Благородство во плоти

«Плач по мертвым, которые больше не вернутся домой, ни на какой берег, ни при каком приливе…» Плата океану, 1912 Какими словами мне описать, что я почувствовал, когда нырнул в воду, температура которой на два градуса ниже нуля? Мне казалось, будто тысяча кинжалов пронзили каждую клеточку моего тела. Я не мог дышать, не мог думать. Растерявшись, я поплыл к вороньему гнезду, все еще видневшемуся над водой. Только в последнюю секунду я осознал, какая это была глупая ошибка, и отпустил свое пристанище, прежде чем оно потащило меня за собой под воду. Только я отпустил воронье гнездо, как сразу почувствовал, что меня затягивает назад мощный поток воды, всасываемой в лайнер по вентиляционной шахте в передней части трубы. Меня пригвоздило к ней, как жука. Я боролся изо всех сил и боялся, что в любой момент хрупкая проволочная решетка сломается, и меня затянет в самые недра судна. Я чувствовал, как лайнер погружается все глубже; в моих ушах что-то хлопнуло от давления, а воздух в легких начал заканчиваться. Жуткое спокойствие охватило меня. Я мысленно приготовился к встрече с Создателем и подумал о моей дорогой жене. «О, Сильвия, как бы мне хотелось увидеть тебя хотя бы раз!» И вдруг мне показалось, что я слышу ее голос в своей голове. «Не бойся, Берти. Вспомни слова Псалма: Он пошлет тебе на помощь ангелов». Внезапно мощный поток горячего воздуха от какого-то взрыва в шахте поднялся вверх и выбросил меня на поверхность. Первое, что я увидел, был киль перевернутой складной лодки «B», которую отнесло к правому борту после того, как передняя часть лодочной палубы ушла под воду. Я поплыл за ней изо всех сил и сумел ухватиться за одну из веревок, натянутых вдоль ее бортов. Я услышал громкий стон металла и стреляющий звук рвущихся тросов. Вода обрушилась всей своей массой на ничем не закрепленную переднюю трубу, и та медленно наклонилась вперед, в конце концов оторвавшись от судна и рухнув на толпу людей, борющихся за жизнь в океане. Труба упала всего в нескольких дюймах от меня, по крайней мере, мне тогда так показалось. В тот момент мне почудилось, будто я увидел перекошенное от ужаса лицо Джона Джейкоба Астора - беднягу Астора так много хорошего ждало в жизни с его хорошенькой молодой женой и малышом, который должен был вскоре родиться. Это мое впечатление оказалось верным, и позже, когда пароход «Маккей-Беннет» отправился к месту затопления с трюмом, полным льда и всем необходимым для бальзамирования, что только нашлось в Галифаксе, и обнаружил его тело, которое могло быть опознано только по деньгам в его кармане и кольце с бриллиантом на его пальце. Его труп почернел от копоти и был размозжен до неузнаваемости. Самый богатый человек на борту «Титаника» погиб вместе с самыми бедными иммигрантами, такая ему была уготована смерть. Я никогда не забуду и не прощу того, как позже во время американского расследования меня спросили, не причинила ли кому-нибудь вред упавшая труба. Что ж, полагаю, да. Полагаю, да. Однако несчастье для этих бедных людей, как оказалось, принесло для меня удачу. Гигантская волна, поднятая упавшей трубой, подняла складную лодку, за которую я цеплялся, как за единственную нить, связывающую меня с жизнью, и отбросила нас ярдов на пятьдесят в сторону. После того, как волна достигла вершины и улеглась, мы были уже достаточно далеко от тонущего лайнера. Я обернулся и через плечо смотрел на предсмертную агонию «Титаника», потрясенный на столько, что позабыл о ледяной воде. Огни мигнули один раз, а затем погасли навсегда. Я услышал душераздирающий крик рвущегося металла, и корма медленно наклонилась так, что на фоне ночного неба силуэт того, что осталось от лайнера, был похож на черный палец, указующий