Дефне Джувайрия

Походят годы, меняются листья на деревьях, а вместе с ними — глаза людей. Я никогда не забуду свой родной дом. Богатое имение моего отца, богатого хана, я — юная, наивная девушка. Всё это осталось так далеко, смылось временем. Но никогда, никогда не забуду я свободы полей, блеска воды, сладости воздуха — потому что в неволе жгучи поля, мутна вода и тяжел воздух… Впервые я увидела Сулеймана, когда они пожаловали к нам с Валиде Айше Хафсой. Я сидела около воды, на мне была длинная белая накидка, расшитая золотыми нитями. Предзакатное солнце отбрасывало алые блики на зеркальную поверхность, и этот свет согревал меня. Ещё в нежном детстве, когда погибла моя мать, отец часто говорил, что она стала солнцем. Я протягивала к светилу руки, и оно согревало их также, как матушкины прикосновения. В тот вечер я засмеялась, вспоминая эти детские случаи. Мне показалось, что вдали хрустнула ветка. Оглянувшись лишь на мгновение, я заметила шехзаде Сулеймана, которого узнала без особого труда — так наряден был кафтан его. Встать и поклониться было для меня недопустимой дикостью — отчего же он не подойдёт ко мне сам, коль хочет познакомиться? Поэтому я стала расчесывать волосы, опустив ноги в воду, будто совершенно не замечала его пристальных голубых глаз. Златовласая и кареглазая, высокого роста, я была очень мила собою в эти годы. Мою кожу не тронуло солнце — она оставалась бледной, как кружево. Отец берег меня, свою единственную жемчужину, и я нежно его любила. Теперь мои черты исказила старость. Я обессилела. Мою красоту погубило материнство. А в те годы — было чем заинтересоваться шехзаде Сулейману! Думаю, не без его помощи я попала в гарем. Любила ли я его? Безумно. Но только как отца своих детей. Он был дорог мне в наивных чертах моих малышей, в их голубых глазках и шелковистых волосах. Я знала, что Сулейману нужны страсть и покой. Страсть ему дарила Махидевран, я же — обеспечивала покой. В 1515 году Махидевран родила дочь Разие, в 1517 у меня родилась Латифе — моя первая дочь. Как дорого мне было это имя! Едва взглянув на девочку, я поняла: она — моя маленькая копия. Только глаза были голубыми, как у Сулеймана. Она смотрела на меня, и я видела весь мир. Столько осмысленности, столько нежности было во взгляде этом! Я была очень рада появлению Латифе. Я любила всех своих дочерей не меньше, чем их братьев. Моя принцесса очень любила рисовать. Она рассказывала мне сказки, которые придумывала на ходу. Но это было лишь в первые годы её детства, пока она не стала дружить с Разие. Махидевран не любила свою дочь. В детстве Разие была очаровательным и очень тихим младенцем, но с годами стало понятно — что-то не так. Она страдала слабоумием. Редко и вяло говорила, всегда имела очень болезненный и беззаботный вид. Девочку с таким недугом едва ли ждала хорошая жизнь. Но моя Латифе полюбила старшую сестру всем детским сердцем. И эта привязанность стала фатальной. Признаюсь, что я не могла уделять дочери много времени, потому что все мои мысли были заняты Левентом. Он очень ревновал, и между ними я всегда выбирала сына. По просшествию многих лет, когда моя Латифе давно покоится в могиле, я спрашиваю себя: что произошло? Что произошло тогда, когда моя радостная девочка стала мрачной и тихой? Она была готова любить весь мир, но этот мир не мог открыться ей так же, как бедная слабоумная Разие. Я не уделяла должного внимания своей Латифе, и она нашла подругу сердца. В обществе беззаботной и беззаветной сестры она чувствовала себя нужной. И со временем, когда росли они, рука об руку, менялась обстановка. Плохие стороны жизни открылись им сразу, одновременно. Они возвышали красивую, умную Латифе и принижали вялую, ничего не понимающую Разие. Людской гнев и непонимание, устремленные на необычную девочку, разбили чуткое сердце Латифе. Она видела, как смеются над сестрой братья, как сочувственно на неё смотрят родители, и сердце ее питала тоска. Всё, что проходило мимо Разие, застревало в Латифе. Вобрав в себя пороки общества, она стала тиха и уныла. Казалось, ничто не радовало её более. Я думала, что она вырастет, настанет влюблённость и уйдёт её незыблемость, растворится в нежных чувствах. Но этого не произошло. Латифе увидела смерть. Она всегда знала лишь её конечную стадию, когда вонзенная стрела не меняет светлый лик судорогами: она убивает мгновенно. Так было с Разие. События той ночи связывают нас всех единой тонкой нитью. Эту нить я плела всю свою жизнь, никогда о том не подозревая. Это случилось в тот миг, когда Левент убил своего брата. Мне хочется замолчать навеки, чтобы задушить свои крики в груди, когда мысли мои возвращаются к этому дню. Он изменил меня, равно как изменил всех моих детей. Но все будет после, а прежде время терпело, время терпело все, бежало неумолимо быстро, и я растягивала его в секунды…