Благородство во плоти

«Поддержи меня над безжалостными волнами. Покажи мне то, что истинно важно – Праведность и божественное искупление. . .» Гимн, Осень Мой сон неожиданно прервался едва заметным сбоем привычной монотонности хода лайнера, ощущением, столь же легком, как касания деревянного киля о каменистое дно берега озера. Мгновение, но нисколько не дольше, я еще дремал, убаюкиваемый остатками сна. Мне казалось, я лежал на дне лодки, мерно качающейся на мелких волнах английского озера теплой летней ночью. Но тут я резко сел в постели. «Подожди-ка, - сказал я в темноту. - Мы сейчас посреди Атлантики!» Я выскочил из кровати и прямо в пижаме побежал на офицерский променад. Перегнувшись через перила, я увидел такое же спокойное море, какое оно было и днем. Я бросился к правому борту и там тоже ничего не увидел. Мне показалось, что что-то блеснуло на колодезной палубе, но я не был в этом полностью уверен. Пронизывающий до костей холод загнал меня обратно в укрытие - в свою каюту. Меня соблазняла мысль подняться на мостик и спросить Мердока, что же только что произошло, но вскоре я понял, что ни моя пижама, ни мое праздное любопытство не станут достаточной причиной для радушного приема. В конце концов, я решил остаться там, где меня можно было легко найти. Потерялся ли ты в лесу или служишь палубным офицером на борту большого лайнера, лучшее, что ты можешь сделать - сидеть и ждать, пока за тобой не придут. И действительно, прошло не более десяти минут, как я услышал стук в дверь, и младший офицер Боксхолл просунул голову в мою каюту. Увидев выражение его лица, я сразу понял, что мне придется распрощаться с последней надеждой на то, что проблема возникла из-за какой-нибудь мелочи, вроде вышедшего из строя пропеллера. - Мы столкнулись с айсбергом, - сказал он. - Я так и подумал, что мы с чем-то столкнулись, - ответил я. - Вода уже достигла почтового отделения на палубе «F». Когда я услышал это, холод сковал мой живот, как если бы я залпом выпил целый стакан ледяной воды. Ему больше ничего не нужно было говорить. Он кивнул и ушел, закрыв за собой дверь. Я быстро натянул на себя одежду: брюки - прямо поверх пижамных штанов, свитер и накинул пальто поверх всего этого. Если вода и правда затопила палубу «F», у меня не было времени наводить красоту. На лодочной палубе царили шум и суета. Моряки спешили на лодочную палубу в ответ на команду «Свистать всех на верх!». Некоторые пассажиры тоже стали подниматься. Я заметил в толпе Рибейро в компании его слуги. Они все еще были в смокингах и, казалось, совсем не страдали от холода. Я коротко кивнул ему и попытался оценить ситуацию. Лайнер уже был сильно наклонен вперед, и, хотя у меня не было никаких прямых приказов от капитана Смита, я знал, что первым делом нужно было подготовить спасательные шлюпки. «Титаник», оглушительно ревел, выпуская накопившийся пар через все восемь вентиляционных отверстий одновременно и тем самым лишая меня возможности сформулировать внятный приказ, не говоря уже о том, чтобы передать его во всем этом шуме. Я обнаружил, что могу общаться с моряками исключительно с помощью жестов. Несмотря ни на что, мне удалось отдать приказ снять брезент со спасательных шлюпок и повернуть шлюпбалки для спуска. Как раз сразу после того, как помощник боцмана дал мне понять, что лодки были подготовлены, я заметил капитана Смита у рулевой рубки и отвел его в сторону. Я приблизился к его уху и, прикрывшись рукой от ревущего пара, крикнул изо всех сил: - Не пора ли нам посадить женщин и детей в лодки, сэр? Несколько секунд он смотрел на меня, не моргая, а потом медленно кивнул. Первый офицер Мердок отвечал за спуск лодок с правого борта судна, а я – с левого. К тому времени на палубе собралась большая толпа пассажиров: мужья и жены, женщины с маленькими детьми на руках, все в разной степени одетости – кто в пижаме, а кто в вечерних платьях, но все в спасательных