к чему. Вот только под их контролем находилось «Перо феникса» — то, что было ключевым элементом плана, как они успели себя убедить. Неужели это ошибка? Неужели, пока они обосновались на этом полузаброшенном полигоне, Ши Хэн, посмеиваясь над заглотившими наживку врагами, беспрепятственно идет к своей неведомой цели? Квиррелл не верил этому и по-прежнему был убежден, что Ши Хэн еще объявится. Но даже он не мог объяснить, с чего вдруг древний враг с такой легкостью оставил в их распоряжении комплекс. Гермиону тем временем занимали иные вопросы. Несколько раз она звонила Эрше и провела часы в разговорах с ним. Проходя мимо, Гарри не раз слышал что-то о греческом, иврите, древнееврейском алфавите, аггаде и гематрии, но в ответ на любые расспросы Гермиона неизменно отвечала, что «хочет проверить одну безумную гипотезу». Однажды, не выдержав, Гарри позвонил Эрше, но тот настолько мастерски перевел разговор на обсуждение книги Еноха, что об истинных причинах своего звонка Гарри вспомнил лишь через полчаса после того, как положил трубку. При всем этом нельзя сказать, что иллюминаты сидели без дела, ожидая изменений. «Перо феникса» было исследовано сверху донизу, в чем, невзирая на свое плачевное состояние, им немало помогла доктор Маре. Гарри даже довелось посидеть в рубке управления корабля. Она имела загадочный и футуристичный вид, но при этом оказалась крайне неудобной: в кресле пилота он едва поместился, а колени упирались в металлическую панель управления. — Мы предполагали использовать экипаж из пакваджи. Делали так еще в Ильверморни, — тихо проговорила оказавшаяся рядом Вивьен Маре. — У них уникальное пространственное мышление: лучших пилотов просто не найти. — И что теперь, все переделывать? — спросил Гарри, но Маре уже не слышала его, погрузившись в себя и глядя в пол отсутствующим взглядом, чем занималась большую часть времени. Квиррелл, с другой стороны, ограничился лишь поверхностным осмотром корабля, задержавшись только перед оборудованием для создания двухстороннего портала. Многозначительно хмыкнув, он предоставил исследование «Пера феникса» другим и вернулся к тому, чем, по его словам, заниматься следовало в первую очередь — созданию оружия против Рактавиджи. Материал у него был. Через пару недель после кровавой стычки в коридорах полигона где-то на побережье недалеко от Хьюстона высадились И Сян и просвещенный Леманн с тем, ради чего «Хайше» посещал Албанию. Тогда, заслышав тяжелые шаги за дверью, Гарри выскочил в коридор и обомлел, увидев идущего во главе процессии голема. Големы похожи друг на друга, но лишь для тех, кто не жил в их окружении. Гарри узнал его — первого голема, которого увидел в своей жизни, некогда стоявшего на страже Храма Творения. — Зачем он здесь? — недоуменно обратился он к встречавшему гостей Квирреллу. — Для охраны? — Нам нужен не голем, а то, из чего он состоит, — ответил Квиррелл. — Вы еще помните конечную цель нашего проекта? Без глины Эдема у нас нет шансов. — Но… Храм теперь без защиты. — Что вы предлагаете, мистер Поттер? На земле, насколько нам известно, лишь два голема в исходной форме: один из них — перед вами, второй — охраняет туннель на острове Вен и не станет нам повиноваться. Или, быть может, вы хотите пожертвовать материалом собственного тела? Возразить на это было нечего. Пока Гарри знакомился с И Сян и жал руку просвещенному Леманну, которого не видел с момента Изоляции, голем проследовал за Квирреллом в лабораторию, откуда вскоре донесся голос профессора: — Димитте формам! На земле стало одним големом меньше. В груди Гарри отчего-то кольнуло, и он вернулся в свою комнату, даже не заглянув в лабораторию. У всех, кроме него, была своя работа, и не было причин считать, что в ближайшее время что-то изменится. Изменения начались после того, как очередная группа минервалов вернулась из Феникса с пленным маглом.

