Благородство во плоти

«Мы пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем давать врагу еще более жесткий отпор в воздухе, мы будем защищать наш остров, как бы дорого нам не пришлось заплатить за это, мы будем сражаться на берегу, мы будем посылать врагу десантников, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться в горах. Мы никогда не сдадимся ...» Уинстон Черчилль Жизнь изменилась после гибели «Титаника», и не только из-за до боли очевидного вывода, что всем находящимся на корабле необходимы места в спасательных шлюпках. Никогда больше мы не будем так уверены в поразительных новшествах, которые предлагает нам современная эпоха. Мы потеряли свою наивность. Что касается меня, то я точно избавился от лишних иллюзий. Со временем стало совершенно ясно, что блестящая карьера, на которую я рассчитывал, моя надежда стать капитаном одного из великолепных трансатлантических лайнеров никогда не осуществится. Моя верность White Star Line в ту роковую апрельскую ночь и во время последующих расследований в американском Сенате и Британской торговой палате, в ходе которых я рассказал правду, но и не сказал много того, что можно было бы сказать, не возноградилась. По окончании двадцатилетней службы мне сказали «до свидания, удачи» и ни слова больше. Я никогда не видел Андреаса Рибейро, не слышал о нем и даже не вспоминал до того дня, когда мы оказались на Ла-Манше по дороге в Дюнкерк. Я поднес свой бинокль к глазам и рассмотрел человека за рулем «Ласгалена», его лицо, все еще без морщин, было обрамлено массой светлых волос, развеваемых на восточном ветру, его тело было все еще по-юношески стройное. Темноволосый мужчина - не кто иной, как Джон Томас Голвин, ни капли не изменившийся с тех пор, как я последний раз его видел, - поворачивал кливер. На носу их лодки, стоял тот же светловолосый парень, который встретил их двоих на пирсе в Нью-Йорке, и пристально смотрел на море. Я снова вернулся к рулевому. Да, это был он. Никаких сомнений и быть не могло. Я опустил бинокль и посмотрел на свои руки, покрытые глубокими морщинами от многолетнего пребывания на солнце и соленом воздухе, вены вздулись, суставы вывернуты и скрючены. - Пап, с тобой все в порядке? Я услышал, как спросил мой сын Роджер. - Что-то не так? Я покачал головой. Время не пощадило мое тело, в то время как Андреас Рибейро не постарел ни на день с тех пор, как я в последний раз видел его в 1912 году. – Все в порядке, - ответил я сыну и на время отложил в сторону свои размышления. Были и более серьезные вещи, о которых мне следовало беспокоиться. Нашу маленькую флотилию сопровождал эсминец. Немцы, конечно, знали о наших намерениях, и время от времени Люфтваффе старалось помешать нам доплыть до французского берега, но храбрые парни из Королевских ВВС удерживали их в стороне. Я доверился судьбе и сосредоточился на цели, как можно быстрее перебраться через Ла-Манш. Там нас встретило то, что я мог бы лучше всего описать как упорядоченный хаос. Пока Люфтваффе бомбили берег, британские солдаты ждали, когда мы их заберем. Лодки с малой осадкой заходили настолько близко к пляжу, насколько осмеливались, некоторые из них переправляли людей на большие военные корабли, стоявшие немного дальше, некоторые брали солдат на свой борт. Шеренги военных змеились в прибрежной воде, кто-то из парней стоял по шею в холодной воде, часами ожидая нашей помощи. Я прекрасно понимал, насколько им тяжело, все мое тело содрогалось от жалости, воспоминая о той давней апрельской ночи. Тем временем немецкие бомбы продолжали падать, подбрасывая песок на берегу и поднимая брызги, если попадали в воду. Рибейро подвел лодку так близко к берегу, что мне казалось, он поцарапает свой киль. Я видел, как он передал румпель своему светловолосому товарищу и прыгнул в воду, чтобы начать передавать людей в руки своего слуги. На такие подвиги у меня сейчас явно не хватило бы сил. Я держал «Сандоунер» ровно, пока Роджер и Джеральд Эшкрофт, наш молодой помощник, поднимали солдат на наш борт. Я не знаю, сколько людей Рибейро взял на свое судно, но у нас вместилось сто тридцать человек. Когда мы возвращались в Англию, перегруженный «Сандоунер» плохо слушался штурвала. Мне стоило немалых сил удержать ее на плаву, когда поднимались волны. В воздухе Люфтваффе и наши ВВС сражались, как орлы, борющиеся за добычу. Море подо мной жаждало забрать меня и мою маленькую лодку, чтобы вернуть то, что ускользнуло из его цепких объятий много лет назад. Прямо перед долгожданной гаванью в Рамсгейте, море так разволновалось, что чуть не опрокинуло мою неповоротливую лодку. Я заметил рядом с собой «Ласгален», который прикрыл меня от волн у волнореза, точно так же, как почти тридцать лет назад меня прикрывала «Карпатия». Наконец, мы были в безопасности. Некоторые лодки после высадки пассажиров на берег разворачивались и возвращались во Францию за следующими солдатами. Я стоял на причале и прислушивался к ощущению, знакомому каждому моряку после долгого пребывания в море, ощущению, как будто земля качалась под моими ногами. Мой сын Роджер положил руку мне на плечо. - Папа, мы не пойдем во второй рейс. Ты сделал достаточно. Я кивнул. Я сделал свое дело. Я повернулся к морю и увидел, как «Ласгален» отдает швартовы. Ее рулевой улыбнулся, узнав меня, отдал мне честь, а потом легонько постучал по правому бицепсу там, где, как я знал, была эта странная темная отметина. Внезапное дуновение ветра подхватило прядь его ярких волос у уха, и внезапно на меня нахлынула волна воспоминаний. Я снова был ребенком, сидящим на коленях у моей бабушки, и она рассказывала свои бесконечные фантастические сказки о прекрасном народе - сидхе, о людях божественной мудрости и вечной молодости. «Боже мой, - подумал я. - Значит, это все правда!» Мы живем в темные времена. Этот сумасшедший из Берлина сожрет весь цивилизованный мир, если мы позволим. Эта война уже дорого мне обошлась, и может обойтись еще дороже к тому моменту, когда закончится. Бывает, меня охватывает отчаяние, но, вспомнив слова Андреаса Рибейро или как там его сейчас зовут, о силе человеческого духа, я снова надеюсь и верю. Я стоял и смотрел, как «Ласгален» отправляется в море с этими тремя высокими фигурами, вырисовывающимися на горизонте, направляясь обратно в Дюнкерк, или к восточным морям, или, возможно, в Тир на Ног, и мое сердце переполнилось радостью от осознания того, что на этом свете действительно существуют такие чудесные создания. Может когда-нибудь наступит день, когда сила людей иссякнет, и все, что мы знаем, будет уничтожено, и мы погрузимся во тьму. Но это случится не сегодня. Конец.