жилетах. - Начать эвакуацию пассажиров! - крикнул я, хотя, уверен, окружающие меня моряки могли только прочитать мой приказ по губам. - Только женщины и дети. Рибейро вышел из толпы и подошел ко мне, как всегда сопровождаемый своим камердинером, который перекинул через руку два спасательных жилета так небрежно, как если бы он нес плед во время дневной прогулки. - Мне очень жаль, сэр, - повторил я. – Только женщины и дети. Он раздраженно покачал головой и, наклонившись, приблизил губы прямо к моему уху. - Я не собираюсь садиться в лодку. Я хочу вам помочь. Меньше всего вам сейчас нужна паника. Я окинул его взглядом с ног до головы. Ни он, ни его слуга не обладали крепким телосложением - как раз наоборот, - но оба они были очень высокими. Стоя рядом со мной он излучал силу и спокойствие человека, который привык брать на себя ответственность в сложных ситуациях. Я решил, что эти двое могут пригодится, если что-то пойдет не так. - Очень хорошо, - сказал я и кивнул на спасательные жилеты в руках камердинера. - Но вам нужно их надеть. Рибейро слабо улыбнулся и наклонился еще ближе ко мне. - Я не боюсь оказаться в воде. Спасательный жилет только помешает мне, если придется отплыть от, скажем, большого тонущего объекта. Мистер Лайтоллер, можете ли вы, глядя мне прямо в глаза, гарантировать, что мне не придется много плавать этой ночью? Я собирался последовать инструкциям White Star Line и попытаться убедить пассажира, что ситуация под контролем и ему не грозит опасность, но, вспомнив потерянный взгляд капитана Смита и о том, как быстро судно набирает воду, я не смог сказать ни слова. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что в тот момент я в первый раз признал себе очевидную правду - «Титаник» тонул. Я так ничего и не ответил. - Понятно, - продолжил Рибейро. - Тогда можно считать, мы договорились. Я кивнул. - Да, договорились. Но вы все равно должны надеть спасательный жилет, сэр, хотя бы в качестве примера для других. Как раз тогда шум вырывающегося из труб пара прекратился, и мои последние слова раздались в наступившей тишине так громко, как если бы я был страстным оратором, взывающим к толпе с трибуны на площади Пикадилли. Я поспешил понизить голос и придать ему необходимую уверенность. - Это всего лишь мера предосторожности. Вы видите вон тот корабль? - я показал рукой на огни на горизонте, которые, как я думал, принадлежали большому пароходу. – С ним связываются с помощью радиосвязи и лампы Морзе, и скорее всего, он спешит к нам на помощь прямо сейчас, пока я говорю. - Мера предосторожности, - повторил Рибейро, бросив косой взгляд на мой живот. - Я надену свой жилет, мистер Лайтоллер, только когда вы наденете свой. Он меня поймал. Быстро кивнув, я вернулся к своим обязанностям и отдал приказ запустить сигнальные ракеты. С того парохода их нельзя не заметить. Когда первая из ракет взорвалась над нашими головами, выплеснув на всех красновато-зеленый яркий свет, я услышал, как дети все разом восторженно воскликнули «Аааа!», как если бы они смотрели шоу фейерверков в День Гая Фокса или какой-нибудь феерии в середине лета над Темзой. Сначала желающих занять место в лодке было мало. Женщины не хотели разлучаться со своими любимыми, и большинство, все еще веря красивым обещаниям White Star о непотопляемости лайнера, предпочли иллюзорную безопасность «Титаника» возможности покачаться на волнах ночной Атлантики в крошечной спасательной шлюпке. Моряки в свою очередь вели себя немного растерянно потому, что у нас еще не было возможности - или просто капитан не посчитал это необходимым - провести учебную тревогу. Пассажиры не понимали куда им идти и в какой лодке занимать место. Они стояли в замешательстве, ожидая своей очереди и сомневаясь, не лучше ли остаться на борту. В конце концов я решил, что в первой лодке набралось достаточно людей – это была шлюпка номер 6 - и отдал приказ спускать ее. Рибьеро