***

Когда Гарри следом за Гермионой заглянул в набитую иллюминатами временную штаб-квартиру, ранее бывшую всего лишь складом оборудования, трансляция допроса на занимавший половину стены экран уже началась. — Меня не интересуют ваши титулы, — говорил Квиррелл. — Назовите свое настоящее имя. — Все мои имена настоящие, — надменно проговорил старик лет семидесяти, сидевший на стуле в позе монарха, и снисходительно добавил: — Обычно меня называют До. Гарри был готов поклясться, что уже видел его. Безумный взгляд широко раскрытых, навыкате, глаз, красноватая, будто обветренная кожа лица, практически лишенный растительности череп — на такое сложно не обратить внимания. Но где они могли встречаться? Знакомство Гарри с Америкой почти целиком ограничилось их прежней базой в Фениксе да этим вконец осточертевшим полигоном «Огненной птицы». — Имя, данное вам при рождении, — холодно сказал Квиррелл. — И не морочьте мне голову, будьте любезны. — По земным документам я Маршалл Херфф Эпплуайт, — раздельно, с нескрываемым презрением, проговорил старик. — Младший. Вы отлично знаете, кто я такой. Эпплуайт! Черт возьми, ну конечно. Тот самый псих, основатель культа «Врата рая» — это его физиономию с выпученными глазами крутили по телевизору, когда Гарри с Гермионой гостил у Эрше. — Знаю, — подтвердил Квиррелл. — Но не был уверен в вашей вменяемости. А вы знаете, кто такие мы? — Конечно. Я распознал вас с первого взгляда. Люциферианцы. Носители его нечестивого света и оттого гордо именующие себя просвещенными. Служители падших ангелов. Вам не запугать меня, ибо я давно за пределами человеческого. Квиррелл хмыкнул и откинулся на спинку, не сводя глаз с Эпплуайта. — И насколько же давно? — вкрадчиво проговорил он. — Это вам тоже известно. Двадцать лет назад разум высшего уровня вошел в это млекопитающее тело, которое ныне дряхлеет и разваливается. Я готов вернуться к Отцу и скоро сделаю это. Скоро я уйду вслед за Ти. — Неужели? Не к этому, случайно? — спросил Квиррелл, протягивая пленнику фотографию Ши Хэна. Эпллуайт взглянул на снимок и замер. После долгого молчания он выдавил: — Это лишь земное тело Посланника. Мой Отец ждет меня на Небесах. — На комете Хейла-Боппа, полагаю? Не уверен, что он ждет вас, мистер Эпплуайт. Видите ли, ваш Посланник не так давно заверил нас в том, что его планы на вас изменились. Никакой космический корабль не унесет вас на Небеса. Корабль теперь принадлежит нам. Надменное спокойствие изменило Эпллуайту. — Ложь! — прохрипел он, попытавшись вскочить на ноги, но тут же рухнул обратно под взглядом Квиррелла. — Посланник не нарушает обещаний. Посланник распахнет дверь на Небеса, и мы сможем расстаться с этим гниющим, отравленным миром до того, как он будет переработан! — Переработан? — поднял бровь Квиррелл. — Переработан. Наступает конец эпохи. Люциферианцы будут выброшены во тьму внешнюю, и никто более не встанет между разумом Отца и земной плотью. Горе тем, кто, не услышав нашей Вести, останется жить на Земле, преисполненный люциферианской лжи. Сами падшие ангелы в своей черной бездне ужаснутся их страданиям. — Очень любопытно. И зачем же вашему всемогущему Отцу несовершенная земная плоть? — Человечество — его сад, и Отец поступает с цветущими в нем растениями по своему разумению. Выпалывает сорняки. Старик расплылся в безумной улыбке, наклонился вперед, глядя Квирреллу в глаза, и добавил хриплым шепотом: — А вместе с сорняками — и все те растения, что были поражены смертельным паразитом люциферианства. Вы будете выполоты. Под корень. Квиррелл снова хмыкнул, покачал головой и после долгой паузы спросил: — Вы ведь бывали здесь раньше? И кто-то из ваших тоже, не