Не то, чем кажется

Николай Дорошенко докурил уже третью сигарету подряд, затушил окурок и встал со стула. Он прошелся взад и вперед по кухне, выглянул в окно, некоторое время задумчиво смотрел на улицу, после чего задернул занавеску и направился к шкафу. Достав чашку и сахарницу, он включил чайник и полез в нижний ящик кухонного стола за банкой кофе. Николай не спал всю ночь, ворочался с боку на бок, мучительно размышляя, как теперь быть. Наивно было полагать, что прошлое похоронено раз и навсегда, и никто ничего не узнает. — Чёрт бы тебя побрал, Натали! — пробормотал он, насыпая в чашку кофе и сахар. Тогда, восемь лет тому назад Николай попросту не мог поступить иначе. По крайней мере, он думал, что поступил верно. Он любил свою сестру! Да в общем-то Натали у них в семье всегда была всеобщей любимицей. У матери, насколько Николай знал, были тяжелые роды, и девочка родилась очень слабой. Мать с отцом тряслись над ней, точно над хрустальной, дохнуть на нее лишний раз боялись. Николай был старше всего на два с половиной года, но ему с самого раннего детства внушали, что сестра — маленькая и слабая, она нуждается в постоянной защите и заботе. Когда они пошли в школу, Николаю вменялось в обязанность каждую перемену приходить в класс, где училась сестра, и проверять, всё ли с ней в порядке. Гулять Наташеньку отпускали только с братом, он обязан был везде водить ее за руку и не отпускать ни на минуту. Приятели посмеивались над ним и называли «усатым нянем», но Николай не обижался. Казалось бы, он должен был с неприязнью относиться к сестре, но он напротив жалел и любил ее. Когда же Натали подросла, то ей, понятное дело, захотелось играть со своими подружками и сверстниками. В этом случае они обычно заключали этакий «двойственный союз»: Николай отпускал сестру играть с кем она хотела, а сам шел к своим приятелям. В условленный час они встречались во дворе у гаражей и шли домой. Ни разу никто из них не выдал другого. Кода Николаю было десять, а Наташе восемь, умерла их мать. Она давно уже серьезно болела, перенесла несколько курсов химиотерапии, отец возил ее за границу, но увы, ничего не помогло, и врачи ничего уже не смогли сделать. После ее смерти отец стал еще сильнее контролировать каждый шаг дочери, дрожал над ней, повторяя, что еще одну потерю он не переживёт. Отец настаивал, чтобы Наташа поступила в тот же институт, что и брат, дабы он по-прежнему мог приглядывать и помогать ей. Наташа же начала капризничать, взбунтовалась и заявила, что желает поступать только в театральный. Увы, Натали провалила вступительные экзамены, и в театральный её не взяли. Она, разобидевшись на целый свет, пошла все же учиться на юридический, заявив, по принципу «зелен виноград», что все актеры — фальшивы и продажны. Юридический, впрочем, Натали также не закончила, она без памяти влюбилась, и покатилась, как говорится, по наклонной. Отец тут уже ничего не мог поделать, у него на тот момент было слишком много проблем, да к тому же, и здоровье стало давать сбои. А у Николая к тому времени уже была своя жизнь. Окончилось же все слишком трагически. Натали совершенно запуталась, захлебнулась своей ненавистью. Николай и представить себе не мог, что она настолько зациклится на этой безумной мести. Вбив себе в голову, что во всех ее бедах виноваты почему-то Червинские, особенно же вторая жена Петра Ивановича, Натали буквально помешалась. Она несколько раз пыталась убить Ларису Червинскую, а потом, словно этого было мало, застрелила какого-то мерзавца, которого сама же и наняла для выполнения грязной работы, и который (это уж как водится) взялся ее шантажировать. И все же бросить сестру Николай не мог, поэтому-то, используя свои связи в полиции, он помог ей сменить имя и бежать за границу, инсценировав при этом ее гибель. А что ещё оставалось делать? Она же его сестра… Из полиции, разумеется, пришлось уйти, и Николай, помыкавшись пару лет, перебиваясь случайными заработками, устроился в частную адвокатскую контору. Казалось бы, жизнь его наладилась, он стал неплохо зарабатывать, очень быстро сделался компаньоном хозяина, спасибо Лене, разумеется, это она поспособствовала… И вот неожиданно прошлое вновь напомнило о себе.