в небо. Раздался такой грохот, будто все предметы внутри лайнера сорвались со своего места и скатились вниз. Он, казалось, выровнялся на мгновение, замер, а потом, все больше ускоряясь, скрылся под водой, проглотившей его с жадностью. Только «Титаник» скрылся в океане, как поднялся крик более чем тысячи измученных душ, борющихся в ледяной воде. Те, кто спасся в шлюпках, описывали эти крики, как рев возбужденных зрителей на спортивном матче. Но на тех, кто был рядом с утопающими, это произвело совсем другое впечатление - умоляющие голоса людей взывали каждый к своему Богу и к своим матерям на множестве разных языков; вопли несчастных женщин, ибо да, каким-то образом остались женщины, которые не попали в спасательные шлюпки; и испуганный плач детей. . . Находиться среди всех этих умирающих людей и быть совершенно неспособным сделать что-то, чтобы помочь им, разбило бы сердце даже самому сильному человеку. Я уже где-то писал, что такие вещи лучше сразу выкинуть из памяти, но сейчас я признаюсь – звук тех криков, наполненных страхом и страданиями, останется со мной до конца дней. Я отвернулся и, потрясенный увиденным, продолжал цепляться за край складной шлюпки, пока чей-то грубый голос не привел меня в чувство. - Эй - убирайся! Убирайся отсюда, иначе ты потопишь нас! За этим последовал приглушенный удар, как будто какой-то твердый и деревянный предмет ударился о что-то мягкое. Я поднял глаза и увидел пару рук, взмахнувшую веслом, и расплывчатую фигуру, уходящую под воду. Так не пойдет! - Возьмите себя в руки! - Я закричал. - Вы люди или звери? Мы не справимся с этим, если не придем в себя и не будем держаться друг за друга. Мои руки закоченели в ледяной воде, но все же я с трудом забрался на нос лодки. - Слушайтесь офицера! - услышал я чей-то возглас. Я увидел примерно двадцать человек, цепляющихся за борта лодки и нашедших себе место на ее перевернутом киле. Они все приветственно закричали. - Встаньте, - приказал я. - Нам нужно выровнять лодку, иначе мы точно перевернемся. Когда мужчины осторожно поднялись на ноги, я услышал, как из-под лодки вырывается воздух, и я прекрасно понял их желание отогнать всех остальных веслами и кулаками. Полагаю, много подобных случаев произошло до того, как я об этом узнал, но теперь у нас мог быть шанс, только если мы будем вести себя как цивилизованные люди, а не как дикари. - Великолепно, - сказал я. – То, что нужно! Вы, вот, отодвиньтесь немного ближе к центру. А вы поменяйтесь местами с тем тяжелым парнем, который стоит рядом. Со своего места я заметил молодого мистера Брайда, радиста, стоящего на корме. - Мистер Брайд, вы смогли связаться с тем кораблем, огни которого мы видели на юго-западе? - Нет, сэр, - ответил он. - Ближайший корабль к нам -«Карпатия». Она прямо сейчас спешит к нам на всех парах. - Как вы думаете, как скоро она доберется до нас? - Через четыре часа, так сказал капитан «Карпатии». Мое сердце замерло. Мне казалось, я не протяну и десяти минут, промокший до нитки и балансирующий на подпрыгивающей под ногами лодке, на холоде, в темноте… Но я взял себя в руки и заставил свой голос прозвучать с искренней радостью. - Это совсем скоро! Держитесь, ребята. Пароход прилетит в мгновение ока. Примерно в это время к нам подплыл человек, в котором я узнал одного из помощников пекаря, мистера Джоуина. Он воспринял с пониманием мои слова о том, что лучшее, что мы можем предложить ему, - это возможность ухватиться за борт лодки и держать голову и плечи над поверхностью воды, хотя я заметил, что некоторые из мужчин на лодке выглядели настолько слабыми, что, вероятно, в скором времени могло появиться свободное место. Хотя позже мистер Джоуин и отрицал это, я подозреваю, что он довольно много