правда ли? Посланник что-то показывал вам здесь? Эпплуайт отрешенно улыбнулся и тихо произнес: — Наши разумы не стеснены ограничениями млекопитающих тел. Мы видели многое и знаем многое. Беснуйтесь теперь и взывайте к падшим ангелам, зная, что ваше время уходит. Убивайте нас и подвергайте страшным пыткам, если хотите. Вы все, люциферианцы, — ничто перед высшим разумом, и вам не сокрушить его планов. Разговор окончен, служитель пустоты, и я не скажу больше ни слова. Квиррелл ответил ему спокойным взглядом, который Эпплуайт стойко выдержал, и впрямь сохранив молчание. В конце концов профессор кивнул, обернулся к невидимым наблюдателям и сказал: — Сыворотку правды, пожалуйста. Ну, а теперь поговорим более предметно. Спустя полтора часа Квиррелл вышел из комнаты для допросов и, ни с кем не заговорив, направился в свою лабораторию. Гарри нагнал его и спросил: — Профессор! Что вы думаете обо всем этом? — О чем? — Я до сих пор не понимаю, для чего Ши Хэну потребовались эти чокнутые, — сказал Гарри. — В составе Сцены работают могущественные организации, у него под контролем целые государства со своими спецслужбами. Зачем ему какие-то там несчастные сектанты? У них ни власти, ни богатства, ни влияния — ничего. — Вы разве не слышали, мистер Поттер? Все правильно, Ши Хэну они и даром не нужны. Во всем, что рассказал Эпплуайт, отсутствует главное: их роль в планах нашего врага. Они могут поклоняться кому угодно, пророчить разрушение Земли и низвержение Матерей, но сами они не делают ровным счетом ничего полезного. Судя по всему, весь их культ создан как раз теми бедолагами, которые вышли из лабораторий Сцены, сохранив обрывочные воспоминания. И все же… — Что? — И все же им это было позволено. Никто не потрудился пресечь утечку информации. Никто не провел повторный сеанс обнуления памяти. Не удивлюсь, если за все время существования культа только один его адепт удостоился визита людей Ши Хэна — Андерсон Бир, который, на свою беду, вспомнил слишком многое, включая и местоположение полигона. Гарри ощутил мимолетное разочарование. Хотелось думать, что они всерьез нарушили планы врага — не только захватив принадлежащий ему комплекс, но и полонив лидера подконтрольной Сцене организации. Но враг беспечно покинул место так и не состоявшейся битвы, оставив им плод своих двадцатилетних трудов, а «подконтрольная организация» оказалась лишь отработанным материалом, пользы от которого нет ни врагу, ни им самим. — Может быть, роль этих «Врат рая», — предположил Гарри, — как раз в том, чтобы убедить всех: только психи и фанатики могут всерьез верить во все это? Чтобы ни одна серьезная организация, ни один уважающий себя исследователь даже и не думал копать в этом направлении? Квиррелл пожал плечами. — Вряд ли. Да и не хочу я заниматься спекуляциями на ровном месте, — сказал он. — Когда в комнате для допросов у нас будет сам Ши Хэн с дозой сыворотки правды в крови, тогда мы сможем получить ответы на подобные вопросы. А сейчас, мистер Поттер, сосредоточимся на наших собственных задачах. Отвернувшись, Квиррелл вошел в лабораторию и плотно закрыл за собой дверь. Обескураженный резким завершением разговора, Гарри пару секунд стоял, глядя на свежую стальную табличку с выгравированной надписью «Лаборатория эволюционной клэйтроники», потом со вздохом развернулся. Перед ним стояла Гермиона. — Есть новости от Эрше, — без предисловий сказала она и, взяв его руку, потянула за собой. — Вот здесь можно спокойно поговорить. Они разместились в бывшей лаборатории, ныне переоборудованной в нечто вроде столовой. Мрачная функциональность этого места, так диссонировавшая с тем, что Гарри привык видеть в местах