***

На днях в его квартире раздался телефонный звонок. — Мне нужна твоя помощь! — Николай услышал в трубке голос Натали. — Ты? — изумился он. — Где ты, Наташ? Что с тобой? — Я могу приехать? Скажи, куда! — Ты… ты же в Америке, — изумился Николай. — Я давно уже вернулась! — разозлилась она. — Идиот! — буркнула она еле слышно. — Хорошо, — согласился Николай, — приезжай, я буду ждать тебя. Он дал сестре адрес своей квартиры, и Натали приехала к нему. Едва переступив порог, она тут же бросилась Николаю на шею и расплакалась. — Прости, Николя, — всхлипывала она, — прости меня, пожалуйста! — Да что случилось, Натали, милая? — Николай ровным счётом ничего не понимал. — Как… как ты тут оказалась? — Я приехала обратно, просто… не давала тебе знать, — махнула она рукой. — Позволь я тебе все расскажу. Она уселась поудобнее в кресло и начала говорить. У Николая волосы на голове зашевелились, когда он услышал обо всем, что произошло с Натали. Она и не подумала начать новую жизнь и тихо сидеть в Штатах. Вот уже несколько лет, как она вернулась и принялась за старое. Оказывается, та история с заявлением на Григория Червинского о попытке изнасилования, это дело рук его милой сестрицы. — Ты спятила! — вскричал Николай, когда Натали замолчала. — Мне нужна твоя помощь, Николя, — Натали достала из сумочки сигарету и затянулась. — Иначе… я пропала. — Кто этот Степан Гаврилович? И какой у него был резон потакать тебе в этом безумии?! Она пожала плечами: — Понятия не имею. Он говорит, что Пётр когда-то давно сильно навредил ему. Степан держал казино и ночной клуб со стриптизом ну и… всем остальным. Он влез в долги, и ему нужно было их отдавать очень серьезным людям. Тогда его жена предложила ему план: достать денег лёгким путем. Она нашла себе богатенького, как говорится, папика и решила тянуть деньги из него. Правда, эта идиотка почему-то посчитала, что шантажом она добьётся большего, поэтому решила подстроить все так, будто он ею воспользовался, изнасиловал, а она забеременела от него. И чтобы не попасть в тюрьму, он якобы должен был раскошелиться. Она, кстати, и правда была беременна, правда, разумеется, от Степана. Хотя по уму ей бы стоило охмурить его, стать постоянной любовницей, тогда он бы на руках её носил и денег давал сколько угодно. Правда… Степан был против, не хотел ее ни с кем делить, в этом, видимо, всё дело. В общем… соображаешь, кто был тот богач? — Пётр Червинский, — вздохнул Николай. — У них ничего не получилось. Обман Пётр раскрыл, эту дуру вышвырнули на улицу, она, кстати сказать, работала у Анны в этой ее идиотской школе. А потом, стараниями Петра, полиция заинтересовалась Степаном и его «бизнесом», его прихватили на горячем, то есть, на торговле наркотиками, и посадили в тюрьму. Когда Степан вышел, то, вполне логично, решил с Петром поквитаться. На том мы с ним и сошлись… — Господи, — схватился за голову Николай, — какой ужас! Во что ты опять вляпалась?! — Не время стенать, Николя, мне нужна твоя помощь. Я, видишь ли, сильно ошиблась в Степане. Он не тот, кто мне нужен, но просто так уйти я уже не могу, он меня крепко на крючке держит. Да еще этот Захар… Николай ушам своим не верил. Недавнее громкое покушение на Петра и его жену — также дело рук Натали и ее нового приятеля. В тюрьму же упрятали подсадного: верного человека Степана, который сделал всю грязную работу и взял вину на себя. Но это, как ни крути, опасно, потому что он может выдать своих хозяев в любую минуту. И тогда уже никто и ничто не сможет спасти Натали. — Я помогу, — медленно проговорил Николай. — Но это — в последний раз, Натали! Ты уедешь в Штаты и раз и навсегда забудешь свою идиотскую месть! Во-первых, во всех твоих несчастьях виновата не Лариса Червинская, не Пётр с Григорием, а только лишь один человек — ты сама. Натали закрыла лицо ладонями и вздрогнула: — Я совсем запуталась, Николя, — прошептала она. — Умоляю: спаси меня! Николай обнял ее, пообещав, что всё сделает. У него, к счастью, еще остались знакомые в полиции, правда, пришлось немало заплатить. Николай экстренно продал дорогую иномарку, которую полгода назад подарила ему Лена. Он был уверен, что она его поймет.

