Советы для "овощей" со стажем

      По-хорошему, я уже давно должна была отморозить себе все конечности, подхватить воспаление лёгких и вообще умереть. По-хорошему, я бы сюда вообще никогда не полезла. Но почему-то порывы, на секундочку, ледяного воздуха, настолько яростные, словно они пытаются обрушить весь горный хребет, вовсе мне таковыми не кажутся – или я недооцениваю свой верный серый свитер?       На фоне чистейшего, совершенно свободного от облаков и тумана синего неба истерически трепещут разноцветные флажки. Сотни украшенных ими верёвок тянутся откуда-то сверху на ещё большие высоты. А я сама сижу на краю глубочайшей пропасти, свесив вниз ноги. Чудесный способ проводить время, что уж там. Особенно если учесть силу местного ветра.       Внизу что-то еле слышно, но очевидно кровожадно завывает, а ещё там клубится нечто пепельно-серое – то ли дым, то ли туман. Это удручающее зрелище, поэтому я чисто из интереса решаю поглядеть, откуда тянутся флажки. Оказывается, их источник, если так вообще можно выразиться – шпиль невероятно тонкого и хрупкого на вид замка с белоснежными стенами и голубой черепицей. Как это произведение архитектуры до сих пор не развалилось просто из-за существования в этом мире гравитации, не очень ясно.       Вообще-то мне на редкость скучно. От продолжительного разглядывания дикой тряски радужных флажков в ком угодно может проснуться эпилепсия, даже во мне, ни разу подобным не страдавшей. Внизу всё ещё жутковато, поэтому туда тоже смотреть не стоит. Замшелые, кажется, мельницы и цепь крохотных водопадов на противоположной горе, конечно, симпатичны, но разглядеть их во всех подробностях не слишком получается, да и не способен мой непросвещённый разум на длительное коротание досуга с помощью разглядывания окружающих пейзажей.       Очевидно, мои мучительные размышления на тему «как скоротать досуг, если ты в неведомых горах и при тебе ничего нет» здорово достают мироздание, потому что, как только я решаю слегка подвинуться вперёд, ветер неожиданно усиливается до такой степени, что меня, не самое невесомое создание на земле, начинает уносить в пропасть. Я с силой вцепляюсь руками в край скалы, и, что самое интересное, не чувствую нормального человеческого ужаса, который был бы вполне естественным в подобном случае. Хватаюсь за холодный, как лёд, камень (почему это меня не слишком смущает?) я, скорее, машинально, из инстинкта самосохранения. Но это не слишком помогает – меня всё-таки отрывает от скалы. Правда, вместо того, чтобы улететь в противоположную гору, я начинаю падать вниз, к завыванию и туману.       Я почему-то ожидаю, что падение окажется медленным, как у киношных тонущих людей, но процесс происходит неожиданно быстро и вскоре я уже вдыхаю приятный аромат гари – серый туман таки оказался дымом. Но и это обстоятельство меня не смущает, хотя, вообще-то, мне полагается начать задыхаться.       Пролетев через слой дыма, я приземляюсь на ноги – точнее, на нечто, сначала кажущееся мне рассыпчатой землёй, однако при ближайшем рассмотрении оказывающееся смесью сажи и пепла, мгновенно оседающей на мои джинсы и обувь. К тому же, из-под моих ног моментально взметывается вихрь красно-золотых искр.       В тайной надежде узнать, что вообще происходит, я решаю оглядеться по сторонам, вместо того, чтобы пялиться на свои изрядно запачканные вишнёвые кеды. Оказывается, уже в сотне метров от меня бушует адский пожар – и прилагательное «адский» подходит сюда как никогда, потому что зола вместо почвы, постоянные искры и небо, затянутое дымом, тоже наводят на том самом земельном участке для грешников больших и малых. К тому же, скоро я замечаю, что откуда-то из глубины этого на редкость неприятного места доносятся весьма громкие вопли, и, судя по силе пламени прямо передо мной, идти проверять, что там происходит, не имеет смысла.       Особенно не имеет смысла, учитывая, что это самое пламя внезапно начинает распространяться и тянуться ко мне своими многочисленными языками.       