обитания иллюминатов, больше всего напоминала ему Школу Ночи — подземное обиталище тех, кто давно утратил способность радоваться жизни и продолжал существовать лишь как оружие, нацеленное в сердце Врага. Не грозит ли им та же самая участь в конце концов? Он с трудом отвлекся от потока тяжелых мыслей и спросил: — Так что тебе сказал Эрше? — В двух словах не расскажешь, — покачала головой Гермиона. — Для начала… Скажи, в чем главная проблема пророчеств о конце света? Гарри озадаченно посмотрел на нее и пожал плечами. Что-то поменялось в ее облике, и его это беспокоило. Даже не так: изменение он видел где-то глубже. В ее взгляде, быть может? В интонациях? Интуиция молчала. — То, что ни одно из них так и не сбылось, — медленно сказал он. — Но из этого сложно сделать какие-то выводы: если бы любое из них сбылось, мы с тобой уже не смогли бы рассуждать о пророчествах. — Нет, Гарри, я не про ошибку выжившего. Главная проблема таких пророчеств в том, что на первый взгляд они вообще невозможны. Понимаешь, почему? — Догадываюсь, — нахмурился он. — Даже если забыть о том, что рассказал профессор Крокер из Отдела Тайн… Кто-то должен отправить в прошлое информацию о наступившем конце света, а для этого нужно пережить гибель мира. — Все так, — согласно кивнула она. — А теперь предположим, что у нас есть предсказание о конце света, положения которого сбываются одно за другим. О чем это может свидетельствовать? В самом деле, о чем? Гарри понимал, что Гермиона ссылается на нечто вполне конкретное, но, мысленно перебрав одно за другим известные ему мрачные пророчества, так и не обнаружил точных совпадений с происходящим. — Даже не знаю, — сказал он. — Может быть, это просто совпадение. Ты же сама говоришь, что мы с тобой — жертвы апофении, оттого и видим систему за игрой случая. — Когда ты в последний раз видел лица в хаосе, Гарри? Гарри наморщил лоб, припоминая. Вскоре после прибытия в Штаты у него еще сохранялась эта особенность, но подсознание с каждым днем все реже пугало его образами лиц в облаках пыли и нечетких отражениях. Сколько прошло время с последнего такого случая? Неделя? Две недели? — Думаю, я не ошибусь, — продолжала Гермиона, — предположив, что где-то месяц назад. Мы выполнили свою задачу — разгадали код Шекспира и нашли своего врага. С этого момента апофения — просто обуза, мало отличающаяся от обычной паранойи, и потому нас вернули в прежнее состояние. — Кто вернул? Не удостоив его ответом, Гермиона развивала мысль: — Нет, Гарри. Если мы сейчас видим ряд удивительных совпадений, то апофения ни при чем. Здесь действительно есть чему удивляться. — О каком пророчестве вообще речь? Она грустно улыбнулась, и на мгновение стала прежней, без беспокоящих его примесей. — Апокалипсис. Откровение Иоанна Богослова с его историей последних веков человечества. Нет, не смотри так, я не ударилась в религию, я лишь анализирую текст не вполне ясного происхождения. Говорящий о чуме, голоде и войне, а в финале — о смерти. О великом землетрясении, возвещающем приход Антихриста, о звере, чья тяжелая рана исцелела. И об ангелах, сворачивающих небо, как свиток. Гарри это не слишком впечатлило: по правде сказать, гораздо больше в свое время он был напуган сообщением профессора Крокера. Статистика объективна. Ее прогнозы однозначны и не прячутся за нагромождениями поэтических образов. И статистика пророчила близкий конец с леденящей неумолимостью куда яснее, чем все эти религиозные тексты далекого прошлого. Но взглянув Гермионе в глаза, он понял: она воспринимает пророчество всерьез. — Ну хорошо, — пожал он плечами. — Но даже если это настоящее пророчество, что нам с него толку? Там нет