***

Сегодня утром Николаю позвонили из следственного изолятора и сообщили, что всё сделано. Теперь этот человек не причинит вреда Наташе, а Николя… что ж, остается надеяться, господь простит ему и этот грех. Николай еще раз посмотрел на часы и покачал головой: самолёт ведь ждать не будет. На сей раз он полетит вместе с сестрой и ни за что не оставит ее одну. Он будет, как когда-то давно, в детстве, оберегать ее. Если надо, то покажет ее хорошему психиатру, потому что это ненормально — ненавидеть всех на свете. Хорошо, что не придется объясняться с Еленой. Неделю назад она пришла к Николаю и заявила, что им нужно расстаться. Николай, конечно же, расстроился: ему было хорошо с ней; страсть накрыла их обоих точно ураган. Встретившись однажды на приеме, который устраивал ее муж, известный юрист и чиновник, а по совместительству и хозяин фирмы, где теперь работал Николай, они уже не могли расстаться. И вот теперь Елена заявила, что устала играть с огнём, ведь муж мог узнать обо всем. Где же все-таки носит Натали? — вновь подумал Николай, и в это же самое время раздался звонок в дверь. Вздохнув с облегчением, Николай пошел открывать.

***

Григорий поднялся на третий этаж и постучал в дверь следователя. Ему позвонили сегодня с самого раннего утра и сказали, что есть важные новости. — Это касается пожара, Григорий Петрович, — сообщил ему по телефону следователь. — Благодарю, Михаил Андреевич, я непременно буду! — пообещал он. В последние дни ему пришлось, что называется, крутиться, как белке в колесе. Следствие пришло к выводу, что Ольгу Родзевич, то есть, Анастасию Славину, следует задержать и устроить ей очную ставку с Захаром. Но после смерти последнего следователи зашли в тупик. Получалось, что преступник покончил с собой, и дело можно закрывать. Но ведь ежу понятно, что он был просто марионеткой, как и эта самая Настя. Она без труда выдала свою «начальницу» по имени мисс Лили. Но увы, ни настоящего имени, ни фамилии Настя не знала, а тут и к гадалке не ходи, имя наверняка не настоящее. Хозяина же Настя и вовсе никогда не видела… Было решено прочесать тот поселок и заброшенную дачу, где какое-то время держали Настю, но пока следователи успехов не достигли.

***

Григорию же, кроме всего прочего, нужно было заниматься делами компании, встречаться с журналистами, которые все ещё мусолили в статьях и новостях тот случай с пожаром. В ресторане же тем временем велся ремонт, а итальянские партнеры, получив компенсацию, пока что отбыли на родину. Отец надеялся в скором времени возобновить сотрудничество, но пока ему, само собой, было не до того. На сей раз Григорий сам настоял на том, что все эти хлопоты берет целиком и полностью на себя, потому что отец, во-первых, должен как можно больше времени уделять семье, а во-вторых, ему не следует лишний раз перенапрягаться. Лариса, слава всем богам, поправлялась, и ее в самое ближайшее время должны были уже выписать домой. Слава богу, что Катя наконец-то взялась за ум и вернулась домой. В тот самый день, когда все произошло, она заехала навестить Петю, потом стала приезжать каждый день, а потом, это вышло как-то само собой, Григорий сам предложил ей остаться. Если вдуматься, отец ведь прав: Петьке она — мать родная, и он, вне всяких сомнений, скучает по ней. А кроме того, ездить туда-сюда сейчас опасно и для неё тоже. Мало ли, что может случиться, всё же следствие пока не окончено. — Так что, думаю, — пожав плечами, проговорил Григорий, — тебе лучше пожить пока здесь. — Как скажешь, — улыбнулась Катя. У него при этом отчего-что часто забилось сердце: все же у нее удивительно красивая улыбка… Жаль, тут же подумалось ему, что между ними все кончено. Но… с другой стороны, кончено ли? — тут же одернул он сам себя. Может быть, еще не всё потеряно, и у него получится отбить свою же собственную жену у этого отвратного завхоза? Интересно, он все еще трется около нее? Григорий, впрочем, не стал спрашивать Катерину об этом, побоялся, что не выдержит и устроит новый скандал, а он слишком устал от них. Хорошо всё же, что мать выгнала этого нахала с работы, это Григорию только на руку. Петька, стоит сказать, прямо расцвёл, когда мать его вернулась домой. Он теперь почти все дни напролёт проводил с ней, да и Лёве было легче: Катя с Петькой на пару старались отвлечь его от грустных мыслей. Помимо всего прочего отец практически каждый день возил его навестить Ларису, и это, разумеется, также помогало ему чувствовать себя гораздо лучше. Если уж начистоту, то Григорий наверное впервые ощутил, что младший брат — ему по-настоящему дорог, и он любит его точно так же, как и Петьку. Когда он приехал тогда забрать мальчишек из школы, и увидел, до какого состояния довели Лёву две глупые дурынды, эти их с Петькой учительницы, ему захотелось первым делом побольнее стукнуть этих пустомель, дабы не распускали в другой раз языки. А после Григорию до боли стало жалко брата, таким расстроенным, одиноким и потерянным он выглядел. Сразу захотелось обнять и защитить его, чтобы он вновь стал самим собой: веселым, беззаботным и, пусть уж его, немножко несносным и избалованным. Лишь бы только не плакал так горько и не смотрел так жалобно, словно на него обрушились все беды мира. Теперь осталось только окончательно отвадить завхоза от Кати, чтобы больше и не вспоминать о нём никогда, и можно считать, что жизнь наладилась. Ладно, убеждал себя Григорий, вот разрешится благополучно это чёртово дело с покушением и поджогом, и тогда он непременно начнёт делать всё возможное, чтобы наладить отношения с женой.

