***
Лариса, честно говоря, не особо любила шумные мероприятия с кучей журналистов, которые потом, как пить дать, понапишут бог знает что, но ничего не поделаешь, как говорится, положение обязывает. У Ларисы с самого утра почему-то всё валилось из рук, потому что маникюрша опоздала почти на сорок минут, поэтому пришлось поторопить парикмахера, чтобы не слишком-то мудрил с укладкой. В результате ей пришлось идти с длинными локонами, небрежно прихваченными на затылке заколкой. На высокую прическу, которую она задумала, времени уже не было. — Тебе так ещё лучше! — убеждал её муж, но у Ларисы все же испортилось настроение. — Теперь эти твои итальянские партнёры чего доброго подумают, что у жены их компаньона нет вкуса… — пробормотала она, придирчиво разглядывая себя в зеркале. — Не говори глупости! — Пётр приобнял ее за плечи. — Они все мне завидовать будут. — Умеешь ты меня утешить, — Лариса положила руки ему на плечи и, чуть приподнявшись на цыпочки, потянулась за поцелуем. — За что тебя и люблю! — проговорила она ему в шею, потому что именно в тот момент он крепко обнял её в ответ. В общем и целом всё шло, как по маслу, и приглашенные гости явно были довольны. Да и дизайнеры поработали, что называется, на совесть. Пока Пётр с Григорием и приглашенными партнёрами говорили приветственные речи, она стояла поодаль, наблюдая за аккредитованными журналистами, которые дружно щелкали затворами камер. Потом они дружно позировали все вместе, и Лариса успела пару раз шепнуть мужу, чтобы он встал ближе к ней и чуть повернул голову влево. — Иначе потом опять станешь ругаться, что черте как получился на фотографиях. Пётр кивнул, улыбнулся и обнял её за талию: — Ты — мой ангел-хранитель, — отозвался он. — Петя! — Лариса легонько ткнула его в бок. — Ну не при всех же обжиматься, это не годовщина нашей свадьбы! И вот примерно в это самое время раздались крики, и повалил дым. К счастью, охрана и все остальные служащие успели вовремя сориентироваться и не допустили паники. Все посетители и гости вышли на улицу, пожарные уже были на месте… Лариса стояла рядом с мужем и рассеянно слушала, как он переговаривался с Григорием и начальником охраны. Тогда она еще не успела толком испугаться; она оглядела собравшихся вокруг людей, отметив при этом, что журналисты, сбившиеся в кучку с левой стороны от входа, продолжали бурно обсуждать произошедшее и фотографировать собравшихся. Окинув взглядом гостей, стоящих непосредственно около выхода, Лариса моментально «выхватила» лицо этого человека. Он стоял за спинами журналиста с телевидения и двоих иностранных партнёров. Лариса еще со студенческих лет помнила, как это: выйти на сцену и быстро «просканировать», как выражался мастер ее курса, зал. Какое настроение у зрителей, смотрят ли они на сцену или же откровенно скучают, на месте ли твои друзья и знакомые, которых ты специально пригласила. Тот высокий, плечистый, бритоголовый мужчина, не мигая, смотрел в одну точку — туда, где стояли Лариса с Петром. Когда он сделал шаг вперед, вскинул руку, в которой тут же блеснуло то ли дуло, то ли клинок (в самый первый миг Лариса не поняла, что именно), она быстро метнулась в сторону, еще ближе придвинувшись при этом к мужу, встала перед прямо перед ним. Она поняла, что тот тип направлялся именно к Петру и испугалась. А самое главное, она не могла допустить, чтобы ему причинили вред. Потом она помнила только оглушительные крики, как их с мужем столкнули со ступенек, и как в самый последний момент она что было сил цеплялась за рукав Петра. Вслед за этим ей сделалось так больно, что даже закричать не было сил; ей казалось, правую сторону, чуть выше груди (там было больнее всего) точно раскаленным железом прижгли, как в средневековых пытках… Больше она практически ничего не помнила, кроме бледного, как полотно мужа, который держал ее за руку и повторял, что нужно потерпеть, они скоро приедут в больницу, и там Ларисе непременно помогут. Она не сводила глаз с пятен крови на его белой рубашке и все пыталась спросить, не больно ли ему, вдруг его все же ранили, но у нее ничего не получилось. Дальше ее перекладывали с одних носилок на другие, словно сквозь толщу воды звучали чьи-то голоса, а она все искала глазами Петра, ей нужно было знать одно: с ним всё хорошо. Когда она очнулась, он был рядом, и только тогда ей стало немного легче…***