постучал меня по руке, чтобы привлечь мое внимание, и отвел меня в сторону. - Всего сорок? Вы сказали мне, что вместимость этих лодок - шестьдесят пять человек. - Это в том случае, если лодка в воде, - довольно резко ответил я, позабыв о вежливости. - Вместимость спускаемой шлюпки на воду совсем иная. Вы хотите увидеть, как киль разваливается на двое? Меньше всего мне хотелось перегрузить лодку и сбросить жен и детей миллионеров в ледяную воду с высоты шестиэтажного дома. Рибьеро не обрадовался, услышав это, да и не должен был, учитывая наш разговор тремя днями ранее. Он зло покачал головой и отошел, бормоча что-то своему слуге. Если бы я знал тогда то, что узнал потом! «Харланд и Вольф» действительно тестировали шлюпки и спускали их с корабля, нагруженными мешками с песком, равными весу шестидесяти пяти человек, и лодки выдержали. Однако из-за той же халатности, из-за которой в «вороньем гнезде» не оказалось биноклей, мы, офицеры, не были информированы о вместимости лодок. Сколько еще жизней я смог бы спасти той ночью, если бы нам об этом сказали? Помня о полупустых шлюпках, я приказал помощнику боцмана взять с собой шесть человек и открыть входной порт на нижней палубе левого борта рядом с люком № 2, чтобы лодки могли подплыть туда и взять на борт пассажиров с уровня воды. Они ушли, не жалуясь и не сомневаясь в том, что должны выполнить свой долг. Никого из них больше никогда не видели. Возможно, их поймал внезапный поток воды в коридорах, или, возможно, они выполнили свою миссию, и «Титаник» лежит в своей могиле с открытым входным портом, чтобы пассажиры могли спастись в шлюпках, которые за ними не вернулись. Я этого никогда не узнаю. Хотя у Рибейро и была привычка задавать неудобные вопросы, он оказался бесценным помощником, и не раз в ту ночь я был рад, что он оказался рядом со мной, особенно когда ситуация становились все более ужасной. В конце, когда толпа, потерявшая от ужаса контроль над собой, могла опрокинуть последнюю лодку, я совсем не переживал. Его высокий рост и успокаивающее присутствие, казалось, предотвращали такую возможность. Время от времени я отбегал в сторону, чтобы взглянуть на длинную аварийную лестницу, ведущую с лодочной палубы на палубу «C». Раньше члены экипажа использовали ее, чтобы сократить себе путь на нижние палубы; теперь же по тому, насколько затоплена лестница, можно было судить, сколько еще лайнер сможет продержаться на плаву. Я до сих пор вижу во сне жуткое зеленоватое свечение затопленных ламп в коридоре. И каждый раз, возвращаясь к погрузке, я смотрел на юго-запад, на далекие огни этого загадочного корабля и думал: «Почему он не приходит на помощь?» Я понятия не имею, как в ту ночь обстояли дела по правому борту. Я слышал, и есть подтверждающий это факт, что многие пассажиры-мужчины спаслись в лодках с правой стороны лайнера, в том числе мистер Джозеф Брюс Исмей, президент White Star Line, но моего коллеги мистера Мердока нет в живых, и он не может объяснить свои мотивы. Со своей стороны, я с гордостью могу сказать, что ни один мужчина не попал в шлюпки, которые заполнял я сам. Все исполнили свой долг в соответствии с рыцарством в море, сложившимся исторически, когда даже перед лицом верной смерти мужчины должны спасать не себя, а женщин и детей. Я не жалею об этом, хотя было тяжело. Во время спуска лодок на воду я заметил мистера и миссис Штраус, владельцев универмага «Macy's» в Нью-Йорке. Они стояли около рубки и тихо разговаривали друг с другом. Я попросил миссис Штраус занять место в шлюпке. Она посмотрела на седовласого мужчину рядом с собой. - Я всегда была рядом с мужем; почему я должна оставить его сейчас? С ободряющей улыбкой на губах он попросил ее занять место в лодке, ласково обращаясь к ней по имени так, как будто они остались наедине, но она покачала головой. - Не сейчас. Тогда вмешались их друзья, в том числе и Рибейро. - Я уверен, что никто не