рецепта спасения. — Все верно. Но Ши Хэн не может не видеть своей роли в происходящем, и он знает, что все настоящие пророчества всегда исполняются — тем или иным путем. Он знает о своем финале, но продолжает идти к нему. Догадываешься почему? Он не догадывался. Он даже не понимал, какое им дело до психических проблем одержимого маньяка, и с чего вдруг это озаботило Гермиону. Не дождавшись ответа, она вздохнула и проговорила: — И схвачен был зверь и с ним лжепророк, производивший чудеса пред ним… Помнишь? Помнишь итог? Оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою. — И ты думаешь, что это озеро… Она безотчетно перевела взгляд вверх, хотя вряд ли могла разглядеть свет кометы сквозь металл, камень и кокон свернутого пространства. — Да. Озеро огненное и серное — не что иное, как глина Эдема, поглотившая Атлантиду. Ши Хэн хочет стать одним целым со своим богом и обрести истинное бессмертие, растворившись в нем. Для него это отнюдь не казнь. Это награда, которую обещал ему Рактавиджа. — Но что, если настоящий Антихрист — кто-то другой? — возразил Гарри. — Откровение не называет его настоящего имени. — Верно, — улыбнулась Гермиона. — Откровение называет число.

***

Окинув мысленным взглядом горящую ажурную конструкцию, Квиррелл резким мысленным усилием разорвал соединение. Повинуясь закону сохранения связности, схлопнулась квантовая петля, породив цепную перестройку графа. Результат на удивление оказался именно тем, на который он рассчитывал: итоговый граф был проще, яснее и много опасней. Квиррелл покинул нуль-пространство и наконец-то позволил себе выдохнуть. Лицо заливал пот, а руки дрожали. Он никогда не рисковал вносить настолько масштабные изменения в структуру синтетического генома глины Эдема. — Ты зря беспокоишься, — сказал Атуули-Ан. — Я не дам тебе ошибиться. Не ответив, Квиррелл вгляделся в волнующийся сгусток смоляно-черного цвета. Странно и символично, что условное название «черная слизь» оказалось пророческим. Глина Эдема с радикально измененной структурой действительно поглощала свет во всем видимом диапазоне, а заодно и в инфракрасной части спектра. Строго говоря, она уже не была глиной Эдема. Ни один из ее аспектов не носил созидательного характера. Она не формировала устойчивых структур, не стремилась к сохранению топологии и не препятствовала трансфигурации. Ее было мало — не больше нескольких маслянистых капель. Парящая в центре реактора бесформенная амеба, поочередно вытягивающая влажно блестящие ложноножки то в одном, то в другом направлении и неизменно наталкивающаяся на двойной топологический щит, дополненный антитрансфигурационным полем. Не отрывая взгляда от черного сгустка, Квиррелл протянул руку к терминалу. Вокруг второго реактора вспыхнул свет. Глина Эдема в нем носила привычный цвет запекшейся крови и, по словам Атуули-Ана, мало отличалась по своему поведению от того, что тысячи лет назад дало жизнь Рактавидже. Форма реактора изменилась: цилиндр деформировался, от его поверхности протянулся тонкий стеклянный канал, соединивший контейнер с вместилищем черной слизи. Оставалось только изменить конфигурацию полей — всего на пару секунд. Если расчеты верны, этого будет достаточно. — Почему ты не сделал этого сам? — спросил Квиррелл. — У тебя была масса времени. — Однажды я попытался, — сказал Атуули-Ан. — И?.. — Я знал, когда произойдет очередное столкновение наших осколков. В месте будущего столкновения я создал изолированную зону и начал изменение Праха. Нет, я не сделал его настолько опасным. Настолько смертоносным. Я хотел иметь возможность удержать распространение в том случае, если у меня не получится. И все равно это было