— Ну вот, Лёвушку увезли домой. Я сказал, что съезжу на работу, а потом вернусь, и они с Петькой что-то там мне должны показать. Вроде бы они наконец достроили тот город, ну, из конструктора, помнишь? У них теперь времени много, они же дома целый день. Катя, правда, с ними. Сначала приезжала каждый день, а теперь вот поняла, что лучше оставаться на ночь. И третий день уже живет дома. Да и с Гришкой, кажется, у них перемирие. — Не было бы счастья… — улыбнулась Лариса и протянула ему руку. — Иди сюда! — позвала она. — Петь, я так устала, — вздохнула она. — Значит, мне тоже пора восвояси, а ты и вправду отдохни лучше. Лариса помотала головой: — Нет. Я устала — здесь. Домой хочу, Петь, ты спроси там, может быть, мне можно уже, а? Я бы и дома пила все их таблетки. И медсестру можно позвать для всех капельниц и перевязок. — А еще на Лёвушку ругаешься, когда он капризничает и не хочет лечиться, — Пётр убрал со лба Ларисы прядь волос. — Ларис, я буквально вчера узнавал, и врач мне сказал: еще неделю-другую… Она застонала: — Только не это! Я не хочу так долго! Дома мне было бы лучше, и… — она пристально взглянула на него, — там вокруг тебя не будут крутиться всякие нахальные медсестры! Пётр усмехнулся: — Так, — протянул он, — что ещё за новости? — Да, да, — кивнула Лариса, — я всё прекрасно видела и слышала вчера! Как она зашла и тут же и защебетала: «Ай, Пётр Иванович, вам бы зайти к врачу, там ваша кардиограмма…» — ей вообще какое дело? Он рассмеялся: — Теперь точно вижу: ты пошла на поправку, раз взялась за своё. — Наклонись! — потребовала Лариса. Он нагнулся к ней, и она, обняв его за шею, поцеловала в губы и нежно погладила по щеке. Разумеется, ей было наплевать на всех медсестер вместе взятых, просто хотелось, чтобы он меньше волновался. — Петя, а теперь серьёзно: что у тебя там с кардиограммой? — когда она услышала те слова медсестры, ей сделалось не по себе. Вдруг ему опять стало плохо с сердцем? — С кардиограммой все хорошо, — заверил её Пётр. — Правда, Ларис, клянусь тебе! Врач так и сказал: всё в норме. Опять, правда, добавил, что нужно меньше нервничать. Ну, а как ты хочешь, чтобы я вовсе не волновался после всего, что с тобой случилось? — Поэтому-то мне и надо домой, — нахмурилась Лариса. — Там я бы сама уже следила, чтобы с тобой все было в порядке. — Со мной все хорошо. И главное — чтобы ты как можно быстрее поправилась. Мы ведь с Лёвой очень скучаем. Знаешь… придёшь домой, а там так пусто. Тебя нет… Ладно, нужно идти. Мне ведь ещё и впрямь надо заехать в офис, а потом в полицию. — Они выяснили ещё что-нибудь по поводу того человека? — спросила Лариса. — Вчера, как мне Гриша сообщил, явилась та самая Родзевич, которая якобы наняла этого Захара. — Петя, это бред! Гриша стоял в стороне. А тот человек шел прямо к нам! Я… прекрасно помню его взгляд! Хотя, конечно, для полиции это не показатель. Скажут, моё воображение. — Вот поэтому и надо разговорить эту девицу. Она, видишь ли, сама явилась к Жадану и попросила у него помощи. Кажется, всё запуталось дальше некуда. Но оставалось надеяться, что очень скоро все разрешится. Лариса вздохнула и попросила Петра побыть с нею еще некоторое время, ей не хотелось отпускать его так быстро.***
Анна посмотрела в глаза мужу и тихо спросила: — Андрюша, ты… скажи мне только одно: это правда? Он обнял ее и крепко прижал к себе: — Анюта, ну конечно же правда! В моей жизни есть только одна женщина — это ты! Я очень люблю тебя, — прошептал он ей на ухо. — И никогда тебя не оставлю, слышишь, никогда! Она вздохнула и обняла его в ответ. В тот день Анна прождала мужа до глубокой ночи. Когда Андрей вернулся, она не стала ничего слушать, даже и слова ему не дала сказать. Отвесив Андрею пощечину, Анна бросилась к себе в комнату и заперла дверь. Андрей же кричал, стучал и умолял ее выслушать, но Анна была непреклонна. Что тут можно объяснить? Она всё это уже проходила: муж является глубокой ночью или под утро и заявляет, что у него, дескать, «деловой ужин затянулся», «важные переговоры с инвесторами», «совещание, которое нельзя отложить». А потом выясняется, что это просто глупые отговорки, и всему виной… молодость. Двадцать пять лет, выразительные зеленые глаза, очаровательная