станет возражать, если такой пожилой джентльмен, как мистер Штраус тоже займет… - Я не пойду в шлюпку раньше других мужчин, - не дал ему договорить мистер Штраус. И тем самым поставил точку в этом вопросе. - Мы живем вместе много лет. Куда пойдешь ты, туда пойду и я, - ответила миссис Штраус, похлопав своего мужа по руке, и они вдвоем сели в шезлонги и стали ждать конца. Это был не единственный пример трагической преданности. Я помню молодую пару из западных штатов Америки, судя по акценту девушки, которая сидела на кожухе вентилятора. - Ни за что на свете, - ответила она мне, когда я предложил проводить ее к лодке. - Мы начали вместе, и, если так суждено, вместе закончим. Когда Рибейро наблюдал за этим разговором, его губы сжались в тонкую полоску, а лицо выглядело мертвенно бледным в зеленоватом свете нашей последней сигнальной ракеты. Когда мы отошли от молодых влюбленных, его слуга поклонился и, тяжело вздохнув, протянул им свои спасательные жилеты. Молодые или пожилые, не важно. Любовь сильнее страха. Но не все так легко сдавались. Смелость проявляется по-разному. Мужья и отцы передавали в наши руки свои семьи с ободряющей улыбкой и убедительными обещаниями сесть в следующую лодку, в «папину», в то время как их жены с детьми, цепляющимися за юбки, делали вид, что верят. У них было не меньше мужества. К тому времени мистер Хартли, главный в струнном квартете, вывел своих музыкантов на палубу, и расставания проходили под неуместные веселые мелодии регтайма и салонных вальсов. Женщинам нужно было помогать перешагивать через высокие перила, и в который раз я проклинал тогдашнюю моду - путающиеся юбки и высокие каблуки. Когда наклон палубы стал опасным, а моя команда совсем поредела, я привлек Рибейро к спуску лодок. Он помогал женщинам подниматься в лодки с той же изысканностью, с которой проводил миссис Браун к ее столику. Лишь однажды я заметил, как спокойствие изменило ему. Некий джентльмен провел довольно крупную даму сквозь сжимающееся кольцо теряющих терпение мужчин, и, увидев пропасть между перилами и лодкой, женщина испугалась и прижалась к своему мужчине. - Пожалуйста, Гвендолин, - умолял обезумевший от беспокойства муж, - будь благоразумна! Не говоря ни слова, Рибейро обхватил женщину, вес которой, должно быть, перевалил за девяносто килограмм, и перекинул ее через борт так же легко, как если бы она весила не больше, чем пуховая подушка. Я заметил, как его слуга прикрыл рот ладонью, чтобы спрятать улыбку. Но после этого случая, женщины больше не препирались. Я снова проверил лестницу. Вода поднялась на несколько палуб выше, и нос «Титаника» еще глубже погрузился в море. Не теряя времени, я забыл о прежних сомнениях и начал пускать в шлюпки как можно больше людей. Мой предыдущий план уже не имел смысла, входной порт уже был под водой. Лодка под номером 4 была предпоследней. Рибейро нахмурил брови, услышав, как Джон Джейкоб Астор спросил, можно ли ему позволить сопровождать свою жену, поскольку она, как он выразился, находилась в интересном положении. Я отрицательно покачал головой, и, он, бросив последний печальный взгляд на свою молодую невесту, отошел и исчез в толпе. Затем подошла семья Райерсонов: миссис Райерсон, ее две дочки и их горничная. Когда молодой Джек Райерсон, парень, только недавно начавший носить длинные мужские брюки, подошел к перилам, я преградил ему путь рукой. - Этот мальчик не может пройти. - Конечно, мальчик пойдет со своей матерью, - настаивал мистер Райерсон тем же тоном, которым он, судя по всему, общался со служащими в своей сталелитейной компании. - Ему всего тринадцать! На мой взгляд, тринадцатилетний парень был уже достаточно взрослым, чтобы остаться с мужчинами на корабле, но только я начал возражать, как почувствовал, как Рибейро сжал мой локоть. Когда мы отошли в сторону, он прошептал. - Ради всего святого, мистер Лайтоллер - это же его дети. По крайней мере, позвольте