Особенно учитывая, что сии декорации неожиданно сменяются давно знакомым мне художественным магазином, а я сплю, прислонившись к стеллажу.       «Какого чёрта?!» - я лишь чудом не задаю этот вопрос вслух, а в записанном виде он должен был бы сопровождаться минимум тысячей восклицательных и вопросительных знаков одновременно. С каких это пор я страдаю нарколепсией, да ещё в такой степени, чтобы уметь засыпать стоя?!       – Извините, – вежливо интересуется у меня местный продавец, не самого определённого возраста человек с короткими тёмно-русыми волосами, отрываясь от заполнения листов блокнота неким комиксом, чтобы посмотреть на меня взглядом «На самом деле меня ничто не удивляет, даже это», - с вами всё в порядке?       Я слегка зависаю. Что нормальные люди делают в таких ситуациях – говорят «а, я просто уснула на ходу, со мной бывает», или утверждают, будто не случилось вообще ничего? Впрочем, судя по лицу сего персонажа, ему вообще всё равно. Пожалуй, мотивов, по которым он задал мне этот вопрос, я не пойму, даже если очень захочу.       – А, это просто сон на ходу. Это со мной, конечно, в первый раз, но совсем не страшно, – я решаю прибавить к этим словам вежливую улыбку, но без неё можно было и обойтись – персонажу по-прежнему глубоко всё равно.       – Я надеюсь, вам нужно здесь что-то купить? – только и спрашивает он, и через несколько минут, когда я открываю стеклянную дверь магазина, моя сумка уже набита свежайшей акварелью и белилами, а меня саму распирает от радости – я что, правда больше не говорю с незнакомыми людьми так, словно их глубочайше презираю?! Нет, правда?!        Спускаясь по выложенному бежевой плиткой (смотрю я, правда, по-прежнему себе под ноги, но это, надо полагать, исправится – когда-нибудь), я неожиданно слышу за своей спиной смех. Подождите, у дверей же никого не было…       Когда я оборачиваюсь, оказывается, что на перилах крыльца, совсем рядом с окном, удобно устроилась девушка моего возраста или чуть старше, которая смотрит на меня и вполне искренне смеётся колокольчиковым смехом. Она одета в салатово-зелёную кофточку и джинсовую юбку, волосы у неё настолько длинные и пышные, что она вполне может не только греть там руки, но и хранить мелкие предметы, и при этом настолько белые, что я даже задаюсь вопросом, не альбинос ли она. Но нет, глаза у неё ярко-голубого, почти синего цвета.       Девушка смеётся ещё пару секунд, неожиданно улыбается мне в одобрительной манере, подмигивает и спрыгивает с крыльца куда-то в палисадник.       – Ну и что это было? – вслух спрашиваю я, но никто из предполагаемых адресатов вопроса, среди которых числятся таинственная девушка, Винни, Бог, повелитель лис-оборотней и вообще каждое живое существо во Вселенной, не торопятся мне ответить. Поэтому мне остаётся только отправиться домой и ждать Снэйлстеп, с которой я смогу обсудить все странности сегодняшнего дня, потому что мобильный в свои прогулки она никогда не берёт – видимо, из принципа.       Но голова моя, к счастью, продолжает работать, и к тому моменту, как я выхожу из двора, вопрос «что это было?» эволюционирует в «что происходит?» Судя по всему, таинственный и не шибко обременённый фантазией – ну, или наоборот, очень одарённый, если взглянуть на дело с другой стороны, - писатель моей жизни твёрдо решил добавить в неё хоть чуть-чуть динамики, чтобы его «книга» в кои-то веки стала по-настоящему интересной. Ради этого он, надо полагать, подкинул мне сначала занимательное предложение, а теперь упорно кормит меня новыми знакомствами, причём сии знакомые обязательно должны быть как-то связаны между собой. А теперь решил ещё и развлечь меня внезапным приступом нарколепсии. Отлично!       В рассуждения о свежайших новостях моей жизни я погружаюсь настолько глубоко, что даже удивляюсь, когда сантиметрах в десяти от моей ноги неожиданно проезжает негодующе сигналящая машина, чуть не роняя меня на землю. От неожиданности я со скоростью смерча перелетаю дорогу, на которую выползла – где подобные легкоатлетические навыки были на уроках физкультуры?! – и, отдышавшись, вслух констатирую:       – Ни, ты – придурок.       