выпил в ту ночь. Я чувствовал запах крепкого алкоголя, смешанный с влажным запахом морской воды и льда. Более того, он спокойно находился в ледяном океане, пока на лодке не освободилось место. Крики тех, кто оказался в воде, со временем утихли, и это одновременно и успокаивало, и тревожило меня. Холод забирал своих жертв даже быстрее, чем я думал. Как долго мы сможем продержаться? Я знал, что спасательная шлюпка, набравшаяся смелости вернуться, все равно подождет какое-то время из страха, что ее затопит под напором тех, кто мечтал поскорее выбраться воды, но что, если они будут ждать слишком долго? Я услышал слабый голос из темноты. - У вас есть еще место для двоих? Я посмотрел вниз и заметил две знакомые головы: одну темную, а другую - светлую – приближающиеся к нам так, что казалось, они все еще держались за руки. Оба выглядели потрепанными, и когда они подплыли достаточно близко, чтобы можно было различить детали в свете звезд, я заметил царапину на щеке у слуги, возможно, он ударился о какой-то обломок. Но они были живы, и это подняло мне настроение. - Хэй, мистер Рибейро! - откликнулся я. - Мы возьмем вас на борт, как только немного выровняемся. А пока вы можете держаться за борт. Я сказал им плыть в противоположную от пекаря сторону. - Постарайтесь высунуться как можно выше из воды. Вам действительно лучше было бы надеть спасательный жилет, сэр. Он недовольно глянул на меня. - Если бы это было так, я бы сейчас барахтался вместе со всеми остальными. Лучше попытаю счастья здесь, благодарю. Время ведет себя странно в кризисные моменты, то растягиваясь, то ускоряясь, в зависимости от обстоятельств, поэтому я не знаю, как долго эти двое находились в воде, но они оказались последними из тех, кого мы взяли на борт. Как-то во время этого бесконечного ожидания я услышал, как Брайд крикнул мне с кормы: - Боюсь, у нас здесь мертвый человек, мистер Лайтоллер. - Тогда опустите его в воду. Я повернулся к своим знакомым, которые тогда все еще находились в океане. - Один из вас двоих может забраться на борт. -Ты, Голвин, - моментально откликнулся Рибейро. - Но, сэр, - возразил мужчина, неловко кашлянув, - мы не имеем право рисковать ва ... - Это приказ, - отрезал Рибейро тоном военноначальника. Но сразу смягчился: - Давай, старик. Забирайся. Камердинер явно не был этому рад, но сделал, как ему велели. Он с трудом вскарабкался на киль, где стоял, дрожа от холода и нервно поглядывая на своего товарища в воде. Для человека с таким ростом его вес на удивление мало повлиял на баланс лодки. Я немного подумал и решил: - Мне кажется, вы тоже могли бы подняться, мистер Рибейро, если вы будете осторожны, конечно. Он с благодарностью кивнул. - Я не откажусь, мистер Лайтоллер. Вода чертовски холодная. Он поднялся на борт, ловкий, как выдра, заскальзывающая на берег реки, и осторожно поднялся на ноги. Его лицо расплылось в печальной улыбке, и он слегка усмехнулся. Я озадаченно смотрел на него. Он казался совершенно несчастным, растрепанным, промокшим до нитки, а его длинные волосы покрылись крошечными льдинками. Я заметил его ухо, видневшееся среди мокрых прядей, и кончик его не закруглялся, как у обычного человека, а был немного заострен, как лист вяза. Бедняга страдал уродством, несмотря на всю свою привлекательность и богатство, и я подумал про себя, что в этом мире нет ничего совершенного. Но почему он улыбался? В нашей ситуации не было ничего, что могло бы вызвать веселье. - Что? – спросил я его. - Видите ли, мистер Лайтоллер, мы находимся здесь, посреди ночной Атлантики, и вода плещет всего в нескольких дюймах от наших ботинок. Наши шансы на спасение чрезвычайно малы. Вскоре мы уступим холоду и морю, но мужчины все равно будут делать все