улыбка, совершенной формы бюст, который так выгодно подчеркивают удачно подобранные платья и жакеты, стройные ноги и заразительный звонкий смех. У Анны просто не было шансов выиграть эту битву! Неужели и теперь всё повторилось? Если же тогда, в случае с Петром, она смогла в итоге, пусть и не сразу, то смириться, то теперь… Как это пережить? Она же любит Андрея! Наверное, впервые в жизни она влюбилась в мужчину вот так — без оглядки. Она готова была всё отдать ради него, и никогда прежде, ни с кем она не испытывала подобного. Анна теперь прекрасно понимала, почему Лариса подставила себя под пули того ненормального. Это была не случайность, и окажись на месте Петра Андрюша, и будь Анна на месте Ларисы, она поступила бы точно так же. Если же Андрей обманул ее… Анне хотелось умереть. Андрей, разумеется, стал убеждать Анну, что и не думал изменять ей. Эта самая Ольга когда-то попросила у него помощи в одном вопросе, касающемся наследства. А сейчас выяснилось, что это была ложь. Оля оказалась, как бы поделикатнее выразиться, обычной женщиной с низкой социальной ответственностью. Её специально подослали в семью Червинских, дабы навредить им. Сначала она втерлась в доверие к Андрею, дабы подобраться поближе к Гришеньке (вот же тварь!). Потом она сошлась с Гришей, попыталась его подставить, но у нее ничего не вышло. И вот тогда те, кто ее нанял, обозлились и решили от нее избавиться. Подонки жестоко надругались над несчастной по приказу своего босса и чуть было не убили. Однако же она сумела убежать, и вот теперь ей нужна помощь. — Но… если всё это правда, — Анна вытерла слёзы и придвинулась ближе к мужу, — то получается, этот ее хозяин всё ещё на свободе? — В том-то и дело, Анюта! — воскликнул Андрей. — Выходит… жизнь моего сына по-прежнему в опасности? — Как и жизни твоего бывшего мужа и всей его семьи, к сожалению. — Но кто… кто это такой? — Именно это нам и предстоит узнать. Поэтому-то я повез Ольгу, вернее, ее настоящее имя Настя, к себе в офис. Мы включили её в программу защиты свидетелей. Её будут надежно охранять, все показания мы записали и передали следователю. Теперь нужно ждать суда над этим… гражданином Захарченко. Он пока молчит, но думаю, когда его припрут к стенке, ему ничего другого не останется, и он выдаст своих хозяев. — Хоть бы так оно и было! — вздохнула с облегчением Анна.***
У следователя Говорова Михаила Андреевича голова шла кругом: черт бы побрал всё на свете! И почему на него вечно сваливают самые трудные и бесперспективные дела? И это — не исключение. Все же ясно, как белый день: очередной глухарь! Этого типа наняли сделать самую грязную работу: убить Петра Червинского и его родственников. И киллер задание фактически провалил. Ему наверняка пообещали хороший куш, вот он и берет теперь всё на себя, подсовывает следствию очередного козла отпущения. Настоящих же своих хозяев он не сдаст, хоть ты его режь. Разумеется, если не произойдет что-нибудь экстраординарное. Впрочем, кажется, нечто подобное уже произошло: не далее как вчера господин Жадан предоставил Михаилу показания Ольги Родзевич, которая, согласно словам Захарченко, являлась организатором убийства. Ее показания, как оно всегда бывает, полностью противоречили словам Захарченко. По ним выходит, что она либо выгораживает себя, либо… дело тут гораздо серьезнее, и оба они, как эта Ольга, так и Захар, просто-напросто марионетки в чьих-то чужих руках. Следовало устроить этим двоим очную ставку, может быть, тогда они выдадут своих хозяев? Михаил бросил взгляд на часы над входной дверью: он послал за Захаром уже довольно давно, и его вот-вот должны были привезти на допрос. Михаил непременно разговорит его. А потом можно будет и Олю эту позвать. — Поглядим тогда, как они будут выкручиваться, — пробормотал он себе под нос. — Михаил Андреевич! — в кабинет без стука ворвался его помощник, Витя Лавренев. — Там… — Капитан, — покачал головой Говоров, — вас, что, не учили докладывать по уставу? — Виноват, товарищ майор! — тут же вытянулся во фрунт Витя. — Разрешите доложить? Михаил кивнул. — Подследственный Захарченко… Только что позвонили из следственного изолятора. Он повесился в камере. — Так, понятно! — вздохнул Говоров. Кажется, дело усложняется, подумал он, и в этом определенно нет ничего хорошего.