И, в очередной раз вспоминая о событиях давешнего сна, я неожиданно понимаю, что в таинственном измерении снов у меня и инстинкт самосохранения лучше развит, и веду я себя собраннее. Хотя, по идее, должно быть наоборот. Пожалуй, следует задуматься, в правильном ли месте я живу, но в моём случае подобные размышления явно ни к чему хорошему не приведут.       Параллельно я обнаруживаю, что мои ноги, пока мозг предавался размышлениям, увели меня в сторону, прямо противоположную той, в которую надо идти, чтобы попасть домой. В ответ на это открытие я тихо шиплю сквозь зубы несколько ругательств по адресу себя и всех вокруг, и только после сего ритуала отправляюсь домой. Кажется, на сегодня с меня хватит активной социальной жизни.       По пути я изо всех сил стараюсь таращиться куда угодно, только не себе под ноги, искренне надеясь, что это как-то поможет в налаживании связей с миром. Декорации здесь состоят из домов в серо-коричневых тонах (в нашем городе по какой-то причине считается, что дом с наружными стенами чуть более симпатичного цвета, чем пятилетняя половая тряпка, определённо спроектирован очень весёлым и неординарным человеком) и деревец-заморышей с желтоватой листвой (вырасти большими и здоровыми им не дают выхлопные газы и люди, которым, судя по всему, окна ухитряются загораживать даже прохожие). На самом деле меня мутит от этого зрелища, которое я наблюдала всю свою жизнь за исключением последних полутора месяцев, что только увеличило мою неприязнь. Но я честно не горблю спину, повторяя про себя слова Винни: «Твои отношения с миром – твои отношения с людьми, мир – это его люди».       Где-то на двадцатом деревце, судя по его виду, страдающему неким древесным аналогом сколиоза, я чуть ли не нос к носу сталкиваюсь с весьма высоким темноволосым, темноглазым и темноодетым мужчиной. Тёмный Лорд пялится мне в глаза примерно две секунды, за которые у меня успевают появиться боль в сердце и ощущение, что его испепеляющий взгляд прожёг у меня в сетчатке дыру, а затем гордо удаляется.       – Мир – это его люди, - фыркаю я, передёргиваю плечами, пытаясь прогнать появившиеся на коже мурашки, и иду дальше, мужественно продолжая пялиться по сторонам.       В этих таинственных «сторонах» меня ожидает толпа людей, из которой мой натренированный орлиный взор художника мгновенно выделяет двух девушек – одна с неторопливыми, плавными и изящными движениями, недлинными пышными светлыми кудряшками и в кружевном платье, другая резкая и быстрая, в толстовке и шортах, с коротко стриженными растрёпанными волосами, окрашенными в фиолетовый цвет. Но девушек быстро поглощает толпа, а я удивляюсь и радуюсь тому, что чувствую по этому поводу некоторое огорчение. Я невольно задумываюсь о разнообразии гаммы эмоций, испытанных мной за несколько часов, прошедших с моего пробуждения – и радуюсь снова. Мне кажется, что жизнь с ними как-то интереснее, чем без них, и мне хочется верить, что я права.       Оглядываюсь ещё раз, чтобы закрепить успех. Мне попадаются два занимательных лица. Первый – высокий светловолосый товарищ со странно зачёсанными волосами, небольшой бородкой и в футболке с изображением радужной лошадки. Второй – рыжий юноша в опять же алой рубашке… подозрительно знакомый рыжий юноша в подозрительно знакомой алой рубашке. Я немедленно ускоряю шаг, вместе с ним выхожу из лавины людей и догоняю его.       – Привет, – говорю я вполне обыкновенным тоном, но на Флэйма это почему-то действует как удар током, и он с воплем отскакивает куда-то в придорожную траву.       – А, это ты, – недовольно говорит он, тщательно и тщетно стараясь сделать вид, что это вовсе не он только что испугался меня до полусмерти, - Какого из богов ты так тихо ходишь, позволь спросить?       – Сборщика, наверное, – задумчиво отвечаю я. – Он у вас самый страшный.       – Я всенепременнейше передам ему эту лестную характеристику, – ухмыляется Божество, выходя из травы. - Чем же он заслужил страх смертной, святотатственно не верящей в божественную силу?       Несколько секунд я ошеломлённо молчу. Потом до меня доходит смысл фразы, и я слегка растерянно отвечаю:       – Тем, что он Мрачный Жнец, само собой. Что может быть страшнее чем смерть?       – Много всего, на самом деле... – Флэйм неожиданно замолкает. – Подожди, ты что здесь делаешь?!       От неожиданности я даже смеюсь.       – Вообще-то, я в этом городе живу. А вот к чему ты топчешь наши тротуары, мне не очень понятно.       – Мне тоже, - признаётся Флэйм. – Я, вообще-то, сегодня не планировал здесь появляться. Но возникло одно обстоятельство, которое заставило меня это сделать. И, да, болтовня с тобой и так не входила в мои планы, но благодаря этому обстоятельству стала абсолютно неуместной.       – Ты что, - недоверчиво переспрашиваю я, – пытаешься послать меня куда подальше?       – Рад, что ты это понимаешь.       – Нет, спасибо, никуда я не пойду. Сегодня у меня получается разговаривать с людьми и испытывать эмоции, а это, скажу я тебе, редкость!       Судя по его лицу, моя радость представляет собой весьма жуткое зрелище.       – Я бы на твоём месте так не радовался, – презрительно произносит Воплощение.       – Считай себя запуганным и рассказывай про эти свои обстоятельства. Нет, пункт про запуганность выполнять не обязательно, – поспешно добавляю я, заметив, что мой собеседник собирается что-то спросить.       – Откуда ты вообще знаешь, что я собирался сказать? – Я лишь коварно ухмыляюсь в ответ. – Ладно, Дно с тобой. – Я издаю короткий, но на редкость неприличный смешок. – Что? Ты не знаешь, что такое Дно, что ли?.. И вообще, изволь сохранять серьёзное лицо, когда с тобой говорит Божество! – Я послушно подчиняюсь этому нахальному требованию. – Ну, как-то так. Теперь внимай.       Какую-то пару секунд внимать мне приходится тишине и бормотанию каких-то прохожих, должно быть, недоумевающих, с чего это какие-то два придурка общаются, стоя чуть ли не на газоне.       – Тебе знакомо то ощущение, когда ты телепортируешься к человеку, а он выглядит как-то не так, смотрит на тебя, как на идиота, потом вообще уходит, а потом откуда-то появляется толпа людей и пытается тебя затоптать? – наконец спрашивает Флэйм.       – Если только последнее, – признаюсь я.       – Даже не так, - продолжает он, вообще меня не слушая. – Карта утверждает, что моя подруга и её сестра присутствуют одновременно в моём мире и в вашем. Как это вообще возможно?! – Неожиданный громкий вопль заставляет меня отступить от собеседника, а прохожих – недоумённо на нас покоситься. Да, сдержанность – явно не самая сильная сторона этого милого человека… если он, конечно, человек. Но этот вопрос я пока, пожалуй, поднимать не буду.       – Ну… ты пробовал спрашивать у кого-то, кто в этом разбирается?       – Я спрашивал у своего учителя. Он сказал, что это в общем-то ненормально, но для них – вполне. Когда я захотел узнать подробности, он заявил, что я мал ещё знать такие вещи. – Я снова злорадно ржу, и Флэйм награждает меня испепеляющим взглядом. – Ну, я и решил сам проверить. Переместился к одной из тех, что в вашем мире, а это оказалась не совсем она. Нет, допустим, волосы можно было остричь, а одежду найти другую, из тех, которая у вас считается обычной. Но вырасти во всех смыслах этого слова уж точно было нельзя!       – Нельзя, – соглашаюсь я. – Ладно, магическую составляющую я просто проигнорирую, но что ты с этим будешь делать?       – Страдать, само собой. Я же сказал, она посмотрела на меня как на идиота и ушла. И где её теперь искать?       – Возможно, невежливо тебе об этом напоминать, но из нас двоих таинственными талантами вроде телепортации и умения видеть людей, которые находятся в другом мире, обладаю не я.       Флэйм с душераздирающим вздохом закатывает глаза.       – Это в мировых масштабах! – раздражённо шипит он. – А определить, скажем, улицу, на которой объект находится, я ещё не могу. Посмотреть, чем она занимается, тоже. Единственный способ – просто взять и переместиться к ней. Но это не поможет, потому что я не знаю, где она, в каком состоянии, что делает и куда меня пошлёт, когда я материализуюсь рядом с ней.       – И последний пункт, как я понимаю, самое страшное. Именно это волнует Божеств, которые ещё и умеют путешествовать между мирами. И, да, я завидую, – добавляю я, как бы отвечая на невысказанный вопрос.       – Ты бы видела этого милого ребёнка, – огрызается Флэйм. – Я бы сказал, что тот, кого она посылает, отделывается относительно легко.       – Ужас какой, – абсолютно невыразительным тоном говорю я. – Посмотри, это случайно не она идёт? – ухмыляюсь я и киваю на не особенно высокого и не особенно мужественного на вид юношу, идущего чуть впереди от нас рядом с какой-то девицей и прижимающего к носу платок. Глядя на то, с какой надеждой Флэйм присматривается к нему, я чувствую себя последней тварью. И совсем неожиданностью для меня становится его вопль:       – Как ты угадала?!       – Чего?.. Это… это она вообще?       – Возможно, невежливо тебе об этом напоминать, но из нас двоих таинственными талантами вроде рисования обладаю не я! – говорит Флэйм и начинает истерически ржать в своей обычной манере. Всю формулировку запомнил, подлец.       – Действительно, - растерянно бормочу я и присматриваюсь к таинственной незнакомке, которая как раз остановилась для каких-то таинственных манипуляций со своим платком. Да, действительно, девушка, хотя безжалостно обкорнанные волосы, весьма широкие плечи и чуточку мешковатая одежда мужского фасона несколько сбивают с толку. Вот и шути после такого… - И что теперь?..       – Теперь будем просто смотреть. И радоваться, что эта улица маленькая и тихая. У неё, судя по всему, намечается беседа.       Спереди немедленно доносится громкий, грубый и очень злорадный смех. – Дура! – Автор фразы как-то умудряется орать на всю улицу и еле выдавливать из себя слова одновременно. – Как, как тебе вообще в голову пришло это сделать?! Дууууууууура! – кричащая, девица с двумя невероятно длинными чёрными хвостиками, на целую голову ниже нашей незнакомки, ниже, пожалуй, даже Винни, делает паузу на очередной приступ хохота.       – Какое-нибудь более изобретательное оскорбление, Мэй? – устало спрашивает незнакомка. В отличие от своей собеседницы, она говорит нормальным тоном, а потому нам с Флэймом приходится напрягать слух, чтобы её расслышать. Голос у неё оказывается под стать внешности: грубоватый, но вполне подходящий для девушки её возраста (школу она, судя по всему, ещё не закончила), чуточку отдающий в нос, что, судя по всему, временно.       – Ты этого не заслуживаешь, – фыркает Мэй. – Если только «головопень».       – Уже интереснее. А теперь просвети меня, над чем смеёшься. Потому что я не понимаю.       – Не понимаешь? Не понимаешь?! – визгливый ультразвук Мэй серьёзно режет даже наш слух, а уж её собеседница и вовсе болезненно сморщивается и отступает вбок. – Да тебе в твою тупую голову полезть драться с каким-то парнем на полторы головы выше тебя пришло! А страдает теперь почему-то твой нос!       – Вообще-то, нос у меня даже не сломан. Зато у него… нет, не у носа! – теперь фингал на полрожи. И, возможно, он больше не будет лезть к тем, кто меньше него.       Мэй снова принимается хохотать.       – Как, как можно быть такой наивной?!       – Ну, или как минимум он больше не будет меня бесить, - задумчиво произносит всё ещё не представленная девушка.       – Он бы и так тебя больше не бесил, ненормальная! Ты бы с ним в жизни никогда больше не встретилась! Но неееет… Вот поэтому я и говорю, что ты дура! А ещё я говорю, что тебе теперь жизни не будет!       – Почему?..       – Потому что Кейд, глупая!       – Кейд? – шёпотом переспрашиваю я. Может, мне послышалось, и это просто какая-то Кейт, каких навалом?       – А что Кейд? – Нет, не послышалось, на конце по-прежнему чёткая «д». Почему эта девушка так зачастила появляться в моей жизни?! – Она уже вроде как перестала сверлить мне мозг нотациями за каждую ссадину. Мне даже интересно, к чему бы это.       – Нет-нет-нет! – неожиданно вопит Мэй, яростно показывая отрицание с помощью простейшего языка жестов. – Ты не будешь вываливать на мою голову свои семейные проблемы, Йорк!       - Я и не… - начинает объект нашей слежки, но её слова тонут в следующем возгласе:       – И знаешь, почему?! ПОТОМУ ЧТО МНЕ ПЛЕВАТЬ!!! – Этот вопль у хвостатой выходит нечеловечески громким и отдаётся в моей голове вспышкой боли. Улицу, кажется, ставят на паузу.       Немногочисленные иные прохожие нервно вздрагивают и стараются побыстрее исчезнуть. Многочисленные городские воробьи, истерически чирикая, поднимаются в воздух, только чтобы снова опуститься на ветви, карнизы и крыши. Флэйм шипит под нос что-то очень гневное и, отчаянно жестикулируя, пытается без слов объяснить мне, что он хочет сделать с этим человеком-сиреной. Йорк (называть её по фамилии, напоминающей породу собаки, конечно, как-то невежливо, но иного выбора не предвидится) поднимает выроненный от неожиданности окровавленный платок и громко вздыхает:       – Господи-Космическая-одиссея-ты-боже-мой, по-моему, я только что оглохла… – В ответ она получает по громкому хлопку в ладоши у каждого уха. – Жаль. Тогда, возможно, мне больше не пришлось бы выслушивать твои истерики… – Тут ей удаётся сосредоточиться на смысле вопля. – И, да, давай, расскажи мне, как тебе на всё плевать, Каркат Мэй. Или Мэрион Вантас?..       – Всё одинаково тупо. Не надейся, ты не сможешь превзойти силу моего остроумия.       – Твоего ангельского голоска, солнце моё. Вечно ты путаешь эти вещи. Поэтому я от тебя ухожу, –Мэрион таращится на неё с видом крайнего недоумения. – Вот прямо сейчас. У меня в планах встретиться с существами, от которых мои барабанные перепонки болят меньше, чем от тебя.       – Ну и вали, - по-кошачьи фыркает Мэй. – Хотя твои барабанные перепонки тебе всё равно не особенно нужны.       – Нужны. Они позволяют мне слушать Ивушку, например, - Я снова вздрагиваю, слыша знакомое имя. – Хотя я не уверена, что после такого насилия над моим слухом смогу её чётко слышать.       – И зачееееееем же она тебе? – Мэрион на редкость противно растягивает слова и нехорошо ухмыляется. Как видно, чтобы общаться с ней, нервы нужны железные.       – Чтобы она несколько уменьшила боль, которую я испытываю, и не взяла с меня при этом ни копейки. Ну, и не наградила порцией осуждения, конечно. Волноваться она будет, конечно, знатно, но беспокойство я переживу, а осуждение – нет.       – Почему ты со мной до сих пор разговариваешь?       – Потому же, почему со мной до сих пор разговариваешь ты. Но это было очень нужное замечание, спасибо и какое счастье, что мы с тобой не увидимся ещё два дня! – С этими словами Лей (я уже, кажется, имею все основания называть её именно этим именем) поворачивается к своей собеседнице спиной и начинает шагать прочь, мимо нас, не дожидаясь ответа.       – И не смей попасться мне на глаза раньше этого времени! – орёт ей вслед Мэрион. В очередной раз напугав прохожих и птиц, она с, как мне кажется, чувством выполненного долга вздыхает, произносит несколько нелестных и непечатных слов в адрес Лей и практически убегает, громко щёлкая обувью по асфальту.       – Вот же… - стонет Флэйм. – И это я вытерпел, чтобы ничего не понять?!       – Ну не знаю, - пожимаю плечами я. – Я вот кое-что поняла.       – Да ну?! – оживляется Флэйм. «Странный, – думаю я, – есть же ему дело до всякой ерунды…». Думаю, и тут же вспоминаю, что сама ни капли не лучше. Может, беспокоиться о ерунде есть естественная потребность людей (и тех, кто выглядит как люди, тоже), если не всех разумных существ?       – К примеру, я могу с уверенностью предположить, что её зовут Лей, - заявляю я, возвращаясь к реальности. – И вот почему. Она упоминала неких Кейд и Ивушку, свидетельницей чьего диалога я не так давно стала. Как можно было понять из того разговора, у Кейд есть младшая сестра, Лей. Которая, цитирую, «говорит, что знает, что делает, а потом ей ломают руку». Что-нибудь напоминает?       – Ещё как напоминает, – как-то завистливо вздыхает божество. – Я вот каким вопросом задаюсь: почему на них напоролась именно ты?!       – Попробуй всю жизнь прожить в одном и том же городе, не отъезжая за пределы его области, и твоя удача тоже начнёт работать таким образом, – усмехаясь, советую я.       – В одном и том же городе? Всю жизнь?! Ужас какой!       – А Лей тебя уже перестала интересовать? – я резко перехожу на другую тему, пока это болтливое существо не ляпнуло что-нибудь ещё более бестактное.       На это Флэйм восклицает что-то совсем мне непонятное:       – Лей… да у них даже прозвища похожие!.. И, да, те девушки, о которых я говорил, тоже сёстры. Занимательно, скажи?! – я вежливо киваю. – А расскажи, как эта Кейд выглядит?       – Высокая. Выше меня, например. Но Джета уже ниже.       Флэйм кивает.       – Почти.       – Полная.       Флэйм задумывается так, что даже прикусывает губу, но в итоге всё же качает головой.       – Не сказал бы.       – С длиннейшей косой, до бедёр.       – Точно нет.       – Волосы тёмно-каштановые.       – Это уже ближе!       – Глаза карие, очень тёмные, почти чёрные, но с золотистыми прожилками.       – Нет никаких прожилок.       – Кожа смугловатая, но не сильно.       – Сильно.       – Вообще, думаю, я могла бы её нарисовать по памяти. Надо?       – Не сказал бы. Мне вполне хватает. Различий много, но в целом похожи. И та, которая Лей, тоже на её сестру похожа примерно по тем же признакам. Нет, я узнаю, что всё это значит, клянусь… – Но узнать, какова по его меркам самая страшная нерушимая клятва, мне, видимо, не дано, потому что он неожиданно обрывается, не закончив фразы, и замирает с таким выражением лица, будто к чему-то внимательно прислушивается. Я оглядываюсь по сторонам, но ничего не замечаю. Тихим, на грани слышимости (моей, во всяком случае, грани слышимости) шёпотом я интересуюсь у него, что происходит, но он лишь отмахивается, а его лицо приобретает сердитое выражение. От греха подальше я решаю замолчать и задуматься о происходящем со своей стороны.       Думать, что все эти встречи – случайность, глупо. Неразумно также полагать, что эта встреча была последней. Более того, что-то подсказывает мне, что Лей я увижу ещё раз, ведь, если задуматься, становится ясно, что с каждым из этих друзей я должна обменяться хоть парой фраз. И эта перспектива не представляется мне и в четверть меры такой пугающей, как факт, что я не знаю, сколько их и когда всё это закончится. Хотя вряд ли эпопея заканчивается надолго, компании настоящих друзей большими обычно не бывают. Сколько их сейчас? Четыре? Наверное, всего их немногим больше. Интересно, а смеющаяся девушка у художественного магазина входит в их число?..       У меня слишком много вопросов и ни одного потенциального ответчика. Это пугает, это вызывает раздражение и, более того, чувство одиночества. Сама я ответов, видимо, не найду. Выход виден один: подчиниться ходу событий и продолжить встречать этих людей.       Где-то справа от меня раздаётся звук, напоминающий треск искрящейся проводки, и моментально исчезает, словно он мне послышался. Недоуменно поглядев в его сторону, я застаю там пустую улицу. Некоторое время я затрачиваю на раздумья над этим явлением, а потом осознаю, что на этом месте стоял Флэйм.       – Ну и пожалуйста, – вслух фыркаю я, несколько задетая его невежеством. Судя по всему, обо мне Божество попросту забыл. Какие из вещей, происходящих в голове у человека, вообще могут заставить его забыть о существовании в этом мире людей, стоящих рядом?!       Впрочем, ответ очевиден. Вопросы, такие вопросы, которые занимают всё свободное место в твоём разуме и настойчиво требуют забыть обо всём вокруг ради ответа. «Как у меня» - думаю я.       Покоя мне, видимо, не будет.