возможное, чтобы отложить неизбежное. Мы будем сражаться и бороться даже с нашими товарищами, лишь бы подышать еще хоть несколько мгновений. Я полагаю, те несчастные, - он кивнул в сторону толпы людей, над которыми Бог смилостивился, и они уже не мучились, - чувствовали то же самое. - С вами трудно не согласиться, сэр, - с улыбкой ответил я ему. Это лучше, чем плакать. Со временем море, которое до этого было гладкое как стекло, начало волноваться. Поднялся ветер. Все, чем я занимался оставшуюся ночь, это следил за каждой накатывающей на нас волной, и кричал: - Наклонитесь вправо! – или - Наклонитесь влево! У нас не было никакой защиты против ветра, кроме тел товарищей. У складной лодки были пробковые плавучие отсеки, и я очень опасался, что они повредились, когда лодка упала с крыши офицерских помещений, или по крайней мере, мне казалось, что она опускалась все ниже и ниже, пока набегающие волны забрызгивали наши колени. Хотя впоследствии я узнал, что с того момента, как «Титаник» скрылся под водой и до того, как первые лучи солнца озарили ночное небо, прошло всего два с половиной часа, у меня было ощущение, что прошла целая вечность. Едва заметный рожок молодого месяца показался над горизонтом, и Венера, Утренняя звезда, сияла рядом с ним, затмевая яркостью все остальные небесные тела. Я заметил, как Рибейро посмотрел на восток и толкнул в бок своего слугу, который все еще немного дрожал, хотя они стояли очень близко, согревая друг друга. - Смотри, дружище, - сказал он, показывая на серебристый полумесяц. - Не теряй надежды. Он напряженно всмотрелся в рассвет и сказал: - Я думаю, что помощь уже рядом. Я обернулся и различил далеко на юго-восточном горизонте едва заметные огни. - Это «Карпатия» - она здесь! Однако я боялся, что пройдет немало времени, прежде чем это судно обнаружит наш крохотный плот. Сможем ли мы продержаться так долго? - А эта лодка еще ближе, сказал Рибейро. - Дайте мне свисток, мистер Лайтоллер! Как он заметил эту маленькую темную шлюпку на фоне темной воды в предрассветном сумраке, я никогда не пойму. Я напряг зрение и разглядел то, что он заметил первым. Это была спасательная шлюпка № 12 под руководством моряка по фамилии Кленч. Я достал из кармана свой офицерский свисток и дунул в него изо всех сил. Вскоре они были уже рядом с нами, и я пересаживал своих полумертвых людей на свободные места в лодке рядом с женщинами. Шлюпка была перегружена и осела в воду почти до самых бортов. И так с семьюдесятью пятью пассажирами на борту мы медленно начали свой путь к «Карпатии», примерно в четырех милях от нас. Какая-то добрая женщина поделилась со мной своей накидкой, которую я с благодарностью принял, так как я промок до нитки и почти закоченел. Ее юная дочь сидела у моих ног и с благоговением смотрела на меня широко распахнутыми глазами, и это без сомнения согревало мое сердце. Мое тело тоже постепенно согревалось, пока я работал румпелем. В первых лучах восходящего солнца мы проплывали через арктическую страну чудес, где небо было окрашено во все оттенки розового от лилового до лососевого, а айсберги, которые только вышли из темноты и открылись нашему взору, сияли на солнце, как бриллианты. Наша спасательная шлюпка была последней доплывшей до «Карпатии». Нам потребовалось на это немало времени. Утром море поднялось и как минимум дважды нас чуть не затопили большие волны. Капитан «Карпатии» развернул свой пароход таким образом, чтобы заслонить нас от ветра, и оказавшись в безопасности, мы, наконец, поднялись наверх, кто - по веревочной лестнице, а кто-то в подвесной беседке. Я остался на палубе, чтобы проследить за тем, как капитан Рострон собирает спасательные шлюпки «Титаника» и складывает их на палубу. Итак, должно