непросто: в моей нынешней форме я не могу порождать ничего устойчивого. — Что-то мне подсказывает, что твой план провалился, — хмыкнул Квиррелл. — Он не дал нашим осколкам соприкоснуться и просто ждал, пока мои силы иссякнут. И мои силы иссякли. Мне едва удалось уничтожить собственное творение. Если бы он предпринял ответную атаку, я не смог бы отразить ее. Но он этого не сделал. Не из жалости, конечно. Я уступаю ему, но все еще остаюсь сильнейшим из его врагов — пока не вернулись Матери, чтобы сразиться с ним. Ему нужен противник, он был рожден в противостоянии со мной. Вечная война — единственно доступный ему смысл бытия. — Если ты готов пожертвовать собой, то мог бы создать черную слизь в предельно опасной форме. Ты не сдержишь ее, но и он не сможет удерживать ее вечно. — Я думал об этом. Несколько раз я едва не решился. Но я… боюсь. — Вот как? — Не собственной гибели, конечно. Смерть я встретил бы с облегчением. Я боюсь, что он все равно выживет, а меня не станет, и тогда уже никто не сможет встать у него на пути. Стоящий рядом с терминалом телефон коротко звякнул, словно кто-то перерезал провод в момент звонка. Такое было не впервые: устойчивая связь полигона с внешним миром оказалась почти неразрешимой задачей, и техникам пришлось потратить пару дней, экспериментируя с цепью ретрансляторов, устойчивых к необъяснимым помехам, рвавшим связь через минуту разговора. Покосившись на умолкший телефон, Квиррелл сделал мысленное усилие. Клавиша терминала мягко клацнула. Форма сияния, окутывающего оба реактора, изменилась, и теперь ничто не мешало преодолеть расстояние между ними. Квиррелл едва разглядел молниеносное движение сгустка слизи. Его черная плоть, безошибочно уловив изменение в пространстве, ринулась сквозь тонкий канал между реакторами. Поверхность глины Эдема беспомощно отпрянула, уклоняясь от безнадежной схватки с молекулярным хищником, но было уже поздно: черная скверна поразила ее, распространяя во всех направления волны перерождения. Сопротивление оказалось бесполезным, агония — недолгой, и спустя три секунды в обоих реакторах металась в поисках выхода склизкая субстанция непроницаемо черного цвета, распространяя волны смертного холода. Черная слизь не могла создавать, она только размножалась. Она была готова поглотить мироздание, чтобы хоть немного увеличить собственное количество. — Эта дрянь неустойчива, — медленно проговорил Квиррелл, все еще под впечатлением от наглядной демонстрации, — но что, если она выработает устойчивость в процессе эволюции? Если, поглотив Рактавиджу, она станет чем-то много более опасным? — Боюсь, так и случится, — после продолжительного молчания сказал Атуули-Ан. — Но у вас будет время, чтобы придумать что-нибудь еще. Может быть, целая тысяча лет. Целая тысяча лет. За пятнадцать тысяч лет люди смогли лишь рухнуть с научных и технологических высот Атлантиды на дно средневековья и лишь в последние века возобновить мучительно тяжелый путь к прежним вершинам. Еще одна мировая война — и человечество может вовсе не прийти в себя к моменту, когда созданное его руками черное божество, более страшное, более безумное и более голодное, чем Рактавиджа, появится в небе обреченной Земли. Настольный телефон издал трель, и Квиррелл не глядя шевельнул пальцами. Трубка поднялась с рычага и подплыла к его уху. — Просвещенный Квиррелл слушает, — отрешенно выдал он дежурную фразу. — Добрый день, просвещенный, — услышал он знакомый голос сквозь треск помех. — Это инсинуат Фредериксон из НАСА. Вы просили уведомить при обнаружении аномалий, помните? — Помню. Что-то новое? — Не то слово. Это что-то… немыслимое! Согласно результатам последних измерений, ядро