***
— Ты чего такой смурной? Неужели отца встретил? — чуть осев под тяжёлым взглядом брата, я хотел было закрыть рот, но природная неосмотрительность вкупе с любопытством вновь взяли вверх над здравым смыслом, от которого, собственно, я и бежал всю свою сознательную жизнь. — Не утверждаю, что наша семейная дедукция передалась и мне, но психолог я неплохой! И что на этот раз? — Это дело… Это… В нем что-то есть. Я не знаю… стоит ли. — Это с которым к тебе Нильсен приходил? Ну и что с ним? — Я без понятия, Эдвард, совершено не имею представления. Но я чувствую, уверен, что это, и записка, и… Запах! Черт, как я мог быть таким дуроломом?! Это всё он, он!!! — он метался по комнате, как умалишённый. Цеплялся взглядом за что-то, искал ответ там, где и быть его не могло. Будто боялся, что нить, за которую он уже ухватился, ускользнет от него, оставив с загадкой, решения которой он пока не видел. — Отец?.. — А кто ещё? Вот только… Какова его цель? Он не просто явился сегодня, не-е-ет! Он хотел, чтобы я взялся за это дело! Хотел, несмотря на безразличие в голосе. А всё потому, что ему о-о-очень нужно, чтобы я за него взялся. Не стал бы он в ином случае даже думать о том, чтобы явиться в Скотленд-Ярд. Но что… Что?! — Возможно трепет, за державу и Королеву? Возможно, дело государственной важности, той самой, о которой он никогда не любит говорить и всегда делает это, когда ты рядом? Кристофер остановился, как вкопанный, задумался лишь на мгновенье, но мотнул головой, словно одним этим движением говорил: «Это стоило бы внимания, если бы ты был прав, братец!». Но, видимо, поймав мой вопрошающий взгляд, он счёл своим долгом пояснить, в чем же конкретно я не прав. — Если бы он действительно видел угрозу Англии в этом деле, он бы мне обязательно об этом напомнил, сам же знаешь. Но нет, он заманил, завлёк, заинтриговал, а потом ушёл в закат, сверкая своими туфлями. Он знал, что я за него возьмусь. И при этом ни единого намёка на важность. В чём она, в чём?! Когда он думает, рассуждает, то совершенно теряет счёт времени, будто ему не хватает тех часов, что отведены для суток, тех дней, что заключены в ловушке месяца. Но сейчас он спешил, метался, не находя пристанища для роящихся в его голове мыслей. — Погоди. Ты что-то говорил о запахе? Даже слишком эмоционально. Что за запах? — Точно, запах! Ооо, он не давал мне покоя ещё там! Запах, запах, запах… — шептал он, связывая воедино все факты, ища ответ где-то в недрах своих знаний, старых и новых, забытых и свежих в памяти. Нетрудно догадаться, что ответ найден. Несмотря на общеизвестный факт, что Кристофер — безэмоциональный эрудит, это слишком далеко от истины. И когда ответ найден — мой брат превращается в ребёнка, что получил заветный подарок на Рождество. Глаза горят, руки выписывают совершенно невообразимые узоры в воздухе, который он втягивает так, словно хочет, чтобы грудь разорвало от избытка кислорода. — Формалин! Убит человек или нет, неважно! Главное, что он погиб не для этого дела! Но… — Хочешь сказать, что не видишь логики? Удивительно, каким умным Кристофер может быть в некоторых вещах но при этом, каким глупым он выглядит, отказываясь признавать собственное неведение! Поражает, с каким рвением он отрицает собственное незнание! Ведь его неспособность здесь и сейчас найти ответ столь же очевидна, как и реакция, если ему на это указывают. Будь то наводящий вопрос, или замечание в лоб… Его желание закрыться столь же абсурдно, сколь нежелание признавать собственное заблуждение или тупик. — Пока. Пока не вижу. Но будь уверен, это ненадолго, братец.***
22 июля 2021 г. в 19:24
— Добрый день, инспектор. Сын. Прошу прощения, мистер Нильсен, вы бы не могли оставить нас наедине?
Ох, как бы не хотелось инспектору проигнорировать просьбу вошедшего, но карьерой своей он дорожил. Как и жизнью, пожалуй. А потому, кивнув другу, мысленно поддерживая его всеми известными ему словами, он молча удалился из кабинета, отводя взгляд от вошедшего в кабинет мужчины.
В ту же секунду от былой доброжелательности, пусть и напускной, не осталось и намёка. Взгляд из поддельно-приятельского превратился в решительный и дерзкий. Он, словно хищник, что уже загнал свою жертву в капкан и обнажил клыки, предвкушая сытную трапезу, хрустя костями своей добычи.
— И вновь мы здесь, сын. Скажи, чем прельстил тебя этот пропахший плесенью и бедностью крысятник, что ты решил отказаться от моего предложения? — презрительно процедил он, смахивая пальцем пыль с потрепанного временем сейфа.
— Не имею желания копаться в чужом королевском белье, Лукас. Если ты пришёл, чтобы отсыпать мне новую порцию презрения, можешь обратиться к своим министерским крысам. Они все равно тебе с радостью в рот заглядывают. А мне не мешай, у меня дело.
— Вот как!.. Все же я думал, что мне тебя уговаривать придется… — усмехнулся Лукас, присаживаясь на стул возле выхода, закидывая ногу на ногу и складывая на колени сцепленные в замок руки.
— О чём ты?
— О деле на столе. Одна коробка, один нож, одна записка, одна почка и ни одного подозреваемого. А всё потому, что дело, по твоему мнению, и цента не стоит. Но что-то тебя заинтриговало, о да… Мой тебе совет, сын мой — следи за взглядом. Даже круглый дурак, вроде твоего друга инспектора, заподозрит интерес.
— Какая тебе выгода, скажи? Что тебе в этой дешёвой подделке? Каков твой интерес?
— Хах, скажу — и ты за дело не возьмёшься. А так… Сам, всё са-а-ам. Ты же так это любишь, самостоятельный мой…
— Ты за этим пришёл? Напомнить мне о моих принципах? — еле сдерживая рвущихся наружу демонов проговорил молодой человек, отворачиваясь от едкого запаха, бьющего в нос сильнее самого крепкого нашатырного спирта.
— Слишком много вопросов, Кристофер. Теряешь хватку. Эмоции — вот твоя слабость. Подавляя их всякий раз, как они требуют выхода, ты всё тяжелее контролируешь их. Это может привести тебя к провалу, сы…
— Довольно!!! Хотел эмоций — получай! И, прошу, оставь. Меня. В покое! Мне не нужна ни твоя помощь, ни твои наставления. Я сам способен помочь себе, если это потребуется. А сейчас, будь добр, покинь отделение. Не то на твой запах богатства очень скоро сбегутся крысы. Фрак свой спасти не успеешь.