быть, уже было больше половины девятого, когда я вошел в столовую и заметил Рибейро и его слугу на скамейке у стены, терпеливо ожидающих стюарда, чтобы тот позаботился об их мокрой одежде. Рибейро окликнул меня. - Сколько, мистер Лайтоллер? Сколько спасено? Я покачал головой. - Мы еще не посчитали точно, но капитан Рострон сказал мне, что выживших чуть больше семисот. В этот момент доктор «Карпатии» провел мимо нас мистера Исмея, бледного и безмолвного, и пробормотал что-то насчет снотворного. По сжатым губам Рибейро я понял, что ему в голову пришла та же мысль, что и мне: человек, который решил, что на борту не должно было быть спасательных шлюпок для всех, сумел найти место для себя. - Капитан Смит? Я снова покачал головой. Капитан «Титаника» не был среди спасенных, и я и не ожидал, что он выживет. - А что насчет мистера Эндрюса? - продолжил он, имея в виду молодого конструктора «Титаника», который хотел доработать некоторые моменты во время первого рейса. - Один из стюардов рассказал мне, что видел его в последний раз в читальном зале Первого класса. Он даже не пытался спастись. Я думаю, смерть его непотопляемого корабля сломила его. - Любой может быть сломлен, когда то, во что мы безусловно верим, нас подводит, - сказал он. Его камердинер вдруг раскашлялся, и Рибейро спокойно снял с себя куртку и накинул ее на плечи другу, и оставшись в рубашке с короткими рукавами, опять повернулся ко мне. - «Титаник» был прекрасен, мистер Лайтоллер, как и многие творения рук человеческих. Но нельзя так свято верить в идеальность техники и всего того, что сделано человеческими руками. Я не раз видел, как люди попадали в эту ловушку. Замолчав, он постучал себя по правому бицепсу, и сквозь намокшее белье я разглядел какую-то странную темную отметину на коже. - Вот на что всегда можно положиться: на силу человеческой плоти и стойкость духа. Это то, что помогло нам выжить прошлой ночью, - не искусно кованый металл и не непотопляемый корабль мистера Исмея. Нам всем следует помнить об этом. - Да, это так, - пробормотал его камердинер. - Это то, что спасло нас. К нам подошел один из стюардов «Карпатии» с одеялами и долгожданными чашками кофе, и я продолжил свои дела. Три дня спустя, когда «Карпатия» причалила в Нью-Йорке, нас встретила весенняя гроза, озарившая вечернее небо над Гудзоном вспышками света. Промокшая до нитки толпа, встречала нас на пирсе. Власти, заботясь о том, чтобы выжившим и их семьям не мешали зеваки, перекрыли доступ посторонних людей к пристани. Я стоял у поручней и смотрел, как пассажиры сходят на берег, одни радостно бросались на шею своим родным, другие со слезами падали в объятия тем, кто скорбел вместе с ними по близким, которые не сошли по трапу. Я увидел на пристани светловолосого молодого человека в сопровождении такой же молодой женщины, оба стояли тихо и с тревогой вглядывались в толпу выживших. Когда Рибейро и его камердинер начали спускаться, эта девушка, совсем еще девчонка, сорвалась с места и бросилась к нему. Ее шляпа вместе со шпильками слетела с головы, и копна темных волос взвилась позади нее под проливным дождем. Рибейро весь засиял при виде нее и, оставив своего слугу позади, побежал к ней, уворачиваясь от других пассажиров с грацией танцора. Честно говоря, я был немало удивлен, увидев эту картину, поскольку был почти уверен, что Рибейро и его слуга связаны особой дружбой и ни один из них не был из тех, кто женится. Девушка и Рибейро встретились у трапа и обнимались гораздо дольше, чем позволяли приличия. Мистер Голвин и светловолосый спутник девушки тоже встретились и сердечно похлопали друг друга по плечу. Потом все четверо повернулись и ушли, высокие головы над толпой, и я их больше никогда не видел.