ему быть спокойным за своего сына. Пусть он столкнется с тем, что ему суждено, зная, что его мальчик в безопасности. Я посмотрел ему прямо в лицо, впервые нас не разделял искусственный барьер разного социального положения. И я понял, что он был так молод, что всего пару лет назад познакомился с бритвой. Как он мог знать о том, что значит быть отцом? Но что-то в глубине его глаз, таких одновременно и юных, и мудрых, остановило меня, и я подумал о своих трех сыновьях, которые сейчас дома в безопасности, спят в своих кроватях и, возможно, скоро станут сиротами. - Ладно, - согласился я, махнув парню рукой. Но как только лодка коснулась воды, я повернулся и пробормотал: - Никаких больше мальчиков. №4 была последней из наших обычных спасательных шлюпок. Остались только складные лодки: лодка «D» лежала рядом со шлюпбалками № 2, а лодка «B» была привязана к крыше офицерских помещений. Это было крайне неудобное место для шлюпок, которые могли понадобиться в чрезвычайной ситуации, но многое в ту ночь было против нас. Мы достали веревки и приготовили лодку «D» к спуску. Решив, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, я поставил оставшуюся команду кольцом вокруг шлюпки, чтобы пропускать только женщин. Даже тогда, в самом конце, среди пассажиров не было никакой паники. Какой-то мужчина привел двух сыновей – на вид им было не больше двух и четырех лет - к оцеплению и наклонился, чтобы прошептать что-то на ухо старшему, прежде чем передать их в лодку. Другой мужчина привел жену, полковник Грейси провел двух оставшихся без сопровождения дам. Я стоял одной ногой на палубе, другой на борту шлюпки и помогал женщинам занимать свои места. На лайнере еще оставалось до боли много людей, а время было на исходе. Мы не могли больше ждать. Когда я отдал приказ спускать лодку, один из моих людей сказал: - Садись в нее, Лайтоллер. - Черта с два, - крикнул я и отпрыгнул, когда она стала опускаться. Вода была уже близко, слишком близко. Я поднял глаза и увидел Рибейро и одного из моих моряков Хемминга, которые уже стояли на крыше офицерских помещений и снимали веревки с лодки «В». Рибейро подал мне руку, его слуга Голвин подставил свое колено в качестве ступени, и я оказался на крыше рядом с ними. Распутать эти веревки было невероятно сложно, хотя может быть, наша спешка сделала нас такими неуклюжими. Пока я боролся с узлами, я услышал, как струнный квартет бросил играть рэгтайм и затянул мелодию старого гимна, и в моей голове мелькнула мысль о том, как же сложен человеческий дух, и даже стоя на краю пропасти, каждый из нас находил утешение в рутинных занятиях, просто выполняя свой долг. Потом Рибейро взял в руки пожарный топор и, держа его в одной руке, начал разрубать веревки так, что его мускулы выпирали под узкими рукавами смокинга. Одна за другой веревки, удерживающие лодку, с треском лопнули. Мы распутали ее, и лодка, перевернувшись одним рывком, рухнула на нижнюю палубу. Проворный, как кошка, Рибейро прыгнул вслед за ней. Нет времени для меня. Музыка затихла. Лайнер резко нырнул глубже и поднял огромную волну. Толпа людей бросилась бежать от нее, с трудом пробираясь к корме по наклонившейся палубе. Я подумал, что они всего лишь откладывают на потом то, что все равно неизбежно случится. Было бы самоубийством оказаться среди всей этой толпы. Я посмотрел вниз и увидел Рибейро и его слугу, взявшихся за руки перед набегающей на них волной. Его губы прошептали имя Альбрехт, или мне так показалось, - а потом он испустил вопль, не женский крик, а пронзительный боевой клич, и они вдвоем бросились в море. У меня в голове мелькнула мысль: «Вот и все, старик. Сейчас ты выяснишь, поможет ли тебе твоя вера», - я на мгновение оглянулся, все еще сухая корма «Титаника» соблазняла мнимой безопасностью. Но дикий боевой клич Рибейро все еще звучал в моих ушах и заставил кипеть мою кровь. - В твои руки, - прошептал я и прыгнул.