Дефне Джувайрия

Вслед за Гюльфем, жарким летом 1513 года у меня родился первенец — шехзаде Левент. Сын Гюльфем, шехзаде Мурад, вскоре скончался, поэтому Левент стал единственным наследником. Я никогда не думала, что стану ненавидеть этого ребёнка. Впервые взяв его на руки, я почувствовала, что стала жить. Так начинается предсмертная агония? Кажется, будто жизнь начала кипеть во всем теле, на самом же деле — болевой шок. Мой Левент был прекрасен, как ангел. Голубоглазый, как две капли воды похожий на своего отца Сулеймана, он стал центром моей жизни. Я всегда мечтала о детях, поэтому не спускала ребёнка с рук, сама кормила и качала его колыбель, следя за каждым вдохом. Левент был умным мальчиком. Он очень любил лошадей, и эта страсть доходила до безумия. Я потакала каждому его желанию, дарила жеребенка за жеребенком, которых он выращивал, объезжал и лелеял. Уже с пяти лет он буквально жил в седле. Как я боялась за него! Столько страхов жило в моей голове: вдруг лошадь скинет его, вдруг потеряется, чего только не может случиться с ребёнком! Сейчас я жалею, что очередная конная прогулка не окончилась для него смертью. У него были лучшие учителя. Левент очень быстро учился чему-то новому, если хотел этого. Он с лёгкостью говорил на нескольких языках, но никак не мог запомнить морские пути из столицы. Я возлагала на сына большие надежды. Вскоре у Махидевран родился Мустафа. Нужно сказать, что никакой ревности к шехзаде у меня тогда не было. Я жила своим сыном, думала лишь о нем. Мне было не до одноразовых фавориток Сулеймана. Но Махидевран его очаровала. Что я могу сказать об этой женщине? Она и вправду была очень красива, и хоть у нас потом были большие недопонимания, я не буду говорить о ней чего-то плохого, навеянного лишь личной неприязнью. Черкешенка по происхождению, она отличалась волнистыми каштановыми волосами и очень темными блестящими глазами. Было в ней что-то очаровательное, привлекающее мужчин. Но то была лишь внешняя красота. С ней было скучно. Как я жила своим сыном, так и Махидевран жила своим Сулейманом. Очень образованная, она, однако же, была очень недогадлива и неловка. Со мной Сулейман мог говорить обо всем на свете, об учёных, науке, городах и совсем уж отвлеченных предметах. Но Махидевран могла развлечь его лишь любовными восклицаниями. И это было главным её недостатком. Шехзаде Мустафа был погодком моего Левента. Он запомнился мне очень смышленным мальчиком. Мой Левент очень любил играть с младшим братом, чему я вовсе не препятствовала, в отличие от Махидевран. Она очень часто задевала моего сына. Если видела рядом с Мустафой — прогоняла. Плачущий, в слезах, с растрепанной светлой головкой, Левент прибегал в мои объятия и плакал от обиды. Тогда и возникли наши с Махидевран конфликты. Я была львицей, защищавшей своего львенка. В ярости шла я в покои Махидевран, высказывая ей все, что думаю, даже угрожая. Мне совершенно не нравилось, какую неприязнь она сеет между братьями. Я была очень юна, и весь мир казался волшебной сказкой. Я хотела дружную семью, я любила всех детей, чужих и своих. Мой Левент хотел дружить с Мустафой — а значит, я переверну горы, но они будут общаться. Уверена, что если бы Левент не любил Мустафу, я бы, подобно Махидевран, прогоняла его от сына. Тогда я не понимала методов воспитания Махидевран. Теперь же я знаю, что их не было. Махидевран не занималась воспитанием детей, потому что ей было не до этого. Любовь к Сулейману составляла главное её жизни. Было время, когда мы активно препирались с ней по этому поводу. Почему же я возненавидела своего ангела, своего белокурого Левента? Вместе с ним росла его влюблённость в собственную личность. Он вырос избалованным, не знающим отказа юношей, проще говоря — нарциссом. Он собирал гаремы наложниц, вызывая их только для того, чтобы слушать комплименты в собственный адрес. Не заботясь о других, он подвергал их большой опасности. Я уверена — будь он султаном, империя бы развалилась. Он не знал заботы о ближнем, не знал никакой добродетели, кроме собственного возвышения. Его поступки к братьям и сёстрам были ужасными. Есть ли в этом моя вина? Безусловно. Ослепленная материнством, я души не чаяла в своём первенце, потакала всем его капризам. Пелена моя сползла лишь тогда, когда он едва не убил своего родного брата. Но сейчас не время для этого случая. Я вырастила опасную для общества личность. Сердце Левента ожесточилось по отношению к тем, кто не льстит его самолюбию. Дошло до того, что нужно было смотреть на него телячьими глазами и восхищаться каждым движением. Однажды девочка-сирота на рынке, куда я иногда водила своих детей, пытаясь поселить в их сердцах сострадание, назвала Левента вовсе не красивым принцем, а человеком наружности неприятной. Он стал душить её голыми руками. Хочу сказать, что я в это время была отвлечена разговором, поэтому заметила все слишком поздно. Девочка была уже на последнем издыхании. Левенту было всего тринадцать лет. Можно подумать: что же делали Валиде и Сулейман? Валиде редко занималась моими детьми, за исключением своих любимчиков. Поначалу она обожала единственного внука Левента, но с появлением Мустафы симпатии её переменились. Она любила Махидевран — значит, любила и Мустафу. У нас с ней были хорошие отношения, но не более того. Я никогда не выказывала своего недовольства, не беспокоила по пустякам и не перечила. Это Айше Хафсу вполне устраивало. Она видела Левента очень редко. При том мой сын был очень хорошим актёром. Он не выказывал никаких истинных наклонностей перед бабушкой и отцом. При них он был ангельским ребёнком, строил слезливые глазки, отчего даже черствые сердца таяли. Могу с уверенностью сказать, что Сулейман был ужасным отцом. Он никогда серьёзно не занимался детьми. Редкие прогулки и бои на мечах не считаются. При том, что однажды он чуть не убил этими мечами Мустафу. Никаких уроков дети от него не получили. По достижении Левентом 16 лет его покои были обсыпаны золотом, нарядов было больше, чем у меня. Казалось, он был самим Султаном. Ему нужны были самые красивые наложницы, привезённые из благородных стран и семейств. Простолюдинки его не интересовали. Я подбирала ему виконтесс, герцогинь и графинь, которых предприимчивые отцы продавали за большие деньги. Девушки в его гареме никогда не были неопрятными или грязными. На порог дворца она ступали богато одетыми, с густыми волосами и цветущими глазами, а главное — с неиссякаемым запасом лестных слов для шехзаде. Если наложница ему не угождала, он приказывал топить её. Можно подумать, что я с хладнокровием рассказываю об ужасных действиях своего сына, но это вовсе не так. В свое время я ужасно переживала об этом, и, хочу сказать — вовсе не одобряла эти поступки. Но как тщетны были все мои попытки остановить это безумие! Если я начну плакать, то никогда уже не смогу остановиться — отсюда мой сухой тон. Чувство вины тяжёлым камнем легло на моё сердце. Моя попытка быть хорошей матерью провалена. Но дальше будет самое страшное — лучшие годы Левента ещё впереди.