***

— Проходите, Григорий Петрович! — пригласил его в свой кабинет следователь. — Присаживайтесь. — Я поспешил приехать как можно скорее, Михаил Андреевич, — отозвался он, — сразу же, как вы сообщили, что у вас появилась важная информация. — Да, вы правы. Прежде всего, мы, как вы знаете, организовали круглосуточное наблюдение за той дачей, где, по словам гражданки Славиной, скрывалась та самая мисс Лили, но пока там тихо. Никто не появлялся. Что же касается Захарченко, то… вроде бы всё чисто: он разорвал простыню, смастерил удавку и покончил с собой. Но вот вскрытие показало, что в крови у него обнаружили небольшую дозу снотворного. — Другими словами, ему помогли, — усмехнулся Григорий. — Не исключено, — кивнул Михаил Андреевич. — Ну а теперь, собственно, то, ради чего я вас позвал. Вот, — он достал из папки, лежавшей перед ним несколько листов и протянул Григорию, — отчёт наших экспертов. Как можете видеть, электропроводка и счётчики в пищеблоке были в неисправности. Отпечатки пальцев на счётчиках прямо указывают на то, что некто решил поколдовать над проводкой, чтобы на другой день, как только пищеблок заработает, включат плиты, освещение и прочее, случился резкий перепад напряжение и произошло замыкание. — И вы знаете, кто это был? — Мы допросили нескольких рабочих, которые делали финальную, чистовую отделку помещения. Согласно их показаниям, они свою работу сделали на совесть. — Да я и сам следил за ними! — кивнул Григорий. — Но вот в чём дело, Григорий Петрович, вы знаете, что электрик, который отвечал за тот участок, уволился за два дня до открытия? — Да, его жене предложили контракт в Германии (она, кажется, переводчик) на два года, и он собрался ехать с ней. Но администратор и директор ресторана быстро нашли на его место другого. — Вот именно! — кивнул Михаил Андреевич. — Некий Суслов Анатолий Юльевич был принят на работу, и именно он проверял проводку. Как раз накануне вечером он приезжал в ресторан, охранник видел его, да и пропуск он отметил честь по чести. — Подонок! — воскликнул Григорий. — Это же не случайность, наверняка он связан с теми, кто решил убить отца. — Возможно, — согласился Михаил Андреевич. — Сам же он утверждает, что ничего не знал, ни с кем не знаком, а еще ему якобы есть, что сообщить. Но говорить он будет только в вашем присутствии. — Бред какой-то, — пробормотал Григорий. — Но если это возможно… я бы посмотрел на этого героя! Михаил Андреевич снял трубку, отдал необходимые распоряжения, и чуть меньше чем через полчаса в кабинет ввели какого-то растрепанного, полного мужчину. Пиджак на нем был мятый, надет кое-как, один рукав почему-то короче, клетчатые брюки тоже были мятыми, словно их, как мать любит выражаться, корова пожевала да выплюнула. Маленькие глазки его бегали из стороны в сторону, полные губы дрожали, будто он хотел заплакать. — Присаживайтесь, Анатолий Юльевич, — приветливо, точно приглашал присоединиться к застолью, кивнул ему Михаил Андреевич. — Вы, насколько я понял, хотели что-то сообщить следствию. Мы вас слушаем! — Да мне, в общем, — успокоившись, Суслов сцепил руки в замок, поднял глаза и в упор уставился на Григория, — особо-то прибавить нечего ко всему, что я уже сказал. Я лишь хотел увидеть его, — улыбнулся он. — Григория Червинского. Думаю, он бы мог помочь мне, или хотя бы подтвердить, что не могу я быть преступником. Ведь так… сынок? — проговорил Суслов, по-прежнему не сводя с Григория пристального взгляда.