кометы Хейла-Боппа по неизвестной причине изменило направление вращения на противоположное. — Это точно? — Мы все перепроверили: ошибки быть не может. С утра весь отдел на ушах по этому поводу. Предполагают выброс газовой струи из-за теплового излучения Солнца, но никаких следов выхлопа не обнаружено. Мы в жизни не видели ничего подобного. — Спасибо, инсинуат. Держите меня в курсе, если обнаружится еще что-то. Положив трубку, он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Все подтвердилось. Тонкая нить причин и следствий, полунамеков и безумных гипотез, само существование которой временами казалось им иллюзией, привела их к цели. Гермиона Грейнджер не ошиблась, и они теперь точно знают местонахождение врага. — Мы приняли твой сигнал, дружище, — сказал он. — Значит, вам пора, — немедленно отозвался Атуули-Ан. — Вы уже решили, кто полетит? Квиррелл пожал плечами. — Кто справится лучше меня? — Ты должен понимать, Квиринус: скорей всего, это полет в один конец. Он попытается остановить тебя на подлете. Вряд ли я смогу защитить корабль от разрушения, но, надеюсь, у меня хватит сил хотя бы на то, чтобы обрушить его останки с черной слизью на поверхность второго осколка. Ты можешь уйти через портал раньше, но… — Да, я понимаю. Нам понадобятся все силы. Не волнуйся. Я останусь там до конца. — Я не хотел твоей смерти, Квиринус. — Конечно, Атуули-Ан. Он поднялся с кресла и прошелся вдоль недавно высаженных у стены растений под рядом галогенных ламп. Отправляясь, надо будет попросить Марси поливать их. Нет, лучше кого-то еще. Марселин — слишком умна, она сделает правильный вывод из его просьбы.

***

Ши Хэн был безмятежен. Он ждал. Он умел ждать — даже с огненным от рождения темпераментом волей-неволей научишься этому искусству, прожив несколько столетий. И теперь — впервые за последний год — все действительно идет по его плану. По их плану: он был не настолько поглощен гордыней и отлично понимал, что лишь близкое присутствие Пань-гу вносит порядок в хаос обстоятельств, заставляя пророчества сбываться, а врагов — идти прямо в расставленные для них сети. Как загорелись глаза этой девчонки, услышавшей его имя! Когда Пань-гу так близок, мысли врагов — раскрытая книга, и эта наивная смышленая Гермиона Грейнджер сделает все, что должна, даже без его Приказа. Кто имеет ум, тот сочти число зверя. Она имеет ум — замечательный, острый и ясный, как осколок алмаза, и настолько же прозрачный для него. Ши Хэн не удержался от улыбки, лишенной всякого самодовольства. Выбрав валун с ровной поверхностью, он смахнул с него нанесенный ветром песок и уселся, не отрывая взгляда от скал в отдалении. Уже очень скоро, всего пара дней. Он готов. — И дам двум свидетелям Моим, и они будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище, — проговорил Ши Хэн, по-прежнему улыбаясь. Три с половиной года с момента, когда эти двое прикоснулись к Сцене, сами того не зная, уже на исходе. Мисс Грейнджер понимает, что их ждет — она считала все знаки и символы, он видел это в ее глазах. Она понимает, что нельзя избежать пророчества. — И когда кончат они свидетельство свое, — тихо проговорил Ши Хэн, — зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их, и трупы их оставит на улице великого города. Аминь, мои юные иллюминаты. Аминь. В тяжелых облаках над грядой скал образовался просвет. Огненный росчерк, изогнутый дугой, озарил каменистую пустыню. Ши Хэн поднялся на ноги. Он больше не улыбался и ни о чем не думал. Эпоха новых игр завершилась, и актеры читают финальные монологи в последнем акте пьесы. Его Приказ будет исполнен послезавтра. — Я хорошо сыграл свою роль, Пань-гу? — спросил он.